000
ОтложитьЧитал
Клетка
Михаил Рощин
Иллюстрация Лены Солнцевой
Я помахал Лизоньке рукой и уселся в кресло у стены. Она замахала мне в ответ. Настойчиво и демонстративно, с широкой улыбкой без передних зубов – молочные выпали, коренные ещё не появились. Так, как и должно быть в шесть лет. Подбежала поближе.
– Привет, Вадим!
– Привет, Лизонька. Где пропадала?
Девочка опустила руки, завела их за спину и начала раскачиваться взад-вперёд, задрав голову в потолок. Что там было интересного, я никак не мог понять. Она же часто так делала, будто искала ответы. Вполне в духе маленьких девочек. В очередной раз найдя нужный, опять широко улыбнулась и выпалила:
– Мне делали про-це-ду-ры!
Это сложное слово для шестилетней озорницы, но она честно его запомнила и воспроизвела. Потом плюхнулась на соседнее кресло и начала водить пальцем по подлокотнику, выводя на гладком дерматине какой-то рисунок.
– А тебе их делают? – спросила она.
Всё-таки пока избегает сложных слов. Я покачал головой.
– Нет. Пока просто лежу. За мной наблюдают.
Она сделала удивлённое лицо, пожала плечами.
– Я думала, здесь всем делают. Мне они не нравятся.
– Мне тоже. Но так положено, мы ведь в больнице.
Она оторвалась от своего рисования.
– А сколько тебе лет?
– Недавно исполнилось восемнадцать.
Лизонька сделала большие глаза.
– Ух ты! Так много?
Начала загибать пальцы. Сначала на правой руке, потом на левой, бормоча себе под нос: «один… два… три…» Когда пальцы закончились, она посмотрела на сжатые кулаки, потом на меня.
– Это очень много! – выдала она.
Я улыбнулся.
– Да, немало. Это как твои шесть, но в три раза больше.
Она опять задумалась, вперившись в белый больничный потолок. Плафоны светильников давали мягкий свет, в коридоре было светло и спокойно.
– А как ты сюда попал?
Лизонька была любопытной. Я уже рассказывал ей о прошлом, но всё повторялось из раза в раз. Заново.
* * *
Я сам постоянно восстанавливал в голове события, которые ещё помнил.
Обычный летний вечер для вчерашнего школьника, а ныне первокурсника. Встретился с парой друзей, и отправились в «Клетку». Так называли уличную дискотеку в парке. Большая круглая бетонированная площадка, окружённая по периметру высоким забором. Внутри – свет, музыка и люди. Веселье, танцы, новые знакомства. А вокруг – тёмный парк с перегоревшими фонарями, тёмными компаниями и теми несчастными, которым не хватило денег на билет внутрь «Клетки».
Они скапливались небольшими стайками, распивали дешёвый разбавленный водой спирт сомнительного качества, потом наскребали всё, что было в карманах, и пытались проникнуть внутрь. Билетов не хватало на всех – менялись. Вышел один, взял контрамарку, отдал следующему счастливчику. Так все по очереди могли попасть внутрь, с кем-то увидеться, познакомиться и потанцевать.
И вот настала моя очередь. Я вошёл, оставив друзей снаружи. Они наверняка будут пялиться сквозь ограду, передавая по кругу сигарету, и едко комментируя все мои действия. Мы всегда так делали, это было нормально.
«Во, смотри. Знакомится!.. Ха-ха, походу, отшила она его…»
Затяжка.
«Эта тоже наверняка откажет… Точно, глянь, пацаны…»
Глаза, не отрываясь, следят за движениями. Неуверенные попытки танца приносят свои плоды. Мой взгляд зацепляется за чужой. Симпатичная, весёлая. Улыбается, пристально смотрит в глаза, продолжая плавно покачивать бёдрами.
«Ух, смотри! Неужели зацепит!.. Да ладно, гонево… Такие не знакомятся».
Оказалось, что бывает иначе. Один медляк, потом второй, и вот она предлагает пойти прогуляться.
