От автора
Со временем миф становится истиной. В советское время рождалось много мифов о войне. В определённый момент они, эти мифы, были необходимы: нужно было поднять боевой дух армии и народа. Страна стояла на грани катастрофы и гибели.
В печати появились очерки, рассказы и другие материалы о подвиге советского солдата. Рождался массовый героизм, пусть даже искусственно, и это тоже было оружие Победы! Что правда и что вымысел было в тех публикациях?
Советский Союз победил в Великой Отечественной войне, но какой ценой? Сегодня говорят о более 28 миллионах погибших советских гражданах! Слишком дорого далась Победа!
В начальный период войны миллионы бойцов Красной армии попали в плен. Многие бежали из плена, десятки тысяч советских солдат и офицеров участвовали в Сопротивлении на территориях стран, где они находились в концлагерях: Германия, Франция, Югославия, Польша, Словакия…
Их борьба и подвиги внесли лепту в общую победу! Кто такой Ахмедия Джабраилов? Один из миллионов тех солдат!..
Я смею надеяться, что неплохо знаю историю Второй мировой войны. Просматривая военные материалы, меня заинтересовала информация об этом человеке. Решил узнать о нём более подробно. Допускал, что сведений о нём будет немного, а то, что известно, может трактоваться неоднозначно в свете советской идеологии. Кто-то говорит – не было подвигов Джабраилова! Это тот же миф, как и подвиг панфиловцев, и других героев тех лет. Где правда?
Я тоже задумался и попробовал искать дальше. Нашёл! Документальную хронику: А. Джабраилов в 1975 году ездил во Францию, на встречу со своими боевыми друзьями по Сопротивлению. И фильм не один. Если и это считать фальсификацией, то надо полностью переписывать историю не только войны!
Мне стало понятно – книга должна быть! Книга об Ахмедии Джабраилове (Харго, Фражи, Кардо, Кураже, Рюс Ахмед и другие псевдонимы – это всё он), книга о его подвиге. Национальный Герой Франции, награждённый высшими боевыми орденами этой страны, в том числе и орденом Почётного легиона.
В Советском Союзе о Харго, Ахмедии Джабраилове, ничего не знали!
ПСЕВДОНИМ «ХАРГО»
1.
Весной 1966 года в кабинете генерального секретаря КПСС Леонида Ильича Брежнева зазвонил телефон, звонил обеспокоенный министр иностранных дел страны. Он сообщил, что в Советский Союз прибывает президент Франции генерал Шарль де Голль, визит намечен на июнь месяц, и он желает, чтобы на аэродроме его встречал его личный друг Армад Мишель.
– Так в чём вопрос? – удивился Леонид Ильич. – Найдите этого Армада и пригласите!
– Но дело в том, что такого человека в Советском Союзе нет! – озабоченно ответил министр.
– Значит, плохо искали! – раздражённо бросил в трубку генеральный секретарь партии. – Ищите!
Весь огромный механизм спецслужб был брошен на розыски таинственного Армада Мишеля. Искали по всему Союзу, безуспешно!
Обратились даже к Никите Хрущёву, который после смещения со всех постов безвыездно проживал на своей даче в Подмосковье. Он-то и вспомнил, что несколько лет назад на имя какого-то Армада Мишеля пришёл денежный перевод, который ему прислали из Франции его военные товарищи. И сумма огромная – сто тысяч долларов!
– Так вот этот чудак от денег отказался! Ну, а чтобы деньги назад не отправлять, я ему предложил отдать их в наш Фонд Мира! И он отдал! – при этом Хрущёв усмехнулся, – умел я уговаривать людей, не то, что вы сейчас!
А на вопрос, как его найти, ответил:
– Поднимите финансовую отчётность и найдёте его!
Действительно, нашли в Азербайджане. В селе Охуд Шекинского района. Ахмедия Джабраилов, сельский агроном, 47 лет, невысокого роста, русоволосый, голубоглазый. И совсем не похож на азербайджанца.
2.
