Здесь нет положительных героев. Если кажется, что кто-то из персонажей хороший и поступает правильно – да, правильно, кажется. Здесь просто люди. Ни хорошие, ни плохие. Обычные.
Часть первая. Игрушка
Глава 1
«Дас ист фантастиш», как говорят некоторые любители… короче, любители. «Боже правый!» – восклицают другие, получив аналогичную встряску сознания, – например, когда застанут вышеупомянутых любителей… Ладно, проехали. У меня вырвалось простое:
– Очуметь.
Еще мягко сказано. Во-первых, я только что рухнул с дуба, в прямом смысле. Во-вторых, попал сюда. Хороший вопрос – «Куда?» Не знаю. Все непонятно-зеленое, тесное. И шевелится. И как бы благожелательно приглашает. Ну, чувствую я так. Словно мини-квартирка, где можно и присесть, и полежать, и в соседнее помещеньице через неровно-овальный проем выйти…
Жаль, темновато.
Мгновенно стало светлее.
Сминая лоб в гармошку, брови поползли вверх, а челюсть, соответственно, вниз. Стадо слонопотамов, в прошлой жизни именовавшихся мурашками, прогалопировали от шеи к пяткам. «Еще чуть светлее» – медленно проговорил я про себя.
И опять сработало. Вокруг засияло, как при полуденном солнце. То, что открылось, уму информации не добавило, ничего похожего на полочках сознания не числилось. Маленькое замкнутое пространство. Пещера не пещера, а, скорее, вид динозаврова желудка изнутри. Чем-то таким же, наверное, любовался библейский Иона.
– Очуметь, – бестолково повторил я. Мозг вспучило разнонаправленными эмоциями – от детского желания забраться под одеяло до восторга взрослого, который заполучил волшебную палочку. Я еще раз проверил догадку: – А теперь – отворись!
«Стены» послушно расступились, глазам открылся вид на знакомый пригорок с тем самым дубом на верхушке. Да, работает, мои команды исполняются. Даже мысленные.
Губы сами растянулись в улыбку. Действительно, волшебная палочка. Хотя и не палочка.
Нужно проверить еще кое-что. Проем мгновенно затянулся за мной, вышедшим наружу, на полянку. Оп! Остатки «живой комнаты» исчезли прямо в воздухе. Растворились. Нет, скорее, ее невидимые створки захлопнулись.
В испуге мои слова опередили мысли:
– А ну откройся опять!
Оно открылось. Не знаю, кто или что это «оно». Просто проем посреди окружающего пространства. На расстоянии вытянутой руки. Я вошел, и нечто, пропустившее меня, сомкнулось за спиной. Ясно. Вернее, ничего не ясно, но что-то проклевывается. Появилось первое определение того, что случилось: я попал в невидимое помещение, а находится оно, как мне кажется, в ином измерении, и на лужайку из него открывается дверь.
– Выпусти!
Неизвестный подпространственный агрегат без проблем выпустил меня на лоно природы. Как дверца лифта. Мои команды – это нажатие кнопок. Класс. Я повернулся назад и потрогал рукой то, что секунду назад было порталом в мир иной, а теперь вновь стало прозрачной атмосферой. За невидимым чудом, о существовании которого знал только я, далеко на заднем плане колыхались камыши, а моя ладонь уперлась… Во что-то она уперлась. Оно то ли жесткое, то ли вязкое. То ли горячее, то ли бесконечно ледяное. Необъяснимое. Хорошо бы, это необъяснимое не восприняло «очуметь» тоже как прямое распоряжение. А вдруг восприняло? Тогда происходящее мне кажется.
Глупости. Допустим, что кажется, а кто же, в таком случае, выполнил команду? И «очуметь» – понятие фигуральное, любой компьютер обязан пропустить мимо ушей, если умеет распознавать эмоции, или должен поинтересоваться, что конкретно имелось в виду. Болезнь с названием чума? Приказ выглядел бы так: «Зарази меня чумой». Кстати, хорошее ругательство, если нужно смачно выплеснуться в приличном обществе, а слов не хватает. В моем случае «очуметь» было синонимом «офигеть», «опупеть» и прочих вербальных признаков крайнего изумления. Надеюсь, потустороннее нечто поняло меня правильно.
