Часть 1. Закон бумеранга
Помилуйте, Антон Павлович! Как это – в человеке все должно быть прекрасным?!
(в ватерклозете, за перечитыванием)
Владимир Тучков
Гарун поиграл ножом, перебрасывая из руки в руку.
– Почему «Кваздапил»?
– Совсем мелким я играл на улице, и мама крикнула на весь двор: «Саня, ты квас допил?» Я в ответ: «Да-а-а!»…
Гарун громко фыркнул, что-то внутри него надломилось, и неудержимый гогот сотряс стены. Я вынужденно подключился. Как в старые времена мы с Гаруном захохотали – дружно, в голос, не в силах остановиться.
Прошла невыносимая минута убийственной истерики, и дикий хохот на грани жизни и смерти будто отрезало. Звуки исчезли. По лицу Гаруна прошла рябь, оно растянулось, похожее на щупальца, и оплыло полупрозрачными кляксами с глазами, ртом, носом и ушами, стекавшими с шеи и дальше с тела и дивана. Фантасмагорические потеки сползли на пол и растворились в окружившей меня мгле. Мир заволокло туманом. Через миг застилавшую глаза пелену пронзил яркий луч, и картинка превратилась в другую. Комната осталась той же, но я в ней был один, лежал в кровати и жадно хватал ртом воздух. В лицо било утреннее солнце.
В груди мощно стучало сердце. Гримаса истерического смеха все еще сводила скулы, а перед глазами как наяву блестел нож Гаруна. Нож судьбы. А от судьбы, как известно, не уйдешь.
Стоп. А Хадя? С какого момента явь перешла в сон – до или после звонка Фильки? Дата на телефоне подсказала, что о смерти Хади мне уже сообщили. Яркий мир вновь потускнел. Вставать? Для чего?
После того, что приснилось, заснуть не получится. Я заставил себя встать, умылся и сделал себе кофе – две чайных ложки с горкой на маленькую чашку, чтобы глаза на лоб полезли.
Кофе не помог. Надо было пить успокаивающее.
Когда я мыл чашку, раздался звонок в дверь. Открыть? После такого сна?
Звонок повторился – нетерпеливый, жесткий, угрожающий. Казалось, будто звонивший уверен, что ему откроют.
В прихожей я застыл, не зная, что делать дальше. Открывать или нет – зависело от личности пришедшего. Возможно, за дверью нетерпеливо переминался с ноги на ногу почтальон или, скажем, сосед, которому срочно понадобилась дополнительная табуретка.
Можно глянуть в глазок, но затемнение выдаст, что внутри кто-то есть. Впрочем, прятаться смысла не было – рано или поздно настойчивому визитеру станет известно, что внутри кто-то скрывается, все зависело от степени настойчивости. Если пришли по мою душу, то кроме настойчивости визитеры могут проявить сообразительность и решительность, что моей драгоценной персоне и всей семье может выйти боком.
Я посмотрел в глазок. Разглядывание не прояснило, кто пришел. За дверью стоял кто-то незнакомый. Бейсболка, темные очки, джинсы, черная толстовка с капюшоном… Волосы вроде бы светлые. Руки незнакомец держал в карманах. Будь он пониже, я решил бы, что к Машке пришел Захар.
А темные очки на глазах – зачем они в подъезде?
По спине пробежал холодок. Если ко мне прибыл посланец Люськи-Теплицы… Отказ Кости «разобраться» со мной или затягивание просьбы могло подвигнуть «мадам Сижу» на самостоятельные действия. Честно говоря, мне и прошлых за глаза хватило
Нет, кое-что не сходится. В одиночку такие на дело не ходят, и Люськины знакомые должны быть старше, она не водилась с малолетками.
Спортивно сложенная фигура, одежда и очки не давали точно определить возраст, но, без сомнений, незнакомец был моложе меня примерно на несколько лет. Возможно, еще один Машкин друг. Например, одноклассник. Я же, если честно, не знаю никого из ее ровесников, кроме тех, с кем пересекался во дворе. А ровесников сестренки среди них, кажется, и не было, все были старше.
Парень поглядел по сторонам и вновь нажал кнопку звонка. Что ж, он, во всяком случае, кулаком не стучит, дверь не вышибает. Если ему не откроют, то, наверное, тихо уйдет.