…В конце декабря 1941 года, как раз к Новому году, в горное село Охуд в семью Джабраиловых одновременно пришли две похоронки. Отец и старший брат Ахмедии погибли на фронте. Мать по ночам, не сдерживаясь, заливалась слезам. Ахмед замкнулся в себе, часами сидел во дворе и смотрел на горы. А в один из дней вошёл в комнату матери и заявил:
– Мама, я пойду на фронт, отомщу за отца и брата! – и, успокаивая её, добавил: – Ты не волнуйся, я вернусь, обещаю тебе!
Мать отговаривать не пыталась, знала характер сына. Таков закон и обычаи гор: настоящий мужчина должен отомстить за смерть родных! Поутру собрала в заплечный мешок вещи, продукты и благословила в дорогу. В тот день из их села трое молодых парней ушли добровольцами на фронт. Убыли в районный центр.
Немецкие и румынские дивизии рвались к Кавказу. Красная армия несла огромные потери и с боями отступала. Война требовала всё новых жертв, и прибывшие части с ходу вступали в бой. Командование латало дыры в обороне. Уже на следующий день по прибытию на фронт часть, в которой служил Джабраилов, бросили в пекло.
В том в первом бою рота Джабраилова не только отбросила противника, но и ворвалась в окопы немцев и пыталась там закрепиться. Немцы, получив подкрепление, массированной атакой вернули себе утраченные позиции. Остатки роты вернулись на исходные позиции, а молодой солдат Джабраилов ещё привёл и пленного немца. Вражеский солдат был на голову выше и в полтора раза тяжелее своего конвоира.
К сожалению… пленный ефрейтор ценных сведений дать не мог, но командир отметил отличившегося солдата.
Чуть позже, перед строем роты, Джабраилов попросил командира направить его в разведчики. Тот долгим взглядом изучал стоящего перед ним невысокого солдата, потом спросил:
– Почему именно в разведку?
– Потому что я ничего не боюсь! – последовал ответ.
У многих бойцов на губах проскользнула улыбка: в разведку?! Не сдержал улыбки и ротный.
– В разведку, говоришь, а сил служить в разведке хватит?
– Но Вы же видели, какого я немца в плен взял! – парировал солдат.
С этим спорить никто не стал. Ротный только рукой махнул.
– Служи пока, а там посмотрим!..
Наступило временное затишье, противник готовился к наступлению. Ахмедия в эти дни усиленно штудировал взятый с собой немецкий словарь. До войны, учась в сельхозтехникуме, он, имея способности к языкам, отлично освоил немецкий язык.
Однажды он остановил в окопе переводчика из штаба полка и попросил у него объяснить ему некоторые тонкости грамматики немецкого языка. Тот был удивлён просьбой солдата, а ещё больше удивился его произношению.
Естественно, по прибытии в штаб он доложил сотруднику особого отдела о подозрительном солдате. Уже на следующий день Джабраилов был вызван в особый отдел полка.
С ним беседовал сам начальник особого отдела старший лейтенант НКВД Гончаров.
– В плен собрался? – последовал жёсткий вопрос.
Тон офицера не смутил солдата.
– Нет! Я хочу служить в разведке, разведчик должен знать язык врага! – без тени робости ответил Ахмедия.
– Но ты не разведчик? – удивился Гончаров.
–Это пока я не разведчик!..
Сотрудник особого отдела задумался. «Держится уверенно, неужели так хочет в разведке служить или?.. А может перейти на сторону врага задумал, вот и немецкий язык учит! Но если планирует переход, то зачем так раскрываеться было? Глупо ведь!.. Но что не трус – это точно!..»
Ещё полчаса особист допрашивал Джабраилова, потом отправил его в часть. Сам задумался: «Странный солдат! Азербайджанец, а на азербайджанца совсем не похож, голубоглазый и светловолосый! По теории Геббельса он больше соответствует арийцу! Может, в роду какой фашист был? Надо проверить!..»
