Моему отцу, Джону Хеллеру, лучшему рассказчику, которого я когда-либо слышал. Который впервые повез меня кататься на лодках и пел «Маленького Джо-Спорщика» и «Барбару Аллен».
Peter Heller
The River
* * *
Печатается с разрешения The Robbins Office, Inc. International Rights Management: Greene & Heaton и литературного агентства Andrew Nurnberg
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
В книге присутствуют упоминания социальных сетей (Instagram, Facebook), относящихся к компании Meta, признанной в России экстремистской и чья деятельность в России запрещена
© 2019 by Peter Heller
© Зеленкова А., перевод, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Пролог
Запах дыма преследовал их два дня.
Сначала они думали, что он доносится от другого походного костра, и были очень удивлены, поскольку не слышали двигателей самолета и за несколько дней путешествия по цепочке длинных озер не видели ни следов присутствия людей, ни даже движения каноэ где-нибудь вдалеке. Следы в грязи на переправах принадлежали только животным: волкам, лосям, выдрам и медведям.
Ветер был северо-западный, они двигались на север, так что, если это была другая группа, то она шла впереди них. Они были в замешательстве, поскольку чувствовали запах дыма не только ранним утром и ночью: в неурочные часы они тоже ловили себя на том, что задирают носы, как койоты, раздувая ноздри.
И вот однажды вечером они пристали к лесистому острову, разбили лагерь и жарили озерную форель на костре из плавника, наблюдая, как солнце опускается за ели на дальнем берегу. Поздний август, ясные ночи становились холоднее. Не было никакого северного сияния, лишь густые искры от звезд, раздуваемые из их собственного древнего пламени. Они взобрались на холм. Им не нужны были налобные фонари, поскольку они привыкли передвигаться в темноте. Порой они продолжали грести и ночью, если чувствовали в себе для этого достаточно сил. Им нравилось то, как темнота усиливает звуки – плеск опускаемых весел, стук деревянного древка о борт. Долгий, унылый плач гагар. Последний – в особенности. Они так опустошали ночь своей тоской.
Этой ночью не было слышно ни гагар, ни ветра. Они поднялись сквозь лиственницы, несколько высоких берез со светящейся бледной корой и болиголов. На вершине холма они следовали к выступу разбитой скалы по охотничьей тропе, словно были здесь не первыми, кто искал лучшего обзора. И они увидели это. Они смотрели на северо-запад. Сначала решили, что это солнце, но было слишком поздно для затянувшегося заката, а городов в том направлении не встречалось на тысячу миль вперед. Вдалеке, над деревьями, виднелось оранжевое зарево. Оно лежало вдоль горизонта как отсвет тлеющих углей, едва заметно трепетало, заставляя их сначала задуматься, не в их ли глазах дело, а затем осознать, что это пожар.
Лесной пожар, неизвестно, как далеко и насколько масштабный, но больше, чем они могли себе вообразить. Казалось, он распространился на сколько хватало взгляда. Они не произнесли ни слова, но его тишина и складывающееся впечатление, что он словно бы дышит, напугали их до глубины души. Окрепший ветер толкал бы пламя прямо на них. При том темпе, с которым они двигались, от деревни кри, носившей название Вапак, и Гудзонова залива их отделяло по меньшей мере две недели пути. Там, где в самое северное озеро впадала река, они могли ускориться, но сократить расстояние было невозможно.
* * *
На следующее утро после обнаружения пожара они действительно заметили другой лагерь. Располагался он на северо-восточной окраине лесистого острова. Направившись туда, они немало удивились, когда нашли нетронутый высокий шалаш. Уходить никто не собирался. На гравии стояло старое, выкрашенное в белый цвет деревянное каноэ с квадратной кормой и закрепленным на транце мотором, а также пара складных шезлонгов, в которых, вытянув ноги, лежали двое мужчин. Джек и Винн пристали к берегу и окликнули их, мужчины в ответ вскинули руки. На камнях между стульями стояла пластиковая бутылка бурбона «Олд Эйдж». Полный был одет во фланелевую рубашку и носил квадратные тонированные очки в стальной оправе, на голове худого была техасская кепка. Два спиннинга и винтовка с затвором модели «Винчестер-70» стояли прислоненными к сосне.
