Хозяин колодцев
* * *
Часть первая
В первый день лета Юстин нашел пять мертвых воронов. Все трупы выглядели одинаково: клюв разинут, перья на боках слиплись, а на спине выпали, образовав круглую кровавую проплешину.
– Наездники, – сказал дед, когда Юстин рассказал ему о находке. – Вчера вот только подумалось… – и помрачнел.
На другой день Юстин нашел крысу. На боках у нее явственно виднелись следы от маленьких шпор, спина, сбитая седлом, кровоточила; тем не менее крыса не спешила подыхать и, завидев Юстина, уползла под порог.
Дед всю ночь просидел, запершись в своей каморке, и к утру дом провонял едким и кислым. На рассвете Юстин получил пригоршню лягушачьих костей, моток шелковой нитки, один деревянный гребень, один железный – и объяснения, как всем этим пользоваться; пока Юстин ходил по саду, разматывая нить, выламывая зубья из деревянного гребня и зарывая лягушачьи кости, дед возился с домашней живностью – метил спины уткам, курам, козам, поросенку и кошкам.
– Огонька я тоже на всякий случай пометил, – сказал дед, когда усталый Юстин мыл руки во дворе.
Огонек был волкодавом, и когда его передние лапы ложились Юстину на плечи, пес смотрел на человека сверху вниз. Смывая мыло с твердых широких ладоней, Юстин думал, каков же должен быть наездник, чтобы укатать Огонька.
– Дед… А человека они могут укатать?
– Человека не могут, – сказал дед после паузы. – Свинью, бывало, укатывали. Теленка… А человека – нет. Разве что королева… Королева наездников. Та – может…
Юстин улыбнулся, давая понять, что оценил шутку.
Четыре ночи ничего не происходило; на пятую Юстин проснулся не то от звука, не то от прикосновения, не то от дурного сна.
А может быть, от едва слышного звона натянувшейся шелковой нитки.
– Стой! – рявкнул дед. – Сам не ходи… Вместе…
Бесновался на цепи Огонек.
Они выскочили в сад, вооруженные Юстин косой, а дед вилами. Почти сразу же что-то прыснуло из-под ног; Юстин отшатнулся и едва не напоролся на эти вилы, тогда дед на полуслове оборвал заклятье-оберег, выругался и забормотал снова. Слова его вплетались в шелест ветра, от слов качалась трава и прыгал по стволам свет фонаря. Юстину показалось, что кто-то глядит из-за деревьев, что свет отражается в маленьких равнодушных глазах; прямо над головами мелькнули три или четыре нетопыря, ветер стих, наваждение исчезло.
Дед отбросил вилы и взял у Юстина фонарь. Поднял повыше; в нескольких шагах имелась дохлая крыса, снежно-белая посреди вытоптанной травы, со жгутом спутанных ниток на шее.
– Сказано – на чьей земле наездник коня переменит, тому счастья семь лет не будет, – сообщил дед мрачно. – У нас уже они на семь семилетий наменялись, не меньше… Чтоб им провалиться, сволочам!
– А может, обойдется? – спросил Юстин, осторожно трогая пальцем острие косы.
– «Обойдется», – безнадежно буркнул дед. – За наездниками всегда саранча идет, вот помяни мое слово… Горевестники они. Ненавижу.
Дед подошел к крысе. Поднял за шелковый жгут, рассмотрел дыры от шпор на боках; отбросил под куст смородины:
– Навернулся наш сторожок… Слушай, Юс, не в службу, а в дружбу. Надо караулить, ничего не поделаешь, нельзя, чтобы они тут, как у себя дома… Посиди до утра. Я тебе фуфайку принесу.
* * *
Под утро Юстин проснулся от сырого холода. Костер превратился в кучу пепла; Юстин плотнее завернулся в дедову фуфайку, встал сперва на четвереньки, потом, потирая затекшую спину, поднялся в полный рост. Вокруг стояла тишина, не смела пискнуть ни единая пичуга, и Юстину припомнились дедовы слова: горевестники… За наездниками всегда саранча идет, помяни мое слово…
Он вспомнил, как накануне козы отказывались идти на луг, жались друг к дружке и истошно мекали. Как не выходили из дому гулены-кошки, а куры, спокойно бродившие по двору, ни с того ни с сего вдруг устроили такой гвалт, будто они были уже в желудке у хорька. Да, незавидная судьба – шпоры в бока и бег до смерти…
Юстин рывком оглянулся. Ему показалось – вот-вот на шею свалится с ветки беспощадный любитель быстрой езды, разорвет рот невесть откуда взявшимися удилами…
Ветки покачивались, будто успокаивая. Среди листвы виднелись маленькие, едва начавшие вызревать яблоки.
