000
ОтложитьЧитал
Но как бы там ни было, полковник Крылов уже на следующий день начал серьезно готовить нас к нелегкому испытанию. Прежде всего он кликнул добровольцев-волонтеров желающих поиграться с гранатами. На удивление их нашлось достаточно много – едва ли не половина нашего взвода. Лично я, помня наставления генералиссимуса Суворова в добровольцы не вступил. Другие не вступили по иным разнообразным причинам. Но как бы то ни было, нас – "трусов и бездельников", полковник Крылов отправил копать окопы. Этим "приятным" делом он обычно занимал провинившихся. Впрочем, если когда-то давно этот род провождения досуга был наказанием, то теперь это тихонько превратилось в приятное времяпровождение. Учет выкопанных окопов полковник Крылов не вел, и потому вполне можно было "сачкануть" – найти уже готовый окоп и в конце дня доложить, что студент Такой-То работу окончил. Впрочем, чем занималась группа "трусов и бездельников" было несущественным. Значительно более важным было дело подготовки к швырянию боевых гранат. Надо сказать, что здесь полковник Крылов подошел на редкость разумно, помня о существовании таких "фруктов", как студент Чижик. Из группы добровольцев он отобрал троих ребят – повыше и поздоровее, отличников именно что боевой, а не политической подготовки. Остальных добровольцев он оставил в покое, приказав сидеть в окопе и учить материальную часть автомата Калашникова. С троими же, избранными он начал проводить занятия по индивидуальной программе.
День удался. Мы сидели или лежали подле окопчиков, со злорадством наблюдая за мучениями наших "избранных". И было тут чему позлорадствовать над добровольцами нарушившими главную заповедь солдата – "подальше от начальства, поближе к кухне". Нам же оставалось лишь зубоскалить и наблюдать, как наши ребятушки, стоя по стойке смирно, давали отчет полковнику Крылову. Сам же полковник Крылов, водил пальцем по открытой страничке устава, слушая студента добровольца и добиваясь полного соответствия каждому слову. Временами он отрывался от устава, и как нам слышалось издалека, отсылал студента на три буквы, а также на три шага назад, на солнцепек, доучивать назубок все слова, буквы, а также знаки препинания. Потом подзывал следующего добровольца и все начиналось сначала. Наконец теоретические основы кидания гранаты были преодолены и наши ребята, во главе с полковником Крыловым перешли к практическим занятиям с учебными гранатами.
Мы, сидящие в окопах веселились. Практикующимся же ребятам было не до смеха. Наверное уже в сотый раз они брали учебную гранату, с криком "Ура" бежали в сторону неведомого противника и швыряли ее. Потом ходили, искали, собирали укатившиеся гранаты и возвращались с ними на исходный рубеж.
Очередной день сборов подходил к концу. Солнышко, тоже зная об этом, клонилось в сторону заката. Наконец последняя учебная граната была потеряна и полковник Крылов уже всем нам скомандовал "Стройся". Уходили мы из "полей" в отличном настроении. День был проведен исключительно хорошо. За исключением тех самых троих добровольцев, ребята выспались и отдохнули. Взвод бойко шагал в сторону лагеря. И песню нашу строевую мы затянули с чувством и знанием дела. Впереди были сплошные "приятности". Ужин, сладкий сон, а завтра еще более интересный денек с настоящими боевыми гранатами.
На следующий день уже никто не сачковал, не пытался увильнуть и выспаться с открытыми глазами. Мы выстроились в шеренгу, наблюдая за священнодействиями полковника Крылова. Вполне очевидно было, что для полковника, так же как и для всех нас все было внове. А по тому, как он действовал, чувствовалось, что он еще и трусит. Полковник снял с плеча вещевой мешок, аккуратно поставил его на землю и развязал стягивающую лямку. Потом нежно и благовейно, достал оттуда гранаты, которые он заранее завернул в вафельные полотенца. Также осторожно развернул их и положил рядышком. Очевидно было, что к военному имуществу полковник Крылов относится даже более бережно, чем к домашнему хрусталю. После чего он вытащил из вещмешка три запала и дрожащими руками ввинтил их в гранаты. После этого он поднялся, утер рукавом выступивший пот и глубоко вздохнул. Первая часть учений прошла успешно.
