Распыление 3. Тайна двух континентов

Глава 1

Иван

Не став птицей высокого полёта при жизни, она обрела подобие величия после смерти.

Вольготно раскинувшись на спине, элегантно задрав к потолку желтые мозолистые ноги, казалось, она была полностью довольна своей участью.

Если б не одна крошечная, незначительная деталь: у курицы не было головы.

Птица лежала в круге, намалеванном, судя по приметам, её же собственной кровью. Кровь лаково поблескивала в зыбком, мятущемся свете свечи и тянулась жирной полосой к куриной тушке.

По-видимому, рисуя круг, чародей орудовал головой бедняжки, как малярной кистью.

– Как-то здесь темновато, – подала голос Машка.

– Это ж пирамида, – бросил я, задумчиво разглядывая жертву. На каменном полу крохотный трупик смотрелся трогательно и одиноко.

В темноте вспыхнули желтые глаза.

Машка выхватила пистолеты и навела их на цель – по одному на каждый глаз. Губы её сжались, подбородок отвердел. Взгляд сделался равнодушным и холодным, как скальпель.

– Не-е-е-ет! – я знал, что не успею, но всё равно прыгнул, чтобы заслонить собой…

– Спокойно, стажеры. Всё под контролем, – как призрак отца Гамлета, в круге света возник чародей, факир, заклинатель зомби, магистр черныя, белыя и серыя магии, наш обожаемый учитель и наставник Василий Лумумба.

Я как скошенная травинка грохнулся к его ногам. Набрал воздуху, чтобы высказать Машке всё, что думаю о её влюблённости в эти бездушные, адские, плюющиеся металлом…

– А вот кричать не надо, – оборвал наставник. – Мертвецы этого не любят. Кстати, на полу валяться тоже не советую: скорпионы.

Мрачный, как неопохмелившийся дворник, я поднялся, демонстративно отряхнул штаны и рубаху и уже хотел вернуться к осмотру, как что-то лего-о-онько пробежалось по моей голой шее. Издав высоковольтный визг и подскочив на полметра, я принялся лупить себя по всем местам в надежде стряхнуть… И тут раздалось гаденькое хихиканье.

Машка, как ни в чем ни бывало, вышла на свет и помахала прутиком.

Сделав глубокий вдох, я закрыл глаза и посчитал до десяти. Долгий будет денек.

– Тьфу на тебя три раза! – в сердцах плюнул я. И попал в свечку. Темнота обрушилась, как каменный потолок. И в этой тьме ухал, задыхался, отражался от стен и рассыпался по коридорам звонкий, заливистый смех.

До-о-олгий будет денек. О-о-очень долгий.

Тьма, сдавившая нас со всех сторон, была куда плотнее, чем ватное одеяло и гораздо глубже, чем самый бездонный подвал с картошкой. А еще её под самое горлышко набили невнятными скрипами, загадочными шорохами, призрачным эхом и тихими, наводящими ужас шаркающими шагами.

Я представил себе замотанные в ветхие бинты трупы. Такие древние, что само время забыло, кем они были при жизни. Вот они беззвучно поднимаются из саркофагов и, вытянув руки, слепо бредут по узким темным катакомбам. Их неспешному движению вторит зловещий стук костей…

Камера осветилась холодным и колючим, как лучики звезд, светом: наставник зажег магический фонарь. Со всех сторон на нас уставились любопытные глаза.

Шакал Анубис, Сокол Гор, собакоголовый Сет, кошка Баст, сова Никта, бык Апис и змей Апоп… Египетским богам не понравилось вторжение. Помахивая острыми на вид серпами, жезлами и зазубренными ножами, они глядели на нас сурово и безжалостно.

– А вот этот крючок я знаю, – пальчиком Машка прикоснулась к рисунку на стене. – Им достают мозги из черепа. Через носовые пазухи, – она понизила голос до шепота. – Пока ты еще дышишь…

– Может, хватит дурака валять? – вздохнул Лумумба. – Что вы, богов никогда не видели? Как по мне, абсолютно ничего интересного, – он поднес фонарь к стене, и я непроизвольно сглотнул. Сдавленно пискнула Машка.

По серому ноздреватому камню ползали, издавая легкий, едва слышный шорох, сотни скорпионов. Были они крупные, с мою ладонь, и белесые, как личинки майского жука.