Стало любопытно, кто же пришел и к кому.
– Вам кого? – спросил я через дверь.
– По поводу Маши.
Интуиция не подвела, гость действительно пришел к Маше. Точнее, как он выразился, «по поводу». Я открыл дверь.
– Маши нет, я ее брат.
– Знаю. Можно войти? – Голос был глухой, слова нарочно растягивались, чтобы казаться весомее. – На лестнице разговаривать неудобно. Не хочу, чтобы кто-то услышал.
Сейчас, вживую, а не через глазок, было видно, что правую щеку парня пересекал жуткий шрам – вздутый, красный, всем видом сообщавший, что повязку сняли недавно. Обычно людям неприятно, когда кто-то обращает внимание на покореженную внешность, и я не смотрел на лицо пришедшего. Под очками все равно не видно глаз, а не глядя в глаза разговаривать можно даже вовсе отвернувшись.
Я посторонился и пропустил гостя в прихожую. Проснувшиеся мозги подбросили новый повод для нервов. Фразы «По поводу Маши» и «Не хочется, чтобы кто-то услышал» сложились в уверенность, что сестренка опять во что-то вляпалась.
И еще. Парень был в курсе, кто есть кто в нашей семье. Он знал даже то, что я дома, а Машка – нет. Получалось, что он следил за нами?
И голос. Зачем он так коверкал и растягивал слова? Боялся, чтобы потом не опознали? Или чтобы не узнали сейчас? Чем-то знакомым повеяло и от голоса, и от лица, и от фигуры…
– Узнал? Посмотри, что сделали со мной твои приятели. – Из голоса исчезли притворные нотки.
Передо мной стоял Данила – недавний лидер дворовой молодежи. Он поднял правую руку с растопыренными пальцами. Среднего пальца не было.
– Я показал им, куда идти. Они отрезали указатель. Боюсь, как бы теперь не заблудились, поэтому я принял кое-какие меры. Зато, когда здороваюсь, могу сказать «Держи краба» и не соврать. – Подняв состоявшую из двух пар пальцев страшную ладонь к лицу, Данила снял очки. – А еще они сделали это.
Шрам, пересекавший правую щеку, уходил глубоко в глазницу, где отсутствовавший глаз скрывала черная заплатка из ткани или пластыря.
Пока я смотрел на обезображенное лицо без глаза, открывавшееся рукой без пальца, внизу, на уровне живота, что-то мелькнуло. Ощущение – будто меня разодрало на клочки и разбросало по прихожей, но меня не разодрало, все осталось внутри. Скрутившая боль согнула и бросила на пол. Скорчившись, я схватился за бок, по ладоням потекло теплое и липкое: в то время, как я, отвлекшись, глядел на лицо и поднятую правую руку Данилы, левой рукой он воткнул мне в печень немалых размеров острый нож.
– Уродство привлекает внимание, на это я и рассчитывал. – Данила презрительно скривился. – Правая рука без одного пальца – некрасиво, обидно, но не проблематично. Я левша.
Я пытался подняться, и нож взрезал меня еще раз – теперь прямым ударом в живот.
– Не вставай, а то не дослушаешь. Я долго готовил речь, и не хочется, чтобы она пропала зря. Кстати, в полицию о нападении на меня я не заявлял, иначе многим не поздоровилось бы. В том числе твоей сестре.
– Тебе в первую очередь, – прохрипел я.
Боль была невыносимой.
Данила кивнул:
– Я и говорю – многим. Врачи не верили, что я так неудачно упал, чтобы оторвать палец, выбить глаз, порезать лицо и отбить половину организма. К счастью, все обошлось, и ты со своими черными дружками и похотливой сестрицей можешь быть спокоен – ничто не выплывет наружу такого, что потянет на уголовщину.
Данила бесстрастно наблюдал, как подо мной разливалась лужица крови. Лужица превращалась в лужу, от моих босых ног она добралась до кроссовок у стенки и подбиралась к маминым выходным туфлям.
