Lauren Ho
Last Tang Standing
* * *
Печатается с разрешения G.P. Putnam's Sons, an imprint of Penguin Publishing Group, a division of Penguin Random House LLC
В книге упоминаются соцсети метаплатформы Meta Platforms Inc, Facebook и Instagram, деятельность которых запрещена на территории РФ
Copyright © 2020 by Lauren Ho
© Татьяна Хазанзун, перевод на русский язык, главы 1–4
© Екатерина Дукова, перевод на русский язык, главы 5–55
© ООО «Издательство АСТ», 2024
* * *
Оливеру
Помни, что твои родные – просто смертные люди. А значит, их можно убить.
Древняя китайская пословица
Часть I
Приближается весна
Глава 1
Вторник, 9 февраля
Февраль. Время больших надежд, когда львы мирно возлягут рядом с ягнятами, а семьи собираются, чтобы воздать хвалу любви, миру и единению. Политики выполняют предвыборные обещания. Рождаются дети, а у их матерей не возникает проблем с мочеиспуска-нием.
А потом ты возвращаешься в реальность.
В реальности паника доводит тех, кто, как и я, не связал себя узами брака к февралю, до помутнения разума. Время выдумывать несуществующих бойфрендов; выходить замуж за первого встречного; а если ничего так и не вышло, делать пластическую операцию и менять имя, чтобы твоя семья никогда тебя не нашла. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, и для одиноких китаянок за тридцать пик отчаяния наступает в ежегодный фестиваль глумления над одинокими, также известный как китайский Новый год.
Благослови, Господи, всех нас – презренных одиночек. Боже, помоги. Весна наступает.
* * *
Полдень. Мы с Линдой Мэй Рэйес сидели в машине перед домом нашей тетушки Вэй Вэй, курили кретеки[1], уткнувшись в смартфоны, и готовились к жесточайшему допросу года – инквизиции под девизом: «Почему ты до сих пор одна, ведь тебе уже за тридцать, ты сплошное разочарование для предков». Наши следователи затаились в ожидании, и им несть числа. Наша династия, Тан, всегда отличалась плодовитостью.
У нас была ежегодная традиция – на второй день китайского Нового года тетушка Вэй Вэй собирала всех сингапурских Танов на грандиозный обед. Эти званые обеды – обязательные семейные мероприятия: каждый, кто в это время находился в городе, должен был на них прийти; уважительные причины неявки ограничивались смертью, инвалидностью, командировкой или потерей работы (но в последнем случае вы приравниваетесь к мертвецам). Если вам интересно, почему это тетушка Вэй Вэй обладала такой властью, я вам скажу, что она, помимо того факта, что ее дом служил пристанищем для живого божества клана, бабушки Тан, была для семьи Крестным отцом, только без эффектных жестов вроде подкладывания в постель отрезанных лошадиных голов. Многие из старшего поколения Танов были у нее в долгу: она не только считалась неофициальным банком для узкого круга лиц, но и фактически вырастила многих из них после смерти дедушки в пятидесятых годах. Его смерть вогнала мою бабулю в жуткую депрессию. Будучи самой старшей из девяти детей, тетушка Вэй Вэй бросила школу и работала на двух работах, помогая бабушке содержать семью. Благодаря этому остальные дети смогли окончить школу, а самые умные еще и университет, но платить за это пришлось тетушке Вэй Вэй.
По крайней мере, судьба вознаградила ее за принесенную жертву. После переезда в Сингапур, когда ей было уже под тридцать, она чудом вышла замуж за успешного бизнесмена; вскоре он умер (абсолютно естественной смертью), и она унаследовала несколько земельных участков, продажа которых сделала ее и единственную дочь Хелен баснословно богатыми. Поэтому ее главенство в клане Танов было неоспоримым, так как, по мнению китайцев, нет ничего более достойного уважения, чем богатство. Особенно такое, которым может воспользоваться кто-то еще из родни. После смерти владельца.