– Интересно, а что они здесь едят? – спросила напарница. – Наверное, друг друга, – тут же ответила она сама себе. – А кого еще? Мумий, разве что… Хотя, насколько я помню, пирамиду Хеопса разграбили давным-давно, и никаких мумий здесь не водится. Почти наверняка. Во всяком случае не здесь. Не в этой комнате.

– Но почему скорпионов так много? – удивился я.

Мерзкие твари включали во мне какие-то атавистические, первобытные инстинкты. Хотелось бежать, размахивая громадным кривым ятаганом, орать, жутко выпучившись, на распластавшихся у ног людишек и мановением руки в широком золотом браслете посылать в бой полчища скорпионозомби.

– Их привлек запах крови, – ответил Машке Лумумба. – Ну, и мертвечины, конечно, – он бросил взгляд на куриный трупик. – Таким пиршеством они наслаждаются нечасто.

Без малейшего душевного трепета смахнув с ближайшего рисунка пару десятков бледно-желтых тварей, учитель повел пальцем по выдолбленным в сером известняке иероглифам.

– Скорпионы чудесно отпугивают воров и прочих туристов. Египтяне пользовались этим их свойством с глубокой древности.

– Хотите сказать, их кто-то разводит специально? – я наконец смог отвлечься от видения золотого браслета на своей руке и сосредоточиться на словах наставника.

– Разумеется.

– Так они что, не ядовитые?

– Чрезвычайно ядовитые, – посадив тварь на ладонь, Лумумба пристально изучал каплю яда на кончике хвоста. – Легкая царапина, и жертва бьется в корчах несколько часов.

– А потом?

– А потом – умирает, – утешил наставник. – Противоядия, насколько я знаю, не существует.

Будто услышав последние слова, скорпион задрожал, изящно изогнул хвост и всадил жало Лумумбе в большой палец. Мы с Машкой в унисон заорали.

Учитель неодобрительно крякнул.

– Однако, – он повертел в ухе указательным пальцем свободной от скорпиона руки. – Вы так всех окрестных мумий распугаете, – выдавив из раненого пальца каплю крови, он поднес её к губам и слизнул. Задумчиво покатал на языке, сплюнул, и кивнул. – Как я и говорил, яд крепчайший, – учитель достал из жилетного кармашка пузырёк. Жилетка, кстати сказать, была декорирована золотой вышивкой в мелкие египетские крестики и крохотные мумии. – Ну давай, милый… – ласково обратился он к скорпиону и подставил пузырёк под хвост. – Поднатужься, – жало вытянулось, полупрозрачное тельце затряслось мелкой дрожью. Жирная, масляно поблескивающая капля неторопливо стекла по стенке бутылочки.

– На кого клык точите? – небрежно спросила Машка.

– В кулацком хозяйстве… – пробормотал наставник, проворно пряча пузырек. – Подарю Товарищу Седому. Он коллекционирует.

– А я знала, что с ним что-то не так, – фыркнула напарница. – Коллекция ядов… Что он, Екатерина Медичи? Кого он ими травит?

– Он их исследует, – сказал Лумумба. – И на основе химического состава создаёт лекарства.

– До Распыления Товарищ Седой был врачом, – пояснил я.

Но, судя по виду напарницы, она осталась при своём мнении.

Попав в кабинет к главе Московского АББА, первым делом Маша разгрохала аквариум с золотой рыбкой. Хотела видите ли проверить, умеет ли домашний любимец Великого магистра разговаривать. Рыбку удалось спасти, пересадив в графин, зато текинский ковер на полу, которым Т.Седой очень гордился, основательно промок.

Затем напарница довела до истерики телефон – ей, видите ли, не понравилось, как он на неё смотрит, и до конца инструктажа нервный аппарат издавал пронзительные трели. Чем довел, в свою очередь, до белого каления остальных.

Не останавливаясь на достигнутом, Маша отпустила пару замечаний по поводу внешности, манеры руководства и соответствия должности самого Т. Седого; каких – я вам здесь не буду рассказывать.

Вишенкой на торте сделалось столкновение с пьедестала гигантского хрустального глобуса, по которому Т. Седой отслеживал политическую обстановку в мире. Магистрам удалось поймать махину в последний момент – нечеловеческим напряжением телекинетических способностей.

