Сукины дети. Тот самый

Глава 1

Как я оказался в этом переулке – ума не приложу. Один раз стоило свернуть не туда, и вместо чистого, светлого проспекта с автомобилями и пешеходами – мусорные баки, разбитые фонари и грязь по колено.

К ночи подморозило. Ветер гнал мелкую жесткую крупу, которая скользила под ногами и больно секла лицо.

Учуяв пронзительный, выворачивающий кишки запах, я посмотрел на мусорный бак, из которого, как голодный язык, высовывался дырявый пакет. Да нет, слишком холодно. Мусор смёрзся в ледяные комки, и так вонять не может…

И тут же за спиной я услышал шаги. Нет, не обычное шарканье припозднившегося гуляки, а тихий, вымораживающий душу, цокот когтей…

Оглянулся – никого. Разбитый фонарь ничем мне помочь не мог, так что оставалось полагаться на свет полной луны, которая мелькала среди туч мутным бельмом в громадном зрачке ночи.

Лунный свет падал на стиснувшие переулок заборы, на узкую грязную колею между ними, но больше ничего не освещал.

Совсем рядом раздался долгий, пронзительный вой. "Остерегайтесь, дети мои, торфяных болот – где силы зла действуют безраздельно…"

Нет, ничем мне не поможет цитата из фильма. Да и Питер уже далеко не торфяные болота, и темнота не может скрывать ничего, более страшного, чем обдолбанный бродяга. Впрочем, в такой мороз все бродяги расползлись по тёплым подвалам, и только я один, как дурак, бреду по ночному городу…

Остаться без жилья, в феврале, да ещё и на ночь глядя, потому что к приятелю неожиданно нагрянула подружка – то ещё удовольствие. Хотя спальник на кухне сложно назвать жильём, или даже углом… Но искать работу я давно перестал, а без денег лишь на милосердие друзей и можно рассчитывать.

Несмотря на жалкие потуги разума объяснить всё сверхъестественное обычными причинами, инстинкты считали по-другому. И взяв руководство над телом, отдали команду бежать, сломя голову.

Ноги оскальзывались на ледяной крошке, рюкзак тяжело бухал в спину, лёгкие работали на всю катушку. А в голове бился слепой, иррациональный ужас…

Из-за свиста ветра я перестал слышать цоканье, и через пару десятков метров решил остановиться. У страха глаза велики. Скорее всего, я принял за вой металлический визг какой-нибудь разболтавшейся решетки, а скрип снега под ногами – за скрежет когтей…

Вот идиот! Меня же учили справляться со страхами. Побеждать инстинкты, и прежде чем предпринимать какие-то действия, всё тщательно анализировать. Зачастую от смерти тебя отделяет именно анализ: те, кто очертя голову спасаются от опасности, погибают гораздо чаще… Статистика. Упрямая ты сука.

Итак, я остановился. И в тот же миг кто-то сильно толкнул меня в спину.

Падать пришлось вперёд, я едва успел сгруппироваться, и всё равно ударился переносицей, а затем щекой – безобидный с виду сугроб оказался грудой битого кирпича, едва припорошенного снежком.

В голове взорвалась боль, под носом сделалось тепло и влажно. На снег закапали тёмные в свете луны капли…

И тут вой раздался опять. Над самым моим ухом. Извернувшись, я оказался к нему лицом – негоже встречать опасность, показывая спину…

Щелкнули челюсти. Значит, тварь всё же не призрачная – это подтверждал и мерзкий запах, который я принял за вонь мусорного бачка. Не думая, я схватил тварь за горло и попробовал пнуть ботинком в брюхо.

Я не встретил никакого сопротивления. Но тварь была здесь! Я чувствовал капли слюны на своём лице. Задыхался от смрадного дыхания.

Но ухватить мог только пустоту.

Вероятно, от удара у меня повредился мозг, – я вновь пытался анализировать. – Нарушилась связь между зрительным нервом и опорно-двигательным аппаратом, и теперь я бестолково ловлю воздух совсем не в том месте, где щелкает зубами… бродячая собака?

Мысли вихрем неслись одна за другой. Бесполезно ворочаясь на спине, под тяжестью рюкзака я был похож на перевёрнутую черепаху.