Юстин закинул косу на плечо – и медленно двинулся в обход огромного сада, их с дедом единственного достояния, их гордости и кормильца, вечной заботы, их сада, короче говоря…
Он шел и думал о наездниках. О том, что вся их короткая жизнь – забава. Что они забавы ради гоняют на птицах и крысах, на собаках, волчатах и летучих мышах. И, скорее всего, у них нет никакой королевы. Зачем им королева? Каждый из них сам себе король…
С другой стороны… Не бывает дыма без огня, верно? Пусть все, кто якобы видел Королеву, врут… Но ведь люди, случается, пропадают невесть куда, был – и нету… Может быть те, пропавшие, и видели Королеву на самом деле? Просто никому не успели рассказать?
Прямо над головой у него закачалась ветка, дернулась, обрушивая на Юстина редкий дождик росы. Он вскинул голову; в кроне старой черешни, как в зеленом шаре, сидела девушка.
Лицо ее было белое и круглое, слишком большое для наездника. Шея, плечи, тонкие руки, подол светлого платья; Юстин напряженно искал взглядом перепончатые крылья. Если только из-за спины свешиваются крылья, то…
Девушка покачнулась, теряя равновесие. Уперлась в ветку босыми ногами; Юстин разглядел очень тонкие, нежные ступни, круглые пятки, два ряда круглых пальчиков – будто четки.
Она сидела, насупившись; с каждой секундой небо становилось все светлее и светлее, и Юстин уже мог видеть, что незнакомка не так бледна, как показалось вначале. Что щеки ее – румяные, кончик носа – розовый, а волосы – каштановые. И еще он видел, что ей неловко – и оттого она злится.
– Ты косарь? – спросила она наконец. – Шел траву косить? Вот и иди себе…
Голос у нее был будто бы простуженный – низкий и хрипловатый.
– Я хозяин этого сада, – сказал Юстин. – И этого дерева.
– Значит, это твою черешню я ем, – спокойно подытожила девушка. – Будь добр, иди своей дорогой. Я сейчас слезу.
Ветка качнулась; девушка потеряла равновесие, пытаясь прикрыть подолом круглое колено:
– Ну, что уставился? Иди отсюда!
– Черешня у нас еще не созрела, – сказал Юстин.
– Это внизу не созрела… А здесь, на верхушке, вполне уже хорошенькая… Ай!
Юстин отбросил косу и бросился ей на помощь – однако в последний момент воровка ухитрилась приостановить падение. Снова взобралась на ветку, залезла еще выше; с высоты насмешливо взглянула на Юстина:
– Поймал?
– Пеняй на себя, – сказал Юстин. – У нас с ворами знаешь как? Голая домой пойдешь. В смоле и в перьях.
Круглопятая девушка засмеялась – хрипловато и низко, точь-в-точь королева наездников:
– Сперва поймай.
– А я обожду, – Юстин сел на траву. – Куда мне спешить…
Девушка в ветвях притихла.
– Спешить некуда, – Юстин растянулся, подложив под голову ладонь. – Скоро дед мой придет, собаку приведет… Собачка до вечера посторожит. А вечером сама как груша свалишься.
– Ну-ну, – сказала девушка, без особой, впрочем, уверенности в голосе. И почему-то посмотрела на светлое небо, подернутое перышками облаков.
Юстин задумчиво изучал ее круглые пятки; нет, эти пятки не знают, что такое горячая дорога, острые камушки, что такое стерня. И если хорошенько поискать под деревом…
Долго искать не пришлось. Пара туфелек, кожаных, не особенно маленьких, но очень ладно сшитых, небрежно валялась в траве под кустом.
– Дорогие, – сказал Юстин, разглядывая находку.
– Не твои, – отрезала круглопятая.
– Конфискую за потраву, – сказал Юстин. – Тебе ни к чему, все равно голая домой пойдешь…
– Ну и дурак, – сказала девушка. В низком ее голосе неожиданно прорезались высокие нотки, нервные такие петушки.
И снова воцарилось молчание. Юстин уселся на траву, а потом и растянулся, закинув руки за голову.
– Тебя как зовут? – спросила круглопятая девушка.