«Фигасе! Вместе выходят… Кто следующий пойдёт? Сейчас медляк будет, кто рискнёт!»
Я отдаю контрамарку знакомому. Мы по ступенькам спускаемся от «Клетки». Прогулка по парку – это было бы хорошее завершение вечера. Отличное знакомство, классная девушка. Интересно, позволит ли проводить?
Мы идём по аллее. Я знаю, что в дальнем конце будет выход из парка, но по пути придётся миновать несколько тёмных мест. Кирпичная подстанция, скрытая от прохожих кустами; общественные биотуалеты, которые работают лишь днём – по ночам весь парк превращается в отхожее место.
Вполне возможно, мы идём по направлению к её дому. А куда же ещё? Вряд ли сегодня случится ЭТО. Но просто закрепить отношения – это уже будет здорово!
Раздаётся треск кустов, и на дороге возникают силуэты. До фонаря ещё метров двадцать, световой круг захватывает мало что, а потому о количестве противников я могу только догадываться. О том, что они пришли по нашу душу, гадать не приходится.
– Слышь, есть закурить?
Стараюсь не сбавлять темп, подхватываю её под локоть и пытаюсь обойти преграду.
– Не курим.
«Стенка» смещается в сторону, и я почти натыкаюсь на соперника.
– Куда прёшь-то? Глаза разуй, дятел.
Толчок в грудь. Мне удаётся устоять на ногах. Моя спутница благополучно продолжает идти вперёд, минует световой круг и исчезает в темноте.
Движение сбоку – кто-то резко вскидывает руку, следом за этим получаю удар по скуле. Жутко больно, щека начинает полыхать – будто под кожей разлили горячий жирный бульон. Печёт, кожа не выдерживает, потоком прорывается горячая кровь. Позже уже я узнаю, что скулу мне рассекла «печатка» на пальце.
Дальше помню смутно. Упал на землю, закрывал голову руками, но тяжёлым «Гриндерсам» это не помеха. Сломан нос, выбито три зуба, а оба глаза заплыли настолько, что перестали открываться. Кажется, кто-то шарит по моим карманам, потом тащат меня куда-то, но недолго, а потом оставляют, и шаги удаляются по асфальтовой дорожке.
* * *
Лизонька нахмурилась, смотрит на меня.
– А что такое грин-де-сы?
– «Гриндерсы». Это такие модные ботинки. Очень тяжёлые, с толстой подошвой. Неубиваемые.
Она засмеялась.
– Как мы?
Я подмигнул ей и улыбнулся. Она иногда подмечает вещи, до которых взрослым только предстоит додуматься.
– Точно.
– А что потом случилось?
Я пожал плечами, подразумевая очевидное: не «не знаю», а «как будто у меня были варианты».
– Попал сюда. Теперь лежу.
– Но про-це-дур тебе не делают.
Я кивнул.
– Так надо. Что могли, уже сделали. Теперь ждут результата.
Она поёрзала на кресле, оперлась локтями о недавно изрисованный дерматин, подпёрла голову кулачками.
– Давай дальше рассказывай. Мне нравится история.
* * *
Я помню себя только здесь. Как лежал на постели и оглядывался по сторонам. Палата маленькая, двухместная, и тишина. Сосед за ширмой лежит, сопит. Слышу, аппарат рядом с ним пикает, другой – воздух качает, чтобы лёгкие работали. У соседа врачи крутятся, а ко мне даже не подходит никто.
Полежал я так немного. Голова замотана, трубка в горле торчит. Другая в носу, и по ней жижа какая-то розоватая вытекает. Ноги на вытяжении, грузы вправляют поломанные лодыжки. Руки-ноги работают, голова вроде тоже. Сколько времени прошло – понять не могу, память начисто отшибло. Но ничего нигде не болит, всё функционирует. Решился встать. Походил по палате, на соседа глянул тихонько сквозь щёлочку.
А потом помню – очутился я опять в парке.