Я переехала из Лондона в Сингапур почти шесть лет назад, оказавшись тут единственным представителем семьи отца, и с тех пор моя невероятно настойчивая мать заставляет меня посещать каждое мероприятие тетушки Вэй Вэй, потому что та оплатила множество долгов отца (своего любимого брата) после его смерти и тем самым фактически духовно нас поработила. А духовная власть и есть самая настоящая. Раньше эти встречи мне нравились, но девять месяцев и двадцать три дня назад я рассталась с Айваном, с которым долго встречалась, и уже не было времени искать другого болвана, чтобы затащить его на этот кошмарный аттракцион, так что поводов бояться сегодняшнего праздника у меня было предостаточно. «Почему?» – спросите вы. Потому что китайский Новый год – это, несомненно, худшее время для одиночки; даже День святого Валентина не идет с ним ни в какое сравнение. Что ужасного может случиться с девушкой в День всех влюбленных? Какой-нибудь маменькин сынок, по которому вы убиваетесь, не пошлет вам в подарок шоколадные конфетки? Ой, горе-то какое. Или заклятая подруга лицемерно похвастается своим уродским, купленным втридорога букетом (который она наверняка сама себе и отправила)? Я вас умоляю. Или веселое свидание вслепую обернется встречей с серийным убийцей? Так вам и надо. Ничто не сравнится с пожилыми китайскими родственниками. Эти люди знают толк в интеллектуальных и эмоциональных пытках. Они припрут вас к стенке и спросят что-нибудь такое, после чего вы захотите выпить залпом бутылку незамерзайки. В числе самых популярных вопросов: почему ты все еще одинока? Сколько тебе уже лет? Что в жизни может быть важнее брака? Ты знаешь, что нельзя ждать вечно? Ты знаешь, что с возрастом сложнее родить, и ты играешь в русскую рулетку с тем, что идет по твоим слабеющим родовым путям? А сколько денег у тебя остается после уплаты налогов?
В нас с рождения заложено, что мы должны пресмыкаться перед старшими, поэтому мы заставляем себя приходить (в лучшем виде) на подобные мероприятия, вне зависимости от того, как сильно они разрушают наши эго и психику. Теперь вы понимаете, почему две успешные женщины тридцати с небольшим лет, одетые в чонсамы[2], лихорадочно купленные накануне, отчаянно пытались придумать истории о воображаемых бойфрендах друг друга, чтобы успокоить аудиторию, которую после этого вечера не увидят еще год.
– У меня все просто, – говорила Линда. Моя кузина и лучшая подруга Линда только наполовину китаянка (на другую она испанская филиппинка), поэтому у нее оставалось пространство для маневра в семье. Но даже эта хладнокровная адвокатесса сейчас потела в машине с включенным кондиционером.
– Запомни, что Элвин Чен, с которым ты уже знакома, не только мой босс, но и бойфренд, и исходи из этого. Подробности сама придумай.
– Кто я, по-твоему? Полный профан? – раздраженно бросила я, показывая в айфоне фотографию, на которой она запечатлена со своим «бойфрендом» на недавней вечеринке. Я нашла фото Вон Бина – актера, национального достояния Кореи. У меня нет такого красавчика-босса, как у Линды.
– Теперь ты запомни, что моего бойфренда зовут Генри Чон, он сингапурский китаец, ему под сорок, он единственный ребенок магната недвижимости и блистательного нейрохирурга, и выглядит он вот так, – я сунула ей в лицо телефон, чтобы она вдохновилась совершенством, которое представляет собой Вон Бин.
– Слишком много подробностей, – ответила Линда, даже не взглянув на экран. – Вруны всегда палятся на деталях. Все должно быть просто.
– Необязательно, если подготовиться так же хорошо, как я. А ты как будто бы напилась.
– Я подготовилась. И трезва как стекло, – фыркнула она, рыгнув мне в лицо парами джина. А еще как-то так получилось, что ее аккуратная прическа выглядела живо, а мои волосы уже успели растрепаться, как, собственно, и моя жизнь.
Я пробормотала молитву (по крайней мере, ту часть, которую смогла вспомнить).
– Запомни, что Генри – мой партнер в небольшой сингапурской юридической компании. Сейчас он на встрече с клиентом в Дубае и поэтому не смог прийти. А, и он высокий. И красавчик.