– Видел ли кто-нибудь из вас пожар? – спросил Джек.
– Видел ли кто из вас хоть однажды киску? – ответил тощий. Мужчины разразились смехом. Они были пьяны. Джек почувствовал отвращение, но пьянство летним утром не каралось смертным приговором.
– Там пожар, – сказал Джек, – Охренительно большой пожар на северо-западе. Его запах чувствуется в последние несколько дней.
– У вас, ребята, есть спутниковый телефон? – спросил Винн.
Это привело их в восторг по новой. Когда они закончили смеяться, полный сказал:
– Вам двоим нужно расслабиться. Подтащите себе по креслу.
Запасных кресел не было. Он зажал горлышко бутылки двумя пальцами и качнул ей в сторону Джека. Джек остановил его. Мужчина пожал плечами и вскинул мизинец, наблюдая за его продвижением так внимательно, будто управлял краном. Совершенно пьян. Озеро было узким и, если бы огонь охватил западный берег, этот остров не обеспечил бы людям безопасности.
– Как у вас дела с переправами? – спросил Джек, имея в виду переходы между озерами. Там было пять озер, протянувшихся с юга на север. Некоторые были соединены протоками судоходной реки, другие – грязными тропами, которые требовали полной разгрузки и перетаскивания каноэ. В последнем озере брала свое начало река. Большая река, которая извивалась в основном на север на протяжении ста пятидесяти миль до деревни кри и залива. Джек не был впечатлен уровнем физической подготовки мужчин.
– У нас есть эта штука с колесами, – сказал тощий мужчина. Он широким жестом обвел лагерь.
– Мы обо всем позаботились, – добавил полный.
– Кроме кисок, – и оба слегли в очередном приступе смеха.
– Огонь с подветренной стороны, – указал Джек, – там. По нашим прикидкам, примерно в тридцати милях отсюда. Это смертельно опасно.
Толстяку удалось на них сфокусироваться. Его лицо стало серьезным.
– Мы все предусмотрели, – повторил он, – а вы? Здесь всего вдоволь. Почему бы вам не выпить? – он указал на Винна. – Ты, здоровяк – как тебя зовут?
– Винн.
– Он злюка, да? – толстяк склонил голову набок, глядя на Джека. – Буянит, когда выпьет? Вин-новат, перебрал с вин-ном. Ха!
Винн не нашелся с ответом. Джек посмотрел на них. Сказал: «Ну, вам бы стоило как-нибудь вечером подняться повыше и взглянуть на это». Он указал на противоположный берег озера. Ему не верилось, что кто-то из них в состоянии забраться на холм или дерево. Он помахал рукой, без особой убежденности пожелал им удачи, они с Винном сели в свое каноэ и уплыли.
* * *
На третий день после обнаружения пожара они плыли вдоль восточного берега озера, называвшегося Черника. Так было подписано на карте; странное название. Как ни крути, оно не звучало правильно. Озеро Черника. Гребли близко к берегу, поскольку ветер дул с запада и сильно раскачивал каноэ. Утро выдалось странным: спозаранку усилившийся холод не спадал, затем поднялся ветер, черные волны обрушивались на них одна за одной. Белые шапки их верхушек хлестали в лица, вода переливалась через левый борт, в конце концов они решили держаться каменистого берега и накрыть каноэ крышкой от брызг. Но туман был и там. Ветер разорвал его, однако не унес прочь. Подобного ни один из них раньше не видел.
Продолжая грести вплотную к берегу, они услышали крики. Сначала им показалось, что это птицы или волки. Не смогли разобрать, кто именно. Как и в случае с пожаром, причина выяснилась не сразу. Меньше всего они ожидали услышать человеческие голоса, однако именно это и случилось. Крик мужчины и протестующий голос женщины, высокий и сердитый. Ветер доносил до них вопли. Винн оглянулся вполоборота и указал веслом в том направлении, откуда звучали голоса. Всего на секунду, иначе они перевернулись бы, потеряв скорость. Его жест означал вопрос: стоит ли останавливаться?