– Ты напустил на меня своих дружков, чтобы отомстить за сестру, – спокойно продолжил Данила. – Похвально. Но ты забыл, что у каждой палки есть два конца. Я был в какой-то мере виноват, со мной можно было поговорить и договориться, и даже получить что-то в качестве компенсации. Я пошел бы навстречу, хотя категорически не понимаю, кому и что компенсировать. Разве я подставил кого-то из своих хотя бы раз? Я только грозил, чтобы ошалевшие от легких денег дурехи не кинули меня как работодателя и гаранта безопасности и не бросились во все тяжкие добывать денег сами. Поползновения были, я их своевременно и жестко пресек. Мои действия кажутся чрезмерными, я готов ответить за чрезмерность – она была вынужденной ради общей безопасности – и за угрозы, которые вовсе не собирался исполнять. Теперь сам подумай: сумел бы я сделать хоть что-то без второй стороны – без любительниц приключений, которые увидели в моем предложении возможность быстро заработать? На мне лежит часть вины, но только часть, и мне обидно, что отвечать за всех ты назначил меня одного. Поэтому ты виноват в первую очередь. – Данила провел изуродованной рукой по изувеченному лицу. – С остальными я тоже разберусь, а кое с кем уже разобрался. Они думали, что всесильны и по их слову все будут скакать на передних лапках и кверху задницей. Но когда их по одному ловят в тихом месте, они очень хотят жить, желательно в полной комплектности. К сожалению для них, после всего, что они со мной сделали, счастье иметь все органы и конечности никому из них не грозит. На сегодняшний день кто-то уже не может ходить, кто-то – иметь детей, кто-то – видеть, кто-то – кушать без трубочки. Они выдали мне заказчика акции. А один, к тому же, проговорился, что твой бывший дружок Гарун имеет на тебя зуб и даже, как меня уверили, собрался зарезать. Не сомневаюсь, что полиция тоже раскопает эти сведения.
Краем пульсирующего сознания я заметил, что державшая нож левая рука Данилы одета в перчатку. Отпечатков не будет. А нож очень походил на нож Гаруна.
Данила перехватил мой взгляд.
– Да, это любимая вещица твоего друга, – сказал он. – Не представляешь, к каким ухищрениям пришлось прибегнуть, чтобы заполучить. По идее, нож надо было взять с отпечатками Гаруна, но не удалось. Ничего, я спрячу улику неподалеку, в мусорном баке или еще как-нибудь, чтобы случайно не нашли дети, а полиция мимо не прошла. И – привет твоему горбоносому дружку, «Владимирский централ, ветер северный….» А лучше так: «Таганка, я твой навеки арестант…» Теперь ты понимаешь, что за все в жизни рано или поздно приходится платить? Что-то ты долго валандаешься. Я уже все сказал, оставаться дольше опасно. До встречи в аду.
Третий удар ножа пришелся в сердце.
Часть 2. Цель оправдывает средства
Я задыхался. Сердце разрывалось, клинок из сна оно ощущало как реальный, несмотря на то, что сознание проснулось. Я хватался за грудь, за живот за бок. Там все было нормально. Сердце бешено стучало, но – стучало!
Я огляделся. Две кровати по разные стороны комнаты с полосатыми обоями, яркий свет из окна, смазливая физиономия на плакате над пустой Машкиной кроватью… Я лежал в кровати родительской квартиры, и дата на часах убеждала, что предыдущие утра, одно за одним, с разными вариациями, мне приснились.
Пора пить на ночь успокоительное. Или уставать так, чтобы у мозгов не оставалось сил на всякую ерунду.
Ну и сны. Чем дальше, тем хуже. Почему нужно было закончить на такой нервной ноте?
В дверь позвонили. Меня подбросило: кто?! Во сне хотя бы кофе удавалось выпить.
Звонок повторился. С тяжелой головой, сонный, помятый и неумытый, я накинул халат и открыл дверь.
– Захар?
Парень был взвинчен.
– Где Маша?
– Я был уверен, что она с тобой, поэтому твой вопрос очень интересный. – Я потянулся за телефоном.
– Не отвечает. Мы хотели встретиться, а Наташка говорит, что Маша уехала в крутой тачке. Наташка видела ее из окна.