Сижу на лавочке и понимаю, что не просто так это. Вечер уже, люди кругом ходят. Постарше, помоложе, а всё мимо, будто и не замечают. А я знай себе сижу и по сторонам оглядываюсь.
В «Клетке» уже музыка играет, стробоскопы мерцают, люди потихоньку собираются.
А я сижу дальше, монетку в руках кручу. Большая попалась, с незнакомым рисунком. И откуда только взялась? Вроде не в ходу такие. А пальцы сами её перебирают. По костяшкам взад-вперёд гоняют, подбрасывают тихонько да ловят. Орёл-решка. И всё чаще орёл выпадает. Хорошо это, люблю, когда так выходит. Всегда орла выбираю. Орлы летают.
И нутром чую, что жду чего-то. Скоро уже должно случиться, и чем оно ближе, тем быстрее я монету гоняю по пальцам. Взад-вперёд мелькает, как и люди перед лавочкой.
И кажется мне, что монета мягкой стала. Я пальцами её сжал, а она поддаётся. Как будто таять начала. Не должно так быть, металл – он жёсткий ведь, пальцами не согнёшь. А у меня получилось. Ощутил силу какую-то в руках, а потом и во всём теле – даже будто тесно стало. Кожа как чужая и лежит плохо, хочется сбросить. Воздуха не хватает, и кажется, что не было бы груза этой кожи, так и взлетел бы.
Пальцы сжал как следует – монета и согнулась пополам. Я такое про Петра Первого слышал, что он пятаки медные пальцами гнул, мол, силища была у него невозможная.
Я монету выпрямил, да легко так, играючи. Поднял камешек с земли. Щебень средней фракции. Сжал в кулаке, он в труху и рассыпался.
И тогда мне эта мысль пришла, от которой я до сих пор никак отделаться не могу. Может, наше тело тоже как клетка? Живём мы в нём запертые всю жизнь, а способностей своих и не знаем. А попадаются иногда люди, которые ломают прутья клетки. И тогда хоть летай, хоть рельсы сгибай. Не было бы этой кожи тяжёлой, так хоть в космос можно улететь.
С такими мыслями я и не заметил, как стемнело. Аллея опустела, а я всё сижу и жду чего-то. Есть такое ощущение внутри, что знаешь – должно случиться. А что – загадка.
Смотрю, по аллее девушка идёт. Та самая, с которой я в «Клетке» познакомился. И не одна идёт, а с компанией. Ребята, трое. Все чуть постарше, лица серьёзные такие. Останавливаются возле лавочки моей, и начинают разговаривать. Будто меня и рядом нет.
– Ну давай, – говорит один. – Веди нового лоха. Штырь будет приглядывать. Мы тут встретим.
Так мне противно стало.
Девушка улыбнулась невесело, а потом говорит:
– Тот ведь в больницу попал, вы знаете? Весь город говорит.
– Не дрейфь, подруга. На нас не выйдут, это точно. Мы же его тогда за ограду оттащили. Менты глубоко копать не будут. Нашли под оградой, пьяный был, да и попал под раздачу.
Она отмахнулась и вдруг меня заметила. Вслед за ней и вся троица повернулась.
– Что, братиш, проблемы? – спросил старший.
Не узнал меня. А девушка узнала, распахнула глаза, ладошкой рот прикрыла, чтобы не закричать.
– Это он, – только и смогла сказать.
Старший не понял, кто он. А другой пригляделся да и говорит:
– Это ж мы его отмудохали в прошлый раз.
Старший подошёл ближе.
– Валил бы ты отсюда, фраерок.
Злобно так сказал, на выдохе. С хрипотцой, с угрозой, кулаки сжал.
А я не хотел уходить. Сам бы я ни за что не решился выйти из клетки своего тела, даже если бы был уверен, что всё получится. А эти трое помогли, всё как надо сделали. Теперь нужно их отблагодарить.
Я взял его рукой за лицо и чуть сжал пальцы. Короткий крик ударил мне в ладонь и затих. Кости сухо хрустнули, я почувствовал, как под давлением лопнул его мозг. Несчастный успел только ухватиться за мои пальцы, но руки его тут же обмякли.