Час назад они едва не перевернулись, устанавливая крышку. Сидящий спереди Винн был тяжелее, что помогало защититься от порывов ветра, но поднявшаяся волна швырнула их о берег, к счастью, усыпанный гладкими камнями. Они разбили бы лодку, окажись пляж покрыт известняковым сланцем. Это был опасный маневр.
Слов они не могли разобрать, но в голосе женщины звучала ярость, а тон мужчины не был угрожающим, просто возмущенным. Джек отрицательно покачал головой. Если пара может рассчитывать на уединение в своем доме, то почему бы им не иметь на него права черт знает где? Не удавалось разглядеть ни фигур споривших, ни даже берега, но время от времени возникали намеки на деревья, просто тени в ревущем тумане, стена из теней, которые, как они знали, были опушкой леса; плавание продолжалось.
Глава первая
Они оба любили сплавляться в шторм. Накидная крышка, герметизирующая каноэ, позволяла чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока его не заносило вбок. Они отплыли подальше от теней и звуков с берега. Компас был не нужен, пока удары волн приходились на левый борт. Они справлялись с натиском воды, но опрокидывание вдали от суши грозило им смертью. Требовалось соблюдать осторожность, чтобы пересекать белые гребни бурунов под углом. Оба гребли, стоя на коленях, чтобы центр тяжести располагался ниже. Это утомляло. Затем ветер внезапно стих, будто его выключили, меньше чем за полчаса озеро сделалось гладким, как стекло. Создавалось ощущение, будто они подвешены в тумане. Они двигались как бы внутри плавучего нимба: в любом направлении рассмотреть можно было лишь несколько ярдов черной воды. Бледный туман стелился клочьями, точно упрямый дым. Вода шелестела вдоль корпуса, своим серебристым блеском напоминая Винну вискозу. Это было похоже на сон. Ему вспомнился прочитанный однажды роман Эдгара По, в котором потерпевших кораблекрушение притягивает к Южному Полюсу, и по мере приближения к нему несущее их течение становится все теплее и спокойнее.
Винн перестал грести. Будучи сегодня баковым[1], он задавал темп, поэтому Джек тоже опустил весла – и каноэ свободно заскользило по озеру. Лодка была из гладкого кевлара, девятнадцати футов в длину, с V-образным носом и прямой кормой. Что-то умиротворяющее было в прекращении гребли посреди спокойной воды. Все равно что наблюдать за стаей уток, синхронно плывущих над грядой деревьев, расправив крылья.
– Это было странно, – сказал Джек.
– Охрененно согласен. Что именно?
– Хоть галочками помечай, – ответил Джек.
Он положил весло на крышку и достал из нагрудного кармана рубашки жестянку с табаком. Брызги вымочили его до нитки, однако Джек никогда не надевал дождевик, если греб, поскольку, по его словам, от пота промокал не меньше даже в дышащем материале. Он также принципиально не пользовался спреем от насекомых. Он прикусил губу.
– Давай посмотрим: туман и ветер одновременно, во-первых. Ах да, и мороз. Внезапное затишье. Крики. И теперь это. Немного странно.
Винн промолчал. Они все еще скользили, почти полная тишина создавала ощущение какого-то таинства. Он опустил палец в темную воду, все такую же холодную, около четырех градусов, и за ним потянулся небольшой след. Это был единственный признак продвижения вперед.
– Я думал о том романе По, – сказал он наконец, – «Артур Гордон Пим»[2].
– Да ну? – Джек сплюнул за борт. – Интересно, кто были те двое. Звучали как парочка.
– Может, мы увидим их снова.
– Надеюсь, что нет. Все утро размышлял, не стоило ли все-таки остановиться.
– Рассказать им о пожаре?