Я видел глаза твари – совершенно безумные оранжево-желтые бельма. Я даже чувствовал её зубы на своём горле, хотя и защищенном складками толстого вязаного свитера.

Тварь почти прокусила свитер, я стал задыхаться, и в этот момент услышал выстрелы. Один… Второй… Третий… На четвёртом бешеная собака испарилась. Исчезла. Развеялась, как дым.

Я не верил своим глазам. Так не бывает!

Но инстинкты продолжали управлять телом.

Выпростав руки из лямок, я перекатился за рюкзак – в противоположную от выстрелов сторону – и пригнул голову.

Почудилось: выжженная земля, душный от пороховой гари ветер, я прячусь за бруствером из мешков с песком…

Но нет. Руки моментально замёрзли, погрузившись в ледяную крошку, джинсы на коленях намокли, и всё тело пробрало холодом.

– Поднимайтесь, милостивый государь. Опасность миновала.

Скольким людям такие слова стоили жизни…

– Ну же!

Ко мне склонилась странная фигура. На голове – цилиндр, плечи обёрнуты старинного покроя плащом-крылаткой, белоснежный воротничок отражает лунный свет… Рука в чёрной перчатке с раструбом протянулась к мне с недвусмысленными намерениями.

Схватившись за эту руку, я дал себя поднять. Напряжение не отпускало: во второй руке незнакомца был зажат пистолет. Да нет, револьвер. К счастью, он его сразу убрал. Куда-то под плащ, в складках которого можно было утаить целый арсенал.

– Не пугайтесь моего странного вида, милостивый государь, – сказал он спокойно, и чуть насмешливо. В лицо мне дохнуло дорогим шампанским и сигарами. – Просто я был на костюмированной вечеринке, которую устроила одна моя знакомая… Впрочем, имя дамы не стоит произносить всуе, – он мечтательно улыбнулся каким-то своим мыслям. – Шел домой, и чёрт меня дёрнул срезать через этот переулок. А тут – вы. Не иначе судьба…

– А вы всегда ходите на вечеринки с револьвером? – я не знал, что ещё спросить. Понятно, имел место некоторый шок, потрясение от случившегося, и мне просто требовалось несколько спокойных мгновений, чтобы прийти в себя.

– Это смотря какие вечеринки, – легкомысленно пожал плечами незнакомец. – Однако не стоит здесь больше оставаться. Гули трусливы, но обычно охотятся стаями, – наклонившись, он легко ухватил за лямки мой тяжеленный рюкзак и закинул себе на плечо. – Идёмте. Я провожу вас до дому.

– Гули? – отряхнув джинсы и кое-как заправив рубашку, я одёрнул свитер и попытался застегнуть куртку. Ничего не вышло: замок был сломан. Собачка выскочила из пазов и сиротливо болтала металлическим язычком.

Чёрт.

– Я сказал гули? – удивился незнакомец.

– Ну да. Вы сказали: гули охотятся стаями.

– Вам послышалось. Я говорил про бродячих собак.

Следов собачьих лап, а тем более, застреленного трупа я нигде не наблюдал.

– Она убежала, – быстро сказал странный человек в цилиндре. – Наверное, испугалась выстрелов и помчалась за подмогой… Идёмте же, – он требовательно протянул руку. – Скажите, где вы живёте, и я доставлю вас туда в целости и сохранности.

Меня одолевали сомнения. Уж очень странно вёл себя этот добрый самаритянин…

– Достаточно будет, если вы покажете, в каком направлении находится проспект, – сказал я. – Признаться, я просто заблудился. Отсюда и все неприятности.

Мы пошли рядом.

– Что вы таскаете в рюкзаке? – спросил он через пару минут. – Надеюсь, не те битые кирпичи, на куче которых я вас нашел?

      Кроме прочего, в рюкзаке у меня лежит ПМ и две коробки патронов… Но говорить об этом первому встречному? Увольте.

– Это всего лишь книги, – сказал я вслух. – Люблю, знаете ли, почитать перед сном.

Несколько томиков стихов у меня и вправду имелось. Во-первых, книги прекрасно оправдывали тяжесть рюкзака, а во вторых…

– Помилуйте, юноша!.. Вы разве не в курсе, что современные смартфоны оснащены программой для чтения? Можно носить с собой целую библиотеку, и она ровным счётом ничего не будет весить.