– Кто здесь? – послышалось с пригорка, откуда я так счастливо сверзился.
Тьфу, даже позабыл.
Мысленный приказ «Откройся!» сработал безупречно, и щель в параллельную реальность, как в присказке, тут же «родила меня обратно». Кстати, чем-то похоже. Из большого мира – в тесноту чего-то живого и странного. Нет, не в отдельную реальность, это я погорячился. Скорее, в нечто вроде туалета при квартире. Этакая невидимая дверца для игры в пространственные прятки – прямо в воздухе.
Здесь, в моем мире, плюсом ко вселенским у меня происходили свои прятки, более приземленные. Успел я скрыться или нет? Вот бы узнать, что происходит сейчас там, снаружи. Были бы окна…
В стене прорезалось окно, следом за ним второе. Объединившись растеканием, словно капли воды, они создали шикарную панораму.
– Ни…
«Вот это да!» – выразил мозг немного другими словами. Надо учиться сдерживать поток желаний, а то дожелаюсь, как тот моряк, что «Якорь мне в булки, если это не Америка!»
Эта мысль не созрела до конца, а руки уже с ужасом схватились за бедра. Но – пронесло. В хорошем смысле. То ли сказочная избушка шутки понимает, то ли воспринимает исключительно прямые команды, притом действительно желанные.
Меня же теперь видно снаружи! Еще и с подсветкой, как на ладони. Я застыл, как мальчишка, собравшийся испытать, на сколько километров кошке хватит стакана бензина.
Мимо прокралась девица, из-за которой я, собственно, с дуба и…
– Кто здесь? – еще раз повторила она, озираясь и не обращая никакого внимания на находящегося в нескольких шагах меня.
Глава 2
Как я на том дубе оказался? Начну со дня неудачной шутки, с этого все началось. А может, с самого детства. Со школы, где все требовали жить по правилам, а я изо всех сил сопротивлялся. Или с родителей, воспитавших меня таким неугомонным. Или… Но тогда я должен начать если не с Адама, то как минимум с бабушки и дедушки, разрешавших поздно ложиться и читать при плохом освещении. Или не разрешали, просто я их не спрашивал? Опустим благодушное детство. И вот мне, гривастому дылде, нескладному курносому хиляку уже двадцать семь, я сотрудник второразрядного интернет-издания, который по заказу пишет о путешествиях за границу. Скажем прямо: не пишет, а компилирует чужие отчеты в нечто искрометное и шедевральное (имхо) свое, поскольку сам нигде не бывал. Заработок небольшой, хватает только на хлеб. Зато каковы перспективы! Через полгода начну выезжать с группами, чтобы затем освещать путешествия для рекламы. Увидеть мир за счет работодателя – разве не повод поработать годик за копейки?
Простите, что отвлекся. Все же начну с несостоявшейся шутки, которая привела сначала на дуб, а затем, так счастливо и загадочно, под него.
У меня недавно закончились предыдущие отношения. Они не сложились по двум причинам. Я слишком хотел быть с Ней (да-да, с большой буквы, по-другому в те дни моя любовь мне не виделась), Она слишком хотела остаться собой. Для кавалера, которому указали на дверь, приведенная мной формулировка, похожая на статус из соцсети, просто замечательная. Так всем и говорю, чтобы сочувственно кивали, а не скалились.
В качестве лекарства от неудачной любви выступила Сусанна, студентка местного университета. Я небогат, но, как говорят, остроумен и забавен, этих качеств хватило, хотя фифа, если честно, из ряда вон. Сусанна оказалась дочкой влиятельного чиновника. Не стану называть должность господина Задольского, такие в каждом городе есть, «узнаете их по делам их». Сколько бы не выкорчевывали, а тип неубиваемый, так как легко мимикрирует и без проблем вливается в любые вновь создаваемые структуры и движения. Новая партия? Если со всеми вместе, то – обязательно. Борьба с коррупцией и кумовством? В первых рядах, а то и возглавит.