Думаю, в нашем спешном отбытии в Африку Машка сыграла решающую роль. Главный маг страны очень сильно захотел, чтобы между его кабинетом и нашим стажером пролегло как можно большее расстояние.

– Ладно, хватит воспоминаний, – Лумумба деятельно потер руки. – Пора и делом заняться.

Достав из кармашка жилетки внушительных размеров гроссбух он протянул его, вместе с цанговым карандашом, напарнице и ласковым тоном приказал:

– Звезда моя, зарисуйте во всех подробностях заклинания, расположенные с внешней стороны круга. А заодно скопируйте, детально, – я на этом настаиваю особо – иероглифы со стен.

– Нафига?

Наставник поперхнулся. Совсем как кот, который обнаружил на своей именной лежанке наглую, откормленную на хозяйской крупе мышь.

– Недалеко отсюда я видел прекрасную скорпионью яму со всеми удобствами, – флегматично сообщил он. – Желаете поселиться?

– Это вы желаете засадить меня за бессмысленную работу, чтобы под ногами не путалась, – буркнула Машка, но карандаш и книгу взяла.

– Ошибаетесь, душа моя, – с легким намеком на скорую жестокую расправу возразил учитель. – Мы не знаем, к какому периоду времени относится данное жертвоприношение. А хотелось бы.

– Но курица свежая. Кровь еще не просохла, – Машка кивнула на лаково поблескивающий круг.

– Это еще ничего не значит, – отмахнулся Лумумба и принял позу лектора, которую я имел счастье неоднократно наблюдать в аудиториях и классах родной академии, на занятиях по практической некромагии. – Как вы знаете, в пирамидах время течет совершенно по-другому, нежели в остальном подлунном мире, – начал он. – Есть множество задокументированных случаев нахождения пищи, как то: кукурузные хлебы, маисовая каша и корнеплоды лотоса. Все продукты оставались удивительно свежими, хотя сами захоронения датировались двумя, тремя, а то и четырьмя тысячами лет тому.

– Хотите сказать, курицу могли зарезать две тысячи лет назад? – недоверчиво скривилась Машка.

– Могли, – не моргнув глазом, соврал наставник. – И для того, чтобы это подтвердить или опровергнуть, нам и нужно расшифровать иероглифы. Приступайте к конспектированию.

Смирившись с судьбой, Машка послюнила стержень карандаша.

– Вы же понимаете, что две тысячи лет тому неоткуда было взяться конголезскому бокору? – я кивком указал на кровавые знаки, недрогнувшей рукой намалеванные поверх изображений богов.

– Две тысячи вряд ли, а вот пару недель – очень даже запросто. Когда было похищено Мертвое Сердце?

Я пошевелил губами. Товарищ Седой, выведенный из равновесия Машкой, как-то забыл сообщить точную дату пробуждения артефакта. Но выходило примерно четырнадцать суток. Плюс-минус.

– Думаете, труп мог храниться так долго?

– Я пока вообще не думаю, – отрезал бвана. – Слишком мало данных. Так что, ты тоже приступай.

– К думанью?

– К сбору фактов.

И я приступил.

Камера, в которой убили курицу, находилась в самом низу пирамиды, в её, так сказать, основании. На чертеже она значилась как Грот.

Мы оказались в нём непосредственно, благодаря прямому телепорту. А еще непреодолимому желанию Великого магистра избавиться от Машки…

Выбраться отсюда можно было таким же телепортом, – или по узкой вертикальной шахте, высотой около тридцати метров.

Вглубь же, из пола, вел еще один, совсем узкий лаз, и оставалось уповать на Макаронного монстра, чтобы Лумумба не послал меня его обследовать. Со всякими лазами у меня особые отношения.

Размерами Грот напоминал некрупную комнату в общаге. Пол каменный. Стены возведены из крупных блоков известняка. Рисунки богов на них такие же яркие, как и в день сотворения.