– Юстин.
– А меня Анита…
Она замолчала, ожидая продолжения диалога; Юстин жевал травинку. Ему было интересно, как круглопятая станет выкручиваться дальше.
– А я наездника видела, – сказала девушка. – Прямо сегодня. Вот близко, прямо как тебя.
Юстин нахмурился:
– Где?
Девушка неопределенно махнула рукой – закачались ветки:
– Там… На берегу. Маленький, мне по колено. В кожаном колпаке. Глаза зеленые. Рот здоровый, как у лягушки. Золотые шпоры. Вскочил на ворону и – фьють…
– Врешь, – разочарованно сказал Юстин. – Не могла ты его так рассмотреть. «Золотые шпоры»… Про золотые шпоры и так все знают.
– Не вру, – обиделась девушка. – Впрочем, не хочешь верить – так и не верь…
– Жаль, что ты не королева наездников, – неожиданно для себя сказал Юстин.
Девушка покачнулась на своем ненадежном насесте:
– Что?
Юстин понял, что не помнит, как ее зовут. Надо же, ведь она минуту назад назвала свое имя! А из-за этих проклятых наездников он все позабыл…
– Э-э-э, где же солнце? – озабоченно пробормотала девушка, глядя вверх.
– А тебе зачем?
– Погреться хочу, – буркнула девушка.
– Замерзла? Погоди, то ли еще будет. Может, и дождик к обеду соберется…
– Слушай, чего ты ко мне пристал? Удавить готов за пару ягодок? Все вы, крестьяне, такие жадные…
– Я не крестьянин, – сказал Юстин.
– А кто?
– Садовник.
– Не все ли равно? Садовники тоже жадные…
Юстин разглядывал подошвы ее туфель. Нет, в этом она не могла прийти издалека.
– Откуда ты взялась?
– Ниоткуда. С неба упала.
Юстин огляделся. Никакой лошади – и даже следов ее пребывания – поблизости не было.
– Ты одна? – спросил Юстин почему-то с беспокойством.
– Одна, – помолчав, сказала девушка. – И вступиться за меня некому. Так что издевайся как хочешь.
– А как ты приехала? Ты по дороге не шла, у тебя туфли чистые и подошвы тоненькие… Морем?
– Морем, – согласилась девушка, но снова после крохотной паузы, и эта заминка не понравилась Юстину.
– Знаешь что? Добром слезай.
Девушка демонстративно поболтала ногами:
– Мне и здесь неплохо.
– Плохо, – сказал Юстин с нажимом. – А будет хуже… Ты, надеюсь, не русалка?
– Королева наездников, – фыркнула круглопятая. – Да хоть ведьма. Как тебе будет угодно.
Она смотрела на небо, и Юстин смотрел тоже. Почему-то представился ворон размером с быка, верховая птичка, камнем падающая из поднебесья…
– Что ты там забыла? На небе?
– Ниче…
Вероятно, круглая пятка все-таки соскользнула с тонкой ветки. Девушка на вид была изящной и легкой – однако, падая, опрокинула Юстина, будто деревянную плашку. Вместо того чтобы поймать летящий и вопящий предмет, Юстин послужил ему периной при падении.
Было больно. Девушка не нарочно заехала ему коленом в живот и локтем в зубы, и он был очень рад, когда она слезла с него и проворно отпрыгнула в сторону.
– Королева наездников, – пробормотал он, с трудом поднимаясь.
– Извини, – сказала она и отступила на два шага.
Туфли ее валялись там же, где Юстин их уронил. Теперь он поднял их, сложил подошва к подошве и сунул под мышку.
– Отдай, – сказала круглопятая, переминаясь с одной босой ноги на другую.
– Сейчас, – хмыкнул Юстин.
Девушка протянула руку:
– Дай.
– Не дам. Босиком не убежишь.
Девушка мельком взглянула на небо – тучи тем временем сгустились, солнце не проглядывало.
– А я и так не убегу, – сказала она почти шепотом. – Давай, мажь меня дегтем… Чего уж там. Вперед.
Юстин нахмурился. Помолчал, глядя круглопятой в глаза; бросил ей туфли тем мгновенным плавным движением, каким дед учил его метать ножи:
– На!
Она поймала. Проглотила слюну; обулась, нарочито не глядя на Юстина. Выпрямилась, вскинула подбородок; Юстин сроду не видел благородной дамы, но подумал в эту минуту, что именно так, вероятно, благородные дамы и выглядят…
– Прощай, – сказала девушка так горделиво и таким низким голосом, что Юстин подумал: пробасила.