-– Студент Гуревич! Ко мне! – скомандовал полковник Крылов.
Максим Гуревич – как раз и был одним из тех самых избранных добровольцев. Высокий, здоровый, мускулистый и еще отличник не только боевой, но также нормальной университетской учебы. Фамилия его конечно же была достаточно двусмысленной, хотя он всегда напрочь отрицал какую-либо связь с богоизбранным народом. Происхождение же своей фамилии он пояснял некой семейной легендой. Лет 100 или 200 назад, когда на Руси раздавали паспорта и фамилии, его пра-пра-пра-дедушка сговорился с тогдашним паспортистом начет приличной фамилии Гулевич. Якобы пра-пра любил погулять по девкам и просто так и потому фамилия эта очень хорошо соответствовала его характеру. Сговорились на рупь-целковый. Но случилось так, что тот самый целковый, родоначальник семьи Гулевичей до паспортиста не донес. Зашел по дороге в трактир, где тот самый рупь, в соответствии со своим характером и прогулял. Озленный паспортист в отместку исправил букву "л" на "р", тем самым отомстив гуляке. С тех пор двусмысленная фамилия Гуревич проклятым клеймом висела над потомками неуемного гуляки прародителя. Кстати Максима лет пять спустя так и не приняли в аспирантуру. Некий заместитель ректора по науке, со словами "меня не проведешь" вычеркнул его из списка кандидатов. Впрочем, случилось это потом. А сейчас, тем временем Максим с полковником Крыловым осуществляли последние приготовления к театральной постановке под названием "Метание боевой гранаты".
Полковник Крылов в последний раз проверил знание устава. На это раз Максим отрапортовал его назубок, нигде не сбившись. После чего Крылов с метателем Гуревичем отошли от нашей шеренги слегка вперед в направлении окопа где расположился наш все тот же невидимый условный противник. Потом Крылов передал Максиму гранату. Максим сунул гранату в подсумок на поясе. Все было готово. И наконец послышалась команда полковника Крылова "Пошел!".
Максим побежал в сторону условного противника, в соответствии с уставом изредка останавливаясь и постреливая в сторону окопа холостыми патронами. Не добегая метров двадцати до окопа он остановился и начал шуровать по карманам, видимо забыв от волнения, куда он гранату положил. Наконец он извлек ее из подсумка. Далее в уставе было сказано – "выдернуть чеку и метнуть ее в сторону противника". Тут и возникли первые разногласия между реалиями жизни и нашим красноармейским уставом. Устав не уточнял каким способом следует выдергивать чеку. В реальности же получалось, что, для того чтобы достать гранату в принципе достаточно одной руки. Но для того, чтобы выдернуть чеку, все-таки необходимо две. Вопрос, куда же при этом девать личное оружие устав не уточнял. Вчера же во время тренировок, этот момент полковник Крылов упустил. Так что оставалось лишь полагаться на русскую смекалку. Смекалистый Максим, не долго подумав, положил автомат на землю. Потом, вероятно передумал. Поднял его и зажал между ногами. Две руки теперь были свободны и Максим теперь мог сосредоточиться на гранате. Судя по тому как подергивалась левая рука, было понятно, что Максим пытается вырвать застрявшую чеку. Наконец чека была успешно извлечена. После чего, широко размахнувшись он бросил гранату в сторону окопа. Граната приземлилась на сыпучем бруствере недавно выкопанного окопа. Максим же подхватил автомат и в соответствии с уставом и вчерашней учебой закричал "Ура!" и побежал в сторону окопа.