Пока Машка, гоняя с места на место скорпионов, трудолюбиво конспектировала, я успел осмотреть абсолютно все шероховатые, замшелые, пыльные закоулки. И ничего не нашел. С тем же успехом я мог искать колбасу в пустом холодильнике – когда бвана возвращался со смены раньше меня…

Кроме толстого слоя пыли, знаков ве-ве и дохлой курицы в помещении усыпальницы ничего не было. Впрочем, следов было предостаточно: моих, Машкиных, учителя… Но только снаружи круга. Внутри – ничего. Ни одна пылинка не сдвинута. Прикинув на глаз диаметр, я решил: метра три, не меньше.

Я что хочу сказать: как эта курица там появилась? Снаружи, с внешнего края, до центра было никак не достать. Тут же в голове возникла картинка: курица, привязанная к деревянному подобию подъемного крана. Но усыпальница для этого слишком мала. Развернуться негде.

Вечность назад, на прошлой неделе, мы уже видели похожие места преступления: кровавый круг, в центре – труп, и – никаких следов… Но там они были совершены мстительным духом.

Нет, вы не подумайте, духов я не боюсь. Я сам – некромант. Но для того, чтобы убить беззащитную, невинную птичку глубоко под землей, в полной темноте, когда над головой нависает чудовищная куча камней… Надо быть полным психом. Со справкой, круглой печатью и правом быть завернутым в смирительную рубашку столько времени, сколько захочется.

– Бвана, а где именно прятали Сердце?

– А вот прямо здесь и спрятали, – отозвался учитель. – В этой самой комнате. Сундучок стоял там, где сейчас курица.

– Но… почему? – Лумумба недоуменно задрал бровь и я попытался сформулировать: – Зачем прятать сундук с артефактом именно здесь? Не лучше было увезти его в Москву и запереть в несгораемый сейф, например?

Он отвернулся, и беседовал теперь не со мной, а с трупом курицы.

– Нас было двенадцать человек, и ни один не знал, что нужно делать. Мы не представляли, как Сердце себя поведет. Не имели понятия, что случится, если его переместить – оторвать, так сказать, от корней. Будет оно лежать смирно, или это – тикающая бомба, если ты понимаешь, о чем я… Единственное, в чем мы были убеждены – его ни в коем случае нельзя трогать магам. А в этом помещении есть определенная логика, – подойдя к стене, бвана смахнул десяток скорпионов и прикоснулся к каменной кладке. – Грот существовал задолго до того, как стали править фараоны. Пирамиду построили вокруг него.

– И что с того?

Это я от Машки заразился привычкой задавать дурацкие вопросы?

– А то, милый, что древние архитекторы знали толк в возведении зданий, предназначение которых – удерживать зло.

– Но тогда ведь не было магии! Пыльца появилась всего пятнадцать лет назад.

– Магия была всегда, – веско заметил учитель. – Просто в те времена она имела э… другие формы. Впрочем, тебе свойственно углубляться в детали, минуя главное.

– И что здесь главное?

– То, что это – камера смерти, – неожиданно встряла Машка. – Сюда сбрасывали узников, предварительно подвергнув оных мучительным пыткам. Отсюда они уже не выходили. Отхожим местом служил вон тот колодец, – она указала на черную дыру в полу.

– Звезда моя, откуда тебе это известно? – ласково спросил учитель. – Внезапно обрела провидческие способности?

– И ничего я не обрела. Точнее, приобрела, но давно. Еще до вас.

– О сколько нам открытий чудных… – устало пробормотал Лумумба.

– Да ничего такого, – поспешила успокоить его Машка. – Просто Вавилонская рыбка.

– Что-о-о? – спросили мы с Лумумбой хором.

– Ну, такой артефакт, который позволяет понимать все языки, – она скромно поковыряла носком берца подсохшую кровавую линию на полу. – Я купила её на черном рынке, когда Бабуля записал меня в охотники…

– Я знаю, что такое Вавилонская рыбка! – рявкнул наставник. – Зачем ты её купила? Ты что, не понимаешь, как опасно пользоваться чужими артефактами?

– Сейчас-то понимаю. А тогда…

– Что тогда?

– Мне просто хотелось знать, о чем говорят драконы.

Мы немного помолчали, каждый о своём.

Нарушил тишину Лумумба:

– Итак, моё любознательное дитя, что конкретно ты вычитала в текстах?

Я прикинул: пока Лумумба будет потрошить Машку на предмет бесценных сведений, я спокойненько закончу осмотр места преступления. Неохваченными остались только труп курицы и дорожки ве-ве вокруг него.