Разухабистая мажорочка была красива до чертиков, одним из которых, собственно, и была. Тигрица в гриве льва, с тем же плотоядным взглядом и охотничьим темпераментом. Сначала спит, не добудишься, а едва шлея куда-то попадет…
Иногда казалось, что меня съедят уже сегодня. Или высосут кровь и закусят чем-нибудь неподобающим, без чего в дальнейшей жизни не обойтись. Но я не жаловался. На такое грех жаловаться, если ты настоящий мужчина или хотя бы считаешь себя таковым.
Меня окунуло в омут интрижки, сразу подернувшейся мутной рябью неприятностей. Сначала доставали менее удачливые ухажеры, затем великовозрастный братец Сусанны Вадик. В «патлатом уроде и голодранце» Вадик углядел угрозу будущему наследству. Насчет патлатого он прав, прическа у меня еще та, приснится – не проснешься. Насчет голодранца… тоже соглашусь. Отчасти. По сравнению с Задольскими, естественно. А насчет урода… Извините, с какого же перепугу разбалованная сестрица выбрала меня?
Шут с ним, с Вадиком, забудем, потому что потом за меня взялся САМ. Все эти «чтоб духу твоего на нашем пороге не было», «еще раз на выстрел к моей дочке подойдешь – пожалеешь, что на свет родился»… В общем, никакой фантазии. Я и на выстрел подходил, и сам чудесно «постреливал», и дух мой потно-довольный с несокрушимой периодичностью не только на указанном пороге витал. Почему-то казалось, что мщение таким образом зарвавшемуся чиновнику – восстановление исторической справедливости. Обидно, если кто-то думает иначе. Ограбить вора – национальный вид спорта, и я делал в нем успехи. Как же приятно есть мед прямо из берлоги страшного медведя, зачерпывая у него перед носом.
Однажды меня снова пригласили, повод – главная опасность отношениям отбыла вчера вечером далеко и надолго. По делам или на курорт – я даже не спросил. С глаз долой – с души камень. Аминь. Мы были одни и находились там, куда мне на выстрел и чтоб духу, что в разы повышало удовольствие. Воркуя что-то насчет глупых подружек, Сусанна массировала себе локти, за последние несколько минут потершиеся о бильярдное сукно, ответственность за подпирание тела приняли могучие достоинства размером с хорошую подушку, на зелень стола накатывали гигантские волны, коим позавидовали бы многие голливудности, я даже опасался за сохранность расплескавшегося внутри силикона. Владелица сего богатства вдруг состроила серьезную мину:
– Знаешь, Ольжик…
– Не знаю, – бодро откликнулся я.
Вообще-то мое имя Олег. Друзья в шутку даже зовут иногда Олегофреном, на что приходиться обижаться и язвить ответно. Но сейчас хоть горшком назови, Ольжик так Ольжик, главное – результат. А результат, что бы ни говорили, весьма и весьма. Как говорят гусары, рекомендую.
– Я больше не буду одеваться в Милане.
– Как скажешь.
Для меня Милан – беспредметная точка на карте, я буду знать о нем больше, когда закажут статью и придется серфить любопытные факты и достопримечательности. Для подруги упомянутый город был символом успеха и гламура, поскольку именно там можно втридорога купить тряпки, чьи аналоги продаются в любой подворотне.
На мою довольную физиономию скосились опасно блеснувшие глаза:
– Даже не поинтересуешься почему?
– Поинтересуюсь. Почему? – опять легко согласился я, как соглашался со всем, что выскальзывало в такие моменты из томно приоткрытого ротика. Губы поражали неестественной пухлостью, особенно заметной при форме уточкой, что создавало вечно недовольный вид. Впрочем, мало кто видел Сусанну довольной. Это я сейчас так тонко себя похвалил.
– Но тебе неинтересно! – обиженно объявила она, ее ладони вновь оперлись об стол, приподнимая корпус. – И чего я с тобой связалась? Ты как все, тебе только одно надо.
– Пометка: только одну, – поправил я с блеском заправского дамского угодника.