– Ясно, – сказала Линда, закатывая глаза. Она сделала глубокую затяжку третьей «сигареткой» за утро. – Есть еще что-нибудь, о чем мне нужно ненароком обмолвиться? Может быть, сказать пару слов о его огромном члене?
– Если будешь общаться с кем-то из тетушек постарше, то обязательно. Благословляю тебя на это.
Линда вздохнула, гася окурок в пепельнице.
– Ясно. И если кто-нибудь спросит, Элвин катается на лыжах в Валь-д'Изере.
– Валь-ди-что?
– Валь-д'Изер. Это во Французских Альпах, деревенщина. – Линда тяжело вздохнула. – Вот еще одна подсказка: люди всегда затыкаются, когда слышат непонятные названия.
– Хорошая идея, – ответила я. – Ладно, тогда пусть вместо Дубая будет Ашхабад.
Она вскинула большие пальцы вверх.
– Тогда Ашхабад. Готова поспорить, что никто из родственничков не помнит, кто я такая, так как я не появлялась в Азии больше десяти лет. Есть шанс, что я в безопасности.
Семья Линды отдалилась от клана, и в частности потому, что ее мать вышла замуж за «аутсайдера», то есть не китайца; к тому же все важные для формирования личности годы Линда провела в английском пансионе, поэтому китайская культура была ей чужда и она не чувствовала обязанности посещать мероприятия клана. Линда переехала в Сингапур в прошлом феврале, поскольку ее фирма планировала осваивать новые рынки.
– Я могла бы вообще не рисковать и остаться дома, так что напомни-ка мне, почему я должна терпеть всю эту чушь?
– Потому что любишь меня? – оживленно предположила я.
Линда фыркнула.
Я прищурилась.
– За тобой должок, дорогуша. Без моих гениальных конспектов и консультаций перед экзаменами ты завалила бы последний год юридического, ты же почти не ходила на лекции.
– Продолжай себя в этом убеждать. А вообще я припоминаю, что мне обещали бранч с шампанским в гостинице «Сент-Реджис», если я сегодня хорошо справлюсь.
– Да, – пробурчала я. – Я уж надеюсь, что ты так же тщательно продумаешь историю и характер Генри, как я – Элвина.
– Не волнуйся. Я не была бы первой отличницей в классе…
– Ты была второй. Первой была я.
– …ПЕРВОЙ отличницей в классе просто так. Я всю историю назубок помню. Расслабься. – Она похлопала меня по спине. – Расправь плечи. Ты выглядишь такой запуганной. Неудивительно, что тебя не повысили в должности до партнера[3].
Я еле удержалась, чтобы не ткнуть ей в глаз сигаретой.
Видимо, почувствовав, что от смертельной опасности ее спасет только мгновенная смена темы, Линда вытащила освежитель воздуха и обрызгала им нас с ног до головы.
– Ладно, перед тем, как мы войдем, вот тебе мой последний совет.
– Какой? – спросила я, закашлявшись.
Она сильно ущипнула меня за плечо.
– Что бы там ни происходило, не плачь у них на глазах. Не позволяй этим гадинам получить удовольствие.
– Больно делаешь мне ты! – взвыла я, и мои глаза наполнились слезами.
– Я очень надеюсь, что никто не вручит мне красный конверт, – мрачно проговорила Линда, по привычке игнорируя чужие страдания. – Дарители становятся особо злобными. Я предпочла бы, чтобы они просто оскорбляли нас, не чувствуя при этом, что заслужили это право.
Линда говорила о красных конвертах, в которых во время китайского Нового года женатые люди по традиции дарят деньги детям и неженатым людям любого возраста и пола. Для детей это отличная возможность получить карманные деньги, а для взрослого тридцатилетнего человека красный конверт был особым праздничным унижением, как если бы родная бабуля застукала тебя целующимся с кузиной или кузеном. Но взрослый получатель хотя бы мог утешать себя мыслью о том, как терзается и скрежещет зубами женатый даритель, который вынужден отдавать свои кровно заработанные деньги другому совершеннолетнему. Мы по опыту знали, что беспардонные вопросы и оскорбительные ремарки – это способы унять агонию от такого вынужденного поступка.