Ползая на коленях для лучшего обзора, но тщательно следя, чтобы не переступить кровавую линию, я опознал и законспектировал символы Дамбалы, Эрзули Фреды, мамы Бриджит и еще нескольких лоа. Любопытно.

Закрыв глаза, я наконец-то коснулся самого круга.

…Топор опускался на шею. Я видел его одним, обращенным к потолку, глазом. Громадный, с белой отточенной кромкой, он падал, как железный занавес, отсекая свет, звук, жизнь…

Взвыв, я подскочил метра на полтора, а потом уставился на ве-ве так, словно они отрастили ножки и сейчас убегут.

– Тебя что, скорпион укусил? – дружелюбно спросила Машка.

– Я знаю, чем убили курицу! Это было тяжелый металлический острый предмет.

– Молодец, – похвалила напарница. – Ты раскрыл преступление.

– Да, победа, достойная Ше Холмса и Не Пинкертона в одном флаконе, – кивнул наставник. – Я тобой горжусь, падаван.

– Вы не понимаете! – я горячился. – Факт, что я видел, как именно убили несчастную птичку, говорит о том, что… Эти символы… – я махнул рукой в сторону ва-ве. – Они не работают. Курицу просто зарубили, а ве-ве намалевали для вида.

– Значит, липа, – поджал губы наставник. – Я должен был догадаться.

– Липа? – переспросила Машка.

– Мистификация. Обман. Круг и жертва – для отвода глаз. Я должен был почувствовать линии силы, призывающие духов лоа, но их здесь нет. А я не обратил на это внимания.

– А может, он вовсе не был магом? – предположила напарница. – Ну понимаете… Пришел, намалевал эти художества, чтобы вы себе головы ломали, а сам… – она сделала неопределенное движение пальцами. – Просто взял, что ему было нужно, и ушел.

Я поджал губы. Единственное, что вело из этой камеры наружу – условно вело – это тридцатиметровый вертикальный колодец. Спуститься или подняться по нему без магии мог только бесплотный призрак или профессиональный альпинист.

Задрав головы, мы столпились под колодцем. Из него тянуло пылью и сухим затхлым воздухом. Если представить, на что похожи стенки… Шершавые и одновременно скользкие – прямо как рыбья чешуя. Да нет. Обычному человеку совершить сей подвиг нереально.

Значит, здесь больше делать нечего? – Машке надоело конспектировать описания кровавых ритуалов, и хотелось на свежий воздух. Впрочем, как и мне.

– Курицу подбери, – сжалился наставник. – Изучу на досуге. Что-то загадочное в ней всё же есть.

Не предпринимая более никаких мер предосторожности, я пересек магический круг и поднял тушку за лапки.

Грохот раздался такой, словно раскололся небесный свод. По каменному полу, переходя на стены, пошла волнообразная рябь. Громадные блоки зашевелились, заколебались, подобно морским волнам и начали выпадать из своих гнезд, будто невидимый исполин энергично выталкивал их с другой стороны. В образовавшиеся провалы хлынул песок.

– Землетрясение! – завизжала Машка.

– Спокойно, юный падаван. В Египте землетрясений не бывает, – отозвался наставник. – Это ловушка.

– Ловушка? – воскликнули мы хором.

– Ну, это же очевидно, – легкомысленно пожал плечами Лумумба. – Её оставил вор Мертвого Сердца.

Стены и потолок начали угрожающе крениться внутрь и сдвигаться. Песка было уже по колено.

– Как-то неуютно тут, – пожаловалась напарница и, как обезьянка, вскарабкалась мне на плечи.

– Бвана, давайте я выведу нас через Тот свет, – предложил я.

– Не температурь, стажер. В незнакомую Навь соваться не стоит. Сейчас я открою портал… – учитель составил из пальцев левой руки хитрую фигуру и, направив её на стену, произнес:

– Йа'хид. И'итнэн. Т'алята.

Ничего не произошло. Ну, кроме того, что реки песка уже превратились в водопады.

– ЙА'ХИД! И-И'ТНЭН! Т'А-АЛЯТА!

– Не работает ваш портал, – заверещала Машка. Даже сидя у меня на шее, она по щиколотки зарылась в песок. Я так вообще молчал: боялся, что в рот попадет.