Гончаров ещё долго размышлял, на всякий случай наградной лист на представление Джабраилова к медали «За отвагу» отложил в сторону. «Случись что, с меня спросят! Проглядел врага под носом! Стоит более внимательно к этому солдату присмотреться! Видишь, в разведку он хочет!..»
А потом немцы начали наступление, Гончарову было не до какого-то солдата. Фронт покатился на юг. Через две недели от роты, в которой воевал Джабраилов, осталось четыре человека. Их отправили на переформирование.
По личному рапорту Джабраилова направили на обучение в диверсионно-разведывательную школу. Но пройти полный курс обучения в ней Ахмед не успел. Обстановка на фронте резко ухудшилась.
Учитывая образование и уже определённый боевой опыт, приказом командира полка Ахмедия Джабраилов был назначен младшим политруком в стрелковую роту 48-го стрелкового полка.
Жизнь круто изменилась: ещё вчера он был простым солдатом, теперь же он командир и должен быть примером своим бойцам. Но Джабраилов не оставляет мысли и желания попасть в разведку, потому его часто видят среди разведчиков полковой разведки. Командир разведчиков старший лейтенант Курбаев однажды не выдержал:
– Политрук, с чего это такое внимание нам? У меня во взводе с моральным духом всё в порядке!
Уже оправдывался Джабраилов.
– Да не в этом дело! Я в разведке служить хочу, вот всё думаю, как…
Курбаев перебил:
– По секрету скажу, получен приказ в скором времени в наступление идти, а живы будем, вернёмся к этому разговору!
Курбаев прекрасно понимал: каждое наступление, каждый день на войне – это потери людей. А разведчики – народ особый, лишь бы кто там служить не сможет! А вот заместителя себе искать надо!
Молодые командиры прониклись доверием друг к другу, потому разговаривали меж собой откровенно. Старший из них Курбаев считал, что командование давно должно было отдать приказ о наступлении. А все эти разведки боем – бессмысленные жертвы. Командир разведчиков лично неоднократно ходил за линию фронта, видел и понимал – немцы готовятся к наступлению. Он докладывал командиру полка об этом, сейчас самое время ударить на опережение. А командование чего-то ждёт и тянет!
…Ещё зимой 1942 года Красная армия захватила под Изюмом Барвенковский плацдарм. Сложилась обстановка, когда можно было и нужно было наносить удар, но в этой ситуации командование Красной армии вело себя нерешительно, что дало возможность противнику перегруппироваться, и когда в мае под Харьковом 28-я армия и южнее 57-я армия, наконец, начали наступление, оно было уже обречено. К 22 мая немцы завершили окружение Харьковского «котла». Сотни тысяч советских солдат были уничтожены, ещё 640 тысяч взяты в плен…
А пока бойцы роты капитана Нестерова готовились к бою.
Накануне наступления Нестеров собрал офицеров роты и каждому довёл его задачу, а в конце добавил:
– Рота не обстрелянная, так что, командиры-отцы, каждый из вас отвечает за своих бойцов лично, расстреляю любого, кто хоть шаг назад сделает! А сейчас идите и готовьтесь к наступлению!
Офицеры молча покидали штабную землянку. «Прав Нестеров, люди ещё пороха не нюхали, а тут их в пекло!.. Не каждый выдержит, это же на смерть идти! Трудным и страшным завтрашний день будет, не все его переживут!..»
А утром этот ад и наступил. После непродолжительной артподготовки капитан Нестеров сам поднял в атаку своих бойцов. Он первым выскочил на бруствер окопа и прокричал:
– Рота, слушай мою команду! За Сталина, вперёд!.. Ура!..
Через секунду рядом с ним стоял Джабраилов, бойцы вслед за своими командирами поднимались в атаку.
Немецкая артиллерия стала пристреливаться к позициям противника, послышался вой снарядов, и первые взрывы фонтанами вздыбили землю.
Нестеров обернулся, и тут его взгляд остановился на одном из молодых солдат, тот забился в щель окопа и от страха закрыл руками голову. Ротный заорал:
– Боец! Вперёд!..