Другой пытался помочь, я ткнул его в грудь. Рёбра треснули, проткнули лёгкие, и он быстро захлебнулся своей кровью. Третий, попытался убежать, в своих тяжёлых «Гриндерсах». Но, видно, от ужаса, ноги его отказали. Он стал ползти. Я наступил ему на обе лодыжки, они захрустели и стали безвольными культями. Та же участь постигла его руки и позвоночник.
Я обернулся. Девушка стояла посреди дорожки, в оцепенении и совершенно седая.
* * *
– Хотя, наверное, тебе ещё рано слушать такие истории.
Лизонька насупилась.
– Ты не смотри, что я маленькая. Я ведь понимаю, что мы уже не вернёмся. Так что не страшно.
Я кивнул. Ей тоже ничего не угрожало.
В палате аппарат жизнедеятельности «качал» моё уже мёртвое, спрятанное за ширмой разбитое тело. «Травмы, несовместимые с жизнью» – так будет написано в заключении судебно-медицинского эксперта.
Зато познакомился с Лизонькой. Она с детства на диализе, и уже несколько дней в коме. Терминальная почечная недостаточность.
Подожду её здесь, а потом отправимся дальше. Летать вместе – оно всегда веселее.
За́ мужем
Алла Войская
Иллюстрации Марии Давидович
Мы ехали к Васиному двоюродному брату на шашлыки – это была своеобразная инициация. Я уже познакомилась с его родителями, с тётей, с сестрой, теперь вот брат – меня постепенно принимали в семью.
Воскресный вагон метро был полупустым, но мы всё равно сели в углу, чтобы побыть вдвоем. Вася всё пытался укусить меня за ухо, но я, смеясь, уворачивалась и пряталась у него на груди.
– Вообще-то вампиры кусают за шею, а когда покушаешься на другие части тела, то это уже каннибализм!
– А я чуть-чуть! Это же не считается? Нельзя же быть чуть-чуть каннибалом? – он поцеловал меня в мочку уха, и я громко засмеялась.
– This is Sokol… Осторожно, двери закрываются, следующая станция…
В вагон вбежал косматый мужчина с репейником в волосах – оборки его плаща застряли в закрывшихся дверях. Он недовольно бормотал, пытаясь вырвать застрявший кусок плаща. Двери снова раскрылись – он поправил на себе плащ и прошёл к центру вагона, чтобы осмотреться. Поезд тронулся. Меня терзали смутные подозрения, что он сядет прямо напротив. Так и вышло.
Мужчина раскладывал по всему сиденью ашановские пакеты с тряпками, смотря в нашу сторону из-под заплывших век. Я положила голову Васе на плечо и закрыла глаза. Не провоцировать, не реагировать, не подавать виду.
– Слышь, это «Беломорская»?
Я открыла глаза. Бомж выжидающе смотрел на Васю, который крепко держал меня за плечо.
– Нет, ещё станций пять или четыре, – спокойно ответил он.
– Спасибо… Ну, разбуди, как на «Беломорскую» приедем, – бомж смахнул на пол пакеты и лег на сиденье.
– Мы вообще-то до «Речного» едем и только следующая – «Беломорская».
– А… Да? Ладно. Прости… – бомж приподнялся на сидении и виновато посмотрел на свои тряпки. – Это… А ты где служил?
– Да нигде, военка в универе только.
– А. Извини… – бомж снова разложил вокруг себя пакеты, валявшиеся на полу – сквозь прозрачный полиэтилен виднелись разноцветные лоскуты. – Девушка у тебя красивая. Долгих лет жизни и шестерых детей! – он лег прямо на пакеты и закрыл лицо плащом.
– Шестерых? А не много ли? – я опустила Васину руку со своего плеча и начала водить пальцами по его ладони. – У тебя такая длинная линия жизни… А шестеро детей тебе её порядком сократят.
– Вообще-то говорят, что дети – цветы жизни. Потом, правда, добавляют, что на могиле родителей, – мы засмеялись. – Двое, не больше – мы же всё-таки современные люди. Мальчика и девочку. Но первого мальчика, конечно, – наследника.