Я поморщился. Причин для недовольства – сразу две. Машка опять начудила, а я вновь оказался в нелепом положении. Звонить и выяснять? Машка уже большая, даже слишком. После всего, что случилось, должна понимать рамки дозволенного. И все же: что за крутой поклонник?
Волнение за сестренку смешалось с любопытством, а такая смесь непобедима. Пусть Машка и умна в меру возможности, но до ужаса легкомысленна. Как брат, я могу поинтересоваться и, опять же, из за недавних событий, могу еще раз влезть в ее личную жизнь. Пусть потом думает и говорит, что хочет. Я в своем праве.
– Наташин телефон знаешь?
Захар продиктовал номер, я приложил трубку к уху. Наташа ответила сразу.
– Привет, это Саня, брат Маши. Я за нее переживаю. Захар говорит, она с кем-то на машине уехала. Не знаешь, с кем и куда?
– Привет, рада слышать. Выходи как-нибудь во двор, поболтаем. Или звони, у тебя теперь номер есть. А Машка уехала на незнакомой машине, я сама видела. – Ничего нового разговор не дал. Я хотел влезть с вопросами, но уточнение принеслось раньше: – Машина не местная, я в городе все «Мерседесы» знаю.
«Все два», – хотелось съязвить. Наташу, судя по тону, мой звонок обрадовал, а мне разговаривать с ней было тяжко и неприятно. Ухо слышало голос, а перед глазами скакали неприличные картинки из досье Данилы. Наташа была одной из главных исполнительниц. Те виды, в которых она представала на видеосвидетельствах, не каждая фантазия представит.
– Захар стоит рядом? – тихо спросила Наташа.
– Да.
Я кожей ощутил, что она знает больше, чем говорит. Волоски на руке, державшей телефон, встали дыбом.
– Перезвони, когда он уйдет.
– Понял, спасибо. Пока.
Палец давил «отбой», а я уже поворачивался к Захару, глядевшему на меня с немым вопросом.
– Ничего нового. – С тщательно скрываемым нетерпением я пожал плечами. – Маша часто что-нибудь забывает и, наверное, забыла зарядить телефон. Занимайся своими делами и будь на связи. Когда что-то выяснится, я позвоню. Или еще раньше Маша сама позвонит.
Захар ушел. Жаль его. Волнуется. Я переживаю за Машку, потому что она моя сестра, а Захар – потому что любит. Мое чувство надежнее, а его сильнее.
Однажды мне приходилось выбирать между сестрой и любимой девушкой, когда после заслуженного Машкой ремня пришла полиция, и я не знал, что делать. Я отдал бы свободу и жизнь за и Машку, и за Хадю, но требовалось кем-то жертвовать. А я не мог. Тогда я понял: Машка мне роднее, а Хадя – любимей. За родную кровь можно пойти на все, а за любовь еще дальше – за горизонт, за предел возможностей, за смерть. Для настоящей любви смерти нет. Для родственников – есть. Потому мы за них в ответе, особенно за тех, кто младше.
Дверь за опечаленным кавалером еще закрывалась, а я уже слал вызов на последний номер.
– О том, что ничего не знаю – версия для Захара, – со смехом объяснила Наташа. – Зачем ему знать больше?
У меня стал успокаиваться пульс. Еще не было никаких фактов, но Наташина интонация говорила, что с Машей все в порядке. А то ведь в голову лезло всякое…
– Это при мне было, – продолжала Наташа. – Машка созвонилась с кем-то давно знакомым, и за ней приехали. Тачка у чувака, конечно, классная. Не из нашего города. Забирали Машку на улице, во двор не заезжали. Одно знаю точно: по телефону Машка разговаривала с человеком, которого чуть ли не боготворит, Захары там и рядом не лежали. Потому она и телефон отключила, чтобы Захар не надоедал. Я тебе помогла?
– Да. Спасибо.
– Спасибо в карман не засунешь.
У меня вновь прокрутились перед глазами веселые картинки. Теперь, когда ждать от жизни нечего – что мне терять? Судьба сначала повернулась не тем лицом, которым мне хотелось, но вот – дает компенсацию.
Гм. Наташа – пирожок сладенький. Рыжая бестия. Тощенькая, зато не выразить словами насколько умелая. То, что она творила с не подозревавшими о съемке «клиентами», я видел собственными сглазами. К тому же, у меня рыжих не было, и, как в свое время Машке с негром, мне стало интересно: а какие они – рыжие?
