© Сергей Ходосевич, 2019
ISBN 978-5-4496-5112-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Серафим Саровский
Черные, страшные тучи сильный ветер сгонял в кучу над славной речкой Кур, что хоть и была невелика в этом месте, но желала выплеснуть всю свою силу. Одна высокая волна ударила о берег..Брызги волны словно желали откусить обрывистый берег. Другая волна! И вот уже она потащила назад маленькое тельце в цветастом сарафанчике, что само без чьего либо принуждения бросилась в бушующую реку.
В небе, что по цвету было схоже с дегтем сверкнула молния. Сначала где то вдалеке, а потом расскаты грома все приближались и приближались. И вот уже так шендарахнуло над запряжённой телегой, что у мужика и мальчонки, сидящих в ней уши заложило! Кони рванули и понеслись с испугу по узкому тракту, изждавая недовольное фырцание и ржание.
С воинствующих небес хлынул поток воды, из – за чего не стало видно дороги.
Мужик, управлявший вожжами, перекрестился и повернулся к малолетнему парнишке, подсовывая ему рогожу: Укройся грю, вымокнешь ведь яки грива у коников. Ну, не переживай! Чем мы могли помочь рабе божьей, шо яка гиена бежала с этого света, навстречу своей смерти… Небось беглянка… Из окрестных сел! Слыхивал, шо вроде сбежала от хозяев некая Мария, коей житие опостылило… А виною всему любовь… А вона жениху то не ровня, девка крепостная, за кою решит барин, когда и за кого замуж итить…
Мальчишка, лет семи выдавил из себя улыбку и покачал головой.
Ты шоже старика не слухаешь. Укройся, грю! – не как не мог угомониться мужчина.
А у не по годам взрослого мальчика были свои думы, от коих он не как не мог отвлечься… Перед его глазами была босоногая крестьянская девчушка в похожем, как у утопленницы, цветастом сарафане и огроменном пузом. Пьяный отец водил ее по рядам среди торговцев и орал бранные слова. Какой то безглазый офицер пристыдил пьянчугу, а тот подбежал к мясному ряду и завопил: Ах, же охфицеришка! Гулящую девку защитнищашь! Выкаблучиваешься, а не виж, шо моя болявка- аржаница, хоть и годков чуток боле десяти… Греха, то яки, нет! Брак ее законный! Вот только батько еще не родившегося дитя, не муж ейный… Зараза! Вот и прячу ее от гнева мужа, вожу по базару, а сам думаю може яки барин польститься, да в дом для своего удовольствия то и заберет.. На сносях то бабы, еще тот товар! Так шо иди, гуляй служивый, али покупай девку, но знай у нее хозяева злющие…
Наконец то Прошка вернулся в этот мир, несколько раз прокрутив в голове увиденное случайно событие, намедни ранним и еще солнечным утром.
Дядько! А это Господь на землю ливень наслал за грехи людские! – спросил мальчик.
Мужик, что занимался хозяйством и был прислужником матушки Агафьи, что воспитывала мальчишку, наконец то нашедший общий язык с конями, что перестали нервничать вздохнул и ответил: Ни! Вода не за грехи! Дождь благо! Урожай будет! Урожай будет- достаток будет!
Кажется маленький Прошка понял, но думы вновь нахлынули и немного поморшив лоб он помолился в черные небеса и спросил: Тат, а ежли я строго поститься буду, как отец Сергий, то Господь простит людям, хоть малость их грехов.
Ох, и славная душонка! Да, что же тебе за всех то в ответе быть! У самого же грехов по малости лет нет…
В это время повозка подьезжала к возводящемуся храму. Новый порыв яростного ветра, который погнал облака дальше от города, клонил до земли деревья и ломал огромные ветви. Только накануне поднятый на колокольню колокол неожиданно издал свое: Бааавммммсба!, из за того что оборвался огромный канат.
Кони встали на дыбы и замерли. Парнишка соскочил с повозки и прокричал: Ты, хоть и в честь Господа, за таки деяния царь Иоанн колоколам уши отрубал. Звон радость, а не страх! А ты страх! Вона, животина испужалася!
Поворчал и побежал. Полез на эту самую колокольню. Ветер трепал его кудрявые русые волосы, как парусину раздувал рубаху, а он лез и лез, не взирая на окрики отца и понесшихся куда глаза глядят лошадей, когда колокол ударил еще и еще раз.
Он уже почти было поймал обрывок каната и завязав узел, было уже зацепил канат за крюк, чтобы укротить колокол, что звонил без дела, но поскользнулся на мокром полу, не устоял от порыва ветра и полетел вниз.
Мужичонка сначала окинул взглядом исчезающую из виду повозку и закрыл глаза, не переставая молиться.