– Ага.
– Это было бы рискованно, – заметил Винн.
Он собирался маневрировать – на случай, если бы пляж оказался устлан обломками известняка. Пляжем они называли любую открытую береговую линию, полого спускающуюся к воде.
– Я подумал, может, стоило притормозить и окликнуть их, – продолжал Джек.
Они дрейфовали.
– Не хочешь перекусить? – спросил Винн.
– Можно. Расклад для этого вроде бы благоприятный.
Крышку сняли с креплений, Джек, порывшись в рюкзаке, вытащил брусок острого чеддера, копченую колбасу и пластиковый пакет с поломанными крекерами. Он опустился на плетеное сидение. В рюкзаке также нашлась маленькая разделочная доска, Джек положил ее на колени и, вооружившись складным ножом, нарезал сыр и колбасу.
* * *
Они были лучшими друзьями из Дартмута, решившими взять отпуск на лето и осень. Оба работали инструкторами по выживанию в дикой природе в рамках программы на Адирондаке. Весь июнь и июль, и половину своих сбережений они хотели потратить на путешествие вверх и вниз по реке на старом гидросамолете «Выдра». Ни один из них не был особенно привязан к своему дому. Весной Джек расстался со своей школьной возлюбленной. Жила она в долине Фрейзер в Колорадо, неподалеку от Грэнби[3], где у семьи Джека было небольшое ранчо.
У Винна не было девушки со времен школы Патни в Вермонте. Это была своего рода модная школа-интернат, но он с семьей жил в трех милях оттуда и учился в дневную смену. Он встречался с дочкой кинозвезды, которая находила его экзотичным и немного простоватым, и он рассказывал Джеку, будто понял, что ничего не получится, когда на весенние каникулы поехал к ней в Малибу; все отправились на поздний будничный завтрак, мать и дочь заказали яйца по-флорентийски, он спросил, что это такое, и они обе повернули к нему головы.
– Винн, это как Бенедикт, но со шпинатом вместо канадского бекона, – сказала мать.
Она поправила очки.
– Бенедикт? – уточнила она, – Знакомо? Нет?
И они обе расхохотались, а Кери протянула руку, чтобы похлопать его по плечу. Он знал, что такое яйца Бенедикт. После он рассказывал, что похлопывание обожгло его, точно клеймом, и в тот же день он поменял билеты и улетел домой. Как бы то ни было, шел сезон заготовки сахара, одно из его любимых времен года, и он помогал отцу вываривать его в маленькой сахарной лавке на Сойер-Брук.
Иногда они варили всю ночь напролет. Поднимающееся солнце окрашивало пятнистый снег в розовый цвет, предрассветный ветер шелестел сухими листьями дубов и голыми ветвями кленов. Он слышал журчание талого ручья, песни поползня. Огонь потрескивал под длинным чаном с прозрачным сиропом, отец с сыном практически не разговаривали, но он знал достаточно о таких вещах – в основном из большого количества прочитанной художественной литературы – чтобы понять, что это, возможно, были лучшие часы, которые они когда-либо проводили вместе.
Пытаясь справиться со своей душевной болью, он попутно осознал, что, вероятно, был таким же безжалостно мелочным авантюристом, как и она: ей хотелось побаловать себя мальчиком из местных, который носил фланелевые рубашки, умел ловить рыбу, рубить дрова, чувствовал себя как дома, засыпая под открытым небом, поскольку сама она жила в пятизвездочном отеле, а он, в свою очередь, хотел встречаться с дочерью звезды, путешествующей по миру так, словно она представитель другого биологического вида. На самом же деле она была просто молодой девушкой, которая испугалась, оказавшись вдали от дома, а он был куда более культурным, чем могло показаться, и провел больше часов в художественных музеях Бостона и Нью-Йорка, чем готов был признать. Он просто никогда не пробовал яиц по-флорентийски.
Однажды утром, прогуливаясь по сахарной плантации Дасти Ридж, он пришел к выводу, что они с Кери никогда не дружили по-настоящему и даже смеялись вместе крайне редко. Это было печально.