Меня удержали две мысли, маленькая и большая. Первая была о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Один раз я чуть было не попался, спасли чрезвычайные обстоятельства. Сейчас Данилы нет… Но – кто знает? Хорошо поставленный бизнес работает и после того, как его основатель ушел из дела.
Большая мысль была о Хаде. Память о ней заставила сказать:
– Тогда очень большое спасибо. Узнаешь что-то еще – позвони.
– Ты тоже звони, когда захочешь. Не представляешь, какая тут скука. Маша говорила мне, что ты сейчас один…
– Еще раз спасибо, пока.
***
Остаток дня я просидел в интернете. Машка вернулась раньше родителей, это порадовало, не возникнет лишних вопросов. Я выглянул с кухни, где пил чай, и заметил, что сестренка довольна и светится, как Новогодняя елка.
– Привет, Саня! Выходил сегодня на улицу? Погода – просто сказка!
– Привет. Где ты бы…
«Ла» повисло в пустоте – Машка заскочила в ванную. Из душа долго текла вода, его забивал веселый напев. Голоса у Машки нет, это компенсировалось громкостью и энтузиазмом.
Она вышла, когда мама с папой уже гремели в замке ключами. Ладно, неудобные вопросы подождут. Нервы родителей важнее.
После ужина мама возилась на кухне, папа ушел смотреть телевизор. Мы с Машкой, наконец-то, остались одни. Я прикрыл дверь: для впечатлительных ушей наш разговор не предназначался. Мы оба были в домашнем: я – в спортивном костюме, Машка – в халатике, в котором вышла из ванной и провела дома весь вечер. Спать было еще рано, и Машка завалилась на кровать с телефоном в руках. Я грозно навис над ней:
– Где была?
– Я уже большая девочка. Впрочем, ты это знаешь. – Она выразительно потерла зад. – В старину говорили: «После такого ты должен на мне жениться».
Нахалка. Дерзкая и бесстыжая.
– Не могу по трем причинам.
– Ух ты, уже подсчитал. Как у тебя голова так работает? Я тоже так хочу, чтобы р-р-раз – и все мысли по полочкам, а мораль уже выведена и четко сформулирована.
– Думай чаще, и само получится. Как в спорте. Чем больше тренируешься, тем лучше получается.
– Не уводи разговор, а то я разочаруюсь. Что за три причины?
– Основная: ты крупно провинилась и потому заслужила. Соответственно, никаких бонусов за причиненный ущерб тебе не полагается.
– А то, что я тебя от тюрьмы спасла – разве этот «маленький» фактик хотя бы часть вины не компенсирует?
– А то, что из-за твоих сумасбродств я и мои друзья жизнями рисковали, чтобы твою репутацию спасти?
– Ладно, аргумент принят, произошел взаимозачет, мы квиты. Какие две другие причины?
– Вторая настолько проста и очевидна, что проще и очевиднее просто некуда: в нашей стране инцест запрещен.
– «В нашей»? – Машкины брови подпрыгнули. – То есть, в теории это вполне…
– В теории и на практике такое допустимо исключительно для выживания человеческой популяции. Согласись, у нас не тот случай. Вот, например, в единственной на тот момент на Земле семье Адама и Евы…
– Знаю-знаю, у них было три сына, поэтому человек произошел от обезьяны. В школе проходили.
– Три сына в библии упомянуты поименно, про остальных детей детально не рассказано.
– Убедил. Давай третью причину.
Видно, что не убедил. И это часть третьей причины.
– Я не хочу такую жену.
Машка удивленно обернулась:
– Я тебе не нравлюсь?
Хорошо, что она мне сестра. И хорошо, что я ей брат и она об этом помнит. Скажи я такое какой-нибудь Мадине или Насте, в ответ случилась бы демонстрация причин и возможностей, которые не понравиться мужчине не смогут.
– Ты красивая и веселая. – Я снова сел на свою постель.– Забавная и яркая. Чувственная и сумасбродная.
– Разве перечисленное тобой – не мужской идеал? – В глазах сестренки плясали чертики из поговорки про омут.
