bannerbannerbanner
Название книги:

Волчонок. Путь домой. Том 1

Автор:
Родогор Хоэнхайм
Волчонок. Путь домой. Том 1

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

© Родогор Хоэнхайм, 2024

ISBN 978-5-0064-5455-2 (т. 1)

ISBN 978-5-0064-5456-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Привет, я Аксель Крапивников. Мои родители познакомились в турпоходе. Она была молодой студенткой, жаждущей приключений и романтики, а он начинающим геологоразведчиком, который что-то бренчал на гитаре у вечернего костра. Это знакомство подарило им несколько незабываемых восходов и закатов, а вернувшись в город они решили продолжить отношения что привело к появлению некоторого недоразумения. То есть – меня.

Вообще, мои родители меня любят и даже ссор у нас нет. Батя почти всё время проводит в походах и экспедициях, в которые по возможности берёт меня и мать. Мать, работая учителем музыки в местной школе в свободное время даёт уроки фортепиано на дому на возмездной основе. Мне же доставалась двойная порция и бесплатно. Она говорила, что готовит меня для поступления в филармонь.

Однажды я сказал слово «филармонь» вслух, чем спровоцировал домашний скандал и ушёл в лес. Один. Мне было лет девять. Взял нож, спички, соль и ушёл. Мол взрослый уже, сам проживу. Не в первой. Стояла поздняя осень. Оделся я конечно же по погоде. Гулял по тайге несколько дней, ставил силки и питался чем лес пошлёт, было хоть и не густо, но и не голодал. Честно признаться, тропить зверя у меня получалось хорошо, в чём я не раз уже уделывал бывалых охотников из группы отца. То ли талант у меня, то ли просто везло или поддавались мне – мнения ходили разные. Так вот, скучно мне стало просто по лесу гулять и мелочью всякой питаться. Решил добыть себе чего покрупнее. Нет ружья, зато есть нож. И смекалка. И выдержка. Нашёл звериную тропу похожую на оленью и походив по ней туда-сюда присмотрел себе подходящее дерево – большое и крепкое и с подходящей веткой над тропой. Залез значит и стал ждать… Дня два ждал, как вытерпел – не знаю, но молодую косулю таки подкараулил. Дождался как она мимо меня проходить стала и камнем рухнул вниз, поудобнее взяв нож. Попал точно в основание черепа и в обнимку с косулей камнем упал на землю.

Оттащив добычу на примеченную ранее поляну, принялся было за разделку, но тут почуял на себе взгляд и поднял голову. На меня смотрела она – мать! Только это была не моя мать, а волчица!! А рядом с нею три подросших волчонка. Понять, что у неё свои планы на добытую мною тушу было не сложно и я в эти планы не входил. Надо было что-то делать. Накормить волчье семейство я был не против, всё равно всё не съем, но не собою же. Волчата ещё не настолько крупные что бы представлять проблему, сами если только на мышей охотиться могут, а волчицу стоит уважать. Подняв нож так что бы его было видно я сначала ткнул в задний окорок пальцем и потом показал на себя, а потом ткнул в остальную тушу и показал на волчицу. Заметив, как она легла на землю, я понял, что мы пришили к пониманию, и, отчекрыжив свою долю отошёл к ближе к центру поляны оставив остальное с края. Волки звери лютые, но и умные. Мне это уже говорили и не раз. Да и сам наблюдал издали разок. Угрозы я для неё не представлял, а от ранить её мог. Даже если случайно. Так что решили разойтись миром. Через какое-то время сварганив себе костерок стал готовить себе обед. Или ужин. Часов я с собою не взял, а небо было покрыто свинцовыми облаками. Так их батя называл. Собственно, за этим делом меня и нашли спасатели. Волчье семейство, заслышав вертолёт, поспешило ретироваться, но я по какому-то наитию решил их окликнуть и скорее жестами, чем словами сказал им забирать тушу, и волчица, взвалив её на себя скрылась в тайге. Всё это не укрылось от спасателей на вертолёте и с тех пор иначе чем волчонком меня мало кто называл.

Дома меня встретили ни без восторгов, ни без истерик опасаясь усугублять ситуацию, а вечер разразился дождём. Только наблюдая за сплошным потоком воды с неба я стал понимать, что эта лесная прогулка была всё-таки плохой идеей. И почему-то вспоминал волчицу надеясь, что она смогла найти сухое логово. Лишь позднее я узнал, что все экспедиции геологов согласовывались в том числе и с метеослужбой.