А тот обезумевшим взглядом уставился на командира, сознание возвращалось к нему, и он залепетал:
– Товарищ командир, меня убьют!.. Я не хочу умирать… – глаза молодого солдатика наполнились слезами. – Я жить хочу!..
Секунду Нестеров смотрел на него, глаза его стали наливаться злобой и ненавистью.
– Жить хочешь? Все хотят жить, вперёд, или я тебя сам пристрелю!.. – ревел ротный. Он передёрнул затвор ТТ и направил оружие на солдата.
Джабраилов понимал, что произойдёт сейчас. Ротный прав, атака ещё не началась, а уже срывается. Вон несколько солдат замерли рядом в ожидании.
Невдалеке разорвался снаряд, комья земли долетели до сапог Нестерова, он пригнулся и нажал на курок, раздался выстрел. Молодой красноармеец дёрнулся и стал заваливаться набок, уткнувшись лицом в песок, он замер.
– Капитан, зачем?! – метнулся к нему Джабраилов.
– Вперёд! Все вперёд!.. – в истерике орал капитан, размахивая пистолетом.
Солдаты от страха торопливо покидали окопы, ещё секунда и ротный перестреляет их всех. А Нестеров ненавидящим взглядом уставился на Джабраилова.
– Политрук, ты ещё здесь? Я и тебя… – не сдерживал себя ротный.
– Товарищ командир, мы должны догонять своих бойцов! – спокойно проговорил Ахмедия.
Его спокойный голос вернул капитана в действительность, безумный блеск его глаз потух, и ротный уже сам спокойно произнёс:
– Пошли, политрук, в своём окопе лежать не хочу! – и он ещё раз бросил взгляд на тело только что убитого им солдата. Передёрнул плечами.
Ротный и политрук бросились догонять своих бойцов, а те остановились. Командиры остались позади, и вести их на смерть было некому, ко всему, огонь противника усилился. Атака захлебнулась, и атакующие цепи залегли.
Снаряды рвали землю. Очереди немецких пулемётов не давали поднять головы. Чёрный дым стелился по полю. Противник патронов не жалел.
«Полроты уже не поднимется! Безумцем надо быть, чтобы продолжить атаку!» – младший политрук Джабраилов после очередного взрыва вражеского снаряда вжимается в землю. А рядом ротный, на ухо политруку истошно кричит:
– Политрук, поднимай роту!..
Джабраилов смотрит в безумные глаза капитана и пытается донести ему:
– Капитан, мы положим всех людей! Кто отдал такой приказ, без артподготовки и разведки атаковать!
– Не нам рассуждать, политрук! Только, если не немцы, то нас с тобой через час особисты расстреляют!.. У меня приказ!
Действительно, прав капитан, живым можно остаться только там, на высоте, а до немецких окопов ещё дойти надо! Но и оставаться на месте, значит, погибнуть. Шанс выжить – идти вперёд!
И Ахмедия поднялся во весь рост, обернулся, из окопов ещё поднимались красноармейцы. Это второй взвод поднял в атаку лейтенант Чудинов. Над полем стал нарастать истошный крик десятков глоток «Ура!..» И политрук сам дико закричал:
– Ура! За мной!..
Раскалённый воздух заполнял лёгкие, пот струился из-под пилотки и заливал глаза, бежать становилось тяжело, Ахмед остановился и стал хватать ртом воздух, рядом с ним поравнялся ротный, на ходу он прокричал:
– Не останавливаться, вперёд!..
Политрук обернулся, бойцы цепью растянулись по полю. Пристрелявшись, немецкая артиллерия накрыла редкую цепь наступающих волной взрывов.
Именно в этот момент взрыв швырнул его наземь. «Ну, вот и всё! Глупо как!..» – пронеслось в сознании младшего политрука, и тело стало невесомым…
Джабраилов медленно приходил в сознание, ночная прохлада приводила его в чувство. Он открыл глаза, и увидел небо, и звёзды на тёмном небе. «Сейчас ночь? Что со мной, где я?..» – Ахмед попытался перевернуться на бок и наткнулся на чьё-то тело, с трудом перевернулся. Даже в темноте он увидел, на него смотрели застывшие глаза капитана Нестерова. Тело ротного наполовину свесилось в воронку от взрыва.