– Как получится! Это в игре Sims, чтобы родился мальчик нужно есть побольше яблок, а в жизни с этим сложнее…
Бомж напротив давно спал среди ашановских пакетов, и мы вышли на нужной станции.
* * *
У Васиного брата был алабай по кличке Бомбер. Бомбер сидел у самого забора на цепи, в вольере, огороженном сеткой. И стоило кому-то пройти мимо, как Бомбер бросался на сетку, вцепляясь зубами в проволоку.
– Слушай, а это нормально вообще – всегда держать собаку на цепи? Ему же свободы хочется, по участку там погулять или в дом зайти.
– А ты посмотри на него, вон, какие клыки, – Вася вплотную подошёл к забору, и я инстинктивно сжала его руку, – я бы тоже побоялся держать такого на воле.
Вася нажал на дверной звонок – раздалась противная трель расстроенного колокольчика. Со двора шёл запах дыма и жареного мяса.
– Сейчас открою, уже на подходе! – у забора появился Васин брат Никита. Бомбер завизжал, совсем не по-собачьи, и бросился к нему через сетку. – Ну, что ты, мальчик, ну, что ты… А ну, сидеть, сидеть! – Никита вынул руку из кармана треников с двумя полосками и строго указал на пса пальцем. Бомбер послушно сел, растаскивая песок виляющим хвостом.
Никита открыл ворота, и мы прошли по мощёной дорожке на участок с аккуратным искусственным газоном, прудиком с невысокой фонтанной струей и небольшой теплицей. Я обернулась – Бомбер продолжал сидеть, размахивая обрубком хвоста. За пластмассовым столиком у мангала с кованой крышей сидел дедушка Васи и Никиты – дед Егор, ветеран ВОВ, контуженный на одно ухо. Мы с ним как-то оказались рядом на дне рождения у Васиной тети – он всё время просил меня о чём-то: то подложить ему ложку оливье, то подать бутербродик с икрой. Под поливалкой у цветочной клумбы в одних плавках стоял маленький мальчик – видимо, сын Никиты. Увидев нас, он убежал на крыльцо и скрылся в доме.
– Стесняется… Он у нас воспитанный – переоденется и придёт, – Никита подвинул стулья, приглашая нас за стол.
– Добрый день! – сказала я, садясь, деду Егору, но он молча жевал сушки зубными протезами и не обращал на нас внимания.
На столе, не покрытым скатертью, были только стаканы, пустые тарелки под шашлык, пачка маковых сушек, а также кола и бутылка виски.
– Jack Daniels? А ты, брат, живешь красиво! – Вася крутил в руках бутылку, рассматривая со всех сторон этикетку.
– А то! Так, вы пока посидите, а у меня тут шашлык уже на подходе – сейчас принесу, – Никита снял с мангала решетку с кусками свинины, раскрыл зажим и сгрёб шашлык в миску. – Айн момент!
Никита поставил на стол миску, полную мяса, – от крупных кусков свинины ещё пахло дымком. Дед Егор выгреб из кармана пиджака сушки и засунул их обратно в пачку. Из дома вышел сын Никиты в джинсовых шортах и майке с машинками из фильма «Тачки», тихо поздоровался и сел рядом с отцом.
– Всё, налетайте! В большой семье ртом не щёлкай! – Никита положил себе на тарелку верхний – самый большой и сочный кусок.
– А кетчуп будет? – спросил сын Никиты, скребя вилкой по пустой тарелке.
– Жень, маму позовёшь – будет, – Никита кивнул в сторону дома – и Женя молча ушёл из-за стола.
– А я думала, она на работе, – шепнула я Васе.
– Нет, у них ребенок маленький. Я не рассказывал? Анечка, дочка, шесть месяцев. Всё время, понимаешь, отнимает, – Вася аккуратно разрезал свинину на маленькие кусочки и клал их один за одним в рот.