– Давай не будем спешить с выводами, – сказала я, перекрестившись, будто она могла нас сглазить. – В прошлом году я с легкостью получила почти шестьсот баксов, из них триста только от одной тетушки Вэй Вэй.
Парочка мятных леденцов, несколько щедрых пшиков парфюмом «Анник Гуталь» вдогонку – и вот, красноглазые, мы готовы встретиться со всеми чудовищами, которые свалятся с нашего семейного древа. Тетушка Вэй Вэй жила во внушительном двухэтажном особняке в тихом зеленом районе в Букит-Тимах. Ворота и двойные двери ее дома были распахнуты настежь, и никаких тебе охранников у входа, брызжущих слюной бешеных собак на страже или противопехотных мин на лужайке. Заходи кто хочет. Так мы и сделали.
Вообще-то это беззаботное пренебрежение богатых сингапурцев тем, что я называю элементарной предосторожностью, а также полнейшая безынициативность местных грабителей не переставали удивлять малайзийцев вроде меня. Даже я смогла бы обчистить это место безо всяких проблем и предварительной подготовки. Мне только понадобились бы несколько спортивных сумок и, может, сексуальное черное трико, солнцезащитные очки, ботфорты «Шанель», французский акцент…
– Ты опять в облаках витаешь? – голос Линды ворвался в мои грезы, где я делала сальто назад, перепрыгивая через лазерные лучи, словно Женщина-кошка (ну, как Мишель Пфайффер).
– Нет. А что?
– Ты просто стоишь и пускаешь слюни. Заходи давай! – Линда толкнула приоткрытую входную дверь.
Я с завистью вздохнула, и мы вошли внутрь. Я здесь не впервые, но каждый раз, входя в гостиную, вновь и вновь замираю от восторга: полы из черного мрамора, высокие потолки, изготовленные на заказ обои – все это кричало о политическом праве и власти. Тетушка Вэй Вэй позаботилась о шикарной обстановке в доме. Трудно было не восхищаться этой роскошью: фарфоровые вазы, мебель из тика, хрустальная посуда, антикварные позолоченные зеркала и ковры ручной работы; изящная китайская каллиграфия и рисунки тушью, украшавшие стены огромной столовой; редкие сорта орхидей в фарфоровых горшках; чучело белого павлина на подставке из слоновой кости в углу. Не хватало лишь небрежно разбросанных золотых слитков.
Как и ожидалось, тут собрались все Таны: мужчины, женщины, дети, домашняя прислуга; и, хотя был уже почти час дня, а с начала приема прошло около трех часов, в помещении все еще находилось около пятидесяти человек. Все, как это и принято на таких мероприятиях, разоделись в пух и прах и обвешались дорогущими побрякушками. Часы «Ролекс», «Омега» или «Панераи» – и настоящие, и поддельные – бросались в глаза так, что чуть ли не ослепляли тебя, а из карманов демонстративно выглядывали брелоки от роскошных автомобилей. Красный цвет – новогодний китайский символ удачи – доминировал не только в одежде, но и на лицах многих гостей, которые за счет тетушки Вэй Вэй пили первоклассные вина и виски в таком количестве, словно это последний день на земле. Спиртное, льющееся рекой, способно пробудить алкоголика в любом китайце, и плевать на сыпь, астму и язву желудка. Но по опыту я знала, что пьяные Таны обычно не доставляют проблем: остерегаться нужно трезвенников. Они пьют чай, черный, как их каменные сердца, а их глаза-бусинки выискивают новую жертву. Я отчетливо вспомнила, как меня заставляли рассказывать таблицу умножения или какое-нибудь стихотворение из классической китайской поэзии перед этими хищниками, которые замирали в ожидании ошибки, за которую можно растерзать меня вместе с родителями.