«Значит, нас накрыло одним взрывом!» – мелькнуло в голове политрука.
В руке капитана был зажат пистолет ТТ: Ахмед попытался дотянуться до него, но резкая боль пронзила всё тело и он снова потерял сознание…
3.
Сколько прошло времени, Джабраилов не знал. Наверное, целая вечность! Монотонный стук колёс возвращал его в этот мир. Он открыл глаза, кругом было темно, от запаха пота, крови и человеческих испражнений было трудно дышать. Ахмед осмотрелся и с ужасом осознал, что находится в вагоне движущегося поезда. Со всех сторон он был сжат человеческими телами и только спиной чувствовал прохладу деревянных досок вагона. Ужасный запах исходил от потных и грязных человеческих тел. Ахмед с трудом развернулся к стене вагона и стал жадно вдыхать свежий воздух, который проникал в вагон через небольшие щели.
В голове роились мысли: как он сюда попал, сколько времени находится здесь и куда их везут? Пришло понимание, что он в плену. Вот только как попал в плен, Ахмед вспомнить не мог. От всего этого голова раскалывалась!
Прошло двое суток. Всё это время Ахмед периодически впадал в бессознательное состояние. В очередной раз он пришёл в сознание, когда поезд резко затормозил. Эшелон останавливался, послышался скрип колёс и ещё через минуту состав замер.
Лязг и скрежет открываемых дверей вагона окончательно вернули Ахмеда в сознание. Рядом, привалившись к его плечу, сидел молодой солдат. На немецком языке послышалась команда «На выход!..», залаяли авчарки.
И едва Ахмед попытался встать, как тело молодого красноармейца завалилось набок. Только теперь он понял, что тот был мёртв. С трудом поднялся, шатаясь и опираясь о стену вагона, медленно двинулся к выходу, рядом, как призраки, двигались военнопленные красноармейцы. Неожиданно его за рукав тронул один из них.
– Товарищ младший политрук, это я, Иван Самойлов! Вы как?
Действительно, это был боец второго взвода Самойлов. Сейчас Джабраилов обрадовался встрече, хоть кто-то из своих рядом. Он спросил:
– Иван, как я сюда попал?
– Вы без сознания были, когда Вас на поле нашли! Хотели пристрелить, но мы с Артюхиным Вас подняли и понесли!
– И он здесь, Артюхин? – спросил политрук.
Самойлов на минуту запнулся, потом махнул рукой в угол вагона.
– Там он, уже не встанет!
До Джабраилова дошёл смысл сказанного, но он всё равно посмотрел в угол выгона и мысленно поблагодарил солдата за своё спасение. «Меня спас, а сам здесь останется. Может, этих сил, что на меня потратил, и не хватило ему, чтобы выжить сейчас! Тебе спасибо Артюхин! Теперь и за тебя воевать буду, обязательно буду!..»
Рядом стоял пожилой солдат, он посмотрел на кубики в петлицах офицера и тихо проговорил:
– Вы бы, товарищ младший политрук, сняли свои кубари! Немец евреев, коммунистов и офицеров расстреливает сразу, с вашим братом разбираться не будет!
«Погибнуть я ещё успею, но не здесь!» – решил политрук и направился в угол вагона, где лежал Артюхин: «Что ж, солдат, ещё раз спасёшь меня!»
Он с трудом стянул с мёртвого Артюхина гимнастёрку и переоделся. Выходил из вагона в числе последних, перед прыжком на землю обернулся, в вагоне на полу лежало не менее двадцати тел умерших красноармейцев. «Целый взвод лежит! Молодые все!..» – вздохнул Ахмед. « Но переживать и сожалеть будешь потом, а сейчас тебе, младший политрук Джабраилов, нужно выжить, просто выжить!..»