Тат, я лошадей догоню! -раздался Прошкин голосок.
Спасибо, Господи! – еще раз перекрестился слуга и погладил мальчика по голове. И именно в этот момент из-за туч выглянуло солнце.
*. *. *
Об этом случае с купеческим мальчишкой еще долго ходили слухи в городе и окрестностях обычно спокойной и ласковой реки Кур. Отец коего умер, когда малому было три года и воспитанием занималась- его мать- матушка Агафья. Богобоязненные люди и священники несли это и дальше по всей Руси, связывая то, что на парнишке после падения не было не одной царапины, с именем Радонежского старца, в честь которого воздвигнут чуть позже сей храм, где это все и произошло.
Прохор же, что был в семье любимым, но своенравным мальчуганом, что освоил грамоту в свои неполные пять лет и проявившего через год после того случая, склонности к наукам- был надеждой семьи, которому сулили большое будущее… Но даже строгая попечительница, что души в нем не чаяла попрекнула как то мальца: Я скоро с твоей химией и арихметикой по миру пойду. Вона книжонок то у тебя, образам места нет, а разве что сказано в священном писании, не достаточно хорошему человеку. Все вобрать в твоем возрасте не можливо… Ты бы, как старшой брат Лексей вмест книг ремеслу обучался, а книжонки нужны, но вторичны, хоть и с науками житие легче, но библия превыше всего… А ты химия, да химия!
И как знать чем бы обернулось и какая из всех наук перетянула бы к себе и пленило бы душу, если бы не дружба Прошки со старым служителем того самого храма. Всего то на всего певчий, но душа… Душа иеромонаха! Сколь почерпнул он из посиделок с ним за медовыми пряниками и сладким варом из лесных ягод. Этаки с такой вкуснятиной можно и обсудить Екатерининский указ об экономических крестьянах и алхимиках средневековья и лечебных травах, но больше всего разговоров было о Создателе и его сыне… Прохор соглашался, что дева Мария родила Христа, однако шепотом спрашивал про отца: Он же не мог появиться ниоткуда, значит должна быть женщина, что должна была дать ему жизнь…
Эка, ты замахнулся, малец! Ну тогда считай, что его мать- Любовь… Любовь его святой души, что побудила его создать мир и эту любовь он передал людям, чтобы мы любили его и друг друга…
А разве царица наша любит своих холопов, ежли так, что любит, то чаво им и вовсе свободными не стать. Почему люди не равны. От рассвета до заката гнут спину одни, а богатство у тех, кто ими правит… Разве это по божьи?
Варлаам, как просил называть старец сразу уходил от таких разговоров, сунув мальцу в руки библии и указав на еще не оставшееся угощенье.
Где то через год, после их случайного знакомства, Варлаам ушел в монастырь, приняв постриг, а Прошка со своей неуёмной тягой к знаниям, сам стал учителем, собирая вокруг себя ватагу крестьянских ребят и уча их грамоте, неминуемо рассказывал о великом даре людям Создателя, что называется – Любовь.
Еще где то года так через четыре через его город потянулись военные обозы. Вокруг судачили о заговоре ляхов, о стонущем под басурманами народе Малороссии и героизме казачьего воинства. День и ночь солдаты русской императрицы тащили на себе тяжелые пушки и вооружения, неся вместе со знаменами и штандартами иконы заступницы русской земли, Казанской богоматери. Нет, не семье мальчика, не самому Прохору не довелось увидеть дыма и пожарища этой войны. Все было рядом, военные прибывали и уходили из неприступной до сели крепости. На этот раз здесь не было выстрелов и огня тех невидимых сражений что шли далеко отсюда.. Но воины с крестами героев на груди и страшная болезнь с востока, что косила жизни мирных людей, далеких от всего происходящего вскоре стали явью. Страшная болезнь не пощадила и Прохора.
Небольшой город словно закрыло крыло огромного дракона, который взирал с небес: Ну когда же последний, самый сильный из этих людишек издаст последний вздох. Болезнь не чадила никого, не крестьян, не знать…
И только батюшка того самого храма, с колокольни которого упал Прохор, уставший отпевать души усопших, еще держался и молился за здоровье каждого, кто еще мог сопротивляться этой страшной эпидемии.
С очередным обозом с боевых действий в крепость прибыли монастырские сестры из под Киева. Они решили пронести по городу и селам икону заступницы земли Русской, что была передана им в дар святыми отцами из лавры. Крестный ход готовили три дня, собирая под знамена Бога и русской армии всех, кто мог хоть чем то и как то помочь городу. К тому же в крепость пришли радостные вести с фронта о победах Потемкина. Крым уже не часть Османской империи!!!