– Прощай…
Она повернулась и пошла прочь. Не шла – выступала, будто по ковровой дорожке; на десятом шаге споткнулась о корень и чуть не упала. Зашипела от боли.
Обернулась.
Юстин стоял, не двигаясь с места.
* * *
– У тебя поесть найдется?
– А что, черешни не сытные?
– Дались мне твои черешни… У меня ноги вон все исцарапанные. И колено болит. Дались мне твои черешни…
Юстин остановился:
– Слушай, откуда ты взялась? Среди ночи, под утро? Одна? Отсюда до ближайшего хутора целый день топать, если пешком… А до города все два дня… Где твой экипаж? Где твоя лодка?
– Лодка?
– Но ты же сказала, что морем приехала?
Девушка некоторое время пыталась придумать убедительную ложь. Не придумала. Поморщилась:
– Давай присядем.
И она уселась прямо на траву, требовательно уставилась на Юстина снизу вверх, и он вынужден был последовать ее примеру. Девушка посмотрела, насупившись, Юстину в глаза, вытащила откуда-то из-за пояса маленький ножик и, вспарывая траву и землю, очертила вокруг себя и Юстина широкий круг.
Последовала долгая пауза.
– Это зачем? – спросил наконец Юстин.
– Это у меня привычка такая, – серьезно ответила девушка. – Так вот, что же я хотела тебе сказать… У тебя поесть найдется?
– Хлеб, – медленно сказал Юстин. – Сыр… Но это все в доме, а там дед… Деду про тебя говорить, или как?
Девушка опустила глаза:
– Нет, деду про меня лучше не говорить… А у вас в доме нету такой штуки, чтобы погоду предсказывать?
– Есть паук заговоренный… На сегодня дождь обещал.
Девушка застонала. Помотала опущенной головой, так что коротко – до плеч – остриженные волосы закачались светлым шатром:
– У-у-у… А на завтра?
– Он дешевый, – сказал Юстин. – Только на один день предсказывает.
Помолчали.
– Ты забыл, как меня зовут, – сказала девушка.
– Ага, – признался Юстин.
– Анита.
– Вот теперь точно не забуду…
– Это хорошо, что я тебя встретила, а не деда, – серьезно сказала Анита.
– Дед тоже добрый, – нерешительно возразил Юстин.
Анита хмыкнула. Некоторое время было очень тихо.
– Птиц не слышно, – сказал Юстин. – Плохо.
– Наездники, – сказала Анита. – Я… Слушай, ночью страшно было. Их в саду вашем гоняло штук шесть.
– Ага, – сказал Юстин. – Мне дед велел сторожок наладить, так они сторожок сорвали…
И опять стало тихо.
– А вот почему люди наездников боятся? – спросила Анита. – Ну ладно, они могут загнать курицу, поросенка там… если не намазать заговоренной смолой. Ну, ворон загоняют… Крыс… А люди почему боятся?
– Горевестники, – коротко ответил Юстин. – И потом… Птиц нет, саранча приходит. Яблоки созреть не успеют, про вишню я уж молчу… А зачем ты круг нарисовала?
– Это такой символ доверия, – сказала Анита. – Ты меня за черешни свои простил… Ну и я тебе благодарна. Так, в общем.
– А откуда ты взялась?
Анита вздохнула:
– Слушай… Будь другом. Принеси мне поесть, а заодно посмотри, что там твой заговоренный паук показывает. А я тебя здесь обожду. Хорошо?
Юстин помолчал, потом без слов поднялся и пошел к дому. Дед был в сарае; не окликая его, Юстин потихоньку вошел в дом, отрезал хлеба, сыра и кусочек колбасы, налил в небольшой кувшин молока – и, подмигнув Огоньку, пустился в обратный путь.
На полдороги вспомнил, что забыл посмотреть на паука. Возвращаться не стал; тучи, против ожидания, перестали сгущаться и даже слегка разошлись, так что в голубое окошко брызнул на какое-то мгновение луч солнца…
Потом серые перья сомкнулись снова.
Когда Юстин, со свертком и кувшином, добрался до места, где оставил Аниту – там уже никого не было. Только пустой круг, нарисованный ножом.
* * *
– Дед… А когда круг рисуют на земле – это зачем?
