Выдача преступников

Памяти Николая Александровича Беляева

ASSOCIATION YURIDICHESKY CENTER

Theory and Practice of Criminal Law and Criminal Procedure

A. I. Boitsov

EXTRADITION OF CRIMINALS

Saint Petersburg

R. Aslanov Publishing House “Yuridichesky Center Press”

2004

Редакционная коллегия серии «Теория и практика уголовного права и уголовного процесса»

Р. М. Асланов (отв. ред.), А. И. Бойцов (отв. ред.), Н. И. Мацнев (отв. ред.), Б. В. Волженкин, Ю. Н. Волков, Ю. В. Голик, И. Э. Звечаровский, В. С. Комиссаров, В. П. Коняхин, А. И. Коробеев, Л. Л. Кругликов, С. Ф. Милюков, М. Г. Миненок, А. Н. Попов, М. Н. Становский, А. П. Стуканов, А. Н. Тарбагаев, А. В. Федоров, А. А. Эксархопуло

Editorial Board of the Series “Theory and Practice of Criminal Law and Criminal Procedure”

R. M. Aslanov (managing editor), A. I. Boitsov (managing editor), N. I. Matsnev (managing editor), B. V. Volzhenkin, Yu. N. Volkov, Yu. V. Golik, I. E. Zvecharovsky, V. S. Komissarov, V. P. Konyakhin, A. I. Korobeev, L. L. Kruglikov, S. F. Milyukov, M. G. Minenok, A. N. Popov, M. N. Stanovsky, A. P. Stukanov, A. N. Tarbagaev, A. V. Fedorov, A. A. Eksarkhopoulo

© A. I. Boitsov, 2004

© R. Aslanov Publishing House Yuridichesky Center Press”, 2004

Глава I
Правовая регламентация экстрадиции: история и современность

§ 1. К истории экстрадиции

История экстрадиции восходит к глубокой древности, когда еще не было ни стройной системы норм международного права, ни развернутого учения о нем, но уже возникли первые признаки формальной дипломатии. По мнению Ф. Ф. Мартенса, в ней можно выделить три периода:

1) с древних времен до конца XVII в., когда выдача, будучи пока редким явлением, в основном имела место в отношении политических противников, а также в отношении еретиков и перебежчиков;

2) с начала XVIII до конца 40-х годов XIX в., в течение которого растет число заключаемых договоров не только в отношении бунтовщиков и перебежчиков (особенно дезертиров и беглых военных), но также и лиц, виновных в обычных преступлениях, хотя первые все еще преобладают, а последние пока составляют исключение в силу своей немногочисленности;

3) новое время, начавшееся в 1840 г., когда государства начали согласованную кампанию в отношении беглых преступников, совершивших деяния, не имеющие политических целей и наказуемые по общеуголовным законам.^[1]

К указанным периодам известный американский ученый Шериф Бассиони добавил еще один, длящийся с 1948 г., когда на первый план вышла необходимость построения системы международной безопасности и предупреждения преступлений против мира и безопасности человечества.^[2]

а) 1-й период (древнее время – XVII в.)

Что касается первого периода, то несмотря на высказанное некогда мнение о том, что в древнем мире не существовало выдачи, так как не существовало международно-правовых отношений между различными государствами,^[3] большинство исследователей все же находят факты выдачи имевшими место и в то время.

Свидетельством существования такой практики является, в частности, договор египетского фараона Рамсеса II с царем хеттов Хеттушилем III, заключенный в 1296 г. (1278) до н. э. В нем говорилось, что «если кто-либо убежит из Египта и уйдет в страну хеттов, то царь хеттов не будет его задерживать, но вернет в страну Рамсеса».^[4] При этом заслуживает внимания положение об обеспечении безопасности возвращаемых лиц, ибо «да не повредят их глаз, уст и ног».