– Эй, – меня дёрнул за рукав дед Егор так, что я вздрогнула, – подай мне кусок мяса! – он мог бы сам положить себе шашлыка, если бы протянул руку.
– Вам какой: этот сверху поменьше или тот, снизу, побольше, но с ожарками?
– Чего? Я говорю: кусок мяса мне подай. Не хочу я твоей селедки.
Я положила ему на тарелку тот, что был покрупнее. Он разрезал кусок на две части и тут же впился в одну из них протезом.
– Ну, скоро там кетчуп? – Никита взял очередной кусок мяса из пустевшей миски.
Из дома вышел Женя, а за ним женщина чуть за тридцать, с волосами, собранными в небрежный пучок, в лосинах и в красной футболке с надписью Turkey.
– Где ты там всё бегаешь? – прожевывая шашлык, спросил Никита – я видела, что у него между зубов застряли кусочки белого мяса. – Ты за стол садиться вообще будешь?
– Да я попозже – я Анечку ещё не покормила, – его жена поставила на стол бутылку кетчупа, усадила сына и порезала ему в тарелку шашлыка.
– Здравствуйте! – я отложила приборы и с улыбкой посмотрела на жену Никиты.
Она затянула потуже пучок на голове и, улыбнувшись чуть кривыми зубами, ответила мне «Добрый вечер».
– Привет! – сказал Вася, отхлебывая колу из бокала – она слегка кивнула ему в ответ.
– Надо бы ещё одну партию поставить, – Никита положил последний кусок свинины на пустую тарелку и отдал грязную миску жене. – Ты отнеси, пожалуйста, и возвращайся – я тебе мяса оставил – ешь, пока никто не позарился! Анечка твоя подождет. А то перед гостями как-то неудобно даже, да? – он посмотрел на Васю, а тот лишь пожал плечами. – Ни салата не нарезала, ни закусочки не положила – всё Анечка да Анечка…
Жена Никиты подняла грязный таз и бесшумно ушла. С тазом наперевес она была похожа на крестьянку с коромыслом на одно плечо. Дед Егор что-то серьёзно и вкрадчиво объяснял Никите, Вася смеялся, а Женя не обозначал своего присутствия, молча поедая шашлык.
– А теперь самое время выпить, – Никита поднялся, налил всем виски и торжественно выдохнул. – Сегодня я хочу поднять этот бокал за… – и в этот момент Женя опрокинул на себя стакан, полный пенящейся колы. Никита осекся, а потом посмотрел на сына и дал ему выразительный подзатыльник – его рука быстрым и отточенным движением коснулась шеи Жени. Женя посмотрел на свою залитую колой футболку и поднял на меня глаза, в которых застоялись две большие слезинки.
– Вася, он ударил ребенка… Вася… – я теребила Васю за край футболки под столом, но он отвёл мою руку.
– Тихо, тихо. Дело семейное…
– Пойдём! – сказала я Жене, – пойдём замочим твою майку, чтобы не было пятен, хорошо? – я вышла из-за стола и, взяв Женю за руку, увела его к прудику.
Никита продолжал молча стоять, держа стакан виски, Вася смотрел в дыру в заборе, а дед Егор доедал сушки.
– А папа часто так делает? – спрашивала я у Жени, снимая с него майку.
– У-у, – он неопределенно мотал головой.
Вася встал, опершись о край стола, начал о чём-то шептаться со своим братом. Я засунула майку под струю фонтана, а Женя растерянно стоял, водя шлёпанцем по сырой земле.
– Такое впервые происходит, правда… Он, конечно, резкий, но чтобы так – никогда, – Вася вдруг возник сзади и провёл рукой по моей спине. – Мы сейчас сядем опять за стол, и он извинится и перед Женей, и перед всеми остальными, идёт? – он развернул меня к себе и улыбнулся.
– Идёт, – я поцеловала его в лоб, и мы вместе с Женей вернулись к столу. Вася чуть отстал от нас, чтобы повесить сырую майку на бельевую верёвку.