Однако, то было уже как два года назад, а сегодня, ясным весенним днём мать, приехавшая с трёхмесячной командировки в областной центр, сказала отцу, что носит под сердцем дитя от другого мужчины и уходит жить к нему. То есть уезжает. Из нашего душного районного центра в областной к мужчине, который всегда дома, а не от случая к случаю, как мой отец-геолог. Меня она забирала с собой оставляя нам последнее лето попрощаться, если будет такое желание. Но в сентябре я уже должен был идти в новую школу.

Батя, по редкому случаю на тот момент был дома и ходил сильно задумчивый, а после того, как мать высказалась, вообще конкретно задумался. Хотя не сильно похоже его это расстроило. Не сказать, что наша семья трещала по швам, но отец месяцами лазил по горам, лесам и пещерам бывая дома не так уж и часто. Даром что не моряк. Скандалов по этому поводу между ними не было, у каждого было любимое дело в которые оба уходили с головой по случаю прихватывая ещё и мою. А тут матушка свезла своих воспитанников в областной центр на конкурс, где правдами и неправдами на месяц и зависла. Я тогда только-только вернулся с отцом из экспедиции и потому остался дома, по обыкновению нагонять школьную программу.

Ребята на репетициях и в школе шептались о большом городе и о том, как некий «видный мужчина» уговорил матушку задержаться и взялся взять оплату лишки на себя, чему все были только рады – когда ещё подвернётся такой случай на областной центр посмотреть. Потом были и одиночные поездки на выходные с ночёвкой, поход в поликлинику, долгий разговор по телефону и вот улучив момент единения семьи мать обозначила во всей этой истории закономерный финал. К концу учебного года она завершит юридические формальности, оставит работу в школе и уедет туда, где её любят и ждут, а мне давалось время до осени определиться с кем я буду жить. Учитывая, что большую часть года отец был в походах – ответ был самоочевиден. Утром батя пропал. Я уж было думал, что в запой ушёл, чего за ним, к слову ни разу замечено не было, но на третий день объявился и позвал меня на прогулку в парк. Парк был на половину диким и по сути, представлял из себя скорее облагороженный прилесок.

Мы гуляли долго и молча. Слова он что ли подбирает или с духом собирается. На дальней лавке мы сели отдохнуть. Не сказать, что устали, но дальше была речушка, за которой уже начинался лес. И вот сидя на лавочке у реки в дали от случайных прохожих он решился на разговор.

– Меня тут намедни пригласили в интересный проект. Затянется на несколько месяцев и очень-очень секретный. Что искать будем пока не говорят, но даже куратор с самого верха сам участвовать будет. Так что о нашем разговоре никому и ни-ни. Ни маме, ни друзьям, ни вообще никому.

– Буду молчать как вобла об стол.

– Хе-х, ладно, верить тебе можно – знаю. Говорил я с Павлом Альбертовичем, это «чекист» из центра, не местный, а из столицы. Он мужик бывалый, а потому свойский. В общем в порядке исключения разрешил тебя на лето взять с собой. Наверное, под эту сурдинку хочет сам на линейку к внукам попасть. Или ещё чего удумал. Я буду давать подписку о неразглашении, а тебя официально там вообще не будет. Понял?

– Куда ж тут понятнее…

– Пойдёшь? Или сразу с мамкой в город поедешь?

– Да куда ж он денется тот город, когда идём?

– Через неделю выход. Сразу после майских праздников. Учти, меня обратно, не факт что отпустят, обратно тебя Пал-Альбертыч повезёт. А я хорошо если к следующему лету управлюсь. Долго думал соглашаться или нет, но раз наша мамка всё упростила, то чего мне терять.

Батя в задумчивой мечтательности уставился на небо думая о чём то о своём, а я смотрел на гладь реки не зная радоваться или грустить от таких перемен. Я и так жил по переменно то с мамой, то с батей. Раньше я с ним в походы ходил, теперь он станет «воскресным папой». Ещё и в новой экспедиции пропадёт дольше чем обычно. Я бы с ума сошёл от тоски. Привык уже что полгода где-то в лесу брожу с ним. А тут всё же новая обстановка как-никак. Не сказать что бы я радовался разводу родителей, но кто я такой что бы влезать в дела взрослых. Слишком часто я оставался в лесу один, что бы начать переживать о таких вот несуразностях жизни.