По крайней мере, еда выглядела потрясающе: другого от тетушки Вэй Вэй я и не ожидала. В одном углу гостиной стоял длинный стол, заставленный аппетитными деликатесами, которые принято готовить на китайский Новый год: запеченный целиком молочный поросенок, не менее четырех видов холодной лапши, морской окунь на пару, изумительная пекинская утка с хрустящей корочкой, жареные спринг-роллы, куриный салат с помело и сливами, няньгао[4]. На отдельном столе красовались десерты: огромный торт с розой и личи, обрамленный двумя видами шоколадных кексов, ассорти из покрытых глазурью мини-капкейков, макаруны безупречного вишневого цвета, подносы с золотистыми маслянистыми ананасовыми тартами, пиалы с фисташками, кешью и арахисом, блюда с нарезанными тропическими фруктами и красочные пирамиды из мандаринов, апельсинов и персиков. Еды было слишком много, но к концу вечеринки ничего не останется. Все же обжорство – вид китайского народного искусства, и совершенствовалось оно не одно тысячелетие.
Под несмолкающие звуки китайских новогодних песен из стильных колонок «Бэнг энд Олуфсен» и пьяную болтовню мы с Линдой искали бабушку Тан, чтобы уважительно, но быстро с ней поздороваться, а потом присоединиться к компании изгоев – наших одиноких сверстников. Линда, которая была на голову выше меня, внимательно огляделась и увидела, что желающие поприветствовать бабушку Тан выстроились в очередь. Бабуля была одета в малиновый чонсам из батика и вся увешана украшениями из императорской яшмы. Кто-то усадил бабушку на стул с высокой спинкой, похожий на трон, который стоял на самодельном пьедестале в углу гостиной, откуда она могла окидывать толпу властным, хотя и подслеповатым взглядом. Бабуля была такой старой и сморщенной, что, когда мы подошли к ней и произнесли полагающиеся в таком случае пожелания долгой, богатой (ни в коем случае нельзя забывать слово «богатой») и счастливой жизни, она издевательски фыркнула, что на старушечьем языке означало «ха-ха!».
Чувство юмора я определенно унаследовала от нее.
За пожеланиями последовало несколько секунд неприятного ожидания, и мы с ужасом поняли, что она не собиралась выдавать нам холостяцкие красные конверты. Под издевательские вопли детей мы стыдливо пошли в другой конец комнаты, где сбились в кучку наши кузены и кузины, которым так же, как и нам, не повезло в любви. Пытаясь срезать путь, мы оказались около нескольких непьющих тетушек, обосновавшихся возле бара, которые успевали одновременно и болтать, и щипать испуганного официанта. Деться нам от них было некуда.
– Иди быстрее, – прошипела я, схватив Линду за руку, чтобы она не ускакала в сторону бутылок «Джонни Уокер Блэк», выставленных в ряд на барной стойке. – И не смотри по сторонам.
Мы притворились, что увлечены беседой и истерично смеемся, и тщетно попытались прошмыгнуть мимо тетушек. Одна из них, старушка за семьдесят, одетая в плохо сидящий на ней бордовый чонсам, отлетела от стаи стервятников (то есть тетушек) и склонилась надо мной, ухмыляясь. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы узнать ее под толстым слоем театрального грима, и драгоценное время было потеряно. Мне зловеще улыбалась та самая тетушка Ким – тиран, который заставлял меня, тогда еще дошкольницу, пересказывать таблицу умножения, стоя перед всеми Танами. Я звала ее тетушкой, но, честно говоря, понятия не имела, приходилась ли она мне тетей или вообще родственницей, хоть я встречала ее на каждом семейном сборище Танов. Во многих частях Азии считается совершенно нормальным называть любого человека старше сорока лет (неважно, родственника или нет) «тетей» или «дядей», а не по имени, которое и знать необязательно – бакалейщика, таксиста, своего бухгалтера на пенсии, местного бомжа – любого. Если, конечно, вы не ровесники или не старше этого человека. В этих случаях вы уже напрашиваетесь на увесистую оплеуху.
Я окинула взглядом комнату в надежде найти открытое окно, дружелюбное лицо или топорик. Все безрезультатно. Я попыталась привлечь внимание своих неженатых кузенов, стоявших группой неподалеку. Двое помахали мне и отвели глаза. Презренные трусы.
– Андреа Тан Вэй Лин[5], почему опаздываешь? – на всю комнату крикнула тетушка Ким на сингапурском английском, осматривая меня с головы до ног и не замечая Линду (она была права: о ней в этой семье практически забыли). – Ты здесь опять без мужчины? Никто тебя не хочет, да? – фыркнула она. – Ха-ха-ха, я просто шучу! А может, это и правда, ха-ха-ха!