Известны древней истории и конкретные факты выдачи. Из истории Греции приводят пример того, как афиняне согласились выдать македонскому царю Филиппу всех лиц, посягнувших на его жизнь, а ахейцы угрожали Спарте нарушением союза, если не будут выданы ее граждане, совершившие нападение на одну из деревень. В истории Рима ссылаются на галлов, требовавших выдачи напавшего на них Фабия, и на аналогичное требование римлян в отношении Аннибала, а также на Катона, который требовал выдачи Цезаря германцам за то, что тот начал с ними несправедливую войну.^[5]

Конечно, столь немногочисленные договоренности о выдаче эпохи рабовладения «служат иллюстрацией неразвитости межгосударственных отношений этого периода развития человеческого общества, но на их основании все же можно сделать вывод о существовании практики выдачи преступников».^[6]

Вместе с тем не менее важно отметить преимущественно политический характер выдачи в приведенных примерах. По мнению Ф. Ф. Мартенса, они доказывают, что требования выдачи в этот исторический период «вызывались случайными политическими обстоятельствами. Обыкновенно они предъявлялись со стороны сильнейшего слабому государству, а отказ служил предлогом к войне. Настаивали на выдаче даже не политических преступников, но в большинстве случаев политических врагов, от которых выгодно было избавиться».^[7] В силу этого не существовало в древности ни договоров о выдаче, ни определенных правил и форм, к ней применяемых.

Так, израильтяне требовали выдачи жителей города Гиза, которые после изнасилования и убийства женщины в Израилевом колене укрылись в пределах Вениаминова колена. Отказ выдать и наказать виновных привел к войне и поражению Вениаминова колена.^[8] Точно так же лакедемоняне объявили войну Мессинам за отказ выдать убийцу, а Лукул – Тиграну за его отказ выдать Митридата.

Таким образом, в условиях, когда возникающие между государствами разногласия часто разрешались посредством военных действий, основным регулятором экстрадиционных отношений также являлось право сильного, которое в IV веке до н. э. весьма емко сформулировал древнеиндийский философ Каутилья: «Кто слабее другого, тот должен заключить с ним мир (читай – удовлетворить требование о выдаче. – А. Б.), кто сильнее, тот должен вести войну»^[9].

Если же невозможно было добиться выдачи силой оружия, в ход шли сила злата и искусство дипломатии. Так, в 144 г. до рождества Христова иудейский первосвященник Симон отправил послов, которые одарили Рим золотым щитом и договорились о выдаче беглых иудеев.^[10] Так или иначе, но о равно-правии договаривающихся субъектов, а тем более – об учете интересов третьих сторон в их взаимных отношениях пока еще говорить не приходится.

В средние века изменения в институте выдачи были прежде всего продиктованы изменениями в институте убежища, когда местами, выдача из которых была недопустима, стали определенные священные места (храмы, монастыри и т. д.). Еще одним препятствием для экстрадиции лиц, совершивших уголовные преступления, служил обычай закрепощения всех иностранцев, прибывших в страну без разрешения или пробывших в ней больше года, бытовавший в феодальных государствах Западной Европы.^[11] Поэтому на практике экстрадиция по-прежнему оставалась формой расправы с политическими противниками, а не с преступниками.

Одним из наиболее ранних средневековых договоров, по которому договаривающиеся стороны обязались выдавать друг другу политических преступников, является трактат, заключенный в 1174 г. между английским королем Генрихом II и шотландским королем Вильгельмом.^[12] Последующие западноевропейские соглашения подобного характера также касались главным образом бунтовщиков и обоюдных врагов.^[13] К числу таковых относились и те, кого, выражаясь современным языком, можно было бы назвать «инакомыслящими» (т. е. политические преступники, индивидуальное преследование которых было продиктовано преимущественно личными интересами физического устранения претендентов на престол, конкурентов в борьбе за власть) и «инаковерующими» (колдуны, еретики и прочие лица, массовое преследование которых было порождено столкновениями и борьбой различных религиозных течений).

Примерами тому могут служить следующие факты. В 1136 г. французский король Филипп Валуа ввел в действие указ, объявив которым врагом государства сбежавшего в Англию графа Д’Артуа, виновного в оскорблении Его Величества, запретил подданным оказывать графу поддержку и предоставлять убежище, а также предписал задержать его при обнаружении и выдать королю для предания суду. Однако английский король Эдуард II отклонил экстрадиционное требование французского монарха, вопреки условиям договора. Более поздний трактат о выдаче 1475 г. обязывал короля Карла VIII арестовать убийц Жана Бургундского и выдать Франции.^[14] Еще более поздний договор 1661 г. обязал Данию выдавать английскому королю Карлу II всякого, кто участвовал в казни его отца Карла I. По этому же договору обоюдными врагами, подлежащими выдаче, считались враги католической церкви, еретики и нарушители религиозных обрядов.^[15]

Таким образом, всеобщая раздробленность феодальных государств, обусловленная отсутствием сильной централизованной власти, доминирование во взаимных отношениях неправовых (силовых) средств в решении вопросов выдачи и приватных (личных) целей, во имя которых добивались ее осуществления, закрепощение основной массы населения – все это препятствовало формированию и развитию международного права в целом и экстрадиционного права в частности как регулятора межгосударственных отношений и средства разрешения юрисдикционных коллизий в борьбе с преступностью. В этих условиях право выдачи по необходимости сводилось к частным, конкретно-индивидуальным случаям спорадического характера.