Песчинки были совершенно круглые, гладкие, как стеклянные шарики. Они затягивали, подобно трясине, не давая шевелиться и даже дышать. Из таких вот и создают отборные зыбучие пески… К тому же, стены и потолок продолжали сходиться.

Оскалившись, как упрямый осел, и напрягшись так, что вздулись вены на шее, Лумумба выбросил обе руки в направлении чистого кусочка стены.

– ЙА'ХИД!!! И'ТНЭН!!! Т'АЛЯТА!!! – опять ничего. Ничегошеньки. Бвана посмотрел на меня безумным взглядом…

И тут на наши головы обрушился потолок.

Глава 2

Иван

Как мы оказались в Нави – не помню. Я распахнул Завесу не осознавая, в последний момент поймал бвану за шиворот, и…

Мы оказались на круглой каменной площадке в центре небольшого, открытого всем ветрам храма. Вокруг копошились скорпионы – под тоннами песка бедных тварей погибли тысячи, и теперь, сливаясь в бледные потоки, твари деловито утекали прочь.

Храм был возведен из мегалитов и напоминал Стоунхендж. Крыши не было и свет призрачной луны проникал во все его уголки. Можно было разглядеть фигуры богов, и по количеству щупалец, рогов и клыков можно было предположить, что боги эти куда древнее, и гораздо свирепее тех, что мы видели в пирамиде на Той стороне.

Я никак не мог обрести равновесия и решил, что головокружение – это остаточный эффект перехода; Но дрожь, к моему удивлению, всё не стихала, а делалась только сильнее.

На полу, прямо по мозаичным изображениям древних богов, зазмеились трещины. Одна прошла совсем рядом, я пошатнулся и невольно заглянул в пропасть.

Там, в глубине, будто борщ в кастрюле, зловеще булькало и медленно переливалось всеми оттенками багрянца. Пахнуло нестерпимым жаром.

Чувствуя, как сворачиваются волоски в носу, я отвернулся и побежал вслед за цепочкой бестелесных скорпионов.

На плечах у меня подскакивала Машка, подмышкой, наподобие полотенца, полоскался учитель, а в руке я сжимал злополучную курицу.

Бвана пребывал в неглубоком обмороке.

Как только я выскочил на волю, храм, простоявший не одну тысячу лет, сложился внутрь, как карточный домик. Из центра воронки показалось гигантское, покрытое пятнами плесени щупальце, и начало слепо шарить вокруг развалин. Послышался утробный рев.

Существо, мирно спавшее под холмом проснулось, и теперь вымещало своё раздражение на ни в чем не повинных душах…

Бухая сапогами по слежавшейся гальке, я припустил с холма.

– Ва-а-аня, отпусти-и-и… – голос у наставника дребезжал, будто его крутило в лотерейном барабане.

Я притормозил. Аккуратно поставил учителя на ноги и только потянулся за Машкой, как меня обдало ветром: Лумумба, еще секунду назад бледный, как прихворнувший ангел, бодро пролетел мимо. Только полы плаща хлопали на ветру.

– Ходу, падаван! Ходу! – проревел бвана, не останавливаясь.

Рассудив, что учитель плохого не посоветует, я рванул следом.

– Что случилось? – догнать наставника было не так-то и легко.

– Мушхуш! – невнятно выкрикнул тот.

– Кто-кто?

– Дракон, ктулху его заешь!

Я оглянулся.

Больше всего Мушхуш походил на плод преступного союза Цербера с Лернейской гидрой. Бескрылый, зато с тремя парами мощных лап, бежал дракон весьма резво. Во всяком случае, нас он без труда догонял.

В тот момент, когда из всех шести глоток вырвался огонь, я споткнулся, налетел с размаху на бвану и мы кубарем скатились в канаву.

– Открывай Завесу и вытаскивай нас обратно в Правь, – приказал учитель.

Никогда еще его приказы не исполнялись с такой охотой и рвением.

– Кто-то приложил довольно много усилий, чтобы нас убить, – сказал Лумумба, меланхолично созерцая пейзаж.

Над пустыней занимался рассвет. Пирамиды отбрасывали длинные иссиня-черные тени. В первых лучах солнца они казались кубиками чуть подтаявшего сахара в лужице желтовато-коричневого чая.