Все, кто был в зоне слышимости, усмехнулись. Какой-то гадкий ребенок звонко добавил:
– Тетушка Андреа не хочет выходить замуж, чтобы не раздавать нам красные конверты, потому что она жадина!
Этот вопль встретили громким смехом, и громче всех хохотали мои никчемные одинокие кузены.
В обычной ситуации Линда давно бы уже оставила меня помирать в этой словесной помойке, но она знала, что такое KPI[6], и всегда добивалась цели. Уверенно оттолкнув меня, она сжала морщинистые руки тетушки.
– Тетушка Ким, хватит беспокоиться о старушке Вэй Лин. У нее все прекрасно. Пусть и не сразу, но она наконец-то нашла себе мужчину!
Я бы предпочла, чтобы она не произносила это с таким энтузиазмом.
– Неужели? Кого? – тетушка Ким была настроена скептически.
– Генри Чон. Ох, он такой душка, даже слишком хорош для Вэй Лин. Очень умный. Очень привлекательный. С огромными, э-э-э… плечами.
– Геен-рии? – пропела тетушка Ким, растягивая гласные так, словно у нее не хватало парочки зубов. – Где же он, этот Геен-рии?
– Он сегодня не пришел, – раздраженно сказала я, скрещивая руки, чтобы спрятать пятна пота.
– О, он вечно летает туда-сюда, тот еще трудоголик, – продолжала Линда. – Генри – ее партнер в КРУПНОЙ юридической фирме. Очень КРУПНОЙ. Две, три сотни сотрудников. – Она склонилась над тетушкой Ким и театральным шепотом добавила: – Он очень, очень богат.
– Адвокат? – воскликнула та. – Да еще и богач! Хорошо, хорошо. И он китаец, да?
– Его китайская родословная берет начало у первого пещерного Чона, который впервые познал женщину, тетушка, – заверила ее Линда с каменным лицом.
– Чего-чего? – Тетушка Ким так же хорошо владела английским, как Бритни Спирс своими вокальными данными.
Линда сделала вторую попытку:
– Генри на сто процентов китаец. Чист, как рисовая мука.
– О боже, у меня восторг! Смотри не упусти его, Вэй Лин, не дай ему улететь навсегда, ха-ха, – смягчилась тетушка Ким. Получив всю интересовавшую ее информацию, тетушка Ким протянула нам по красному конверту и удалилась, позвякивая золотыми цепями. Она направилась к моей перепуганной тридцатилетней кузине Элисон Тан, которая только что вошла и собиралась шмыгнуть в угол. Элисон накрасила губы розовым блеском и завязала волосы в хвостики, чтобы выглядеть моложе. К сожалению, тетушку Ким, несмотря на ее дряхлость, так легко не проведешь.
– Элии-сон! Элии-сон! Куда ты идешь? Почему ты опять одна? Почему…
– Пойдем, – сказала я, протащив Линду мимо троих раскрасневшихся мужчин, которые громко делились пьяными воспоминаниями. Мы подошли к компании одиночек. Нас едва ли заметили; никто не хотел, да и не решался надолго отрывать взгляд от телефона. Большинство действительно выполняли рабочие поручения (Я буду пресмыкаться перед вами даже в самый важный китайский праздник! – такое скрытое послание они передавали своему начальству), но некоторые сидели в «Фейсбуке»[7] или бесцельно блуждали по просторам интернета. Самый дерзкий из всех, Гордон, просматривал профили в «Гриндре». Я видела, как он флиртует с кем попало, и мне хотелось делать то же самое, представ перед миром во всей своей тривиальной красе.
Я с ужасом поняла, что Гордон засмеялся, потому что я сказала это вслух. Со мной такое бывает, когда я стрессую.
– Андреа, дорогая, сделай это! Все очень просто! Хочешь, я создам тебе профиль? В «Тиндере», конечно. Или в этом новеньком модном приложении с определением геолокации, о котором все говорят? Типа «Гриндра», только для всех. Это «Спонк». Ты его наверняка знаешь!