– Эти книги имеют для меня сентиментальную ценность, – сказал я. – Это всё, что осталось от отца.

Я не хотел этого говорить. Незнакомый человек на улице – не тот, кому можно довериться. Возможно, сыграло роль то, что он спас мне жизнь…

– Понимаю, – он подбросил рюкзак, устраивая его на плече поудобнее.

– Отдайте, – я протянул руку к лямке. – Я уже вполне пришел в себя.

– Ерунда, – отмахнулся он. – Найдя вас в столь плачевном состоянии, я просто обязан проявить милосердие.

В его голосе угадывалось упрямство пьяного человека. Поставил, мол, перед собой цель осчастливить ближнего, и сделаю это даже ценой его жизни…

– Благодарю, – я начал закипать. – Но я вполне могу о себе позаботиться. Отдайте рюкзак.

– Да пожалуйста, – скинув лямку с плеча, он бросил рюкзак мне. Я не успел поймать, и рюкзак грохнулся на асфальт, издав отчётливый металлический лязг.

Я втянул воздух сквозь зубы… Ну вот: сейчас начнётся. Он наконец-то испугается, закричит, прибежит полиция… Психушка. Это меньшее, что мне светит. ПТСР, или Афганский синдром в тяжелой форме – с таким диагнозом по улицам не разгуливают. А если обнаружат ещё и оружие… И как им объяснить, что я вовсе не повёрнутый на войнушке псих?

– А что это вы так побледнели? – голос и твёрдые пальцы на предплечье привели меня в чувство. – Эй, да вы на ногах еле стоите! – на меня вновь дохнуло шампанским. Глаза незнакомца оказались очень-очень близко… – Вам что, плохо? Вы когда ели в последний раз, юноша?

– Всё нормально, – собственный голос звучал, словно через запертую дверь. – Просто отпустите меня, и я пойду своей дорогой…

– Куда, позвольте узнать?

– На вокзал, – все барьеры рухнули. Я больше не мог сопротивляться этому голосу. – Там тепло, можно поспать на лавочке… А если повезёт, менты не будут пристёбываться до самого утра…

– Ясно.

Меня куда-то потащили. Я это понимал, потому что ноги продолжали двигаться, а рука, вцепившаяся в лямку рюкзака, не разжималась. Значит, сознания я не терял.

– Как зовут вас, юноша бледный, со взором горящим?

– Александром, – чёрт, почему я назвал ему настоящее имя? – Александром Стрельниковым…

– Тёзка, значит, – услышал я в ответ. – Всё-таки судьба…

Очнулся я от пронзительного визга. Вскинулся: казалось, вновь я стою в тёмном переулке, а сзади набегает призрачная тварь.

Оказалось, это всего лишь телефонный звонок.

– Агентство "Петербургские тайны" – голос был женский. Точнее, девичий. – Да… Да… Экскурсии проходят каждый день, с десяти до часу и с трёх до шести. По выходным, и ночные экскурсии – двойной тариф. Да, у нас есть автобус… Сколько человек? Записываю на вторник. К десяти, не опаздывайте. До свидания.

Я на вокзале? – была первая привычная уже мысль. – Нет, не на вокзале… Низкий потолок, словно каморка была под лестницей. Раскладушка, лоскутное одеяло… Мои шмотки развешаны на батарее отопления.

Рюкзак стоит в ногах. Судя по меткам, которые видел только я, его никто не развязывал.

У меня вырвался вздох облегчения.

Впрочем, сразу возникла другая проблема: а вдруг это работорговцы? Бомжи на вокзале болтали, что кто-то отлавливает по ночам их братию, и якобы, продаёт на какие-то стройки… Один даже хвастался, что чудом уцелел: завербовали его в Сибирь, на строительство космодрома Восточный. И не так уж было и плохо: теплушка, кормёжка три раза в день… Даже заплатить обещали. Но в один прекрасный день он, в числе других таких же бедолаг, очнулся в степи, в братской могиле. Опоили, значит, свалили в кучу, да и расстреляли. А потом присыпали песочком, чтобы снаружи не видно было. Его скользом зацепило. Повезло.