Идиллическую картину портила черная яма на месте пирамиды Хеопса.

– А почему вы решили, что убить хотели непременно нас? – спросила Машка. – Может, ловушка была расставлена вообще. На страх агрессору.

Напарница пыталась причесаться пальцами, но ничего у неё не получалось. Непокорные рыжие кудряшки, жесткие от набившейся в них пыли, торчали во все стороны, как медная проволока. По-моему, они даже поскрипывали.

– Тот, кто украл Мертвое Сердце, знал, что вести расследование поручат нам. Поэтому и оставил ловушку не только в Прави, но и на Той стороне, – пояснил Лумумба. – Впредь будет нам наука…

Я его понимал: нас провели, как сопливых новичков. Не заметить банального демона, привязанного к трупу! Этим она, курица, учителю и не нравилась. И если б мы тогда притормозили и чуток подумали…

– С драконом тоже непонятки, – продолжил Лумумба. – Мушхуш – выходец из Шумера, ему совершенно нечего делать в Египте.

– Откуда вы знаете этого Киш-Миша? – спросила Машка. Оставив попытки причесаться, она стянула волосы резинкой.

– Бывал на ближнем Востоке, – ответил Лумумба. – Что характерно: именно с Мушхушем у меня давние счеты.

– Какие?

– Мардук, в некотором смысле, считает мою душу своей законной собственностью. А Мушхуш – его дрессированная собачка.

– Но вы же…

– Не забудьте про ве-ве, – перебил я Машку. Вспоминать, что было в стародавние времена – целых три года назад – сейчас не время и не место. – Кто-то очень хотел представить всё так, будто в пирамиде орудовал африканский бокор.

– Липовые ве-ве, Штуш-Кутуш, дохлая курица… – перечисляла Машка. – Сдается, кому-то мы очень сильно не нравимся.

Мы рядком сидели на дюне. Крайней в списке, но далеко не последней по значению, лежала курица. Наставник, проведя экспертизу заключил, что тушка, на удивление свежая, сама по себе уликой не является. Посему определяется в графу фуража – я собирался, как только немного приду в себя, приготовить из неё фрикасе на палочках.

– Кому-то мы не нравимся… – задумчиво повторил Лумумба.

– У вас много врагов? – спросила Машка. Оставив в покое волосы, она, орудуя прутиком, чертила что-то на песке.

– У кого их нет? – пожал плечами наставник.

– У меня, например, – затоптав нарисованное, напарница выбросила прутик. Я его хозяйственно подобрал: будет, чем разжечь костер.

– А как же господа Ростопчий и Дуринян?

– Ну, это другое, – отмахнулась она. – К тому же, они там, а мы – здесь.

– Вот и я об том же… – неожиданно вскочив, наставник потёр руки и оглядел дюны, как Римская империя город Помпеи. – Нечего здесь рассиживаться. Вперед! Нас ждут великие дела.

– А обед? – ревниво спросил я, подбрасывая на ладони куриную тушку. – После всего, что было, мы просто обязаны её сожрать. А?

Лумумба посмотрел на птицу. Судя по взгляду, она вызывала у наставника стойкую антипатию.

– Ладно, давай, – нехотя согласился он. – Только быстро.

Не думая, я тут же полез в Навь: чтобы приготовить пожрать, одной курицы недостаточно. Нужны соль, специи, котелок…

Прямо в лицо прыгнула оскаленная морда. С зубов капала кислотная слюна, глаза мерцали адским пламенем, из пасти дуло ветром преисподней.

Рядом с первой мордой возникли вторая и третья, и тут же принялись грызться между собой – только это помешало им вцепиться мне в горло.

Упав на пятую точку, я запустил в них тем, что оказалось в руке – несчастной дохлой курицей. Одна из голов, клацнув зубами, поймала добычу, другие бросились её отнимать, а я задернул Завесу.

– Думай, прежде чем что-либо делать, – отвесил бвана воспитательный подзатыльник. – Пяти минут не прошло, как мы избавились от дракона, а ты шаловливые ручонки снова в Навь тянешь.