Дед скосил на Юстина здоровый глаз:
– Да разные заклятья бывают… От чужого уха, или от чужого глаза, или от дурного помысла. А тебе зачем?
– Да так, – сказал Юстин, и дед не стал расспрашивать. Вздохнул только и вернулся к своей работе – рубашку штопал.
– Да так, – повторил Юстин виновато. – Девушка тут была…
Дед поднял бровь.
– Да, – Юстин поерзал. – И главное, непонятно, откуда взялась. Ноги нежные, туфли господские, новенькие. Ни экипажа, ни лошади, платье такое, будто только что из дому. На берегу следов нет… Я специально на берег ходил. Песок нетронутый с прошлого дождя…
– Горевестники, – сказал дед, пряча лицо глубоко в бороду. – Так я и знал.
– Так ведь нету никакого горя…
– Девушка ниоткуда – это не радость, сынок. Радость – это когда девушка настоящая, здоровая, усталая, потом пахнет, когда ты знаешь, чья она и откуда пришла… А это не девушка, сынок, это мара, или русалка, или еще какая-то гадость, ты вот что… Давай-ка оберег тебе сочиню какой-нибудь.
– Она живая, – растерянно возразил Юстин. – Ноги расцарапала… И тяжелая такая…
Дедова бровь поднялась еще выше.
– Она на меня с дерева упала, – виновато пояснил Юстин.
Здоровый дедов глаз смотрел пристально, слепой – отрешенно.
* * *
Всю следующую неделю шел, иногда прекращаясь, дождь. Трава в саду поднялась по пояс; паук-предсказатель упрямо сидел в левом нижнем углу паутины, что во все времена означало облачность, дожди и непогоду.
Дед все-таки уехал на ярмарку. Угнездился в телеге, прикрывшись от неприветливого неба куском рогожки, и Юстин на несколько дней оказался ответственным за все хозяйство и всю скотину.
Поздно вечером, закончив наконец-то все дела и забравшись на холодную печку – они с дедом никогда не топили летом – Юстин долго мерз, кутался в отсыревшее одеяло, стучал зубами и, вспоминая Аниту, сжимал в кулаке изготовленный дедом оберег – смолистый шарик с торчащими из него перьями.
Наутро небо было чистое, ясное, и прежде чем паук-предсказатель успел перебраться из левого нижнего угла в правый верхний, весь двор и весь мир оказались залитыми солнцем.
* * *
– Стой!
Девушка вздрогнула и остановилась. Платье на ней было уже другое – зеленоватое, с высокими пышными рукавами.
– Не ходи сюда, – сказал Юстин. – Откуда ты снова взялась? С неба?
– Извини, – сказала девушка, чуть помолчав. – Я думала… Ну если я так тебя возмущаю самим своим видом – я уже ухожу.
– Погоди, – сказал Юстин в замешательстве. – Я только хотел… Ты нежить?
– Что? Опять?! Королева наездников я, ты сам сказал… Прощай.
– Да погоди ты! – рассердился Юстин. – Я по-человечески с тобой… Я тебе колбасы принес. Я ее сам нечасто ем. А тебе принес – хлеба, сыра, молока… колбасы… А ты куда девалась? И как после этого поверить, что ты не нежить?
– А, – Анита запнулась. – Я в самом деле… Ты извини. Мне надо было быстро уйти… – и она опустилась на траву, прямо где стояла, и приглашающе похлопала по земле рядом с собой.
Юстин потрогал оберег на шее – и сел. Анита тут же вытащила свой ножик и заключила их обоих в круг.
– Мне надо было уйти, – повторила Анита. – Понимаешь… Я человек, такой же, как и ты. Можешь мою руку потрогать – теплая… Это что у тебя, оберег? Я его хоть на себя надеть могу, и мне ничего не сделается. Потому что я человек.
– А куда ты девалась? – мрачно спросил Юстин.
Анита вздохнула:
– Ну, есть у меня один… способ… Я на солнце смотрю.
Юстин невольно поднял глаза к ясному небу. Зажмурился:
– Я тоже иногда смотрю… Через стеклышко. Ну и что?
Анита кивнула, будто обрадовавшись:
– Вот-вот… Через стеклышко. И я…
Она коснулась цепочки на шее – на цепочке болталось закопченное стеклышко, очень темное, круглое, с отшлифованными краями.