Чудом добрался до жилья… Потом уже оказалось, что никакой это был не космодром, а просто губернатор решил резиденцию себе в лесу отгрохать. А концы, по старой доброй традиции – в воду. Или, как в том конкретном случае – в землю.

Через тридцать секунд я решил, что на работорговцев не похоже. Пахло кофе. Слишком хорошим кофе, такой даже губернаторам далеко не всем достаётся.

Да и остальные шумы были уж очень обыденные, уютные: стрёкот ксерокса, гудение принтера, негромкие женские голоса, телефонные звонки… Как она там сказала? Агентство "Петербургские Тайны"? Экскурсии по двойному тарифу…

Натянув джинсы и просохшую рубашку, я отправился на разведку.

Распахнув дверь, я наткнулся на взгляд карих глаз в неимоверно длинных пушистых ресницах. Взгляд был скептический, из разряда "а что это нам Шарик на порог притащил?"

– Здравствуйте, – брякнул я. Существо в ресницах и конопушках выглядело лет на семнадцать.

– Значит, Сашхен, – кивнув в ответ на приветствие сказало существо.

– Сашхен? – переспросил я.

– Шеф сказал, тебя так зовут, – существо поправило гарнитуру на волосах, и покрутило курносым носом. – Я Антигона.

– Очень приятно.

Девчушка смерила меня недоверчивым взглядом: старая клетчатая рубаха, джинсы с дырками на коленях, не первой свежести носки…

– Аналогично, – брякнула она так, словно только что проглотила горькую пилюлю. – Сашхен, кофе хочешь?

– Не откажусь.

– Тогда чапай за мной.

Девчушка повела меня сквозь анфиладу светлых комнат. Одна была оборудована под офис: столы с мониторами, факсами, ксероксами и еще какими-то бежевого цвета девайсами… Интересно, почему всё компьютерное красят в тошнотворно-бежевый? Он что, должен как-то успокаивать? По-моему, он навевает тоску. Как бы намекает, что сделавшись офисным планктоном, ты обречён на вечные муки…

На полу стояли тяжелые кадки с настоящими на вид пальмами, шторы на окнах были собраны в гармошки – кажется, такие называют "римскими".

За столами сидели ещё две девицы: одна – в деловом костюме, но с ярко-синими, прямо таки купоросными волосами, вторая – готического вида, с чёрными дредами, в чёрной сетчатой майке, через которую проглядывали угрожающего вида трайблы, и глазами, настолько густо подведёнными, что делали её похожей на панду.

– Не обращайте внимания, – бросила Антигона девушкам за столами. – Шеф опять играет в Макаренко.

Девицы, скользнув по мне взглядами, вернулись к своим делам.

А когда-то меня считали симпатичным, – мысль резанула неожиданно больно. – На выпускном девчонки в очередь выстраивались, чтобы потанцевать… Да и в учебке, на обязательных балах, отбою не было от партнёрш. Одна генеральша… Впрочем, как говорил мой благодетель, не стоит упоминать имени дамы всуе.

Проходя мимо застеклённой двери, я невольно наткнулся взглядом на своё отражение. Эхе-хе, а ведь давненько я себя не видел… Волосы, еще год назад выгоревшие добела на сирийском солнце, потемнели и отросли, и не собранные в хвост, торчат в стороны неопрятными патлами. Борода скрывает впалые щеки, глаза запали и глядят настороженно – как фаланга из норки… Да уж, нечего сказать: красавец.

Сделалось стыдно. Настолько запустить себя боевому офицеру… Впрочем, я уже не офицер. Наградной ПМ – вот и всё, что осталось после ранения, шести месяцев в Ташримском госпитале и чистого увольнения на гражданку. Инвалидской пенсии едва хватало на нищенское существование в одном из самых дорогих городов мира. Но я не уезжал. Всё надеялся…

– Эй, ты чего завис? – это Антигона. Стоит рядом, но притронуться, толкнуть в бок не спешит. Умница.

– Извини. Давно не видел свою физиономию в зеркале.

– Шеф сказал, что подобрал тебя на какой-то помойке. Это правда?

– Ну…

– Да ладно, не смущайся. Я, например, пока сюда не попала, жила на верфи, в порту. Амальтея – это такая чёрненькая – у сектантов. Её как раз собирались принести в жертву, когда появился шеф…

– Что, правда? – её непосредственность подкупала. И в то же время настораживала. Какого хрена так мило относиться к незнакомому человеку?

