Самые странные в мире: Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели

Даже и не упомню, встречалась ли мне раньше книга, при чтении которой я испытывала настолько сильную личную-неприязнь-даже-кушать-не-могу. Самой смешно и немного неловко.Так-то это очередная попытка рассказать, почему Запад властвует ( по крайней мере, пока еще ). Хенрик объясняет это тем, что в результате культурной эволюции люди Запада (далее – «ЛЗ») приобрели уникальные психологические особенности, которые и позволили им стать замыкающим звеном пищевой цепи. Про «пищевую цепь» – это уже мое, как и баттхерт представителя эволюционно менее успешной внутривидовой группы. Сам же автор предельно корректен, старательно избегает любых намеков на white supremacism и термин «эволюция» использует не в метафорическом, а в строго-научном значении: процесс изменений случайного и ненаправленного характера. Просто повезло, короче.Разве что в названии книги прорывается некоторое самодовольство – к сожалению, в русском переводе не воспроизводимое по объективным причинам. Для определения ЛЗ автор использует эпитет WEIRD – оно, конечно, «странные», скорее даже «стремные», вот только автор здесь не только кокэтничает, но и использует его как аббревиатуру: W(estern), E(ducated), I(ndustrialised), R(ich), D(emocratic) – западные, образованные, промышленно развитые, богатые и демократические. Нетакусики.Бог с ними, моими проекциями и интерпретациями, перейдем к сути.Что же стало тем фактором, который, по мнению автора, запустил культурную эволюцию ЛЗ именно в таком направлении? Ответ прост: Западная церковь – обратите внимание, не христианство как религия, а именно Церковь как институция. Причем не протестантская, с ее «протестантской этикой» по Веберу, а самая что ни на есть католическая. Начиная примерно с 500 года она целенаправленно проводила брачно-семейную политику, направленную на разрушение кланово-родового общества, или, в терминологии автора, интенсивного родства, – через запрет близко- и даже дальнеродственных браков и многоженства, – преследуя, разумеется, не «эволюционные», а вполне себе прагматические цели: тезис «враги человеку – домашние его» ровно с теми же намерениями в наше время педалируют тоталитарные секты. И примерно через тысячу лет, то есть аккурат к началу Нового времени, в Европе нормой стала моногамная нуклеарная и неолокальная семья с более поздним, по сравнению с «традиционными обществами», вступлением в брак, меньшим количеством детей и в целом гораздо более низким уровнем внутригрупповой солидарности и внутригрупповой преданности. В результате:Популяции, которые дальше находились под влиянием западной Церкви, как правило (А) менее жестко регулируются нормами, (Б) менее склонны к конформности, (В) менее склонны следовать традициям, (Г) более индивидуалистичны, (Д) менее недоверчивы к незнакомцам, (Е) больше руководствуются универсальной моралью, (Ж) более склонны к кооперации с незнакомцами, (З) более восприимчивы к наказанию, осуществляемому третьими лицам, (И) больше склонны к добровольной сдаче крови, (К) проявляют большую обобщенную честность (по отношению к обезличенным институтам), (Л) менее склонны к накоплению штрафов за парковку в условиях дипломатической неприкосновенности и (М) обладают более аналитическим складом ума.что привело к созданию инклюзивных демократических институтов, которые, в свою очередь, дали ЛЗ значительные преимущества в межгрупповой конкуренции, прежде всего за счет развития коллективного мозга, по мощности превосходящего коллективные мозги любых других популяций.Уточним:Конечно, тут имеют значение многие экономические и географические факторы, но если в рецепте коллективного мозга Европы и есть секретный ингредиент, то это психологический набор из индивидуализма, аналитической ориентации, мышления на основе игр с положительной суммой и обобщенной просоциальности, который формировался на протяжении веков.Нужно отдать должное автору: все свои утверждения он строит на реалиях, буквально заваливая читателя ссылками на исторические документы, результатами социологических исследований, описаниями психологических экспериментов, данными опросов, статистикой, графиками, схемами и таблицами. Будучи полным профаном в культурной антропологии и социальной психологии, я не в состоянии оценить валидность предложенных материалов и тем более сделанных на их основе выводов, поэтому… не буду повторяться, см. первое предложение отзыва.Несмотря на провокативность (или благодаря ей?), книга читается с большим интересом. Автор остроумен, (само)ироничен, излагает свои гипотезы с легкостью, не переходящей в легковесность. Да и сама возможность посмотреть на историю человечества под необычным для себя углом дорогого стоит. Но с неменьшим интересом я бы почитала критический разбор его построений – в идеале от представителей той же научной школы и, разумеется, WEIRD.Кстати, в лучших традициях западной научной мысли Хенрик в очень сжатой форме излагает свою теорию и даже визуализирует ее в блок-схеме «основных процессов» в самой последней главе, «Темная материя истории», и, если лениво читать 600-страничный труд целиком, но хочется получить общее впечатление, можно ограничиться ею.03:53

Антрополог Джозеф Хенрик занимался изучением быта в общинах мапуче, пока жизнь не занесла его на факультет психологии и экономики в Университете Британской Колумбии. Погрузившись в мир экспериментов о дилемме пассажира и тройственного выбора, он удивился одной очевидной вещи, которую никто до этого не замечал: результаты таких исследований принято распространять на весь человеческий род, тогда как участие в них, как правило, принимали только студенты из США или стран северной Европы. Подключив несколько десятков учёных из разных стран, Хенрик выяснил, что наука зациклена не просто на белых мужчинах, а на представителях исключительно западных, образованных, промышленно развитых, богатых и демократических обществ, которые никогда не выдают тот же результат, что жители Кореи, Саудовской Аравии или Фиджи. То, что принято назвать «человеческой психологией» оказалось лишь культурно-психологической особенностью человека Запада.В своей монографии «Самые странные в мире. Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели» Хенрик попытался объяснить человеческое психологическое разнообразие и выяснить, откуда растут ноги у особенностей представителей западного общества. Религия, семья, торговля, кооперация и воины – всё это составляет основу для культурной эволюции, которая происходит параллельно эволюции генетической. Согласно теории Хенрика, такие мелочи, как моногамный брак или запрет на браки родственные, влекут за собой упразднение институтов, основанных на родстве, и ослабление связей с членами семьи, а это, в свою очередь, делает человека более сосредоточенным на себе и взращивает в нём мораль, основанную на намерениях. И вот мы уже стоим у обезличенных рынков, разделяем труд и больше зависим от формальных институтов, чем от воли троюродного дяди-большого начальника, с которым поссорились на свадьбе двоюродной сестры. Привет, новый человек, с низким уровнем конформности и внутригруппового фаворитизма, зато с жаждой всё решать и контролировать самому!Немного жаль, что Хенрик наслушался советов редакторов и начал свою книгу с «козырей»: в основной части работы кулстори, к которым привык в начале, практически исчезли, а многостраничные пояснения к графикам и диаграммам стали настолько избыточными, что хотелось пролистывать. Тем не менее в работе много интересного, чего стоит только новый взгляд на эволюцию человеческого мозга, которая произошла благодаря чтению и до сих пор затронула далеко не всех людей на планете.

Гарвардский профессор, специализирующийся на биологической антропологии и эволюционной биологии описывает происхождение культурного вида человека Запада.В четырех частях книги подробно разбираются психология и семейные ценности, религия и экономика, институты, наука и право, власть и общество.Много спорных выводов. Еще больше выводов бесспорных. Факты выглядят грамотно подобранными, аргументы и интерпретации – логичными.Для тех, кто интересуется эволюцией семьи и собирается использовать эти знания для актуальных политических баталий.