Петр I

Коротко говоря, это идеальная биография Петра I с точки зрения баланса научности и доступности. Если необходимо заполнить пробел в собственном образовании, составить целостную картину или вспомнить некоторые факты – это именно то, что нужно. Здесь шестнадцать глав, последовательно описывающих жизненный путь императора, отдельные очерки о царевиче Алексее, Санкт-Петербурге, образе Петра в глазах современников и потомков. Профессор истории Николай Павленко написал эту книгу в далёком 1976 году, когда уже кое-что было можно. С тех пор труд переиздавался ещё пять раз, а сам автор, которому сейчас 97 лет, активно исправлял и улучшал его, вводя новые факты и касаясь актуальных проблем исторического дискурса. Пластичность и живость павленковской мысли украшает книгу, но порой в тексте попадаются явно «вставные» моменты. Так, упоминая о расправах со стрельцами, автор резко противопоставляет «оправданную» жестокость Петра повадкам Ивана Грозного и Сталина. Утверждение, весьма актуальное сейчас и достойное отдельной книги, здесь умещается в абзац. Нет времени его доказать, и читатель недоумевает. В другом месте огромная тема преемственности реформ Петра дана несколькими штрихами: мол, отсталая Россия так бы дальше и загнивала, если б не «революция сверху». Ловко и бездоказательно усечена проблема, над которой поколениями спорили русские интеллектуалы! В защиту автора стоит сказать, что полёт его пера был ограничен как требованиями серии ЖЗЛ, так и биографического жанра. Эпоха – да, но, прежде всего, масштаб личности.Для тех, кто не в теме: Пётр, как известно, – явление и чисто русское и всемирное, здесь с ним может тягаться разве что Пушкин. Он едет за границу, и мы усмехаемся: первый наш турист; он рубит головы стрельцам, и мы мрачно киваем: это Россия, с нами по-другому нельзя; он вешает казнокрадов и бьёт палкой Меншикова, а мы поддакиваем: так им и надо, чиновникам проклятым; он соблазняет дам и пьёт за десятерых, и мы хохочем: наш мужик! Иностранцы – и те – редчайший случай! – уважают и восхищаются: наставил на западный путь, бороды стриг, основал флот и постоянную армию, трудился рука об руку с простыми работниками – демократ! Павленко любуется Петром в труде и на войне, за государственными делами и в «забавах», приводит многие известные анекдоты о царе: накормил пленных шведских маршалов, назначил барчука матросом к его бывшему слуге, наградил часового, не пропустившего самого императора… Основная характеристика Петра, проходящая через всю книгу: «живота своего не жалел» для Отечества. Работал на износ, побеждал и терпел поражения, потому и остался единственным царём, о ком песни слагали как о плотнике, так и об антихристе. Наше время аналогов Петру не знает, потому он и выглядит не иначе как суперменом.Для тех, кто в теме: После десятилетий научных изысканий Николай Павленко, конечно, уже всё про Петра решил. Его взгляд понятен и сходен с представлением большинства современных историков: реформы были необходимы, Пётр ужасен, но великолепен, его враги омерзительны и ничтожны (особенно достаётся Мазепе, а царевич Алексей изображён безвольным пьяницей). Принимать или нет эту концепцию – воля читателя (думается, шведы и украинцы не будут в большом восторге), она не выкрикивается, но проговаривается ясно и твёрдо. Советский проект, внутри которого жил автор, имел несомненные сходства с петровской модернизацией: от его военной ориентации до изменения бытовых привычек. И книга Павленко говорит не только о царе, а о судьбе любых реформ в России. Всегда ли государство будет их катализатором? До каких пределов идти реформам и на чей опыт ориентироваться? Всегда ли народ будет сопротивляться и отвечать зверством? Есть ли наследники у преобразователя и почему «оттепель» сменяется деспотией? Петру не откажешь в великом упрямстве в насаждении мануфактур и немецкого платья, но он видел свой идеал в Амстердаме и Лондоне. И в этом ему больше повезло, нежели нынешним реформаторам: каналы рыть – только прикажи, а научить людей торговать с улыбкой – кому ж под силу?Общая оценка: Если ты не такой, как все, переделай всех!