В действительность его вернул окрик охранника. Выпрыгнул из вагона неудачно, ногу пронзила острая боль, ко всему получил ещё и удар прикладом в спину, и этот удар напомнил ему, что ни с кем здесь возиться не будут: проще нажать на курок, нежели объяснять, что делать!
Рядом оказался Самойлов и поддержал своего командира, так, опираясь на плечо Ивана, и побрёл Джабраилов в колонне таких же истощённых, измученных, но не сломленных русских солдат. В глазах многих солдат это видел, желание воевать! Но видел и пустые глаза. Безволие, опусташённость и страх!..
Мысль о побеге не покидала Ахмеда с тех пор, как только он открыл глаза и понял, где находится. Понимал, что не один он так думает, и сейчас упрямо шёл вперёд.
К боли в ноге добавились резь в животе и чувство жажды и голода. Он не помнил и не знал, когда в последний раз ел и пил. Если что-то и выдавали пленным в дороге, то в это время он лежал без сознания и сейчас страдал от голода и жажды.
Несколько часов на жаре колонна пленных медленно продвигалась средь городских развалин. Они прибыли в пересыльный лагерь на окраине города, ещё на вокзале Ахмед обратил внимание на вокзальную вывеску «Львив», которая валялась недалеко от железнодорожных путей.
Лагерь представлял собой огороженный колючей проволокой пустырь, по углам квадрата располагались вышки с пулемётами, а по периметру ограждения передвигались патрули с собаками.
Самойлов с Джабраиловым расположились недалеко от проволочного ограждения прямо на земле. Ахмед не терял надежды ночью проскользнуть за ограждение и бежать. Ближе к вечеру к самому ограждению подъехал грузовик и трое немецких солдат стали бросать за проволоку пленным прошлогодние свеклу, морковь, картошку и куски чёрствого хлеба.
Несколько кусков хлеба и овощей упало рядом с Ахмедом и Иваном. Самойлов сориентировался быстро, он схватил хлеб и две свеклы и быстро спрятал за пазуху. Что-то успел подобрать и Ахмед. Пленные солдаты, как по команде, бросились собирать съестные припасы.
Началась давка. Солдаты на грузовике подзадоривали голодных людей:
– Рус, Иван, кушать!.. Кушать!..
Обезумевшие от голода люди представляли собой страшную и жалкую картину. Они остервенело и жестоко дрались за каждый кусок хлеба, за каждую картофелину. Немецкие солдаты с удовольствием и интересом наблюдали за этим побоищем, один из них фотографировал и причмокивал языком:
– Корошо, корошо!.. Ещё, вот так!..
Второй брезгливо поморщился:
– Ганс, неужели тебе нравятся эти животные? – и он презрительно сплюнул. – Их нужно расстреливать, а не кормить! Это же варвары!
– Так их завтра и отправят в Дахау, там они все будут уничтожены! – равнодушно ответил фотограф, не отрываясь от своего занятия.
У проволочного ограждения собралась группа немецких солдат, они с любопытством наблюдали за этим голодным сражением русских. Хоть какое-то развлечение! Слышались подбадривающие возгласы и смех.
Ночью было прохладно, потому, прижавшись друг к другу, Иван и Ахмед спали урывками. О побеге сейчас нечего и думать: они едва стояли на ногах. Даже если бы им и удалось оказаться за колючей проволокой, далеко они не ушли бы – сил совсем не было, да и овчарки их быстро бы догнали. Надо ждать подходящего случая и возможности, да и с людьми осторожно знакомиться – лучше устроить массовый побег! Хоть у кого-то был бы шанс вырваться на свободу!
Через два дня прибыла новая партия пленных, и на следующее утро всех, действительно, погнали на вокзал. Значит, в самом деле, их отправляли в Дахау…
Концлагерь Дахау действительно был фабрикой смерти. Крематорий лагеря работал без выходных и круглосуточно. Бессменно работала и расстрельная команда. Каждый день в лагерь прибывала новая команда пленных. Это был конвейер смерти. Джабраилов чувствовал, как он неумолимо приближается к тому моменту, когда и его погонят в крематорий. Просто так ждать смерти Ахмед не мог, и он выбирал момент совершить побег. Лучше уж рискнуть, нежели вот так безропотно и бессмысленно сгореть в печи.