Глава 2

Ехали мы тремя вахтовками. И это только первая группа геологов плюс сопровождающие. Через месяц будут группы ещё – лабы, штабы и возможно что-то ещё, в подробности я не вслушивался, да и зачем они мне. С нами были собственно коллеги отца – геологоразведчики и строители, которые будут готовить место для лабораторий и опорной штаб-базы. Павел Альбертович будет там ждать наших первых результатов, на основе которых будет формировать запрос в центр, который сам же и повезёт. Моё совсем не официальное присутствие в этой экспедиции задавало удобные для всех временные рамки. Батя перед выходом подписал все нужные бумаги. Какого-то большого имущества у нас не было и делить особо было нечего. Квартира, в которой мы жили оставалось за отцом, а всё остальное он оставил на усмотрение матери. Ей, в свою очередь, заниматься организацией переезда не хотелось чуть больше, чем полностью, и рассудив, что пианино проще купить новый, чем перевозить и заново настраивать старый, мама решила ограничиться несколькими баулами. Не дожидаясь окончания всей этой эпопеи с разводом, мы с отцом укатили в закат. Точнее в рассвет.

Ехали три дня без отдыха, не считая «санитарных остановок». Последние километры мотор чихал и кашлял. Началось это после того, как сквозь туман проехали. Как и предупреждал глава экспедиции пришлось ещё полдня идти до лагеря пешком. Мне подобные походы были не в новинку, потому темп я держал, чем заслужил одобрительный кивок глав-босса и уважение от строительной бригады, а с большинством геологоразведчиков я был «шапочно» знаком. К вечеру мы пришли к полупустому палаточному городку. А уже утром, чуть свет, мы, позавтракав, отправились снова в путь. Но уже узкоспециализированной группой. Не считая провожатых во главе с Фролом Сергеевичем Бязевым. Вроде как военные.

 

Геологи двумя группами разошлись по разным сторонам. У каждого был свой профессиональный инструмент, а мне достался отцовский карабин. Патронов к нему, кстати, отсыпал Пал-Альбертович, покупать такое их количество, что бы хватило на всё лето в оружейных магазинах было чревато, а поход в совершенно незнакомое место выступал скорее множителем, чем делителем. Вопрос с провиантом взяла на себя «приглашающая сторона», потому все шли налегке, только нехитрый профессиональный инструмент и сменное бельё. У меня же была личная берданка. Формально то она числилась за отцом, но он ею даже не пытался научиться пользоваться. Мне отсыпали штук двести патронов, за одно списав на меня норматив по отработке стрельбы или что-то вроде того. Дел местным воякам и без того хватало, а романтики в стрельбе по мишеням уже давно не было, если вообще когда-то была.

Гуляли по окресту мы больше двух недель. Батя с коллегами грыз, нюхал и лизал камни, кристаллы и прочие минералы, в общем всё то чем обычно геологи в походах и занимаются. Разве что нефть пить никогда не пытался, но её тут и не было, по крайней мере при мне. Я же, в свою очередь добывал дичь, иной раз уходя от основной группы дня на три тропя зверя. Группа, кстати, особо тоже не кучковалась.

А дичь, надо сказать, тут была очень интересная. Взять хотя бы обычного зайца, к примеру, потому что местные зайцы были очень необычными. В частности, они были немножко рогатыми и чуть крупнее чем привычные мне. Подбив по случаю четырёх, я одного оставил как есть, двух разделал и погрузил всё это на понягу, а четвёртого, пока занимался грязной работой приготовил тут же на костре – проверить на сколько они вкусные и съедобные. В общем они и вкусные, и съедобные. С ружьём на перевес и увесистой ношей за спиной приволок, можно сказать всё это в лагерь. Мужики долго удивлялись рогатому зайцу включая чекиста-картографа в нашей компании и даже опасались всё это есть. Однако увидев у меня печёное мясо, а частично погрызенное за время моего пути до лагеря решено было приготовить необычную зайчатину на ужин, который, к слову, уже начинали готовить. Раз я не помер при дегустации, то и остальным бояться нечего.