– Никогда не думал о таком выводе. Возможно, ты права. Как сестра ты идеальна, хотя и чуть более взбалмошна и легкомысленна, чем мне хотелось бы, но от такой жены я сбежал бы на второй день.
– Видишь, все-таки на второй, а не на первый. Значит, комплект тебе нравится. А бочки меда без ложек дегтя бывают только в сказках, да и тот мед лишь по усам течет, а в рот не попадает. – Машка закатила глаза и с придыханием повторила мои определения: – Красивая и веселая, забавная и яркая, чувственная и сумасбродная… Санька, я тебя обожаю. Мне еще никто таких комплиментов не говорил!
– Не поверишь, но я тоже говорил вовсе не комплименты. Я выискивал недостатки и заменял их более приятными синонимами.
– Насколько понимаю, в семейных отношениях все точно так же: ругаешься на то, что нервирует, но, чтобы не разрушить брак, облекаешь в другие слова. Постепенно привыкаешь. Это и называется любовь.
– Не это.
– В моем возрасте – да, не это. В твоем – уже это. Ты же свыкся со мной, как сестрой, от которой никуда не деться? С женами – то же самое. В конце жизни оказывается, что все именно так, как надо, и в свое время был сделан лучший выбор. Отсюда вывод: последняя из твоих причин не жениться на мне безосновательна, и, если забыть о предрассудках, мы могли бы стать семьей и ты был бы счастлив.
– Мы и так семья.
– Я не о том.
– Все равно не смог бы. – Я ударил козырем. – Я не вижу в тебе женщину.
– Врешь. Вспомни «Мурадости». Когда ты вылизывал от мороженого мою грудь…
Я повысил голос:
– Это не разговор для брата с сестрой.
– А вчера мне казалось, что мы поняли друг друга и можем говорить обо всем.
– Поняли как брат и сестра, – напомнил я.
– Как самые родственные души в мире, – согласилась Машка.
Пора вернуться к главному вопросу.
– И как брат, который о тебе волнуется…
– И который защитит, если что, – с удовольствием вставила Машка.
– Кстати, да, и поэтому тоже. Я хочу знать, где ты была. Телефон не отвечал. С тобой могло случиться что угодно.
– Я была с Костей.
Хорошо, что я сидел, иначе пришлось бы сделать это снова.
– С тем самым, – подтвердила Машка нарисовавшуюся на моем окаменевшем лице догадку. – Твоя проблема решится к удовольствию для всех. Ничем не придется жертвовать. Наоборот, от того, что закрутилось, все выиграют.
– Ты же не собираешься…
– Когда я предлагала ту несусветную чушь, была молодая и глупая, не понимала, что говорю. Конечно, я не собираюсь ни шантажировать, ни лезть в другой криминал. Не переживай, я похоронила тот план, да и не план это был, а кошмар на ножках. Не понимаю, как я могла думать, что удастся провернуть такую муть. Все оказалось намного проще. Костя оказался таким душкой… Он мне еще в клубе понравился. А я ему. Ну, об этом я уже говорила. Для хорошего человека он готов горы свернуть.
– А ты, значит, для него теперь хорошая?
– Не только для него. Я и как сестра хорошая, ты не находишь?
– Ты замечательная сестра, но как брату мне такое совсем…
– Ой, перестань уже. С сегодняшнего дня Костя – мой парень.
Я только и смог сказать:
– А Захар?
– Ты видел Костю? А Захара?
Маша умолкла. Выводы мне предоставляли сделать самому.
Я хмуро спросил:
– Захару звонила? Он волнуется.
– Сообщение отправила. Сказала, что сейчас не до него.
– То есть, со счетов его не сбрасываешь, оставляешь как запасной вариант?
– Он же меня любит. Вдруг мне от него что-то понадобится? Зачем бессмысленно отрезать себе возможности?
Я считал сестренку легкомысленной. Теперь мне кажется, что начни мы играть в шахматы, она поставит мне детский мат.
***
С утра Машка умчалась из дома до того, как я встал. В какой-то момент меня разбудил звонок в дверь.