В данных обстоятельствах на роль некоего объединяющего начала, способного оказать серьезное влияние и на развитие межгосударственного взаимодействия посредством выдачи, выдвинулась церковь, сыгравшая решающую роль в распространении выдачи на еретиков, которые считались врагами всех западноевропейских государств.

Не менее значима роль церкви и в противодействии выдаче посредством расширения права убежища (droit d’asile), известного уже в классической древности, но получившего особенное распространение в средние века, когда возникает и утверждается мнение, что известные священные места должны считаться оберегающими от преследования всех укрывшихся там лиц. Такими местами, из которых не допускалась ни выдача, ни принудительное изъятие для наказания, стали монастыри, соборы, храмы, церкви, часовни и даже кресты, стоящие на дорогах.

Ф. Ф. Мартенс связывает право убежища с распространением христианства, полагая, что по своей первоначальной и основной мысли оно есть несомненно протест чувства человечности против жестокости законов и их применения, «когда личная кровавая месть заменяла еще правильное уголовное правосудие», а наказание служило «средством угнетения слабых сильными».^[16]

Не ставя под сомнение утверждение о том, что право убежища в этом качестве служило смягчению варварства, все же заметим, что в основе его лежала не только христианская мораль, но и стремление средневековой церкви, а также удельных князьков к самостоятельному решению вопросов выдачи.

Не случайно Чезаре Беккариа, задаваясь в свое время вопросом, справедливы ли убежища, писал: «В пределах данной страны не должно быть места, на которое бы не распространялось действие законов. Сила их должна следовать за гражданином как тень за телом. Безнаказанность и убежище мало чем отличаются друг от друга. И как неизбежность наказания производит большее впечатление, чем его строгость, точно так же убежище стимулирует преступления больше, чем наказания удерживают от них. Увеличивать число убежищ значит создавать такое же число небольших самостоятельных государств, так как там, где не действуют законы, могут приниматься новые, противоречащие действующим в стране. И это может способствовать формированию духа, враждебного духу всего общества. Вся история свидетельствует о том, что убежища являлись источником великих переворотов в государствах и во мнениях людей».^[17]

В период такого процветания внешнего убежища, отличающийся отсутствием юридической обязанности государств выдавать взаимно преступников, нарушивших общие уголовные законы, «не обнаруживается никаких следов правового института выдачи преступников, с теми условиями и формами, которые причастны ему в наше время».^[18] Не способствовали осознанию его необходимости и невысокая мобильность населения, а также недостаточное развитие путей сообщения, что препятствовало побегам преступников и делало сам вопрос о выдаче предметом сношений и переговоров не столько центральных, сколько пограничных властей.^[19] Даже если в некоторых странах Западной Европы XV в. и учреждается специальный орган для уголовного преследования, это скорее является следствием усиления королевской власти, для которой выдача продолжает служить средством преследования политических преступников преимущественно из личных интересов – для устранения конкурентов власти, а не поддержания публичного порядка.

Однако по мере укрепления национальных государств и усиления центральной власти, которая становится способной к установлению и поддержанию внутреннего правопорядка, право убежища все более теряло свой смысл, пока вовсе не было отменено.

6) 2-й период (XVIII в. – первая половина XIX в.)

В XVIII в., с которого начинается отсчет второго периода в развитии экстрадиции, договоры о выдаче все более распространяются не только на дезертиров, но и на общеуголовных преступников – убийц, фальшивомонетчиков, воров, поджигателей, а сотрудничество государств в уголовном преследовании этих лиц становится все более интенсивным. Во многом это объясняется интенсификацией перемещения людей из одного государства в другое, особенно возросшей в связи с процессами индустриализации Европы и появлением новых видов транспорта, что вызвало проблемы борьбы с грабителями на железных дорогах, бродягами и лицами, совершающими трансграничные преступления.

Подтверждением тому, что необходимость в урегулировании отношений по поводу выдачи преступников прежде всего возникает у географически сопредельных стран, служит тот факт, что из свыше девяноста международно-правовых договоров, заключенных за период с 1718 по 1830 г. по вопросам экстрадиции, основная часть связала обязательствами географически соседствующие государства, более других испытывающие объективную потребность помогать друг другу в поимке лиц, скрывающихся от правосудия.