Но в начале августа Джабраилова в числе армян, азербайджанцев, грузин, осетин, дагестанцев и других уроженцев Кавказа отправили во Францию в пересыльный лагерь в городке Родез. Там немецкое командование формировало кавказские легионы. Многие втайне надеялись использовать эту возможность для побега и выжить. Джабраилову удалось убедить лагерную администрацию в том, что он азербайджанец, хотя внешне он более походил на славянина, нежели на кавказца. Кто-то из пленных подтвердил, что это правда. К этому времени его товарищ красноармеец Самойлов умер, эта же участь ждала и Ахмеда, потому он и решил действовать.
Всех кавказцев перевели в отдельный блок и через несколько дней отправили во Францию. Само перемещение в этот блок давало шанс выжить. «Это моя путёвка на свободу!» – решил Джабраилов.
С первого дня в лагере в Родезе Ахмед начал готовиться к побегу. Одному это совершить было трудно, и он осторожно стал подбирать себе напарников. Учитывая его славянскую внешность, на контакт с ним шли неохотно и относились к нему с подозрением.
Здесь он с удивлением обнаружил, что многие прибыли сюда с искренним желанием воевать против Советов и коммунистов. Это заставило его быть ещё более осторожным.
Тем не менее, уже через месяц нахождения в лагере он сблизился с Али Мамедовым и братьями Георгадзе, Рустамом и Гиви. Осторожно прощупывая один одного, они, наконец, убедились и поняли, что могут доверять друг другу.
Однажды вечером, лёжа на нарах в бараке, Мамедов сообщил, что у него появился знакомый, который ищет сообщников для побега.
– А ты уверен, что можешь ему доверять? – спросил у Али Джабраилов.
Али задумался, а потом уверенно проговорил:
– Думаю, да, он сам уже несколько раз со мной об этом разговаривал, он и сам боится предательства!
– Вот именно, он сам к тебе подошёл! – возразил Гиви.
– Но кому-то здесь можно верить!? – эмоционально возразил Мамедов.
– Пока ты можешь верить только нам! – спокойно ответил Рустам.
Конечно, здесь, во Франции, лагерь охранялся не так, как Дахау, там единственный путь выхода на свободу был через печную трубу. Здесь же администрацией лагеря пленные воспринимались как будущие союзники германской армии. Тем не менее, СД и гестапо небезуспешно выявляли среди пленных тех, кто использовал пересылку в лагерь как способ выжить или совершить побег. В этой работе были задействованы и провокаторы, чего опасался Джабраилов. Как старший по званию в их группе он воспринимался остальными членами как командир. Он и отвечал за их безопасность.
К чему может привести доверчивость одного из них, говорить не нужно было, и это тоже все понимали.
Ещё через неделю Али сообщил, что есть возможность с помощью его нового знакомого, Акопяна, который был близок к администрации лагеря, устроить несколько человек в команду, которую выведут на работы в город. Он же сообщил также, что конвой будет состоять всего из двух охранников. А это шанс оказаться на свободе. Так что Али должен назвать тех, кто может быть включён в эту команду.
Джабраилов понимал, что это шанс, которого он долго ждал, но если это западня, то их ждёт показательная казнь на плацу лагеря. Вечером в бараке они обсудили предложение их неизвестного доброжелателя.
Правда, сам Ахмед принял решение ничего не предпринимать во время первого выхода на работы, нужно осмотреться, всё предусмотреть. Что-то внутри его сдерживало от активных действий, но об этом он своим друзьям ничего не сказал.
– Что ж, скажи своему Акопяну, что мы согласны на работы в городе! Пусть скажет, когда? – сказал Мамедову Джабраилов.