Набрав полные карманы и сумки проб всего и вся, включая образцы дичи, что я приносил, мы принесли всё это на главную базу, с которой стартовали. Кстати, благодаря мне глав-босс решил выделить нам с папаней отдельную палатку, в то время как все остальные в массе своей делили одну на четверых или шестерых. Даже стало немножко жаль, что я уеду отсюда в конце лета, офигенская была палатка. За четыре дня я заметил, как папаня сначала положил глаз на одну из молодых и перспективных лаборанток, а потом даже начал подбивать к ней клинья. На мой вопрос он сказал, что уже официально в разводе, даже сорок дней минуло, а значит имеет полное право делать всё что хочет и с кем хочет. Попросив не терять голову и напросившись на свадьбу, я поспешил сменить тему. А спустя четыре дня мы снова выдвинулись в поход. Впереди было ещё два месяца, и мы шли в дальние дали за новой порцией проб всего. Принесённые пробы, включая мою добычу, показали, что приносить нужно решительно всё. Подивившись про себя, что в нашей стране всё ещё попадаются такие неизведанные места, как это, я осторожно не стал ничего говорить или спрашивать, мало ли чего я ещё не знаю в силу невеликого возраста, да и экспедиция в обычное место вряд ли была бы секретной.

Второй наш поход занял чуть больше месяца. Из примечательного было то, что зверь стал попадаться крупнее, а у некоторых из них попадались странного вида «горошины». В выданный мне завлабом перечень биологических проб они не входили, а потому сразу шли в мою коллекцию. Уж не знаю зачем они мне, но карман не тянут и ладно. Оставлю себе на память хоть что-то с этого похода. Не патроны же домой забирать. Батя с этого похода кроме проб принёс целый букет не пойми чего, для своей новой пассии, может быть поможет. Девушка ему сильно удивилась, но выкинуть не дала – взяла на экспертизу. Видимо не только я не понял из чего был букет, вот и решили изучить. Не удивлюсь если выяснится, что и пробы воздуха брали. Тем же вечером батя намёком попросил меня на денёк срулить в туман, в том смысле что бы к кому-нибудь съехать если подвернётся такая возможность. Лёгкая придурковатость, возможно напускная, в нём сочетались с профессиональной въедливостью, смекалкой и цепким умом. Наверное, этим он и покорял сердца, сначала матери, а теперь вот и…

Лаборатории были загружены под завязку и ближайшие недели новых походов не планировалось, а если и будет, то уже без меня и я стал думать, как помочь батьке и при этом себя не обидеть. Бродя по лагерю, который уже в самом деле напоминал самый настоящий палаточный городок с улицами, аллеями и проспектами, при чём из палаток, в которые и взрослый мог входить не нагибаясь, ноги сами собой вывели меня на глав-босса, и идея родилась сама собою.

– Павел Альбертович, а когда планируете возвращать меня домой?

– Что, уже соскучился?

– Нет, но тут в лагере для меня дела нет, а походы пока не предвидятся, может я, вместо того что бы под ногами мешаться, по лесу погуляю какое-то время…

– А заблудиться не боишься?

– Тропить то ведь можно не только зверя, но и себя самого. Не скажу, что местный лес мне как дом родной, но я уже к нему привык. К тому же мне уже не впервой днями и ночами в нём пропадать одному.

– Историю как ты волчицу подкармливал я уже слышал. При чём два раза. Так что нотаций читать не буду, у тебя есть две-три недели и то, что собираешься занять себя, а не мешаться у других под ногами меня устраивает – чай тут не пионерлагерь, а я не пионервожатый. Вот возьми ещё это.

– А это что?

– Сигнальный пистолет. Попадёшь в беду – стреляй им в небо, я направлю людей. Места тут может тихие, но случиться может всякое. И в сторону нашего лагеря поглядывай почаще. Увидишь сигнальную ракету – это значит общий сбор. Тебя он тоже касается. Понял?

– Яснее не бывает, Павел Андреевич.

– Куда хоть намылился?

– Я тут с тропы озеро заприметил – глянуть хочу, вон в той стороне.

– Ладно ступай, только с водой аккуратнее…

– Не зная брода – не лезь в воду. Это мне ещё при первых походах объяснили, когда на болота в экспедицию брали, да и по берегам рек и озёр не раз бродили.