История Джека выглядела куда проще. Он знал Шерил со второго класса, ее отец переехал в долину, чтобы занять пост начальника полиции, они были лучшими друзьями до тех пор, пока она не захотела выйти замуж и завести детей; тогда он понял, что она замечательнейшая из женщин, и что ему уже стало скучно. Он отправил ей письмо на мотив «Дорогой Джилл» в мае, и выразил искреннюю надежду на то, что они останутся друзьями навсегда.
В общем, и Джек, и Винн вкусили свою долю замешательства, и, возможно, внутри каждого из них поселилась тяжесть, подобная камню. Винн никогда бы не признался, что был влюблен и что насмешка Кери стала для него ударом под дых. Или, например, что не ходил на свидания первые два года учебы в колледже из-за своей застенчивости.
Они дрейфовали. Джек продолжал нарезать колбасу и сыр, пока те не закончились. Они походили на волков. Чем хорошо путешествие на каноэ, так это тем, что можно не ограничивать себя в провизии. У них были две пластиковые бочки, до такой степени набитые едой, что им бы хватило, даже если бы они до конца путешествия не поймали ни единой рыбешки.
– Должно быть, они плывут в Вапак, – предположил Джек.
Там была деревня, в которую они направлялись: план состоял в том, чтобы сплавиться по последнему озеру, из которого брала начало река, а затем по реке в течение пары недель, и в конце концов добраться до небольшого поселения в устье Гудзонова залива.
– Или они просто устроили себе тур по озерам, и их непременно отсюда заберут. Их, и тех пьяниц тоже.
Они думали об этом. Обоим пришло в голову, хотя вслух об этом не говорили, что с приближением пожара самым безопасным решением будет улететь с озера Черника как можно скорее. К первому озеру их доставил гидросамолет, и они могли бы покинуть эти края тем же способом. Потому что сегодня вечером или завтра утром самое северное озеро сменит река. Когда они оставят позади озеро и поймают течение, которое станет рекой Масвой, пути назад уже не будет. Они собирались, держась в быстром потоке течения, проплыть на веслах весь путь до Гудзонова залива. На большой, но узкой реке не найдется места для посадки гидросамолета до самого устья, которого они достигнут через две недели. С другой стороны, остаться на озере они тоже не могли, поскольку у них не было ни радио, ни спутникового телефона чтобы связаться с аэродромом в Пикл-Лейк или с любым другим. Или хоть с кем-нибудь, потребуйся им срочная помощь. Они обсуждали это при планировании поездки и сошлись во мнении, что современные средства связи сделали всю романтику настоящих приключений пережитком прошлого. Кроме того, спутниковый телефон был им не по карману.
Они дрейфовали в тумане. Каждое легчайшее дуновение ветра с северо-запада несло в себе резкий запах, отличавшийся от запаха дровяных печей, привычного в долинах, где они выросли. Он казался более тяжелым и темным от переизбытка угля.
– Может, у них был с собой телефон, – рискнул предположить Винн.
Они дрейфовали.
– Думаешь, нам следует прерваться? – сказал Джек.
Винн пожал плечами.
За два года знакомства они вместе переплыли множество рек и покорили не одну вершину. Иногда жажда опасности нападала на одного, иногда – на другого. В их командном мышлении был тонкий, но прочный баланс риска и осторожности, при этом роли часто менялись, и именно это делало их такими хорошими партнерами. Джек не проявил бы неуважения к своему другу, проигнорировав его тревогу. Он сказал:
– Мы приложили много усилий, чтобы оказаться здесь, верно?
– Ага.
– Но никому бы не хотелось оказаться в ловушке здоровенного пожара.
– Не-а.
– Хочешь шоколада? – спросил Джек.
– Еще бы.
Они едва чувствовали дуновение ветра на своих ушах и щеках, он разгонял туман над водой бесконечно вяло, словно вне тумана времени не существовало и не будет существовать впредь. Казалось, стало немного светлее.