– Я смотрю через него на солнце, и оно переносит меня домой, – шепотом объяснила Анита. – А если солнца нету… Я тогда, помнишь, когда наездники… Я на закате не ушла, хотела поближе на них посмотреть. А утром были тучи… А если тучи, я не могу попасть домой. И если бы я тогда, в тот просвет, солнце не поймала – неделю мне тут сидеть, а отец… Он, в общем, не понял бы.
Юстин молчал. Смотрел на круглое стеклышко.
– Это заговор? – спросил наконец.
Анита усмехнулась:
– Скажешь такое… Это не заговор. Это магия.
– Да? – Юстин повел лопатками, будто от холода.
– Ничего особенного, – с напускным равнодушием сказала Анита. – Посмотришь – и дома…
– А можно мне посмотреть?
Анита отпрянула. Быстро спрятала стеклышко за вырезом платья:
– Ты что, хочешь оказаться у меня дома?
В голосе у нее был такой ужас, что Юстин помрачнел:
– А… Что?
– Ничего, – сказала Анита. – Просто… ни к чему это.
– А оно только к тебе домой переносит?
– Отсюда – да, – кивнула Анита. – Из дома – в любое… место. То есть, конечно, не в любое, но… во многие места. Надо захотеть… если старое место – то вспомнить. Если новое – представить…
– Значит, – сказал Юстин, – значит, сегодня ты захотела вернуться сюда?
Анита отвернулась:
– Да… Чего особенного?
– А зачем? За черешнями? Понравилось?
Она покосилась на него почти неприязненно:
– Знаешь… Если все время шутить одинаково, то шутка становится… чем-то совсем другим, тебе не кажется?
– Ну, извини, – сказал Юстин, чувствуя себя дураком.
– Мне здесь понравилось, – сказала Анита просто.
И в полной тишине этого утра они замолчали. Надолго.
Анита сидела вполоборота к Юстину. Русые волосы были не распущены, как в прошлую встречу, но аккуратно подобраны гребнями. В мочке розового уха поблескивала зеленая искорка-серьга. Анита смотрела мимо Юстинова взгляда – вдаль.
– Знаешь, – сказал Юстин, – наверное, тебе не следовало вот так, сразу, открывать свою тайну кому попало. Другой человек мог бы… обидеть тебя. Отобрал бы стеклышко, разбил… И что?
Анита удивленно на него покосилась:
– Ты думаешь, я дура? Я же вижу, с кем говорю… Ты же мне колбасу принес, вот какого ты лешего потащил колбасу незнакомой воровке? А?
– Ну… наверное, ты права, – смущенно согласился Юстин. – Наверное…
Снова замолчали.
– А я один остался, – сказал Юстин. – Дед уехал на ярмарку… Раньше завтрашнего вечера и ждать нечего.
– Слушай, – после паузы сказала Анита, и голос у нее был почти торжественный. – Послушай… Покажи мне, как вы живете, а?
* * *
Юстин опасался, что Огонек не примет нежданную гостью – но тот, хоть и не радовался особенно, команду послушал и убрался под порог, звеня цепью.
Анита, как оказалось, совсем не боялась собак.
Она восхищалась козами, курами, она заглядывала в печь, с восторгом брала с руки грубые тарелки и миски, залезала на лавку, чтобы понюхать пучок сушеных трав под потолком:
– Здорово!
Юстин стеснялся их с дедом дома – убогого, не очень чистого, сырого и темного. Юстин не понимал, где должна была вырасти девушка, с таким интересом разглядывающая печной ухват; против Юстинового опасения, дедовы «штучки» (заготовки для оберегов, лягушачьи кости, перья диковинных птиц, клубки цветных ниток и заговоренный воск) нимало Аниту не заинтересовали. Расписные деревянные ложки увлекли ее куда больше; правда, за все время, пока Анита изучала дом, двор и сарай, между ней и Юстином не было сказано и двух слов – Анита всякий раз останавливала Юстина, когда тот пытался что-то объяснить:
– Потом…
Потом они вышли во двор, Анита изъявила желание сесть на землю, и Юстин подстелил ей рогожку. Анита дождалась, пока рядом усядется Юстин, и вытащила свой ножик.
Юстин смотрел, как она вырезает круг. Краем сознания прошла мысль, что к дедовому возвращению надо будет затереть след ножа на земле.
– Спасибо, – сказала Анита. – Жалко, что печку растопить нельзя. Мне хотелось бы посмотреть, как туда дрова бросают.
– А у тебя дома, – осторожно спросил Юстин, – печку топят чем?