Действительно, через два дня на утреннем построении их четверых зачислили в группу на работы в город, на разборку старого строения.
Особое нетерпение проявляли братья Георгадзе. Вечером в бараке, перед тем как улечься спать, они о чём-то тихо шептались. Утром, видя приподнятое настроение Рустама и Гиви, и опасаясь, что они совершат опрометчивый поступок, Джабраилов предупредил их:
– Только без самодеятельности! Надо всё внимательно обдумать и проверить. Без моей команды никто ничего не делает!
После построения и проверки группу из семи человек направили на работы в город. Их конвоировали всего два охранника, и вели они себя очень спокойно. У Ахмеда возникло ощущение, что их как будто провоцируют.
Прибыв на место, приступили к работе. На окраине городка они разбирали старое здание небольшого завода. Отдельно складировали дерево, камни, кирпич, куски металла. Охрана вела себя беспечно, один из конвоиров удобно расположился у огромного валуна и отдыхал, второй устроился на самом камне и изредка осматривался вокруг.
К полудню привезли обед из лагеря. Разобрав миски с похлёбкой, каждый из пленных устраивался, как и где ему было удобно. Братья Георгадзе расположились в отдалении у самых развалин, так чтобы охранники не могли их видеть. Ахмед не сразу обратил на это внимание, и только когда они незаметно скрылись среди камней, он понял, что они совершают. Мамедов дёрнул Джабраилова за рукав.
– Бежим и мы? – прошептал он.
Но Ахмед увидел, как конвоиры как будто только и ждали действий пленных, они вскочили с места.
– Нет! Мы остаёмся на месте! Погибнуть ещё успеешь! – остановил товарища Джабраилов, – говорил же, без команды ничего не делать! Пропали братья!
В этот момент один из конвоиров поднёс к губам свисток и воздух огласил пронзительный звук, за ним раздался выстрел. Невдалеке раздался вой сирены, а вскоре за беглецами бросилась погоня с овчарками.
– Они что, ждали этого? – прошептал Мамедов и без сил опустился на землю.
– Думаю, что да! – подтвердил догадку Мамедова Ахмед.
Вдалеке, за развалинами, послышались автоматные очереди. Через некоторое время к зданию, где работали остальные пленные, подъехал грузовик. Задний борт автомобиля был опущен, в кузове лежало тело одного из братьев Георгадзе, Гиви. Избитый и связанный Рустам сидел рядом с ним и молча покачивался из стороны в сторону.
Ахмед пытался поймать глаза Рустама, но тот прошёлся пустым, отрешённым взглядом по их лицам, как будто не замечая и не узнавая их. Ахмед понимал, что уже ничем не сможет помочь Рустаму. Глупо всё получилось, смерть всегда приходит глупо!..
Рустама Георгадзе повесили на лагерной площади на следующий день. Мамедова и Джабраилова ждала та же участь, но на допросах они упрямо твердили, что не знали о намерениях бежавших. Совершить побег они не пытались, ведь добровольно сюда прибыли и желают надеть форму доблестного вермахта, чтобы доказать свою преданность великому Рейху.
Следователям из гестапо так и не удалось установить, что эти двое были сообщниками бежавших.
После двух дней допросов их повели на расстрел. Али и Ахмед уже простились друг с другом и жизнью. Расстрельная команда подняла оружие, унтер взмахнул рукой и раздался залп… но пули высекли искры в кирпичной стене выше их голов. Вздрогнув, Мамедов медленно стал оседать, а Ахмед опёрся спиной о стену и не мог сдвинуться с места. Нервы сдали!
Арестантов ещё десять суток продержали в карцере, особенно жестоко обходились с Мамедовым. Именно он был на подозрении к причастности побегу заключённых Георгадзе. Али мужественно держался, это был единственный шанс уцелеть. Ничего не добившись от него, после истязаний и допросов, вместо очередного расстрела их отправили в другие лагеря. Так Ахмадия Джабраилов попал в лагерь в Монтобане, городе, расположенном на юге Франции. На его руке был обозначен лагерный номер 4167.