– А то. Сам спроси, если хочешь.

Дом был большой. Да нет, по питерским меркам – просто огромный. Мы прошли около десятка комнат – некоторые были пусты, другие загромождены мебелью в белых чехлах, еще какими-то громоздкими предметами, похожими на картины в массивных рамах… Люстры плавали под лепными потолками, как обёрнутые в марлю истребители.

– Заходи, будь как дома, – Антигона пригласила меня пройти вперёд. Я послушался, и замер в немом восхищении.

Это была кухня. Такая, как её показывают в кино про богачей. Длиннющая металлическая барная стойка отделяла хозяйственную часть. Там угадывался холодильник с дверцами, похожими на купейные двери вагонов, огромная кофе-машина с серебряными рычагами и никелированными соплами… Больше всего она напоминала древний, но отмытый до блеска паровоз. Всё убранство было выдержано в стиле хай-тек.

Терракотовая плитка на полу была выложена в форме звезды, вписанной в круг. По радиусу круга шли какие-то письмена…

Арамейский, – опознал я. Этот язык я читал лишь со словарём.

– Круто! Никогда такого не видел.

– Я знала, что тебе понравится, – Антигона говорила так, будто лично спроектировала здесь всё, до последней гайки.

Девчушка с античным именем, обогнув меня, пошла к кофе-машине. Одета она была в узкие джинсы и короткую маечку, которая открывала для обозрения всем желающим гладкий белый живот с висюлькой в пупке. Огненно-рыжие волосы стянуты в твёрдую на вид гулю, которая придавала веснушчатому круглому лицу вид матрёшки.

Вдруг Антигона крикнула:

– Агентство "Петербургские тайны", здравствуйте! Да. Нет. Шеф будет только вечером. Нет, раньше нельзя. Оплата картой или переводом. До свидания, – и уже мне: – Извини, я всё время должна быть на связи.

Совершенно не интересуясь моими вкусами, она принялась орудовать рычагами кофе-машины. Та загудела, потом зашипела, выпустила, ещё больше уподобляясь паровозу, струю пара, застучала, затарахтела, и – смолкла.

По барной стойке скользнула громадная керамическая кружка с шапкой белой пены.

– Капуччино, – объявила Антигона.

– Спасибо.

– Угадала?

– Да.

Я отхлебнул раскалённого, ароматного и необыкновенно сладкого напитка и почувствовал себя счастливым.

– У меня талант. Всегда знаю, что кому подать… Так ты тоже будешь у нас работать? – неожиданно спросила она.

Я опешил.

– Да… вроде как нет. Во всяком случае…

– Будешь, – уверенно качнула гарнитурой Антигона. – Иначе бы шеф тебя не приволок.

– Да это случайно вышло, – я пожал плечами и сделал еще один глоток. Терпкая волна блаженства пронзила до самых пяток. – Я шел, на меня напали, а шеф…

– Можешь звать его Алекс.

– Алекс. Так вот, он меня спас. А потом притащил сюда. Я его не просил.

– Ну, я же говорю: всё сходится, – Антигона дёрнула дверцу холодильника, достала большую бутыль с чем-то оранжево-желтым и поставила на стойку. – Апельсиновый сок, натуральный, – объявила она. – Будешь?

– Спасибо. Но лучше ещё кофе.

– Да ты не стесняйся, – она вновь повернулась к кофе-машине. – У шефа чутьё на людей. Если он тебя притащил – значит, почувствовал. Что ты свой. То есть, наш.

– Почувствовал?

– Ну… – она поставила передо мной ещё одну кружку. – Интуиция у него такая. Чуйка. Он всегда оказывается в нужном месте в нужное время и… в общем, находит людей. Меня вот нашел…

Помолчали. Когда вторая кружка кофе подошла к концу, я ощутил острую тоску: нужно прощаться. Идти в каморку, надевать просохшие ботинки, куртку со сломанным замком, брать рюкзак, благодарить за гостеприимство и уходить. Куда?

– Ну… – допив последние капли, я поставил кружку на стойку. – Спасибо за всё…

– Антигона! – в кухню заглянула синеволосая девушка.