И тут у меня от этого зрелища глаза полезли на лоб. Возле окопа лежала граната, готовая взорваться через несколько секунд. А на нее, выводя громогласное "Ура!" бежал наш Макс. И тут, словно молния, догадка пронзила меня. Ведь собственно что мы все это время изучали. Устав Советской Красной армии, писанный во время Отечественной войны, вещающий как ходить в атаку и бить врага. А как ходили тогда в атаку, вы помните? Да очень просто. В наши окопы нагоняли солдат побольше, дабы иметь пятикратное преимущество в пока еще живой силе. Далее каждому бойцу для храбрости спаивалась двойная наркомовская норма, что в переводе на миллилитры означала стакан водки. Потом, как в песне поется – взлетает красная ракета. Новоиспеченный лейтенант, выскочив из окопа кричит "За Родину! За Сталина!" Дальше выскакивают все остальные бойцы и бегут в сторону немцев.
Три четверти еще минуту назад "живой силы" немцы укладывали из пулеметов, но где-то четверть солдат таки добегала и врывалась в немецкий окоп. Ну а дальше. Сами подумайте, в махаловке, в рукопашной, один на один, у кого будет преимущество? У немца вооруженного короткоствольным Шмайсером и откушавшего с утра калорийный фрюштик. Или у русского израненного, запыхавшегося солдата, с длинной неповоротливой трехлинейкой, да еще к тому же позавтракавшим стаканом водки? Вот тут то и приходит на помощь граната, которую генералиссимус Суворов назвал бы "распоследней дурой". Граната ж, она не разбирает где свой, а где чужой. Равномерно отправляет на тот свет и немцев откушавших фрюштик и русских с наркомовской нормой. Ну а дальше, в окопы очищенные от врага, а точнее полные трупов русских и немцев, уже берутся свежими силами – следующей волной наступающих. Вот собственно и вся наука побеждать.
С расширенными от ужаса глазами я смотрел на нашего товарища Макса, понимая, что на "своих двоих" я вижу его в последний раз. Однако Максим таки опомнился. Наверняка он нам врал и фамилия его, Гуревич – была настоящая. Не добежав метров трех до лежащей на бруствере гранаты, Максим развернулся, отшвырнул в сторону автомат и прекратив уже орать "Ура!" словно спринтер бросился в обратную сторону. А еще через секунду …
Так и хочется написать – "раздался оглушительный взрыв, осколки засвистел над головой". Но врать я не буду. Подобными героическими строками пусть балуются герои военно начальники, во множестве расплодившиеся повсюду.
Это был даже и не взрыв, как показалось негромкий хлопок. И осколки над головой не засвистели. Граната отработала ровно так, как ей было предписано. Взрыв через 4 секунды с разлетом осколков на 25 метров. До нас же было не меньше сотни метров. Но друг наш Максим. В своих кирзовых сапогах он не сумел побить мировой спринтерский рекорд и находился как раз в 25-ти метровой зоне поражения. Мы лишь увидели как Максим сделав по инерции пару шагов, раскинув руки, свалился на землю. В то же мгновенье мы все бросились в сторону павшего Гуревича. Ребята крУгом обступили лежащего Максима. Еще через секунду подоспел запыхавшийся полковник Крылов и растолкав стоящих вокруг ребят, склонился над павшим Максимом.
–– Жив, ранен?
Максим издал некий звук, напоминающий стон.
–– Жив! – радостно произнес Крылов – Ранен? Куда? Покажи!
Максим, слегка изогнувшись, указал рукой в сторону ягодицы. Теперь мы уже заметили, что на штанах прикрывающих атлетическую задницу Максима набухло темное красное пятно, а из прорехи на штанах торчал узкий осколок сантиметра три длиной.
–– В госпиталь! – рявкнул полковник.
Потом задумался на секунду, после чего повторил ту же фразу, но потише, поставив вопросительный знак вместо восклицательного.
–– В госпиталь?