Весь приход храма в честь Сергия Радонежского тут же присоединился к святому делу.
И вот настал этот час. С песнопением и иконой процессия двинулась… Двинулась, чтобы заявить, что Русской земле не страшна никакая сатанинская напасть, ибо с ними великая заступница, свидетельница побед великих князей, царей и императоров державы. Хлеб и казанская Богоматерь! Это они должны были поднять дух и отвести беду от каждого дома. Монашки также раздавали в каждый дом свои отвары, кои и правда были чудодейственны! Ибо устав бояться страшного зверя, имя которого- холера, от простолюдина до зажиточного богача все ждали чуда.
В своей комнате, укрытый холщовыми простынями в бреду лежал Прохор. У изголовья стояла мать и рыдала. Не было сил это слушать: Нет! Нет! Я не пойду с тобой утопленница! Житие свое оборвать супротив воли божьей- грех тяжкий! Грех! Пусть нас матерь Божия рассудит! Она есть Любовь и Свет… Какая красивая! Какая красивая!
Анафья перекрестилась и грешным делом подумав, что сын божий отходит в мир иной опустила глаза, навзрыд заплакала и выбежала из комнаты своего мальчика. На колени встав перед иконой Вседержителя она стала читать Отче наши… А из другой комнаты доносились хрипы и тяжелые стоны ее помощника в делах Федора.
Что то со звоном упала в комнате Прошки. Туда тут же стремглав побежала крестьянская девка- прислужница Лукерья. Но женщина остановила ее, и вошла сама. Возле кровати лежали осколки разбитой вазы, в которую она вставляла травы, для окуривания больного. А Прохор босый стоял у открытого окна, укутывшись простынями и твердил: Ну де же ты! Де? Ведь Любовь и обман не може жили вмисти.
И тут он закричал: Вон! Вон там! и начал усиленно молиться. Агафья подошла к нему. Прямо под окнами шла процессия… Прошке показалось, что Богоматерь улыбнулась ему со святой иконы и он тут сказал об этом любимой матери, тут же сравнив ее схожесть с ликом чудодейственной иконы.
Сразу после того, как процессия удалилась Прохор показал матушке три пальца и сказал: Три дня и три ночи и болезнь уйдет… И тут же упал обессиленный на пол…
Через три дня он и вправду, как обещал открыл глаза и очень удивился монашке, что сидела рядышком с матерью у его изголовья. Молча он принял отвар из ее рук и выпив чашу до дна тут же сказал: Жаль, что я не помог Фёдору, как помог себе… Но моя любовь завжди буде с ним. Земля ему пухом. Матушка хотела возразить мальчишке и сказать, шо Федор болен, но живый, но монашка взяла его за руку и сказала: До вечору може и протяне, але вин дюже плох.
Он умер! – сказал Прохор и поднялся с кровати… Я дав слово! Слово Богоматери, шо буду вучить людей любить… Любить и бути смиренными. Терпению и вере! Вот это и будэ моя стезя…
Года два после своего чудесного исцеления и похорон Федора Прохор не возвращался к этому разговору с матушкой… А не возвращался ибо в душу его вкрались сомнения. Однажды, когда в саду цвели яблони и Прохор важно восседая под одной из них поучал желающих из крестьян, от мала до велика, грамоте он увидел чернобровую крестьянку, что стояла возле изгороди и беззаботно наблюдала за его уроком на открытом воздухе. Прохор не выдержал и крикнул: Чаво таращишься! Давай до нас!
А дурью мене не можливо заниматься… Яки толк в грамоте! Мени работать надо.– ответила дивчина, коверкая местную речь с малороссийской.
А ежли работать надо, то чаво же яки каменна тут замерла? – обиделся Прохор.
А бачу дивный парубок, вот и замЕрла… – тут же нашло что сказать красавица, поправила бант и схватив вилы на которые опиралась и ускокала будто козочка за угол соседней улицы.
Трудно сказать что именно покорило сердце Прохора в облике девушки, но он ждал встречи с ней. А она все не приходила и не приходила.
И тогда он решил во чтобы то не стало разыскать ее сам. И вот воскресным утром возвращаясь домой из храма он увидал ее, прогуливающаяся праздно под ручку с молоденьким служивым. Девушка тоже заметила его еще издалека, но сделала вид, что не помнит его. Прохор решил не докучать не ей, не ее кавалеру и побрел домой. Но почти у самого забора она догнала его и схватила за руку. Она хохотала и смотрела ему в лицо. А потом чмокнула его в щеку и потащила за собой. Они шли долго, не решаясь заговорить друг с другом, пока не оказались у крутого берега реки.