– Это Афина, – шепнула мне Антигона, будто открывала страшную тайну.

– Вот ты где! Там группа иранцев. У них Александровка, Зимний и Эрмитаж. Шефа нет, а больше с ними никто разговаривать не может. Кричат: ишпейде, ишпейде… Хрен его знает, что это значит.

– Это не иранцы, – неожиданно для себя сказал я. Афина посмотрела на меня так, словно только что заметила. – Они албанцы. И'шпейт'е – на албанском значит "быстро".

– Ты знаешь албанский, – кивнула Антигона, как будто что-то подтверждая. – Вот видишь: шеф в тебе не ошибся. Иди, переодевайся. Амальтея подберёт тебе подходящие шмотки.

– Ничего не понимаю, – пришлось сопротивляться, так как просиявшая Афина уже дёргала меня за рукав.

Антигона закатила глаза.

– Шеф притащил тебя сюда, так? И ты знаешь албанский. А у нас – группа албанских туристов, с которыми некому разговаривать… Дошло?

Я пару мгновений смотрел в пустоту, затем потряс головой.

– Ерунда всё это. Простое совпадение.

– Нет, ну ты тупой, Сашхен, – Антигона рассмеялась. На щеках у неё проявились ямочки. – Совпадений НЕ БЫВАЕТ. Шеф привёл тебя СПЕЦИАЛЬНО! Так что иди и поговори с этими албанцами.

– Но я не умею водить экскурсии! Я и Питера почти не знаю.

– Тебе и не нужно, – Афина продолжала тянуть меня за собой. – Экскурсию поведу я, тебе нужно только переводить.

Вот так я и попал в одно из самых удивительнейших мест на земле. Агентство "Петербургские тайны". Кроме шефа Алекса, работали в агентстве три девушки. Туризм, развлечения, экскурсии.

Впрочем, начну по порядку.

В первый день работы, Алекса я так и не увидел. Витал он где-то далеко: со слов Антигоны, водил по городу делегацию из дружественной Уганды. На суахили, кроме него, никто не говорил, а сторонних переводчиков Алекс на дух не переносит.

Собственно, все девчонки в "Тайнах" были спецами по каким-нибудь языкам: романская группа, индокитай, японщина.

Антигона, например, была редчайшим спецом по мёртвым языкам Месопотамии: урский и вавилонский диалекты, древнеассирийский, древнеперсидский… Где шеф находил туристов, с которыми надо общаться на мёртвых языках, я представить не мог, но раз существовал переводчик – можно сделать вывод, что и делегации из столь экзотических земель имели место быть.

Я же, по своей специализации, мог объясняться на замане курди, домари и ломаврен – языках, на которых говорили в Сирии… Неплохо говорил по-ирански, турецки, арабски – включая восемь диалектов; В качестве факультатива изучал испанский, эльфийский и клингонский.

Да, забыл упомянуть: в Высшую офицерскую школу меня забрали прямо с первого курса филологического, отделение иностранных языков. Завербовали, что называется. Потом, конечно, я и ещё кое-чему научился, но заметили меня в связи с исключительной памятью и талантом к языкам…

Когда вечером, основательно вымотавшись – столько говорить мне не приходилось давненько – я добрался до особняка, никого уже не застал. Афина высадила меня у крыльца и укатила домой, я же, поднявшись по восьми каменным ступеням, вошел в свой новый дом.

Что характерно: о рюкзаке, оставленном в той же каморке под лестницей, рядом с раскладушкой, я ни разу не вспомнил.

На кухне меня ждал ужин: жаркое из говядины с картошкой. Кто это всё приготовил, я не знал, но был безмерно благодарен.

Поужинав, удалился "к себе" на раскладушку, достал читанный-перечитанный томик стихов и впервые за несколько месяцев почувствовал себя дома. Удовольствие, недоступное в течении многих лет…

Незаметно для себя я уснул, а проснулся в глубокой тьме – в крошечное окошко под самым потолком не проникало ни зги.

Спросонок я попытался сообразить, что меня разбудило: привык спать чутко, всегда быть, как у нас говорили, "на щелчке". Умение сквозь сон слышать все звуки, и автоматически делить их на условно опасные и спокойные, появлялось само собой, как обязательный атрибут выживания.