Я засомневалась. И «Тиндер», и «Спонк» казались мне последним гвоздем в гроб романтики. Как будто можно просто ткнуть пальцем и по фоткам выбрать того Единственного, кто точно не придушит тебя во сне. Да и фотошопить фотографии я не умела, так что шансов у меня не было – всем известно, что для привлечения партнера в профиле должна стоять соблазнительная фотка или, на худой конец, такая, на которой ты не выглядишь как тролль. Из-за аврала на работе в последние дни я больше походила на слегка расплавившегося и обгоревшего на солнце садового гнома. Может быть, если…
– Смотрите, да это же моя любимая племянница Андреа!
Я повернулась и увидела тетушку Вэй Вэй, которая сияла в шелковом закрытом платье цвета оранжевого заката и россыпи бриллиантовых украшений. Она устремилась к нам. Я почувствовала, как у меня скрутило живот; я знала, зачем тетушка Вэй Вэй шла сюда, и она совершенно точно не собиралась хвалить мой наряд или вести светскую беседу. У нее всегда был план на каждого члена клана, она совала нос во все наши дела, раздавала непрошеные советы и приказы, но никто не осмеливался возражать ей или прерывать на полуслове.
– Я дам тебе пятьсот баксов, если ты прямо сейчас подойдешь к тетушке Вэй Вэй, – в отчаянии прошептала я Гордону. Не получив ответа, я повернула голову и увидела, что Гордон и остальные трусы со смартфонами каким-то образом переместились в дальний конец гостиной и строчили сообщения с таким видом, будто решали вопросы жизни и смерти.
Развернувшись, я оказалась лицом к лицу с главой семьи. За спиной послышался шорох – это жалкая предательница Линда пыталась незаметно слинять, бросая меня на произвол судьбы. Но делала она это слишком мед- ленно.
– Линда Мэй Рейес! – громко окликнула ее тетушка Вэй Вэй своим командирским тоном. – Возвращение блудной племянницы! Приятно, что ты наконец-то удостоила нас своим присутствием. – Она бросила на Линду презрительный оценивающий взгляд. – Так. Бедер по-прежнему нет. Как у змеи. Где ты пряталась все это время? Отец наконец-то перестал выдавать тебе денежки?
Линда застыла на месте. Что бы она там ни говорила, финансовая зависимость от отца была ее ахиллесовой пятой.
– Я работаю в юридической фирме, и мой бойфренд катается на лыжах в Валь-д'Изере, – тихо промямлила она, будто обращаясь в пустоту.
– Молодец, что работаешь с приятелями папаши. Отдам должное Хосе – он всегда заботился о своих детях, чего не скажешь о моей сестре. – Она покачала головой и поцокала языком. – А ты, Андреа, – обратилась ко мне тетушка Вэй Вэй; у меня кровь застыла в жилах. – Андреа, ты заболела? Ты сильно похудела, я насквозь тебя вижу. – Она погрозила мне пальцем. – Тебе нужно набрать вес, иначе совсем фигуру растеряешь. Знаешь ли, мужчины не хотят жениться на мешке с костями.
Я изобразила ужас на лице – так, наверное, корчатся неудачницы, чьи бедра непригодны для деторождения. В прошлом году я была слишком толстой, в этом – слишком худой: тетушка Вэй Вэй могла бы преподать Златовласке урок-другой по поводу золотой середины.
– Gong xi fa cai[8], тетушка Вэй Вэй. Вы прекрасно выглядите, – соврала я. Судя по ее лицу, она дважды пересекла реку из ботокса.
– Это все упражнения и регулярные косметические процедуры. Тебе тоже стоит попробовать, а то в твоих порах я могла бы парковать свой «Бентли». Кстати, ты пришла с Линдой? А что случилось с Айваном?
– У меня новый парень, – ответила я, поборов позыв выцарапать тетушке Вэй Вэй глаза. – Его зовут…
Тетушка Вэй Вэй перебила меня.
– Если он сюда не явился, значит, намерений жениться у него нет. Ох уж эта современная молодежь, – вздохнула она. – Ты же понимаешь, что тратишь на карьеру лучшие годы? И скажу тебе, что женщины семьи Тан не очень красиво стареют, хотя это, конечно, мое личное мнение. – Она окинула меня критическим взглядом.