Сомнения полковника Крылова, лично мне, да и другим ребятам поучаствовавшим в последнем ЧП, были очень близки. Неделей раньше у нас произошло очередное происшествие. Тогда нас привезли на стрельбище на очередную сдачу нормативов. Стрельбы проходили вполне удачно. "Удачно" – это я имею в виду, не то что мы поразили десятки и девятки в мишенях, а то что все шло гладко, спокойно, без неприятностей. Очередная порция наших студентов "отстрелялась" (есть такое, вполне уставное военное выражение) и готовилась отойти после проверки оружия на исходный рубеж. Для тех, кто в армии не служил, или служил, но автомат в руках не держал, я сейчас поясню священо действо с проверкой оружия. Закончив стрельбу, по уставу, солдат должен отстегнуть магазин, передернуть затвор, положить автомат на левый бок, направив ствол в сторону мишеней, произвести контрольный спуск (нажать на курок) и поставить автомат на предохранитель. Такой вот порядок. От себя я добавлю, что весьма разумный и действенный по борьбе с суворовскими пулями-дурами. Наш отличник политической, но отнюдь не боевой подготовки, Саша Захлевных только что закончил стрельбу, выпустив веер пуль в сторону истерзанных мишеней. Дальше он приступил к священо действу, совершив при этом незначительную ошибочку. Первоначально передернул затвор, а потом отстегнул магазин. Далее близорукий Саша склонился над автоматом в поисках важной штучки – предохранителя и нажал на курок. Вы, читатель можете ломать голову над техническими деталями той ошибочки, но практически произошло то, что и должно было произойти. Раздался выстрел, гильза вылетела из дырочки не прикрытой "штучкой" – предохранителем, которую пытался отыскать близорукий Саша. Гильза вдребезги разбила линзу Сашиных очков с какими-то особыми диоптриями. Далее, видимо та часть мозгов Саши, отвечающая за связь с потусторонним миром решила – "Все, пора", сказала "Гуд бай" и отключила все прочие части мозгов. Бедный Саша потерял сознание и ткнулся мордой в злосчастный автомат. Кто-то из находящихся рядом "отстрелявшихся" товарищей охнул, кто-то матюгнулся, кто-то закричал "Убили". Но тут же рядом с Сашей Захлевных оказался полковник Крылов и дрожащими руками начал ощупывать Сашу на предмет поиска входного и выходного отверстий. Отверстий, к счастью, полковник Крылов не нашел. А судя по тому, что Саша еще подергивал конечностями и бормотал что-то невразумительное, он понял, что Саша все еще жив.
–– В госпиталь! – уверенно крикнул Крылов – Помогите поднять.
Подоспевшие ребята подхватили полу бездыханное, бормочущее тело Саши и поволокли в сторону поджидающего нас армейского грузовика. Сашу закинули в кабину. Туда же уселся полковник. Кто успел, запрыгнул в кузов грузовика. Но остальных уже не ждали. Грузовик резко тронулся, выскочил на проселочную дорогу и погнал в сторону лагеря.
То место, куда спустя 15 минут причалил грузовик именовалось медицинским пунктом первой помощи. Впрочем, безо всякой натяжки можно было бы добавить "и последней помощи". Располагался он в дощатом вагончике. То, что это учреждение имеет какое-то отношение к медицине обозначалось выцветшим от времени крестом бледно-розового цвета. Матерные выражения от благодарных пациентов покрывали наружные стены этого заведения. Сашу вытащили из кабины и по шаткой гнилой лестнице внесли внутрь. Саша оказался пациентом номер два, поскольку в этот момент шла операция над нашим же товарищем Витей Мордвинкиным.
В этом "медицинском" учреждении царствовали два товарища – представители двух, в то время еще, братских народов с такими же братскими фамилиями – Сидоров и Сидорчук. Хорошо было известно, что ни врачей ни медсестер в армию никакими коврижками было не затащить. Посему медицинский персонал формировался черт знает из чего. В частности эти два "удака" проживающие в нашем медицинском вагончике были когда-то студентами мединститута, изгнанные оттуда за неуспеваемость. Тем не менее военное начальство решило, что коли они пьянствовали и развратничали в общежитии медицинского института, то это самое, то что надо. Лучшей кандидатуры не сыскать. С тех под эти два "удака" обосновались в вагончике с бледно-розовым крестом и продолжали вести такую же беспутную жизнь, как и на гражданке в медицинской общаге. Ну а медицинская "помощь", которую они тут оказывали, как раз и соответствовала той матершине, украсившей стены их медицинского учреждения.