– Если тех двоих не заберут, и они планируют отправиться вниз по реке, мы обязаны рассказать им о пожаре, – сказал Винн.
Обертку от шоколада он скомкал и протянул Джеку, который засунул ее в прикрепленный к одной из бочек сетчатый карман. Мусор они сожгут сегодня вечером.
– Все, кто плывет вниз по реке, захотят поторопиться.
– Мы потеряем полдня, да? – Джек шумно выдохнул, надувая щеки.
Он вытащил весло с его привычного места в кармане на носу.
– Ага.
– Что ж, давай терять, в таком случае.
Они развернули каноэ, преодолевая легкое килевое[4] сопротивление, закрутили его вокруг своей оси, выправили и зарылись в воду. Обратно они двинулись, тем же путем, которым приплыли. Без ветра и волн, которые задавали бы направление, Джек сориентировался по компасу и взял курс на сто семьдесят градусов; они возвращались в туман, чтобы предостеречь другую группу.
* * *
Туман в самом деле рассеялся. Казалось, что за считанные минуты он посветлел и прояснился, растворившись в бодрящем утре, как будто его никогда и не было, а небо вдруг сделалось безоблачным и осенне-голубым. Эффект прозрачного воздуха уподоблялся взгляду через увеличительное стекло: ствол каждой березы, казалось, выделялся на фоне лиственниц и елей, по краям ветвей просматривались желтые пятна, а отдельные иголки были блеклого цвета осенней травы. Соцветия розового кипрея под деревьями вдоль берега казались цветными вспышками, словно на картине. Лето будто в одночасье уступило место осени. Прекрасное зрелище, однако оно напугало их обоих. Основная часть порогов ждала впереди, и было бы гораздо безопаснее, задержись теплые дни конца лета подольше. Они захватили с собой гидрокостюмы, но слышали об экспедициях, в которых застигнутые врасплох ранним снегом или холодом люди погибали. Это случилось во время ставшей знаменитой поездки на каноэ шестерых дартмутцев в 1955-м году вверх по реке Дубаунт, когда лидер группы Арт Моффатт погиб во время долгого сплавления через стремнину в морозную погоду. Здесь, наверху, нельзя было точно предсказать время смены сезонов, и они выбрали свое окно с расчетом на самый низкий уровень воды и наиболее теплые дни; кроме того, их рабочие смены именно тогда подходили к концу.
Они продолжали грести. Джек мурлыкал песенку. Во время плавания он имел обыкновение напевать что-нибудь из старых ковбойских песен, которым научил его отец, таких как «Улицы Ларедо», «Маленький Джо-Спорщик» и «Барбара Аллен». Иногда еще что-нибудь из Скай Феррейры, Дрейка и Соланж. Винн высоко ценил его репертуар.
Несколько дней назад они проплывали между двумя островами на озере Печали, и с кормы Винн разглядел что-то в воде. Что-то большое и оставляющее позади себя след рассеченных волн, будто маленькая лодка. Он вздрогнул. Чем бы это ни было, оно направлялось к тому же острову, на котором планировалось разбить лагерь. Джек мурлыкал и напевал отрывки из «Гуантанамеры» Уайклефа Джина:
– Я стою в баре, при кубинской сигаре… Эй, похоже, она смотрит на меня издалека…
Винн на корме прищурился и разглядел лосиные рога. Огромные. Без преувеличений громадные, если судить по тому, что их величина впечатляла даже с такого расстояния. В двух милях от ближайшего берега. Прекрасно. Им предстояло делить маленький остров со спокойно плывущим лосем. Хорошо хоть сезон гона еще не наступил.
– Эй, эй, Джек, глянь на это! Черт побери, – он не знал, почему говорит шепотом.
Джек продолжал напевать, полностью погруженный в свои мысли.
– Эй!
Напевный гул, бормотание, несколько рифмованных строчек рэпа.
– Эй! Чувак!
Джек испуганно обернулся.
– Ты в курсе, что поешь весь день?
– Да ну?