Так вот: я проснулся. А значит, сознание моё определило некую опасность, пока ещё гипотетическую.

Проведя краткую диагностику окружающего пространства и организма, я успокоился: поддавливал мочевой пузырь, а значит, реальной опасности не было. И только выбравшись в коридор – ориентировался я в новом помещении плохо, и шел чисто на ощупь – я услышал тихие голоса…

Первой пришла мысль о грабителях. Укурках или гопниках, коих в питерских подворотнях всегда навалом, и которым пришла в голову мысль распотрошить офис процветающей фирмы.

Говорил Алекс. Его развязный, чуть "подшофе" тембр я узнал сразу. И успокоился. Мало ли, какая надобность привела шефа в контору среди ночи…

Говорили не в кухне, а в одной из комнат. Двустворчатые двери были плотно закрыты, и я рассудил, что разговор – не для сторонних ушей. Одно плохо: туалет располагался совсем рядом, слева.

Мочевой пузырь напоминал о себе всё настойчивее, и ждать, пока разговор будет окончен и все разойдутся, сил уже не было.

Стараясь не шуметь, я осторожно надавил на ручку, так же беззвучно закрыл дверь за собой, и только потом включил свет.

Меня окружил помпезный чёрный кафель, на фоне которого беломраморная раковина, ванна и биде смотрелись особенно неприлично. Барочности добавляли краны в форме лебедей и золотые вензеля на зеркале, а так же нелепый зеркальный потолок, из-за которого не слишком просторное помещение напоминало узкую бесконечную трубу.

Подняв крышку унитаза, я сосредоточился, и… совершенно чётко расслышал:

– Так, значит, мушки – по сотне, а говоруны – по полста.

Голос, незнакомый простуженный баритон, шел из-под потолка. Задрав голову, я увидел забранную чугунной решеткой отдушину – вероятно, та напрямую соединялась с соседней комнатой. Отправлять свои надобности в таких условиях сделалось невозможно, и я принялся слушать.

– Не забудь о серебрянках, – это уже голос Алекса. – За них плачу по две сотни.

– Маловато будет, – ворчал хриплый. – Надо бы по три…

– Дам две с полтиной, – торговался Алекс.

– Но только если оптом.

Затем послышался картонно-металлический звук, будто что-то мелкое, но тяжелое пересыпали из одной коробки в другую, а потом всё стихло.

Я уже совсем собрался покинуть мой невольный слуховой пост и потихоньку прокрасться к себе, как вновь услышал голос Алекса:

– Есть две акварели. Масло тоже будет, но позже. На следующей неделе, или дней через десять.

– Через десять поздно, – отвечал хриплый. – Надо бы дней через пять. У меня клиент.

– Хорошо, постараюсь через пять.

– А с Часовщиком как быть?

– Пока никак. Пусть живёт.

– Стрёмно это.

– Понимаю. Но ничем помочь не могу. Пока, во всяком случае.

Наконец раздались шаги, а затем хлопнула входная дверь – я уже научился распознавать её звук, там пружина была с характерным взвизгом.

А я, не снимая штанов, присел на унитаз, и задумался.

Во что я вляпался? "Мушки", "Говоруны", "Серебрянки". Не иначе, речь идёт о наркотиках. К тому же, акварели и масло…

А здесь – турагентство. Очень удобно: иностранные делегации, валюта, паспорта, визы… Сюда, значит, наркота, а отсюда – предметы искусства. И все довольны.

Поднялся, уже не думая о конспирации, включил воду, умылся, похлебал тепловатую, пахнущую хлоркой струю…

Пойти в полицию? И что я там скажу?

К тому же, какова благодарность?.. Человек мне жизнь спас, приютил, дал работу, а я его – в полицию.

С этими мыслями я тронул выключатель и открыл дверь в коридор.

– А, тёзка, – прислонившись к стене и сложив руки на груди, рядом с туалетом стоял Алекс. Пахло от него уже не шампанским, а чем-то покрепче. – Что, не спится?

– Да вот, – я замялся. – Пить захотелось.

– Так шел бы на кухню, – добро улыбнулся мой благодетель. – Там холодильник. Минералка, соки…

– Не подумал, – я попытался просочиться мимо.

– Да ты не торопись, – меня поймали за рукав. – Разговор есть.