Наш товарищ Витя Мордвинкин как раз сидел на кухонном и одновременно операционном столе этого пункта, а два Сидора колдовали над мордвинкинской ногой, а точнее над мозолью взбухшей на пятке. Вчера Витя Мордвинкин натер ногу. Как это случилось – продырявился ли носок или загнулась портянка не имеет значения, но на утреннее построение он вышел в одном сапоге и в одном тапке, демонстрируя невозможность участвовать в полевых занятиях. Отгул-прогул от нашего начальника Крылова он получил. Потом естественно пошел досыпать в палатку. Выспавшись, он отправился в столовую, где разделил трапезу с дежурными поварами уминающими неучтенные продукты. Потом потихоньку потащился в медпункт, где ему была предписана срочная операция.
Все медицинское оборудование, включая лекарства состояло из трех вещей. Ножницы, вата и банка с нашатырным спиртом. Впрочем, этих трех вещей для искусных Сидоров было достаточно. Сидор номер один надколол ножницами водяную мозоль, выпустил оттуда водянистую жидкость. После этого, нисколько не сомневаясь в правильности своих действий начал ножницами вырезать свисающую кожицу. Стошнить от этого зрелища никто не успел, и глаза ни у кого не успели вылезти из орбит, потому что в следующий момент у Вити Мордвинкина закатились глаза и он просто грохнулся с "операционного" стола. Стоящий рядышком Сидор номер два, видимо ожидающий подобный исход операции, тут же смочил ватку нашатырем и сунул ее под нос лежащему без сознания Мордвинкину. Запах нашатыря мгновенно вернул Виктора к жизни. Тот сел на задницу, но увидев склонившихся над ним двоих Сидоров, мгновенно перевернулся, встал на четвереньки, издал дикий вопль и пополз к выходу. И тут случилось чудо. Саша Захлевных, сидящий на стуле, казалось бы в потусторонней прострации, вдруг очнулся. Он сполз со стула и с криком "Не надо, я здоров!" тоже встал на четвереньки и пополз за Мордвинкиным к выходу.
Ну что? Теперь вы поняли, читатель, почему полковник Крылов, склонившийся над Максом Гуревичем опять с сомнением повторил все ту же фразу "В госпиталь????????", выставив на этот раз восемь вопросительных знаков.
–– Нет – яростно провозгласил он – Лучше я сам!
После чего склонившись над задницей Максима, ухватил двумя пальцами осколок и рванул его на себя.
–– Ой, мама – лишь вырвалось у Максима. Но операция уже была успешно закончена.
Последняя послеоперационная часть спасения была завершена Крыловым все также искусно. Он достал фляжку, отвинтил пробку, после чего, не жалея стал поливать штаны и рану. Неприятный запах водки ударил в нос. Максим застонал. Но крылов уже закончил лечение. Приложив фляжку ко рту, Крылов большими глотками допил содержимое, после чего обратился к Максиму.
–– Идти можешь?
–– Нет! – признался Максим.
–– Ну тогда ползи – заключил Крылов.
–– Но только с песней – добавил он.
–– И вообще. Ну вас всех нах** и их тоже нах**. Пойду сейчас к Зубову. Грохну эти чертовы гранаты на стол. Пусть сам кидает, если хочется.
Потом он повернулся и пошел в сторону исходного рубежа. Дойдя до полотенца с лежащими на нем гранатами, полковник нагнулся. Теперь уже легко и безбоязненно, подхватил их, сунул в карманы своего галифе и бодро зашагал по проселочной дороге.