– Тогда не теряйся на долго, три недели максимум. Потом расскажешь, что за озеро. Моим тоже не помешает отвлечься.

– Понял.

В лагере меня ничего не держало – единственный подросток во взрослом мирке с заметно армейским уклоном был явно лишним элементом. Не сказать, что бы незнакомый лес мне был как дом родной, но сейчас там всяко лучше, чем тут. Угрозой от него не веяло и было понятно, чего опасаться. Там я сам себе хозяин, а тут… Захватив свою верную походную котомку, ружьё, ставшее мне как родное, предупредил отца и попросил у интенданта по кухне соль, забрал патронов и ушёл. К соли мне выдали специй, несколько сухпайков и протеиновых батончиков. За всей этой суетой заметно свечерело. Но пользуясь отсутствием изгороди и разрешением руководства лагеря я растворился в ночном лесу плавно переходя на бег и выдерживая нужное направление. Выдерживать нужное направление и ориентироваться относительно его это умение, которое въелось в меня на уровне подкорки не только за прошедшее лето. Ясное небо, яркие звёзды и луна не дадут мне заблудиться.

Озеро я приметил, когда во время второго похода, когда увлёкся охотой и ушёл от группы далеко влево. Пятнадцать человек тогда только вышли на маршрут в сторону рабочего региона, до которого было дней пять только идти, прежде чем рассеяться на рабочие пары и тройки для сбора проб. Утром первого дня, сразу после завтрака, прихватив ружьё, самодельную понягу и котомку, в которой по обыкновению складывал сменное бельё с носками, соль, спички, моток бечёвки и прочие походные мелочи, я отправился в путь. Воображаемая тропа маршрута, которая на деле была не более чем строго выдерживаемым направлением, пролегала сквозь деревья редкого леса и плавно забирала вверх. Местность напоминала холмистое предгорье, только без самих гор. Мой путь за дичью шёл сначала перпендикулярно маршруту и сперва в исходном уровне относительно высоты, а затем без обрыва, но резко уходил далеко вниз. С такого если спускаться шею себе сломать можно запросто. Приметил я там следы и последовал по ним. Где-то там я и заприметил блеск воды лесного озера. Потом уже на обратном пути я снова отклонился в нужную сторону что бы сориентироваться на местности и получше его рассмотреть. Оно было круглым и с одного краю, как раз чуть в направлении лагеря было покрыто не то странной ряской, не то чем-то ещё и напоминало круглое винтажное зеркало в обрамлении ажурного узора. Сквозь ветви деревьев хорошо рассмотреть его было трудно, но были видны берега по всему периметру озера или пустые, или со скудной растительностью на несколько метров, чем добавляли сходства со словно оброненным великаном зеркалом.

В этот раз, подойдя к зеркалу озера я увидел, что его «узор» состоял из россыпи каменных чаш, наполненных водой и только чуть в отдалении был большой водоём. По кромке воды, то там, то здесь, рос редкими пучками камыш. Я бежал всю ночь на пролёт. Сильно не разгонялся, но сравнительно редкие деревья позволяли поддерживать темп. Атмосфера ночи придавала происходящему мистических красок будя в памяти сюжеты прочитанных и услышанных сказок. Встретить тут фею или единорога я, конечно же, не надеялся, но всякий раз ночи, проведённые в лесу, по особому ложились мне на сердце. Особенно когда удалялся от группы и оставался один на несколько дней. После той встречи с волчицей я перестал бояться леса. Относился к нему уважительно и с почтением, не допуская фамильярности, но без опасений. Как к суровому старшему товарищу, с которым не забалуешь, но так же и договориться завсегда можно было. Это ежели не наглеть.