А глубоко в душе, куда чужим доступ заказан, впервые согласился с вердиктом. От Сусанны – именно от нее – мне действительно нужно только это. В отличие от многих корыстролюбивых конкурентов, у меня не было жажды самоутверждения за счет связей богатой семейки. Я уже самоутвердился, когда отодвинул соперников от лакомого пирога. Теперь ел его в одиночку. Точнее, жрал. Такое именно жрут.
Маленькое дополнение: на том, что жрут, а не вкушают, мужчины не женятся. Имеются в виду те, кто себя уважает. Потому я не строил совместных планов на будущее.
А еще я боялся ее отца. Тоже неоспоримый факт, от которого не сбежать. Если в отношениях запахнет серьезностью, одним движением руки высокопоставленного фокусника события примут необратимый вид. Последнее не коснется семейства Задольских, оно затронет только мои жизнь и здоровье. В нашем захолустье, где медведи встречаются чаще, чем проверяющие из столицы, с этим приходилось мириться. Или вставать в позу и драться до последнего вздоха с привлечением всех возможностей и инстанций. Поскольку от новой подружки, как она прекрасно понимала, мне нужно только одно, такой вопрос даже не вставал.
– Дурак. – Сусанна решила перебазироваться из бильярдной в спальню. Неприкрытая красота, что просто выплескивалась из берегов, взметнулась в вертикальное обратно, и около стола вырос стебелек-мутант, со всех сторон увешанный дынями – отрада всем голодным не в плане еды. – Ничего не понимаешь. И вообще, ты скучный. Пусти.
Облом-с. Казалось, что Сусанна сейчас взбрыкнет, как бывало, и выставит за дверь с барахлом в руках. Что ж, к звездам – через тернии, не беда, наверстаем позже. Тем более, что тернии очень даже. Я уже хотел одеваться, но вместо этого…
В щеку прилетел влажный поцелуй:
– Я скоро.
Голосисястая подружка прильнула на миг, что вызвало ощущение обжимашек с плюшевой игрушкой, и увихляла в ванную, отчаянно раскачивая всем, чем одарили природа и хирургия. Я снова испугался, что какая-нибудь часть не выдержит и оторвется. Обошлось.
Оставив меня, как обычно, в небольшой растерянности и большой надежде, Сусанна закрыла за собой дверцу. Скучный, значит? Порыскав по сторонам, мой взгляд остановился на бильярдном кие, я взвесил его и с сомнением отложил, после чего примерился к швабре. Это подойдет. В гостиной на глаза попался метровый меч-катана на изысканной подставочке. Совсем, кстати, не сувенирный, люди типа Задольских подделки на стены не вешают. Плюнув злым блеском, душа самурая с моей помощью покинула ножны, судьба-злодейка, опять же моими руками, примотала ее буквой «г» к неизвестной душе, заключенной в швабру, на что для надежности был изведен весь моток скотча. Получилась вполне приемлемая коса.
Вовремя вспомнилось о масках, оставшихся от прошлогоднего Хэллоуина. Часть – картонки на тесемочках, остальные – резиновые, почти настоящие. Я выбрал маску скелета. Прекрасная пара к черной простыне с кровати в Сусанниной спальне. Облегающая маска заняла свое место на лице, черная простыня накрыла плечи и голову. Развеем скуку, если кто-то называет это скукой, и пошутим немного. Я повсеместно выключил свет, выбрал из всех помещений спальню горячо нелюбимого мною братца Сусанны и спрятался там в шкафу. Пусть Сусанна меня ищет. Сюда она зайдет в последнюю очередь. А я каааа-ак выпрыгну в таком виде! А потом – любовь в чужих интерьерах, дикая и безотчетная. После испуга Сусанна такая необузданная… И молчит. Когда не стонет и не орет. Обожаю.
Вжавшись в ряд однотипных костюмов (куда столько?), я затаился, прильнув глазами к ребристо-матовому стеклу. Видно было отвратительно, но видно. Еще можно глядеть в щелочку между створками, но слишком уж мала, сектор обзора просто смехотворен.
Шаги. Мышцы у меня вздулись, я приготовился.
Что-то напрягло. Шаги были какие-то неправильные. Дверь – которая в комнату, а не в мой шкаф – с грохотом отлетела в сторону, петли всхлипнули, ручка ударила по стене, словно та с детства над ней издевалась. Даже косяк зашатался. Ногой, что ли, открыли? Разве дома себя так ведут?