– Дык я…

Я уже привык чуть что, обращаться к Нави. Быть там как дома, пользоваться её немногими благами и привилегиями. Навь стала для меня если не вторым домом, то уж точно вместительным шкафом со всеми удобствами.

– Теперь он и тебя посчитал, – беззлобно ругнулся учитель. – Раз почуяв добычу, Мушхуш никогда не останавливается. Кстати, Мардук – та ещё сволочь…

– А может, его просто убить? – невинно поинтересовалась Машка. – Нет дракона – нет проблемы.

Учитель посмотрел на неё с осуждением.

– Чем бы дитя не тешилось… Дай волю, так ты всех укокошишь, кто на тебя косо смотрит. А Мушхуш – существо нежное и в чем-то уникальное. Сохранившееся, между прочим, с древних времен. Его изучать надо.

– Ага. В зеленую книгу драконов занести…

Когда Машке скучно, она начинает спорить. Не важно, с кем и о чем, просто из любви к искусству. А бвана спорить наоборот, терпеть не может. Он считает, что всегда прав, а споры – есть пустая трата времени и сотрясение воздуха. Он от них скучает. А когда учителю скучно, он превращает окружающих в мокриц, ящериц и других мелких и безобидных животных. Вот такой вот конфликт интересов.

– А вот мне интересно, – носить напарницу в коробочке не хотелось. – Как может быть древнее существо, если Нави всего полтора десятка лет?

– Тайна сие великая есть, – охотно переключился учитель. – Природа Нави – предмет многих философских размышлений. Что было в начале? Распыление – и, как результат коллективной галлюцинации магов, мир за Завесой. Или же, он существовал всегда… Что, в свою очередь, подтверждают сказания и мифы разных народов.

– В сказки верить – себя не уважать, – веско высказалась Машка.

– Тут всё сложнее, – не обиделся учитель. – Магических созданий поддерживает сама земля. Поколениями люди верили в сверхъестественных существ и богов. А мы, как ты помнишь, находимся в Египте – средоточии древних мифов. Вера настолько глубоко пропитала пески и камни здешних мест, что для воплощения фантазий достаточно искры – в буквальном смысле. Так что поосторожнее с желаниями, мадемуазель, – совсем другим тоном заключил Лумумба. – Не ровен час, сбудутся.

Повернулся и пошел по гребню дюны. Есть всё равно было нечего и мы покорно поплелись следом.

– А вы точно знаете, что это хорошее направление? – осторожно спросил я через час. Кругом были одни пески. Дюна плавно перетекала в дюну, и мы барахтались в них, как кильки в раскаленном томатном соусе.

Что характерно: мы с Машкой увязали по колено. Ноги скользили, подворачивались, вызывая оползни и пескопады, а вот наставник шествовал по песку, аки по проспекту Космомольцев. Лаковые штиблеты его были чисты, будто только что из магазина, стрелками на брюках можно было молекулы расщеплять, а полы плаща трепыхались на ветру, как крылья бабочки "Мёртвая голова".

– Видите тонкую полоску зелени? – указал Лумумба на горизонт, не сбавляя хода. – Там Нил. Большая вода. А значит, лодки, верблюды, носильщики в белых штанах – словом, любые блага цивилизации, каких только душа пожелает.

– А вы не можете наколдовать ковер-самолет, например? – спросила, пыхтя, Машка. – Или тапки-скороходы, на худой конец?

Бвана сердито на неё покосился.

– То есть моя лекция на вас, мадемуазель, не произвела никакого образовательного эффекта.

– Ну почему же? – сняв курточку, она повязала её вокруг талии за рукава. – Очень интересно было…

– Интересно? Всего лишь? – начал заводиться Лумумба.

– Учитель хочет сказать, что нельзя переть в чужой монастырь со своим самоваром, – опередил я лавину упреков, сравнимую с падением Пизанской башни. – Здесь свои законы, и не зная их, мы можем наломать дров и разозлить всех местных. А мертвецы не любят, когда их злят.

Никаких благ цивилизации в виде белых штанов и осликов на пристани Нила не обнаружилось. Да и от самой пристани остались лишь гнилые мостки. Вокруг, в липкой и вонючей грязи, нежились крокодилы. Сначала я принял их за бревна, но когда попробовал наступить на одного и он открыл пасть… В общем, башмак удалось спасти только чудом.