Из такого рода договоров второго периода заслуживают внимания конвенция между Францией и Испанией 1765 г., которая с изменениями и дополнениями действовала до конца XIX в., а также заключенный в 1777 г. договор между Францией и Швейцарией, в котором стороны обязались взаимно выдавать «государственных преступников, убийц и других лиц, виновных в общих преступлениях».

Ведущая роль в формировании и развитии экстрадиционного права с конца XVIII и до конца XIX в. принадлежит Франции.^[20] Благодаря именно ее международной деятельности было инициировано большинство из ныне существующих положений, содержащихся в договорах о выдаче (невыдача лиц, совершивших преступления политического характера, недопустимость выдачи за преступления с истекшим сроком давности и т. д.). Даже термин «экстрадиция» (фр. extradition лат. ех из, вне traditio передача) вошел в оборот благодаря Франции, где он впервые был официально употреблен в декрете от 19 февраля 1791 г., которым регламентировались отдельные процедуры выдачи,^[21] а сам французский язык получил в конце XVIII в. официальное признание в качестве рабочего языка дипломатической переписки по делам о выдаче.

Не без влияния Франции намечается в это же время тенденция к заключению многосторонних соглашений о выдаче. Первым из них явился Амьенский договор, подписанный в 1802 г. Великобританией, Голландией, Испанией и Францией.^[22]

Наконец, особенно большое количество специальных конвенций о выдаче дезертиров, принятых в этот период, также объясняется войнами союзников против Франции.

Таким образом, второй период, включающий в себя весь XVIII в. и первую половину XIX в., оказался для зарубежья и прежде всего для Западной Европы очень продуктивным как по количеству, так и по разнообразию заключенных договоров, а также по внедрению в практику выдачи ряда нововведений. Хотя в целом выдача в это время пока еще обусловлена главным образом политическими мотивами, а также соседством и родственными либо союзными отношениями. Поэтому и постановления о выдаче встречаются в большей части в союзных трактатах о дружбе. А беглые преступники, виновные в обычных деяниях, охотно принимаются на чужой территории, ибо в них видят даже приобретение для страны, а в их невыдаче – акт, способствующий росту населения.^[23]

Например, в 1808 г. была заключена картельная Конвенция между Россией и Саксонией, по от. XIV которой выдаче подлежали не только военнослужащие нижних чинов, но и «всякого состояния люди». Русское правительство не особенно настаивало на принятии этой статьи, но когда Саксония приняла столь широкое обязательство, оно изъявило желание, чтобы и Пруссия также подписала постановление о выдаче всякого звания людей и обыкновенных преступников. Но из доклада представителя России явствовало, что прусское правительство едва ли согласится принять такую статью ввиду господствующего в Пруссии взгляда, что «прусское население может только выиграть от эмиграции из России», и предложение о выдаче всех перебежчиков было отозвано.^[24]

в) 3-й период (1840–1943 гг.)

В третий период, начавшийся для западноевропейских стран с 40-х годов XIX столетия, появляется осознание необходимости бороться общими силами против преступников, совершивших не политические, а общеуголовные деяния. Благодаря заключаемым с этой целью договорам выдача наконец-то наполняется своим подлинным смыслом, превращаясь в действительный акт правовой помощи (оказываемой одним государством другому) в области международного общения.

По мере дальнейшего совершенствования средств сообщения открываются новые возможности для преступников находить более благоприятные и менее заметные формы перемещений с целью скрыться от правосудия, в том числе в отдаленных странах. Возрастающая мобильность населения требует осуществления контроля за передвижением людей уже на глобальном уровне. Даже те страны, которые прежде были защищенными в силу их географического положения по сравнению с государствами континентальной Европы, столкнулись с необходимостью принятия особых мер против вторжения преступности из-за рубежа.

Так, Великобритания, долгое время отличавшаяся либерализмом в отношении иммигрантов и неодобрительным отношением к процедуре выдачи, принимает в 1870 г. специальный закон об экстрадиции, который открывает интенсивный период в урегулировании данного института: если к концу 1869 г. она имела лишь три экстрадиционных договора с зарубежными странами, то с 1870 по 1910 г. экстрадиционные соглашения были заключены с 34 государствами.