После снов, преследовавших в течение ночи, я боялся подойти к двери. Сестренки нет, родителей нет, я никого не жду. Даша? Ага, размечтался. Не нужно путать Божий дар с яичницей. Таких Даш у меня будет вагон и маленькая тележка, Даша – она же просто ходячая строчка из анекдота: «Даш? – Дам. А кто звонит?» Я же видел «кино» с ней на файлах Данилы. Нужна ли мне такая спутница жизни?
А если не на всю жизнь – нужна?
Хороший вопрос. Спорный. То есть, по нему можно долго спорить с самим собой и ни к чему не прийти. Душа и организм на этот счет имеют противоположные мнения и вряд ли в обозримом будущем их позиции сойдутся.
И чего я зациклился на нашей Даш-дам? Мало ли кто может оказаться снаружи. К примеру, тот же Гарун с ножом…
Кто бы там ни был – от судьбы не уйдешь. Я оделся и, когда звонок вновь ожил, открыл дверь.
На пороге стояли Костя и его отмасштабированная в сторону увеличения тень – Валера. В темных костюмах, при галстуках, с жесткими воротничками белых рубашек. Только темных очков не хватало, чтобы получились «люди в черном» из одноименного фильма.
И вообще. Маленький и большой. Будто герои комедийных и детективных сериалов. Навязшее на зубах клише.
Почему у маленьких чаще хватает денег на охранников, а большие, как правило, идут в охранники? Рост и комплекция определяют судьбу?
Я знал много исключений, но штамп оставался штампом.
– Даже не спрашиваешь «кто»? Плохо.
– Я видел в глазок.
– Нет, ты подошел и сразу открыл. Валера, проверь внутри.
Мимо меня в квартиру протолкался высокий здоровяк с титановым чемоданчиком – защищать босса от подслушивающе-подсматривающих «жучков» и прочего коварства людей и техники. Костя шагнул в темную прихожую. Я вспомнил, что надо зажечь свет, и щелкнул включателем.
– Алексантий… Можно просто Саня? Я знаю, тебя так сестра зовет. Мой приезд – как раз по ее поводу. Пока Маше не исполнится восемнадцать, я, как человек в нашей области известный, не могу рисковать репутацией. Не хочу проблем. Но также я не хочу скрывать наш роман от ее брата – опять же потому, что не люблю проблем. Я приехал поговорить с тобой и договориться. Родителей посвящать не будем. Маша в курсе нашего разговора, она настояла, чтобы я был с тобой максимально откровенным.
Спасибо, Машенька, за заботу.
Я не знал, что говорить, и Костя говорил за обоих. Он просто констатировал факты – то есть, сообщал о событиях, которые еще не произошли, но обязательно произойдут, если в ближайшие дни Землю не захватят агрессивные инопланетяне и она не взорвется. Другие проблемы, как мне показалось, значения для Кости не имели, он считал их решаемыми.
– Отели и съемные квартиры сразу отбрасываем, я не хочу попасться на мушку вездесущих фото- и видеокамер, это ударит как по мне, так и по твоей сестре. Маша предложила самое разумное в нашей ситуации. Мы будем встречаться здесь. – Костя обвел глазами квартиру. – Маша сказала, что ты чудесный брат и возражать не будешь.
– Она ошиблась в обоих случаях. Я совсем не чудесный брат…
– И она просила напомнить брату, которого считает чудесным, – перебил Костя, – что однажды он сделал сестре очень больно своим непониманием, причем больно как в душевном, так и в телесном смысле. Меня этот факт вашей биографии очень заинтересовал, но Маша отвечать отказалась. Она сказала, что ты поймешь, и просила напомнить, что ты обязан ей свободой.
– Разговор больше походит на шантаж.
Костя душевно улыбнулся:
– Ни в коем случае. Шантаж подразумевает насилие над личностью, шантажируемого загоняют в безвыходную ситуацию: «Поступай, как тебе велят, а то тебе и кому-то из твоих близких будет плохо». Мы же ищем возможность сделать хорошо всем. Настоящий шантаж выглядел бы так: я сказал бы, что удаленные тобой файлы восстановлены…
– Блефуешь? Да, я кое-что стер…
– Надо бы знать основы компьютерной грамотности. Неотформатированная память сохраняет удаленное – полностью или хотя бы частично.