– Дорогие гости, – Никита подтянул треники и улыбнулся мне, – простите за такую оплошность с моей стороны. И ты, Женька, прости – я ещё выпить не успел, а уже дурной… Вот… – он щёлкал пальцами по стакану с виски, раздумывая, что сказать дальше.
Вася запутался в мокрой простыне, висевшей на верёвке, – он хотел пройти мимо, но порыв ветра задул большую белую простыню в его сторону. Мы все посмеялись. Из дома тем временем вышла жена Никиты, но уже не с пучком, а с хвостиком и с тарелкой пирогов в руках. Такие продаются в кондитерском отделе в «Перекрёстке».
– Как ты вовремя! А я как раз хотел сказать тост за прекрасных дам! – Никита радостно ущипнул жену за бок.
– Ай, не надо! Пироги ещё уроню! – она, смеясь, поставила на стол тарелку с пирогами и села слева от мужа.
– За то, чтобы вы, женщины, все были не просто замужем, а зá мужем! Чтобы цвели и радовали нас! Ну, что? Пьём? – Никита разлил всем, кроме Жени, виски в стаканы.
– Пьём! – крикнул Вася и чокнулся с братом.
– Да что это за моча? – выпив, дед Егор начал размахивать пустым стаканом. – Ты пойди водочки мне принеси, – он поставил стакан перед женой Никиты.
– У нас нет водки. Никита же только виски пьет… – она подвинула стакан обратно к деду.
– Пиво? Да не пью я эту слабоалкогольную бодягу! Ты дай мне…
– Дед, харе! У тебя уже там перепел что ли? – Никита забрал дедов стакан и налил туда ещё виски, – пей и не бузи! – дед Егор сразу затих, а Вася протянул ему несколько сушек из пачки.
– Вась, Вася… – я наклонилась к нему. – А где здесь туалет?
– Надо ещё шашлыка пожарить. – Никита печально смотрел на полупустой стол. – Я тогда пойду огонь разведу, чего тянуть, да? – он достал спички из кармана и пошёл к мангалу.
– Да я не знаю, если честно, – прошептал мне Вася, – у них раньше был туалет на улице, а сейчас появился санузел где-то в доме.
– Слушай, а как зовут жену Никиты? Может, она…
– Вася! Иди сюда! Надо за углём в сарай метнуться! – Никита выгреб последние угольки и стоял с опустевшим мешком в руках.
– Да, сейчас! – Вася резко встал, опрокинув пластиковый стул, – я скоро вернусь, солнце, – он прикоснулся к моей щеке коротким поцелуем и, поставив стул на место, отправился за углём.
Жена Никиты собирала в ладонь крошки со стола, пока дед Егор угощал Женю сушками. Женя морщился, но жевал.
– Девчонки, может, вы салата порежете? Мяса принесёте? – спросил Никита и поджёг угли, а Вася взял картонку, чтобы подгонять дым.
– Пойдёмте? – жена Никиты подозвала к себе сына и пригласила меня в дом.
В прихожей, оформленной в светло-зелёных тонах, стоял белый деревянный шкаф с зеркалами, а возле него, на тумбе, была ваза с искусственными орхидеями. Жена Никиты провела меня через коридор, где был выстелен ковер с узорами в виде маленьких светло-розовых бутонов, на голубую кухню. За белым круглым столом были стулья с тёмно-синей мягкой обивкой, а в навесных шкафчиках стояла фарфоровая посуда.
– У вас здесь так красиво! Такие милые шкафы, пастельные цвета… Снаружи вроде бы самый обычный кирпичный дом, а внутри такое чудо!
– Спасибо. Мне очень приятно, – жена Никиты нарезала огурцы в глубокую тарелку, а я подавала ей помидоры. – Вообще я по образованию дизайнер интерьеров, поэтому стремление к красоте у меня профессиональное, – она улыбнулась и положила помидор на разделочную доску. – Я с детства мечтала иметь свой дом, самой его обставить, чтобы на участке был маленький прудик, бассейн, – она выдавила немного майонеза в салат и перемешала огурцы с помидорами. – Почти всё так и вышло – только бассейна не хватает. Муж против. Говорит, что бассейн соорудить – ерунда. А вот ухаживать за ним – это долго и муторно. Да и куда нам? Вон, двое детей – я в декрете, один Никита работает. Кому там уже до моей блажи? Поставите салат на стол? Я сейчас мясо с вами отнесу, а потом опять к Анечке пойду – надо проверить.