А если ведут, то – кто?
Как и следовало ожидать. Вадик. Стокилограммовый тридцатилетний боров, по служебному распорядку обязанный сейчас копаться в бухгалтерских отчетах аэропорта, вошел в свою комнату. Дверь за собой была захлопнута пяткой, поскольку могучие передние лапы оказались заняты, они держали девушку в невменяемом состоянии. Девушка… скорее, девчонка, была светленькой лицом и телом, щуплой, с едва наметившейся фигурой. Тоненькие ручки висели плетьми, голова и ноги столь же безвольно болтались. Почти ребенок, если верить первому взгляду. В любом случае, она не пара зрелому свинтусу в обличье приодевшегося бегемота. Я закусил губу. Надо как-нибудь проследить за развлечениями кабана-переростка. Если он действительно окажется педофилом, можно обзавестись компроматом и отомстить за все былое так, что мало не покажется.
Вадим выглядел и вел себя так, что отомстить очень хотелось. За все хорошее. И еще, желательно, впрок. Мыслишки об этом появлялись и раньше, но несерьезные. Какой-никакой, а брат моей девушки. Пусть живет. Ему и так несладко, такому толстому. Почему-то казалось, что толстым, из-за их диет, постоянно несладко. У моего организма отношения с едой складывались самые дружеские, если не сказать любовные, отсюда сослагательное наклонение в отношении к тому, что мне несвойственно.
Гора мяса по имени Вадим положила ношу на постель и нависла сверху, грозя раздавить и погрести под сальными наплывами. Нет, пока обошлось без жертв. Братец удовлетворенно крякнул и стал раздеваться. На пол поочередно полетели пиджак, галстук, подплечный пистолет в кобуре (Травматический или газовый, не боевой? Надеюсь, что так) и рубашка. Последней, после некоторой возни, вызванной комплекцией носителя, на неряшливый курганчик спланировала майка, после чего обширные телеса долго колыхались, пока их хозяин расстегивал многочисленные застежки на добыче.
– У-у, нагородили хрени… – Ругнувшись, Вадим похлестал девчонку по щекам: – Ау! Приехали.
Та охнула, быстро заморгала и, перебирая локтями и ступнями, попятилась к стенке.
– Снимай. – Мясистый подбородок указал на одежду.
– Ннне ннадо…– пролепетала девчонка. Негнущиеся пальцы схватились за развороченный верх. – Я не думала…
Ее била дрожь.
Вадик ухмыльнулся:
– А надо было. Думать, знаешь ли, вообще полезно.
– Я же только…
– Продинамить хотела?
– Отпустите!
– Конечно, отпущу. Потом. Сразу.
Жирные пятерни потянулись к открытым коленкам.
Дверь в комнату распахнулась. Картина маслом: в проеме красочно изогнулась Сусанна, весь ее вид говорил, как она хорошо подготовилась ко второму раунду горизонтальных деловых переговоров – розовая, растертая, местами еще мокрая. На цыпочках. С игривой улыбочкой. Губки бантиком. Блеск.
Ожидая увидеть совсем не то и не того, она с воплем отскочила с линии видимости. Появившаяся из-за угла босая ножка нащупала и осторожно затворила дверь, и уже из-за двери мадмуазель Задольская недовольно выдала, словно в лоб тарелкой:
– Ты чего здесь?
– А ты? – последовало в ответ.
Интонация была столь же милая. Имейся в помещении порох, он бы взорвался.
– Практика отменилась, – сообщила невидимая Сусанна.
– А меня по работе вернули. Чего в мою комнату вперлась?
– Можно я п-пойду? – пробился от стены голосок. Тихо, но достаточно ясно. За дверью должны были услышать. – Я не хочу…
Мощная пощечина восстановила тишину.
Сусанна явно не желала лезть в дела братца:
– Я искала… Впрочем, ладно. Я пошла, отдыхай.
– Уходишь совсем?
– Да. Одну вещь найду и уйду. Больше не отвлеку.