Анита перестала улыбаться. Подумала; потрогала кончик носа:
– У меня дома печки вообще нету. Про мой дом давай не говорить, ладно?
– Это немножко нечестно, – сказал Юстин. – Я же тебе все показал… Все, что у меня есть.
– Ну да, – Анита нервно скомкала подол. – Конечно, это не очень честно… но только что поделаешь? Есть такое слово – «нельзя». Слышал когда-нибудь?
– Но ведь мы же в кругу, – осторожно сказал Юстин.
Девушка насторожилась:
– А что ты знаешь про круг?
– А что мне надо знать?
Анита отвернулась:
– Ничего не надо знать. Не твое это дело. Просто мне захотелось сегодня прийти… Сюда. Я и пришла. Скоро уйду.
Мимо сидящих прошла рыжая курица. Походя склюнула какого-то жучка. На куриной спине уродливым черным пятном лежала заговоренная дедом смола.
– У тебя отец строгий? – предположил Юстин.
– Да, – нехотя отозвалась Анита.
– А мама есть?
– Нету… Слушай, мне правда скоро пора.
– А я не буду тебя расспрашивать. Сиди спокойно.
Анита вдруг улыбнулась:
– Да нет… Спрашивай, я не боюсь. Если не смогу ответить, так и скажу.
Юстин понял, что почему-то волнуется.
– Твой дом далеко? – начал он осторожно.
Анита кивнула:
– Да. Наверное. А может быть, не очень.
Юстин помолчал, выбирая вопрос.
– Твой дом… там всегда светит солнце?
Анита посмотрела удивленно:
– Нет… Там вообще нет…
И она зажала себе рот рукой.
– А как же ты тогда смотришь через стеклышко? – спросил Юстин, ощущая неприятный тяжелый холод в груди.
– А я там не на солнце смотрю, – сказала Анита глухо.
– Это под землей? – спросил Юстин.
– Может быть, – вздохнула Анита.
– Твой отец…
Анита резко подняла голову, взглянула на солнце, зажмурилась:
– Мне пора, Юстин. В прошлый раз, когда я опоздала, мне такое было… Лучше сейчас уйти, а то вон туча ползет… Смотри!
И Юстин подался на детскую уловку. Глянул туда, куда указывала Анита, а когда обернулся снова – рядом с ним никого не было.
Вообще никого. Только куры.
Заскулил на цепи Огонек.
* * *
Дед вернулся на другой день. Едва посмотрев в его здоровый глаз, Юстин понял, что новости плохие.
– Худо с торговлей?
– Какая уж торговля… – дед стоял, привалившись к стене, и безучастно смотрел, как Юстин распрягает лошадь. – Горевестники… Пришли наездники – быть беде, помнишь мои слова?
– Что случилось-то? – Юстин старался говорить как можно небрежнее, в то время как руки начинали почему-то дрожать. Лошадь, которую дед обычно щадил, теперь чувствовала себя плохо: мокрая, заморенная, со следами батога на спине.
Ее немилосердно погоняли.
– Наш-то войну затеял, – проговорил дед глухо.
Юстин не стал переспрашивать. «Наш» – означало «князь».
– Войну, – продолжал дед с отвращением. – Жди рекрутского набора… Рекрутского набора!
В голосе его звучал ужас, которого не удавалось скрыть.
* * *
– Что ты делаешь? – спросила Анита.
Юстин с трудом разогнул спину. Посмотрел вверх; увидел щегольские кожаные туфли, ноги, стоящие в траве у свежевырытой ямы, так близко к краю, что осыпались черно-рыжие комья из-под подошв.
– Что ты делаешь? – повторила Анита обеспокоено. – Это что, могила? Кто-то умер?
– Это моя могила, – сказал Юстин нехотя.
– Что?!
Прежде чем он успел возразить, она легко спрыгнула к нему, на дно ямы, в глину.
– Что? Ты что, Юстин?
Ему захотелось успокоить ее. Потому что она действительно испугалась не на шутку.
– Рекрутский набор, – объяснил он мягко. – Приедут вербовщики… А дед им мою могилу покажет. Нет, – он улыбнулся, – пустую… Но могилу надо соорудить по всем правилам. Чтобы вербовщики поверили.
Анита нахмурилась. Посмотрела вниз, на грязную лопату в Юстиновых руках; подняла взгляд:
– Рекрутский…
– Рекрутский набор, – со вздохом повторил Юстин.