– Да… Но не подскажите, где здесь туалет?
– Прямо по коридору и направо – увидите, в общем. А я тогда сама всё отнесу, – жена Никиты ловко подхватила огромный салатник и миску с замаринованным кусочками свинины и вышла из кухни.
* * *
Когда я вернулась на улицу, Вася с Никитой были на перекуре. На подставке, приваренной к мангалу, стояла миска с шашлыком. Никита затушил окурок подошвой тапка и, взяв миску, аккуратно сложил куски мяса на решётку. Вася обнял меня свободной рукой, и мы вместе встали у огня, наблюдая, как Никита придерживает решётку. До меня долетали клочки горящей бумаги – и Вася отвёл меня в сторону. Он затушил сигарету о мангал, и мы пошли гулять по участку.
Уже вечерело. Мы надели толстовки и гуляли от одного конца забора до другого, чтобы нагулять аппетит. После пирогов есть не хотелось, а тем более шашлыка, но воля хозяина – закон.
– Представь, что через много лет и у нас будет такой дом, и шашлык будет, и деда к нам на лето будут отправлять… – Вася развернул меня и кивнул на уснувшего за столом деда Егора.
– А ещё у нас будет шестеро детей, которые вытопчут весь газон! Всё по заветам того бомжа.
Вася рассмеялся и крепко обнял меня.
Никита велел нам отвести деда Егора обратно в дом. Мы взяли его под руки и, не зная, куда деть, оставили на диване прямо в прихожей. Дед сначала пытался ругаться с нами, но потом сам сел на диван, прикрыл глаза и велел катиться отсюда.
Вскоре мы все собрались за столом. И жена Никиты даже вынесла Анечку – спящую девочку с крошечными ножками, в розовом боди. Мы с Васей ели салат, пока Никита наворачивал куски и рассказывал армейские истории. Клонило в сон. Кажется, я их уже где-то слышала или смотрела в сериале «Солдаты». Мама отправила Женю спать, и он, еле слышно пожелав нам спокойной ночи, незаметно исчез.
Когда Никита понёс спящую дочь в детскую вслед за женой, уносящей на кухню грязную посуду, я попросила Васю вызвать такси. Стоило Никите с женой вернуться, как Васе пришло оповещение о том, что машина подъехала.
– Ты к нам почаще заглядывай, всё-таки братья, – Никита обнял Васю, уже стоя у калитки, – и девушку свою приводи. Надеюсь, породнимся, – он посмотрел на меня чуть пьяными и потому блестящими глазами и поцеловал мою руку.
Вася с Никитой побежали к машине, чтобы сложить пакеты с гостинцами (домашними огурчиками и помидорчиками) в багажник. Ко мне подошла жена Никиты и слегка меня приобняла.
– Очень рада, что вы у нас побывали, что всё понравилось… Вот только я так и не узнала, как вас зовут. У мужа спросила – он тоже не в курсе.
– Наташа… А ему разве Вася не сказал? – я растерянно посмотрела на Васю, который в этот момент закрывал багажник. – Да и я тоже всё хотела спросить, как вас…
– Ты там долго ещё? У водителя таймер! Давай скорей в машину! – крикнул мне Вася.
Я обняла напоследок жену Никиты и села к Васе на заднее сиденье. Никита и его жена махали нам вслед.
– Десять лет вместе – и какая семья! – Вася взял мою ладонь в руку и поцеловал мой указательный палец. – А сейчас мы ко мне поедем?
– А как же иначе!
Я обняла его шею и прикусила за мочку уха. Старый водитель-грузин смотрел на нас через зеркало заднего вида и слегка посмеивался.