Сидя на валуне наиболее сильно возвышающемся над всеми остальными, я смотрел на отражающиеся в зеркале озёрной глади гаснущие звёзды в занимающемся рассветном мареве утреннего неба. Когда уже и последние звёзды погасли я соорудил не хитрый шалаш в ближайших подходящих для этого кустах я сгрузил в него свой нехитрый скарб и босиком, в обнимку с винтовкой, прогуливался вдоль озера. Все каменные чаши были с моей стороны, а идти к большой воде желания не было. Все берега и перешейки между чаш были словно мощёные валунами различных размеров и форм. Редкий из них торчал чуть выше, чем на полметра над остальными, в то время как основная их масса представляла собою булыжную мостовую из огромных валунов и камней поменьше. Вода была умеренно прохладной и спрятав подле шалаша ружьё и раздевшись я, срубив топориком ветку подлиннее, пошёл искать себе ванну для купания. Каменные чаши были самой разной формы и как выяснилось глубины. Занимательным было то, что глубина чаши не зависела от её расположения относительно других. Были такие, что напоминали вкопанный стакан глубиной больше двух метров и находились при этом в первом ряду, а следом была «лужа по колено». Найдя для себя идеальный вариант, я приступил к незамысловатым водным процедурам свойственным каждому школьнику на природе. Только теперь, когда я выкупался и, сидя голышом на камнях, поел протеиновых батончиков, запивая их чаем из термоса, меня начало клонить в сон.

Ночь была ясная. Оставив всё лишнее в шалаше, я собрался на ночную охоту. Поставлю пару силков, а к утру, если повезёт выслежу и добуду зверя покрупнее. Глядишь и за одну ночь обеспечу себя на неделю вперёд. Мясо здешних зверей хранилось чуть лучше привычного. По крайней мере те дни что я возвращался с добычей к стоянке оно сохранялось отменно, правда это занимало дня три-четыре максимум, после чего его готовили и даже образцы или сушили, или заспиртовывали. Но за эти дни оно ни пахнуть, ни «сопливить» не начинало и это без всяких термосумок и прочих современных приблуд, а значит и неделю продержаться должно. В крайнем случае и закоптить можно.

Старый охотник приучил меня держать при себе в лесу четыре ножа, один на бедре, другой на ремне на поясе за спиной – большие крепкие ножи универсального назначения. Третий я таскал на плече, он был маленьким, точнее средним – им я разделывал добытого зверя, что бы не тащить в лагерь ещё и потроха. Четвёртый нож и был самым маленьким – его легко можно было спрятать даже в моей ладони, а пользовался я им редко, но как запасной третьему держал при себе во всех выходах на охоту или в поход с батей, иной раз и пригождался чего подскоблить, да подрезать. Потом уже сам начал брать ещё и туристических топорик.

Охотиться я стал учиться ещё до того, как в школу пошёл, и в той учёбе имел большой талант. Так старый охотник бате сказал. Он отшельником на том пригорье жил, где батины наниматели свой большой интерес имели. Меня с ним недели на две и оставили. Отец с напарником выше в горы пошёл, а меня на того охотника и оставил. Ну как на две, это он старику сказал, что на две, планировал на месяц, а по итогу забыли на полгода. Что-то они в тот раз особо ценное нашли и повезли в лабораторию, а про меня только в вертолёте и вспомнили. Кружить не стали, всё равно через день-два возвращаться планировали продолжать многообещающие изыскания. А как вернулись сразу в горы ушли. К нам только пилот и заглянул на чай, принёс чего-то и предупредил за одно. Геологи у того старика не единожды гостили и друг-друга знали крепко. Домик его и как зимовку по случаю использовали и снаряжение оставляли что бы лишний раз не возить. Ну как домик, добротный двор с огородиком, только лес вместо забора.

 

Тот старик мне весь свой охотничий опыт и передал, по крайней мере, и в той части, которую я понять сумел да за лето освоить. Он меня и из ружья научил стрелять. Сначала дал пару раз стрельнуть. Дал в руки берданку, прижал к себе и пальнул вместе со мной. Руки у меня еле куда-то там доставали. Но второй выстрел делал я сам, старик только ружьё придерживал, что бы не улетело. Синяк потом ещё две недели болел. Тот раз он, наверное, решил на мне отыграться за батин обман, а потом уже стрельбе всерьёз учить стал. Матери про то решили не говорить, а что на больше чем на месяц в первый класс опоздал – так получилось. Пришлось школьную программу дома навёрстывать. Мне за молчание батя ружьё пообещал при первой возможности купить и мать подарками порадовал. Следующее лето я шёл с батей в поход имея собственное ружьё. Он сперва на это опасливо глядел, но с каждым днём доверял мне всё больше, а отпускал всё дальше. И ему меньше головной боли со мной, да и мне раздолье. Окорот я сам себе давал, что бы свободу не терять.