Я мысленно избил себя до полусмерти. «Стертые» мной свидетельства Машкиного позора, которых я даже не видел и потому не мог знать, насколько они просто позорны, а насколько криминальны, были «удалены» правой клавишей компьютерной мыши, то есть отправлены в «корзину». Следующая команда – «очистить корзину» – окончательно успокоила меня: дело сделано, открываемый файл корзины отныне сиял девственной чистотой.
Так мне казалось. И зря. Девственность, как достопамятная Булгаковская свежесть, бывает только первой, а когда что-то случается второй раз и далее – это нечто другое, для чего есть другие названия.
Костя увидел, что я все понял, и продолжил:
– Стертые тобой файлы касались одной небезразличной нам обоим особы. Для шантажа лучше повода не придумать – ради сестры ты сделал бы все. Но теперь я беспокоюсь о Маше не меньше тебя, поэтому ставлю в известность: весь возможный компромат и негатив о ней удалены по-настоящему. Ты здесь ни при чем, это мой подарок моей девушке. Не заговори ты о шантаже, я не затронул бы упомянутый скользкий момент, но, надеюсь, теперь ты понимаешь, что мои намерения серьезны.
Ага, серьезны. И, кстати, кто теперь верит словам? Настя тоже говорила, что снимков больше нет, а что оказалось?
Проверить Костю я не мог, оставалось надеяться на его совесть. Глупая, конечно, надежда. У людей вроде него совесть обычно прислуживает практическому расчету.
– Повторюсь, – говорил Костя, – моя цель – никому не создать неудобств и чтобы все были счастливы. Сделать это легко. Я предлагаю тебе работу. Контракт у меня с собой, с моей стороны он подписан, и в нем такие условия, что они тебе понравятся. Ты сразу станешь обеспеченным человеком. Настаивать я не имею права, и время, чтобы подумать и все взвесить, у тебя будет. Если не появится возражений, подписать можно перед моим уходом. В институте возьмешь академический отпуск, через год переведешься на заочное. Я помогу.
– Кем же и чем может заработать студент-недоучка? – спросил я.
– Числиться будешь оператором – штатным сотрудником на удаленке. Нужно отслеживать неприятные, нелогичные и сомнительнее ситуации. Чтобы оператор не расслаблялся, некоторые из них будут проверочными. Судя по тому, что я знаю о тебе на сегодня, ты справишься отлично. От такого сотрудничества выиграют обе стороны. Технику и мебель фирма предоставит – для качественной работы требуются комфортные условия. – Костя выдохнул. – Одним махом мы решим все проблемы, как общие, так и каждую из наших личных. Ты же, наверное, хочешь, чтобы твоя сестренка была счастлива? Она в тебя верит. Я тоже поверил. Мне кажется, ты здравомыслящий человек и не станешь ломать сразу несколько судеб.
Слова лились хорошие, только от них морозцем веяло. Последняя фраза про ломку судеб – это же прямая, пусть и слегка завуалированная, угроза.
Но если не искать подводных камней, то звучало сказанное прекрасно.
Костя не умолкал:
– Ты же понимаешь, что приезжать сюда именно для встреч с Машей я не могу, поэтому я буду приезжать к тебе, а она здесь живет, и вопросов, почему мы иногда оказываемся вместе, не возникнет.
В замке провернулся ключ, и прихожую разметала буря по имени Маша.
– Ко-о-остик!!! – Светловолосое чудо повисло на моем госте, обхватив руками и ногами и не обращая внимания на тесную встречу своих грязных кроссовок и его дорогого костюма.
Глаза сестренки светились. В паре с Захаром она выглядела по-другому. И пусть лично для меня Захар был симпатичней и предпочтительней богатенького хлыща, но выбор Машки очевиден.
Проверивший комнаты Валера появился при первом постороннем звуке и сейчас контролировал ситуацию, в любой миг готовый оказать помощь начальству.
Слащавый поцелуй длился вечность, после чего Машка, наконец, обернулась ко мне:
– Костик уже рассказал?
– Да.
– Ты согласился? Спасибо! – Словно мартышка, перепрыгнувшая с одного дерева на другое, в одно движение Машка повисла мне. – Так ты решишь свои проблемы, а я свои!