Бурмистров увидел приближавшихся к нему двух офицеров. Один из них был лет семнадцати, высокого роста, с открытым, прелестным лицом, на котором играла кровь юношества. Если б это была девица, то все бы влюблялись в неё.Этим человеком был царь Пётр. Во всяком случае, таким его увидел автор романа «Стрельцы» К. П. Масальский.За последнее время я прочитал столько историко-приключенческих романов, что уже слегка устал от них (при всей моей любви к этому жанру), и мне захотелось почитать что-нибудь более серьёзное и научное. К биографиям русских императоров я присматривался уже довольно давно: как-никак, научные биографии правителей – это один из лучших способов познакомиться с конкретной исторической эпохой, или же освежить и углубить это знакомство, если знания уже подзабылись. Для меня больше всего интереса представляют Пётр (пояснять ничего не нужно), Павел (фигура противоречивая и потому интересная), Николай I (как живая квинтэссенция романовской монархии) и Николай II (которого столь часто поминают в современной публицистике, СМИ и кино, что появляется резонное желание разобраться самому и составить наконец собственное мнение). Поразмыслив хорошенько и вспомнив принцип историзма, решил начать с начала – это поможет лучше понимать последующие эпохи и позволит сравнивать их с предыдущей.Первое, чем павленковская биография обращает на себя внимание – это сравнительно небольшой объём, немногим больше 400 страниц. Как я понял, в серии ЖЗЛ издавалась сокращённая версия научного труда, облегчённая для понимания читателей без исторического образования. Или, наоборот, доработанная версия изначальной небольшой книги, которая потом развилась в толстую монографию. В общем, в ЖЗЛ вышло что-то вроде адаптированного варианта для непосвящённых.Иногда Павленко вставляет шпильки в адрес советской историографии (я читал издание 2003 года), упрекая её в однобоком классовом подходе и догматизме, что выглядит немного странно – разве он сам не один из виднейших её представителей? Рассказывая о ранних биографах Петра, Павленко называет их панегиристами, но он и сам похож на апологета. Строго научного, но, тем не менее, апологета, который старается представить деятельность Петра в максимально благоприятном свете. Он лишь несколько раз упоминает, очень кратко, о резко выросшей эксплуатации народа в петровское время, скачках налогов, росте подневольного труда. При этом он лишь констатирует эти факты, не заостряя на них внимания. Да, на это можно возразить, что всё это лишнее для формата биографии – но ведь это часть исторических условий, которые влияли на деятельность Петра и которые, отчасти, он сам формировал. Можно сказать и то, что анализ этих сторон царствования излишне увеличил бы объём книги, но – я уже говорил, что в нынешнем варианте результат труда Павленко несколько… тонковат. Автор едва упоминает несколько раз «всепьянейший собор», старается не акцентировать внимание на разрыве Петра с первой женой, итогом которого стало принудительное пострижение Евдокии в монахини, и весьма лаконично рассказывает историю царевича Алексея. Чрезмерную жестокость Петра Павленко коротко и просто объясняет всего двумя доводами – «время было такое» и «царь любил вникать во все мелочи, поэтому и рубил головы стрельцам лично». Менторский тон в сочетании с прославлением императора и неизбежным патриотизмом местами делает биографию похожей на пусть и не школьный, а вузовский, но всё же учебник.Мы настолько часто говорим про литературных персонажей и исторических деятелей «у него был противоречивый характер», что это кажется уже каким-то расхожим клише. Для Петра это верно, как ни для кого другого. Патриотизм, понимание своего долга перед вверенной ему Господом Богом страной, ум и трудолюбие, упорство и самоотверженность, стремление к европейской культуре и знаниям уживалось в нём с крайней, прямо-таки азиатской жестокостью и настолько разнузданным весельем, что оно уже отдаёт извращённостью.