Потерянный горизонт

Перед нами не только роман, подаривший нам топоним Шангри-Ла, но и участник списка «Сто лучших книг фэнтези». Не того спорного недавнего перечня Times, а трушно-хардкорного списка Муркока и Которна!Ну что сказать, и мэтры, бывает, ошибаются. Что в этом романе есть – желание бежать от мира в некую идиллию.Многословно и практически бессюжетно. Безусловное достижение автора – чёткое предсказание Второй Мировой за несколько лет до её начала.И да, роман крайне английский.Сюжет незамысловат: четыре человека западной цивилизации (монахиня, американец-авантюрист и два английских джентельмена, лет сорока и лет двадцати с небольшим) попадают в затерянную в горах Тибета долину, где расположен ламаистский монастырь Шангри-Ла.По тому, что «Шангри-Ла» – это название известного яркого и суетного казино, у Вас может сложиться превратное впечатление о быте обители. Шангрила-Ла в романе – оплот умеренности, умиротворения и неспешности. Той умеренности, про которую сказано – «Но поелику ты теплъ, а не горячь и не холоденъ, то изблюю тебя изъ устъ Моихъ.»Целью лам (на самом деле выходцев из западного мира) является сохранение достижений цивилизации, которая, по их мнению, будет непременно уничтожена в горниле будущей войны. И это странным образом отсылает нас к задумке Основания/Фонда/Академии Азимова. Уверен, Айзек читал крайне популярный в то время «Потерянный горизонт».Людям, скучающим по отпуску, крайне не рекомендуется! Захочется, как мне, всё бросить, и пойти искать дорогу к Шангрила-Ла.Все в один голос твердят, что это приключенческая повесть. Ну, я бы так не сказал. Это не Дюма, не Жюль Верн и даже не Сакс Ромер. Динамики минимум. Вещь крайне компактная, читается быстро.6(НЕПЛОХО) Очень похоже на описание в романе

Сказка. Западная сказка об идеальном уголке, где можно спрятаться от мира и обрести покой и просветление. Когда я брала эту книгу, то надеялась на большее. Ну, как минимум, на то, что это будет попытка понять иную философию, другую религию, образ жизни. У Моэма это хорошо получалось. Хилтон же – это о другом. Это о переносе мечты в легенду. Почему Тибет? Почему буддистские ламы? Почему далекие, почти неприступные горы? Ну, а как вы хотели, нечто чистое и светлое, дарящее радость, безмятежность и счастье, может существовать исключительно в землях заброшенных, труднодоступных, чтобы не лезли туда всякие в больших количествах со своей цивилизацией и прогрессом. Думается мне, что писатели не просто так обращались к созданию разных нетронутым западным человеком мирам, люди просто устало от перемен, катаклизмов, войн, потрясений, всевозможных кризисов, вот и искали, где бы спрятаться, а не находя – выдумывали.Вот и существует теперь где-то в вымышленной вселенной монастырь, где правит мудрость и справедливость, где время замедляется, где человек перестает стареть и может, наконец, сбежав от суеты, предаться созерцанию и направить свой разум на постижение более глубоких и глобальных вещей, чем дела сиюминутные. На сохранение знаний и благ, собранных и созданных человеком, в эпоху, когда мир катится в пропасть.Рассказ ведётся от третьего лица, да ещё и не напрямую, а через письмо другу. Составлен рассказ с чужих слов. Эту историю рассказал старый знакомый и однокашник рассказчика, который долгое время считался пропавшим без вести. Рассказчик случайно находит его в одном из госпиталей, раненного и потерявшего память и забирает с собой, надеясь доставить до родного дома. Но в один прекрасный момент, а именно при прослушивании музыки, память возвращается к Конвэю, он «исповедуется» бывшему другу, а затем снова исчезает. Куда? Понятное дело, он явно стремится вновь в Шангри Ла, откуда был вынужден уйти, чтобы сопроводить в нелегком пути своего младшего подчиненного, что так и не смог проникнуться идеями и атмосферой загадочного монастыря. Загадочно? Несомненно.Красиво. Чудесная, пусть и наивная идея. Очень понятная мечта о мире без войн и тягот существования. Прекрасная утопия о недостижимом, что подчеркивается фигурой персонажа Барнарда – мошенника, что и в столь благословенном месте не потерял своей хватки, начав строить планы насчет обогащения в долине. С другой стороны сестра Христова, что так увлеклась изучением языков..А с другой стороны история скучна и слишком много вопросов осталось. Я – не идеалист и не мечтатель. Ок, создал Джеймс Хилтон свою мечту, свою обитель покоя и сохранения знаний. И еда в разнообразии там есть, и удобства все (да, канализация и ванные комнаты), и даже пианина рояль. При этом обслуги мы практически не видим. Один загадочный Чанг кругами бродит рядом постоянно и где-то сидят просветленные ламы. Конвэя в ламы? Возглавить монастырь? Понятно, что время для достижения нужной степени просветления всем требуется своё, но…Идея понятна, она благородна и прекрасна. Но, увы, предельно утопична. Однако самое забавное, что после прочтения где-то в голове всё же поселилась мысль о том, что было бы крайне здорово, если такое заповедное место действительно существовало. И пусть туда допускалась бы только горстка избранных, горящих идеей сохранения знаний, смотрящих далеко вперед, живущих будущим. Зато они бы смогли сберечь хоть что-то, когда мы взорвем этот мир к чертям собачьим из-за своих амбиций, споров, попытках доказать, что одни лучше, одни выше других, в неуемном стремлении к обогащению и т.д., и т.п.