– Ну да. И у тебя прибавилось слушателей, – Винн указал своим веслом в нужную сторону.
– Охренеть, это что, лось? – рассмеялся Джек, – Жаль, мы не можем запрячь этого ублюдка, как северного оленя. Посмотрел бы, как он таскает почту. Скорости небось узла четыре.
Они все-таки решились разбить лагерь на острове, и в ту ночь у них не возникло никаких проблем с сосуществованием. На южном берегу была бухта, полная ряски, они тихонько обходили ее стороной и смотрели, как лось пасется. Незадолго до наступления окончательной темноты они пили поздний кофе, сидя у костра, и вдруг Джек беззвучно свистнул, а Винн обернулся и увидел его, наблюдающего с опушки; лось казался неприкаянным и будто бы хотел присоединиться к ним. Он явно никогда раньше не видел людей.
Теперь, когда туман рассеялся, а воздух стал прозрачным и холодным, им казалось, что с обнаружением лагеря той парочки проблем не возникнет, однако они ошиблись. Им пришло в голову, что, возможно, народу там было больше. Не два человека. Быть может, целая экспедиция разбила лагерь на восточном побережье, а все, что они слышали, было лишь ссорой пары на пляже. Может, мужчина и женщина отошли от группы, чтобы поругаться. Но в таком случае заметить их яркие палатки или увидеть вереницу каноэ, ползущих на север, точке перехода озера в реку, было бы в разы проще, однако ничего подобного не происходило. Они никого не видели.
Сплошные заросли цветущего кипрея, стена леса, неглубокие заводи с каменистыми пляжами, иногда обрамленные полосами высокой желто-коричневой травы; им попадались на глаза скалистые бухты с поваленными елями, лежащими поверх черных валунов и выбеленными, как кости, и низкие участки растительности между скалами на берегу, которые, как они знали, были низкорослыми кустарниками черники.
Если у кого и возникало желание остановиться и пособирать ее, то вслух они об этом не говорили. Ситуация их угнетала. Дав себе почти месяц – а то и больше, на пересечение череды озер и сплавление по реке, они рассчитывали на путешествие без точной даты окончания. Заказанный рейс из Вапака допускал изменения – они назначили бы дату, добравшись до деревни, и собирались двигаться неторопливо, с короткими переходами, если им того захочется. Становиться где-нибудь лагерем, чтобы отправиться в поход, поохотиться, если приспичит, набрать ягод, отдохнуть, выкурить по трубке и расслабиться – трубки были анахронизмом, им нравилось устраивать перекуры в лагере и затягиваться смесью ванильного табака, так они чувствовали себя старыми исследователями. Они жаждали окунуться в эту страну без спешки из-за перегруженного маршрута. Даже часов они с собой не брали, определяя время по солнцу или звездам, когда могли их видеть, и по ритмам собственных тел, когда не могли. Большинство их предыдущих заплывов по рекам отличались суетливостью, поскольку оба были студентами с работой и малым запасом свободного времени. Им хотелось попробовать по-другому, почувствовать, каково это на самом деле – пожить немного внутри пейзажа. Теперь же все изменилось. Пожар, замеченный ими накануне ночью, и ранние заморозки меняли все.
Путь их лежал в обратном направлении, на сто семьдесят градусов от курса, которым они ранее шли, он вел их к берегу, и казалось странным, что до сих пор на глаза не попадалось никаких следов недавнего лагеря или признаков недавно прошедших здесь каноэ. Небольшой ручей, текущий со стороны леса, пересекал пляж, который был несколько пошире прочих, возле него они решили остановиться, развести костер, выпить чаю и хорошенько все обдумать. В обычное время они бы отправились удить рыбу в окрестных болотах, однако сейчас им было не до этого. Стоячая вода выглядела темнее, чем в озере, которому лучи послеполуденного солнца придали непрозрачно-зеленый цвет. В таких коричневых от танина ручьях и мелких притоках им частенько везло с рыбалкой, но ни один из них не потянулся за удочкой.