Анита без слов попыталась выбраться из ямы, но влажная земля подавалась под носками туфель, и ноги соскальзывали, оставляя борозды на стенке Юстиновой могилы. Он помог ей; под светлым платьем, сшитым из очень тонкой, очень мягкой материи, напрягалось теплое тугое тело, и когда Анита выбралась наконец наверх, Юстину стало жаль, что дозволенное прикосновение закончилось.
Потом он увидел, что на светлом платье остался след его грязных ладоней. Ему сделалось неловко.
– Я тебя запачкал…
– Ерунда, – Анита села на траву.
Юстин выбрался следом – чумазый, потный, смущенный. Молча сел рядом; Анита обвела на земле круг – и сразу же заговорила:
– Рекрутский набор – это в солдаты?
– Да. Наш затеял войну… Снова. Наш князь.
Анита свела брови. Выпятила нижнюю губу:
– Что-то я слышала… Ты думаешь, вербовщики поверят?
Юстин пожал плечами:
– Надеюсь… Вот живи мы с дедом в поселке или на хуторе – тогда некуда было бы деваться, только в леса уходить… А так – может быть, и поверят. Ты же им не скажешь? – спохватился он вдруг.
Анита обиделась. Юстин смутился снова:
– Ты… это.
Она сидела рядом, и на платье ее ясно виднелись следы его ладоней. Юстин потер руки одна об другую; ладони помнили прикосновение и не хотели забывать. Разозлившись, он несколько раз громко хлопнул в ладоши – чтобы хоть болью прогнать воспоминание.
– Ты кому хлопаешь? – улыбнулась Анита, и Юстин понял, что она не сердится.
– Я глупость брякнул, – признался он честно. – Тебе платье… замазал. Дома ругаться не будут?
Анита покачала головой:
– Не заметят… Я ведь иногда, если из дома переношусь и место перепутаю, так в ручей падаю или в болото… И такая домой возвращаюсь – ну просто хоть к лешему в дупло!
– «Переношусь» – это когда в стеклышко смотришь?
– Ага…
– А как ты к нам в сад попала? В самый первый раз?
Анита смутилась:
– Ну… Мне тогда черешен захотелось. И я загадала такое место, где уже созрели черешни…
Юстин засмеялся, а Анита взглянула в небо. Солнце то пряталось за неширокие ленты облаков, то выныривало снова, однако Анита смотрела не на солнце; черная туча, не похожая на прочие облака, обозначилась на востоке и быстро приближалась, захватывая все небо, растягиваясь частой сеткой.
Вороны.
Юстин разинул рот. С того самого дня, как в саду побывали наездники, он не видел ни одной птицы; теперь вороны летели тысячами, будто на чей-то зов, закрыли собой все небо – ни края, ни конца молчаливой стае не было и не предвиделось.
– Вот оно, – тихо сказала Анита. – Быть войне.
Юстин обхватил плечи выпачканными в земле руками:
– Добычу чуют…
Дед рассказывал, как его самого когда-то забрали в рекруты – еще при батюшке нынешнего князя. Немного, впрочем, рассказывал; больше говорили слепой глаз, шрамы на лице и следы палки на спине.
И ненависть к воронам.
– Чуют, – мрачно подтвердила Анита.
И оба посмотрели на почти полностью готовую могилу.
– Вашего князя Краснобровым зовут?
Вороны все летели и летели.
– Да… – не сводя глаз с могилы, пробормотал Юстин.
– «Краснобровому вечно тесно в отцовых границах», – сообщила Анита, будто повторяя чьи-то слова. – «Но на этот раз заварушка закончится не так, как ему хотелось бы».
– Что? – удивился Юстин.
Вороны все летели и летели.
– Хочешь, я предупрежу тебя, когда вербовщики в вашу сторону двинут? – просто спросила Анита.
Юстин захлебнулся:
– А ты… Ты можешь?
– Попробую, – Анита нахмурилась. – Слушай, небо затягивает… Мне пора. Отвернись…
– Погоди, – быстро сказал Юстин. – Ты в следующий раз… когда?
– Попробую поскорее, – деловито пообещала Анита. – Ну, отвернись, давай!
И Юстин покорно отвел глаза – как будто Анита собралась купаться.
Вороны все летели, но девушки рядом уже не было; Юстин тщательно затер нарисованный на земле круг.
* * *
– Непростая у тебя подружка, – сказал дед.
Юстин помрачнел.