Не знаю, как других, а меня иногда тянет прочитать что-то, написанное не сегодня, оперирующее реалиями прошлого, изложенное в уже непривычной неспешной литературной стилистике, апеллирующее к почти позабытым представлениям и заблуждениям. Поэтому очень здорово, что время от времени на моём читательском горизонте появляются такие бестселлеры утраченного времени. Книга представляет собой почти оксфордский интеллигентный синтез из приключений, вечных загадок, философско-религиозных разговоров, размышлений о судьбах мира и предназначении человека – так, как они виделись из далекого 1933-го года. Её герои попадают в тибетский монастырь Шангри-Ла, весь уклад жизни которого воплощает как веками желанные, так и недостижимые человечеством совершенство, благоразумную волю (умеренность), покой и гармонию. Шангри-Ла, Шамбала – скрытое в тибетских горах мистическое место, в котором возможно достижение истины, просветления, где царят мудрость, благоденствие, равновесие золотого сечения. Там душа пребывает в состоянии, близком к единению с Божественным, и способна выходить за собственные пределы, прорываться в неизвестные измерения времени-пространства. Казалось бы, всё это, воплощая вековые устремления человечества, так необычно и прекрасно, а главное – так достижимо, близко, что вот, бери, оно твоё прямо здесь-и-сейчас. Но… нужно ли оно отдельному человеку? Действительно ли человек жаждет вечной жизни, абсолютной истины? Способен ли он отказаться от собственных, пусть ничтожных с точки зрения вечности, целей и желаний? Предпочтет ли он простые земные радости отстраненной созерцательности жизни? Захочет ли он пожертвовать индивидуальной свободой во имя высокой духовности? Не является ли вообще личное смирение, укрощение собственных порывов недостижимым, да и ненужным? Может, как раз из таких порывов, по Бергсону, и рождается живая жизнь, возможность человека чувствовать себя живым? Да и сами смыслы и ценности пребывания в этом своеобразном «островке безопасности», удаленном от всего временного, мирского и суетного, представляется сомнительной личной доблестью: пусть где-то там-и-тогда бушуют войны, борются идеологии, рождаются новые технологии… мы же где-то тут-и-сейчас, пользуясь созданными другими благами цивилизации, не будем ни в чем участвовать, созерцая вечность-бесконечность и медитируя на красивый гималайский закат. Наверное, такая жизненная стратегия просто не для всех, и уж тем более не для европейцев, угодивших в ловушку Шангри-Ла.И если в начале книги эти вопросы лишь слегка мерцают в происходящем с героями, то очень остро они встают в центральной сцене «передачи» Шангри-Ла из рук Верховного Ламы (и одновременно застывшего во времени, как насекомое в янтаре, отца Перро) в руки Конвэя (к слову сказать, очень немотивированной: постигая вечность, он, по всей видимости, не дал себе труда глубоко понять двойственную натуру Конвэя, больше готовую размышлять, чем действовать). Не случайно самого Конвэя бросает из одной крайности в другую: он то хочет остаться и находит в предложении Перро свое предназначение, то не чувствует в себе подлинной тяги к погружению в вечность и мудрость.Наверное, пусть даже недолговременное существование вне остального человечества способно изменить человеческую сущность, поэтому все действующие лица этой истории меняются. Собственно, они изначально поставлены автором в разные точки своей шкалы земного-вечного. Так, Мэлинсон воплощает собой земную жизнь: он молод, помолвлен, нацелен на карьеру и намерен взять от жизни всё. Вопросы абстрактной вечности и вечной мудрости, личного подвижничества и внутреннего подвига от него далеки, как Британия от Тибета – он рвется из этой духовной обители назад, к человеческим страстям и достижениям. Барнард рационален, предприимчив и, как рыба ищет, где глубже, ищет, где ему будет лучше, – так почему бы и не в кажущемся ему наивным «здесь», где есть куда приложить собственные интересы и возможности? А там, глядишь, можно будет задуматься о чем-то другом, до поры-до времени не выдавая никому своих истинных авантюрных и разрушительных («после нас хоть потоп») устремлений? Он человек крайностей, и воспринимает случившееся как неожиданный счастливый случай, практически, кайрос, которым грех не воспользоваться. Мисс Бринклоу, всегда готовая к испытанию своих религиозных убеждений, тяготеет к осознанию собственной миссии как просветителя заблудшего тибетского народа, и ей вся эта ситуация даже на руку – когда ещё судьба подарит такой грандиозный шанс? Конвэй образован, умен и сам по себе склонен к философской созерцательности и схоластичности. Он изначально, до описываемых событий, шагал по самостоятельно избранному пути умеренности и прислушивался к зову трансцендентного в себе – ему-то и приходится труднее всего, для него в предложении Верховного Ламы больше всего соблазнов.Но… жизнь берет своё. Богу – Богово, а человеку – человеческое. Так, наверное, бывает всегда. И после Д. Хилтона почему-то хочется перечитать Ф. Ницше. Ну, или хотя бы С. Булгакова.