К этой противоречивости примыкает и некая сознательная раздвоенность если не личности, то социальной роли. Пётр Алексеевич действительно выступал в двух ипостасях – самодержца всероссийского и обыкновенного гражданина Московского царства и Российской империи, служилого человека Петра Михайлова. И это не публичное и частное лицо монарха, это именно два отдельных человека в социальном смысле. Пока царь Пётр писал и издавал указы, объявлял войну, заключал союзы, Пётр Михайлов жил на собственное жалованье, экономно носил самую простую одежду и дослужился от бомбардира до генерала и от матроса до вице-адмирала. И письма царя к своим подданным отличались от писем Петра Михайлова к своим друзьям. Почему Пётр вёл такую двойную жизнь? Тут может быть два ответа. Сам Павленко считает, что через Петра Михайлова царь собственным примером показывал своим подданным образец скромной, деятельной и честной жизни в служении государству. Это, конечно, верно, но я вижу и ещё одну причину – любовь Петра к игре, свойственную ему ещё с отрочества. Гиперактивной, неуёмной и непоседливой натуре Петра было скучно жить обычной царской жизнью, и он искал выход своей энергии в том числе и в играх – в потешных сражениях, в играх в князя-кесаря и князя-папу, во второй «личности». К концу жизни Петра, похоже, эта игра сходит на нет. Видимо, на это повлияли и усталость, и подорванное здоровье, но главное – постепенный распад компании ближайших друзей царя, кто-то из которых, как Ромодановский, умер, кто-то был казнён, как Кикин, а кто-то, как Меншиков, оказался на волоске от казни или ссылки.О скромности Петра я знал, а вот его стеснительность оказалась для меня новостью. Впрочем, она свойственна скорее для молодого царя, со временем это качество в его характере почти пропадает. А во время своей первой поездки за границу Пётр нередко закрывал лицо руками, идя по улице, и запросто мог потребовать от придворных отвернуться, пока он идёт через зал к выходу. Он не приехал на похороны своей матери – потому что они были ему безразличны или потому, что не хотел показывать людям свои переживания?Удивило то, что Пётр, оказывается, вовсе не обладал богатырским здоровьем, нередко болел и ездил лечиться на минеральные воды. Здоровье подрывала и жизнь в разъездах, не говоря уже о ежедневной активной работе.Император был склонен к мелочному контролю за жизнью подданных, что кажется этаким «тоталитаризмом XVIII века», в кавычках, разумеется. Царские указы регламентировали ширину печных труб, конструкцию рыболовных судов, график хождения в церковь и поведение во время богослужения, и даже конструкцию гробов и материал, из которого они должны были изготавливаться – что уж тут говорить про бритьё бород и обрезание длиннополой одежды! Помимо кипучей деятельной натуры Петра это объясняется его отношением к своим подданным как к детям, которых нужно всему учить – именно так он хотел навести порядок в государственной и общественной жизни.Сложен вопрос о соотношении в политике Петра интересов народа с интересами государства. Россия при нём рванула вперёд со скоростью пушечного ядра, выпущенного из отлитого на демидовском заводе орудия, но положение крестьян, да и горожан тоже, скорее ухудшилось, чем улучшилось. Страна в целом шла вперёд семимильными шагами, но для конкретных людей это оборачивалось налоговыми поборами, рекрутчиной, подводной и постойной повинностями, мобилизацией на строительство городов, крепостей и работу на верфях. В создании ВМФ и развитии морской торговли переплелись объективный государственный интерес и субъективное личное увлечение Петра.История царевича Алексея действительно трагична. Не столь важно, действительно ли он умер в тюрьме после вынесения приговора, как утверждалось в официальной версии событий, или был убит по приказу отца. Фактически, после петровских пыток граница между первым и вторым не так различима. Трагичность здесь в отношениях между отцом и сыном самих по себе. Алексея, конечно, много в чём можно упрекнуть. Слабовольный человек? Да. Пил больше, чем стоило бы – да (правда, я сомневаюсь, что он пил больше отца. Может, у Петра просто организм был крепче). Ленивый, нелюбопытный и пассивный человек, случайно оказавшийся наследником престола? Пожалуй, что так. Но – что сделал сам Пётр для того, чтобы воспитать своего сына другим? Скажут, что у царя не может быть времени на воспитание собственных детей, а на учителей и воспитателей полагаться нельзя. Да, возможно. Но Пётр вполне мог хотя бы таскать сына с собой с самого раннего возраста, собственным примером приучая его к труду и передавая опыт управления. Мог бы использовать для этого время, потраченное на «всепьянейший собор». Но Пётр этого не сделал. А упрекать сына в том, что он вырос непохожим на него – так это любой дурак-отец может.Пожалуй, ЖЗЛовского «Петра I» Павленко можно назвать добротной научно-популярной биографией, основанной на исследованиях автора и представляющей их результаты в форме, понятной для не имеющего отношения к профессиональной исторической науке читателя. Короче говоря, для первого знакомства с личностью Петра биография Павленко – самое то. А я, кажется, уже избалован толстыми и подробными научными монографиями, и поэтому начинаю брюзжать.