Обратившись в стекло, я боялся, что сердце выдаст меня невменяемой канонадой, от которой шатались костюмы-соседи. Огромные, как сам владелец, они всей шеренгой мрачно косились в мою сторону, словно ожидая приказа к атаке.
Снаружи Вадим схватил за щиколотки и рывком подтянул девчонку к себе.
– Пожа-а-алуйста… – У нее даже не было сил сопротивляться, только молить о пощаде.
Явно не ролевые игры. Значит, следующий ход за мной. И момент исключительный – Вадик сильно занят, его лицо смотрит в другую сторону.
– У-у-у!!! – С жутким воем меня вынесло из шкафа, над головой вознеслась псевдокоса. Я готов был рвать и метать. Готов убить. Во имя справедливости. Добро, как учили меня с пеленок, должно быть с кулаками.
Первые полметра дались на ура. Потом простыня зацепилась за ручку шкафа, меня крутануло и опрокинуло, благодаря моей же инерции. Голого. Прямо к ногам противника.
Маска свалилась, коса отлетела в сторону и развалилась на составляющие. В следующую секунду я получил такой удар ногой, что временно научился летать. Прикроватная тумбочка всплакнула под обрушившимся телом, голова стукнулась о кобуру. С трудом собравшееся в кучку зрение уловило, как Вадим медленно и страшно поднимает катану.
Моя рука потянулась в кобуру. Машинально. Когда хочешь жить …
В армии я служил в пехоте и более привычен к автомату, но когда приперло…
Предохранитель. Затвор. Спуск.
Это оказался не резиностел. И не газовик. Вспышка молнии, удар грома… Свинцовый молот отбросил нападавшего к стенке, в обвисшей груди сочилась клякса непоправимости.
Прямо в сердце. А в армии говорили, что я плохой стрелок. Оказывается, все дело в обстоятельствах. Последний взгляд Вадика выразил удивление и ушел в вечность.
Визг. Вопль. С постели сорвалась и унеслась в сторону выхода спасенная девчонка. А в дверях стояла Сусанна. За это она время не надела даже бюстика. Я не верил глазам: она не была шокирована. Пройдя вперед, отфитнессенные ножки пошевелили мертвое тело, взор с интересом переполз на меня:
– Забираю свои слова. Ты не скучный.
– Что теперь? – тупо осведомился я у единственного человека, кто не потерял самообладания.
– Однозначно – полицию вызывать. Но сначала позвоню папе. – Во всей вызывающей красе, до которой мне сейчас было как бурундуку до ставки рефинансирования, Сусанна деловито прошлась по комнате брата, сосредоточенно разглядывая вещи и перебирая руками бумаги и сложенную одежду. Сусанна не обращала внимания ни на валявшееся мертвое тело, ни на запачканные кровью обои. Внизу продолжала расплываться лужа, остекленевший взор и застывший в удивлении оскал трупа подтверждали, что он труп. «Скорая помощь» если потребуется, то для засвидетельствования сего факта.
Сусанна сказала «папе»?! Непоправимость и ужас случившегося отошли на второй план. Сквозь мириады мельтешивших «Как же так?!..» и «Я же только…» пробилась реальность. Страшная картинка у меня перед глазами сменилась еще более страшной: место Вадика теперь занимал я, только дырка в теле была не одна. Господин Задольский, возможно, не садист, но привык решать проблемы комплексно, а про его возможности знал весь город.
– Не надо папе! – попросил я.
Сусанна остановилась на миг, на меня с брезгливым равнодушием поглядели красноносые дыни и одновременно покачали головами.
– Надо. В первую очередь. Но у тебя есть… – задумчивый взгляд подружки поднялся на часы, и губки уточкой превратились в настоящий клюв, – пять минут. Через пять минут я звоню.
– Ты же видела, это была самооборона!
Сусанна молча смотрела мне в глаза. Ни боли, ни страха, ни сожаления. Ни-че-го.
– Сусанна! – взмолился я. – Твой папа или прибьет меня, как муху, или засадит до конца жизни!
– У тебя четыре минуты. – Она отвернулась.
Я никогда не думал, что женский зад может быть столь холодно-презрительным. Дескать, вот тебе на память, чтоб за решеткой вспоминал.