К концу XIX в. большинство стран Европы и ряд стран американского континента заключили договоры как друг с другом, так и с географически удаленными государствами. Известную оригинальность привнесла в этот процесс Великобритания, начавшая выстраивать систему параллельных экстрадиционных отношений со странами, образующими Британское Содружество Наций, с одной стороны, и со всеми иными государствами – с другой.

Начало процессу нормативного оформления института экстрадиции в рамках указанного Содружества было положено в 1843 г., когда парламент Великобритании принял первый закон о регулировании процедуры выдачи находящихся в розыске преступников на всем пространстве британских колониальных владений. В 1881 г. он был заменен Законом о находящихся в розыске правонарушителях (Fugitive offenders Act).^[25] В созданную таким образом систему экстрадиции в рамках Британского Содружества вошло 35 государств, включая собственно Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, а также практически все английские колонии (Гана, Гонконг, Индия, Кипр, Малави, Малайзия, Новая Зеландия и др.).

Усиливается тенденция к увеличению количества многосторонних соглашений о выдаче и на других континентах. Так, в 1889 г. в столице Уругвая – Монтевидео между Аргентиной, Боливией, Парагваем, Перу и Уругваем была заключена конвенция по международному уголовному праву, ст. 19–43 которой касались вопросов выдачи.^[26]

В XX в. многостороннее сотрудничество получает дальнейшее развитие. За договором, заключенным в Монтевидео, последовала Конвенция 1902 г., которую подписали в столице Мексики уже 17 стран (включая всех участников Конвенции 1889 г.), а именно: Аргентина, Боливия, Гаити, Гватемала, Гондурас, Доминиканская Республика, Колумбия, Коста-Рика, Мексика, Никарагуа, Парагвай, Перу, Сальвадор, Соединенные Штаты Америки, Уругвай, Чили, Эквадор.

Следующим актом в межамериканской системе экстрадиции явилась подписанная в столице Венесуэлы – Каракасе Конвенция 1911 г., участниками которой стали пять государств: Боливия, Венесуэла, Колумбия, Перу и Эквадор.

В развитие конвенции 1911 г. в 1928 г. на VI Международной конференции американских государств в Гаване был одобрен проект Общей конвенции по международному праву (известный в настоящее время как кодекс Бустаманте), книга III которого под названием «Международное уголовное право» включала статьи об экстрадиции, призванные служить дополнением к уже существующим договорам. Его участниками стали Боливия, Бразилия, Венесуэла, Гаити, Гватемала, Гондурас, Доминиканская Республика, Коста-Рика, Куба, Никарагуа, Панама, Перу, Сальвадор, Чили, Эквадор.

В 1933 г. страны американского континента принимают в Монтевидео еще одну межамериканскую конвенцию о выдаче, которая, не отменяя существующие двусторонние или коллективные договоры, должна была автоматически войти в силу в случае прекращения действия предыдущих договоров (ст. 21). Среди ратифицировавших данную конвенцию стран фигурируют Аргентина, Гватемала, Гондурас (с оговорками), Доминиканская Республика, Колумбия, Мексика (с оговорками), Никарагуа, Панама, Сальвадор (с оговорками), Соединенные Штаты Америки (с оговорками), Чили (с оговорками), Эквадор (с оговорками). Выразили свое согласие на обязательность конвенции через акт подписания такие страны, как Бразилия, Куба, Парагвай, Перу. В последующем (в 1940 и 1957 гг.) конвенция дважды подвергалась процедуре пересмотра.^[27]

В 1952 г. к обустройству региональной системы экстрадиции приступила Лига арабских государств, приняв на своем Совете конвенцию о выдаче.

На европейском континенте региональные вопросы выдачи были урегулированы в Европейской конвенции 1957 г., в конвенции государств Бенилюкса 1962 г., не ратифицировавших названную выше конвенцию, а также в Скандинавском договоре о выдаче 1962 г., участниками которого стали Дания, Исландия, Норвегия, Финляндия и Швеция.

Неоднократно рассматривались на международном уровне и доктринальные проблемы экстрадиции. Так, экстрадиционная практика государств была обобщена на Оксфордской сессии Института международного права в 1880 г. В принятой по ее итогам Резолюции были сформулированы общие положения, касающиеся взаимодействия государств по вопросам выдачи.^[28] В последующем Институт международного права возвращался к проблемам выдачи на сессиях, которые проходили в 1890 г. в Женеве и в 1894 г. в Париже. В 1924 г. Лига Наций образовала Комитет экспертов по прогрессивной кодификации международного права, одной из задач которого также было изучение вопросов экстрадиции.^[29]