Ошибочно полагать, что Советское историческое образование было сплошь идеологической литературой. Достаточно сравнить фундаментальные работы тех лет, с нынешними дорогущими, и при этом мало информативными трудами. Вспомните такие многотомные работы как: «Всемирная история», «История второй мировой войны», сочинения по отдельным странам и т.д. Эти труды отличает не только марксистко-ленинская концепция, но и богатый фактографический и аналитический материал, внимание к деталям, художественно-академический стиль и т.д. По сей день в вузах активно используют литературу тех времён, поскольку качественных современных аналогов на вес золота, как в цене, так и в количестве. Особой популярностью в Советский период стал пользоваться историко-биографический жанр, опору которой составила серия книг ЖЗЛ.Из всех Русских царей в Советский период, нет более изучаемого, и любимого властью, чем Пётр I. В том же ЖЗЛ ему неоднократно посвящали работы: Мавродин В.В. «Пётр Первый», собственно сам Павленко Н.И. Популярен был роман Толстого А.Н. «Пётр I», который несколько раз экранизировали; то же применимо и к роману Германа Ю.П. «Россия молодая». Издавались и работы историков имперского периода: Соловьёв С.М. «Публичные чтения о Петре Великом». У советских историков отмечалось, что «преобразования монарха пусть и носили классовый характер, но это не исключает их громадной общенациональной значимости». Импонировал Пётр и как личность: «не чурался физического труда…»; «с ранних лет проявлял привязанность к ремёслам…»; «Царю импонировала непринужденная обстановка…»; «лично знал множество ремёсел…». Он как будто и «на царя то не похож». Как политик он вывел страну из «боярского анахронизма», пустил её на «рельсы развития», подобрал талантливые кадры в военную (Шереметьев, Меньшиков, Апраксин), политическую (Толстой, Остерман) и административную (Ягужинский, Ромодановский) отрасль. Все выше перечисленные идеи характерны и для труда доктора исторических наук – Павленко Николая Ивановича. Здесь мы видим явные симпатии к заглавному герою, что впрочем, не ударяет по объективности: описаны пороки первых лет самостоятельного царствования; проекты, создаваемые на костях и т.д. Большое внимание уделяется войнам, будь то Азовские походы, Шведская война, или Прутский поход. И это объективно. Во-первых, сами по себе события стали крупнейшими, одна Шведская война шла без малого 20 лет. Во-вторых, именно войны стали важнейшим фактором многих проектов и реформ, у Павленко это идея хорошо прослеживается: нужна боеспособная армия – военная реформа, военные школы, создание фортов и крепостей; на военные нужды требуются расходы – косвенные налоги, административная реформа, подушная подать; нужен флот – вводится кумпанство; да даже Сенат возник из-за «постоянных отлучек вызванных войнами».Привлекает, что труд не написан сухим академическим языком, а выдержан в художественно-академическом стиле. Благодаря чему его будет легко читать и человеку, не занимающегося историей профессионально. Из минусов я бы выделил ориентир автора на личную жизнь. Здесь Павленко концентрирует внимание на детстве (при этом упор делается скорее на жизнь государства в период детства монарха, что стало очень верным шагом), отношениях с Евдокией Лопухиной и Мартой Скавронской (Екатерина Алексеевна), сыну Алексею уделена целая глава, и, конечно же «Paradise» – «Столичный град Санкт-Питербурх» за который автору отдельное спасибо. Однако фактически ушли на задний план две любви Петра – Анна Монс, Мария Кантемир; автор краток и в вопросе последних лет жизни монарха, его обострившихся заболеваниях, смерти и последней воле упоминаемой в мемуарах Бассевича: «Отдайте всё…». Но с другой стороны необъективно будет считать такую концепцию автора минусом, перед нами субъективный труд, составленный профессиональным историком, который знает, что имеет значение, а что нет. Кроме того Пётр многогранен, его царство – это бесконечный пласт фактов, домыслов, теорий, концепций – отразить их все в одной книге было бы невозможно – и раз автор выбрал такие моменты, то так тому и быть.В итоге перед нами прекрасно составленная и объективная биография, которая будет интересна, как и профессиональным историкам, так и начинающим. И неужели такой труд будет отрицательно характеризовать Советскую историческую концепцию? Не подумайте, я отнюдь не идеализирую то время, каждой вехе нашей истории присущи обе стороны медали, и к данной науке это применимо в такой же мере. Откровенно слабые труды, есть в каждом периоде, но глупо по ним делать общий вердикт. Так что давайте перестанем хулить всех и вся, а лучше с головой окунёмся в исторические произведения, и быть может: «Россияне когда-нибудь, а может быть, при жизни нашей пристыдят самые просвещенные народы успехами своими в науках, неутомимостью в трудах и величеством твердой и громкой славы».Пётр I