Повторюсь, «за решеткой» – лучший вариант из всего, что можно представить, другие вообще вспоминать не позволят. Меня понесло в соседнюю спальню, где остались вещи, там я лихорадочно оделся.
Убийца. Хотел пошутить – и дошутился. Отнял жизнь. Теперь с этим жить.
Или не жить, если господин Задольский подсуетится. Или, в зависимости от его фантазии, жить не в полном комплекте, кушать и отправлять естественные нужды через трубочку, а ноги и руки держать на столе в высушенном или заспиртованном виде, чтобы каждую минуту помнить, почему они теперь там, а не на местах, предназначенных природой.
Когда я выходил, Сусанна шарила по карманам убитого.
– Знаешь, Ольжик, – ввернула она привычную прелюдию, за которой обычно следовала очередная бабская ересь.
– Не знаю, – стандартно откликнулся я, потерянный и потрясенный.
Вид склонившейся в другую сторону недавней баловницы никаких эмоций не вызвал, только желание пнуть. Уж больно ворота шикарны. Да и ремень пришелся бы ко двору, видно, что в свое время классическим средством воспитания пренебрегли.
– Вряд ли еще увидимся, поэтому скажу. – Сусанна выпрямилась, вновь превратившись в обвешанную глобусами указку. – Можешь принять за комплимент. У меня было немало мужчин, но оно того стоило только с двумя, с первым и последним. Могла бы выбирать сейчас – с прочей шушерой не связывалась бы. Ты настоящий мужик.
Не зная, что ответить, я буркнул «Спасибо». Комплимент всегда приятен. Особенно в ситуации, когда он не комплимент, а идущая из глубины души правда. Но сейчас мне было не того, сейчас я думал о будущем, а не о прошлом, и ничего из надуманного не радовало.
Сусанна улыбнулась своим мыслям:
– Хотя, знаешь… Я не права. Чтобы найти золотой самородок, нужно переворошить столько шлака…
Логика возмутила.
– Присмотри на витрине и купи, – отрезал я.
– Настоящую драгоценность не купишь, ее можно только добыть.
Философствования Сусанны меня не волновали, они бесили. Мысли витали в другой области, никаким боком не пересекавшейся с затронутой.
– Сусанна, что мне делать?
– Совсем с головой плохо? Беги!
– Куда?
– Куда угодно, только быстрей и подальше, ты моего папу знаешь.
Да, я знал. Оттого не бежал, а пребывал в ступоре невозможной надежды: вдруг подружка передумает, вдруг чем-то поможет? У их семьи возможности невероятные!
Увы. Меня уже вычеркнули из списка знакомых.
Я механически коснулся губами холодной щечки. На прощание. В исконном смысле. Сусанна словно проснулась, ее всколыхнуло:
– Помнишь Раю? Тогда, в клубе…
Еще бы. Такую забудешь. Вешалась на меня прилюдно. Сладкоокая лакомая штучка, погрязшая в тех же заботах, что и Сусанна. Верх, низ, середина – все на уровне. Только в шмотье и амбициях она Сусанне уступала – родичи подкачали, не смогли забраться на пирамиду изобилия выше Задольских.
– Рая на тебя глаз положила, – глухо сообщила Сусанна.
Я бы назвал происшедшее тогда, в клубе, иначе. Боевая подруженция не столько хотела меня соблазнить и отбить, сколько Сусанне досадить. Нормальное такое женское желание.
– Думаю, она тебя не прогонит. Если идти больше некуда, вот ее адрес.
Ко мне вновь обернулся навсегда теряемый тыл, Сусанна крупно нацарапала что-то карандашом на салфетке, и когда написанное оказалось в моих руках, спокойно ушла. Прощайте, полцентнера сладкого пуха. Какими бы вы ни были, мне было хорошо с вами.
Презрев лифт, я пронесся с восьмого этажа по лестнице. Консьерж быстро отвел глаза – по просьбе Сусанны он меня «не замечал». Как «не заметил» и ношу Вадика, незадолго до того пришедшего домой с подземной стоянки.
Сусанна права. Бежать.