Не плачь! Отвлеки ее! Отвлеки!
– А как там Хелен? – не подумав, брякнула я и почувствовала себя последней сволочью, потому что вспомнила о ее одинокой дочери, которой в этом году исполнялось тридцать восемь лет.
– О, ты еще не слышала? – неподвижные брови тетушки Вэй Вэй изобразили радостное удивление. – Это грандиозная новость нашего сегодняшнего праздника. Хелен помолвлена! Она выходит замуж за банкира Магнуса Свендсена. Чудесное имя, не правда ли? Маг-нус! Звучит по-королевски!
– Что? – пискнула я. Очень красноречиво. Все знают, что Хелен Тан-Чен – лесбиянка, и она выходит замуж за мужчину? Что за волшебство?
Тетушка Вэй Вэй едва не лопнула от самодовольства.
– Должна признать, это немного стихийный роман, но кто я такая, чтобы вставать на пути у настоящей любви? В мае будущего года состоится сингапурский прием в гостинице «Капелла», сразу после моего шестидесятилетнего юбилея. Кажется, у вас с Линдой предостаточно времени, чтобы найти себе мужчин. И заодно… – она снова язвительно глянула на меня, – подберете себе более подходящие наряды, что-нибудь такое… подогнанное по фигуре?
Я тщетно попыталась что-то ответить, но у меня стоял комок в горле.
В тоне тетушки Вэй Вэй слышалось сожаление, которое не выражали ее глаза.
– Знаешь, я всегда думала, что из женщин Тан твоего поколения моя дочь выйдет замуж последней, но, похоже, это не так.
Волна тошноты накрыла меня с головой, когда я вдруг осознала, что впервые в жизни действительно буду в чем-то последней.
* * *
– Ты предательница, – повторяла я в сотый раз.
Мы развалились на диване в пентхаусе Линды в Ривер-Вэлли и препарировали вечеринку у тетушки Вэй Вэй, а помогала нам в этом бутылка текилы.
– У меня не было выбора, Андреа, никакого выбора. Ты же видела, какая она ужасная!
– Ты предала меня. Бросила одну на вражеской территории!
Линда зевнула и потянулась.
– Ладно, прекращай этот спектакль, ты бы сделала то же самое. К тому же она все равно успела вонзить в меня когти. До сих пор все болит.
– Представляешь, она положила нам всего по пятьдесят долларов в красный конверт, – взволнованно говорила я, – и при этом была намного злее, чем обычно.
Линда пожала плечами. Ее утомляли разговоры о деньгах и вдохновляли темы влияния и власти.
– Одного не понимаю. Хелен еще в декабре в «Мамбо» говорила мне, что уже не надеется встретить любовь и рассматривает вариант ухода в монастырь. Как можно сдаться и за два месяца собраться замуж?
Я искала в телефоне информацию о Магнусе Свендсене.
– Ты видела, какой этот Магнус красавчик? И это фото с ежегодного отчета. На фотках с таких мероприятий люди не выглядят привлекательно – в «ЛинкедИн» нельзя даже фильтры использовать.
Я пялилась на фото.
– Посмотри на его лицо! Оно такое… Такое… Симметричное.
Линда бросила взгляд на эту противную фотку и состроила гримасу.
– Уф! Как несправедливо! Учитывая ее ситуацию, она могла бы выбрать себе кого-нибудь пострашнее. Может, он тоже гей?
– А тетушка Вэй Вэй в курсе, что Хелен предпочитает? – с надеждой в голосе спросила я. Само собой, я не собиралась толкать ее под автобус.
Линда закатила свои большие светло-карие глаза.
– Правда, тетушка Вэй Вэй сделала вид, что ничего не заметила. Мне сказали, что Хелен поймали с поличным – с рукой в банке с печеньем, если ты понимаешь, о чем я.
У меня заурчало в животе; я почти ничего не ела на вечеринке.
– Я проголодалась. Где кукурузные чипсы?
– Съели.
С притворным отчаянием я упала на колени.