Дров оказалось в достатке. Они пристали к подветренному берегу, где плавник разбивался о камни, как корабельные обломки об линию прилива. Серебрящиеся скелеты елей, гладкие и твердые, сгнившие трупы берез, все еще обтянутые кожей из порошкообразной белой коры. Охапка прутьев поменьше, основательно выдержанных на солнце и ветру, треснули об колено Джека с громкостью пушечного выстрела. Он собирал хворост, пока Винн стоял в своих резиновых «Веллингтонах» на расстоянии в несколько футов от берега и разглядывал устье вверх и вниз по течению нефритовой реки через бинокль. Джек не в первый раз замечал за ним такое – привычку стоять на мелководье глубиной где-нибудь в фут, хотя с таким же успехом можно было оставаться на берегу – и его это забавляло. Точно так же как Джеку было комфортно пребывать на большой высоте и открытом воздухе, Винну нравилось лезть в воду везде, где только можно, и даже против хаоса стремнины он не возражал – напротив, именно там казался наиболее оживленным. С рыбалкой то же самое: Джек предпочитал закидывать удочку с сухого носа весельной лодки, в то время как Винн выбирал торчать по колено в стремительном течении и переходить реки вброд. Джек списывал это на особенности происхождения: он вырос в самом сердце Скалистых Гор, и именно там чувствовал себя в своей тарелке. Высокие пустоши, еще более высокие пики. Мир Винна же был страной ручьев и рек, прудов и озер; миром воды.
Винн опустил палец на колесо фокусировки и навел бинокль на северный берег. По правде говоря, он не смог бы разглядеть то место, где заканчивалось озеро и начиналась река, но благодаря карте знал, где оно находится. Рядом с горбом ледниковой морены[5], которая в минувшую эпоху была грудой обвалившихся камней, а теперь смягчилась мхом и деревьями. С утра они были так близко к нему, а теперь их разделяло примерно пять миль. Именно там брала свое начало река, и в полутора милях вниз по течению ждали первые водопады, ужасные ступенчатые пороги, где в прошлом году погибли четверо забывших про необходимость обходить их справа. Выше по течению вода неслась очень быстро, а левый берег представлял собой отвесный выступ, к которому нельзя было пристать. В любом описании реки особенно подчеркивалось предупреждение держаться как можно правее, отъехав примерно на милю от озера.
Пара крохалей возникла в поле зрения бинокля Винна и тут же покинула его, быстро направляясь на юг. Он поглядел на восток и заметил парящего в вышине крупного хищника; проследовав за ним взглядом, он заметил вспышку белого, и уверился в том, что это охотится белоголовый орлан.
Но ни одного каноэ. Винн сдался и занялся тем, чем, согласно предположению Джека, и должен был заняться. Отложив бинокль на камни, чтобы не болтался на шее, он присел на корточки и принялся собирать гальку, выискивая ее вдоль и поперек всего пляжа. Вернулся с полными пригоршнями камней. И не только их, еще захватил палки и два пера, вероятно, скопы и вороны – все это он, опустившись на колени, сложил в две кучи, похожие не столько на пирамиды, сколько на погребальные курганы, направил воду вокруг них, а перья пустил плавать по каналам, как лодки.
– Баркасы, – пробормотал он себе под нос, но Джек его услышал, – Как на похоронах викингов.
Если Джек напевал, то Винн разговаривал сам с собой, особенно когда был занят своими штуковинами. Джек так это называл. Винн был без ума от Голдруорти[6], скульптора-эколога, благоговел перед этикой эфемерного искусства, от буддистов и живописи до молодых лун Джея Мида[7]. От таких вещей как высвобождение эго; чистоты, что кроется в кропотливом создании чего-то, имеющего недосягаемый смысл, чего-то что нельзя даже подписать, на протяжении часов и дней. Того, что этим можно сказать о собственности и непостоянстве всего на свете. На него меньше впечатления произвели экстравагантные облачения Христо Явашева[8], которые Джек счел грандиозными и подавляющими.