Пошутили
У капитана Михайлова было два несчастья. Первое несчастье, преследовало его со дня рожденья и было неисправимым. Дело в том, что капитан Михайлов был малюсенького росточка. Как часто выражаются в народе "метр с кепкой". По-честному конечно же не метр, а слегка побольше – где-то метр пятьдесят, ну может быть метр шестьдесят, причем от силы. С таким росточком мужику тяжело везде, а в армии и подавно. Обычно рост пропорционален физической силе, хотя конечно бывают исключения. Но наш капитан Михайлов был явно не косая сажень в плечах, не маленький кряж. Был он весьма щупленького телосложения, что безусловно должно было выразиться на отношении к нему в казарме, где как известно царят законы волчьей стаи. Но это еще полбеды. Вторые полбеды заключались в том, что в армии все и всегда распределяется по росту. Первыми всюду поспевают здоровяки, стоящие во главе колонны. Ну а всякие "шибзики", стоящие в арьергарде подходят к любой раздаче последними. Потому и доставался капитану Михайлову всегда лежалый да и частенько порченный товар, начиная от продуктовых пайков, кончая боевыми подругами. Уж только от этого можно было взбеситься. Но это лишь было первое несчастье. Второе несчастье заключалось в том что капитан Михайлов был капитаном.
"Ну и что тут такого?" – скажет любой здравомыслящий человек – "В чем проблема то?"
Проблемы то конечно никакой нет, если тебя окружают товарищи всех родов и званий. А если ты еще главный капитан среди лейтенантов и "старлеев", то это вообще сплошное удовольствие.
Но к сожалению случилось то, что капитан Михайлов служил на нашей военной кафедре, где он оказался единственным младшим офицером среди майоров и полковников. Так называемого старшего офицерского состава. И вот это вот обстоятельство бесило капитана Михайлова больше всего. По коридорам нашей военной кафедры прохаживались зазнайки офицеры, словно назло Михайлову сверкая своими большими позолоченными звездами на погонах. Капитану же Михайлову досталась нелегкая судьба трясти своей россыпью капитанских звезд и давиться от зависти. И это вот несчастье как-то особенно портило жизнь нашему капитану.
Впрочем, несчастье второе, в отличие от первого было делом устранимым. Наполеоновский комплекс, сидящий где-то в глубине капитана Михайлова толкал его к действию. Ну а какие действия доступны обыкновенному военному? Служи и все тут. Хотя, конечно можно и выслуживаться. По этому второму пути и двинулся капитан Михайлов.
Вскоре после прихода к нам на службу, капитан Михайлов фактически взял на себя несуществующую должность денщика начальника нашей кафедры полковника Зубова. Приносил чай в кабинет, не забывал подать шинель и полковничью папаху. С точки зрения службы к капитану Михайлову тоже не было никаких нареканий. Был он грозой всех нерадивых, а в группе студентов, где он был поставлен начальником, зверствовал вовсю. Так что не выдать такому вот служаке очередное воинское звание, было бы делом абсолютно несправедливым, "западло" на уличном диалекте.
Впрочем, никто ничего против очередного звания не имел. За майорские звездочки начальник кафедры платил не из своего кармана, а все нужные бумаги к представлению видимо были аккуратно заготовлены самим капитаном Михайловым. Так что произошло все тихо, спокойно, незаметно, обыденно.
О предстоящем повышении в звании капитана Михайлова, мы студенты догадались по тому как он перестал зверствовать в коридорах военной кафедры и лично водить студентов в парикмахерскую. А накануне знаменательного дня вообще наставил всем студентам своей группы пятерок и отпустил их пораньше. Потом несколько наших студентов даже видели вечерком возле кафедры капитана Михайлова, выгружающего из такси ящик водки.
Следующий день предстоял быть для всех обитателей военной кафедры абсолютно обыденным, кроме конечно капитана Михайлова который должен переступить порог кафедры уже в новом звании.
На следующий день, как обычно, в 7 утра капитан Михайлов прибыл на работу. В зале-прихожей или как он там назывался – месте построений было пусто. Мы студенты являлись где-то в 8 утра, а военные преподаватели, для которых рабочий день начинался в 7, по обыкновению запаздывали. Так что капитан, а теперь уже майор Михайлов оказался там в одиночестве, точнее один на один с висящим там зеркалом. Наверняка майор Михайлов уже предостаточно покрутился перед зеркалом у себя дома, любуясь звездами на погонах. Но оказавшись в одиночестве в "приемном зале", не утерпел перед желанием пройтись еще пару раз, поглядеть на свое отражение, полюбоваться своими новыми погонами. Гордо поглядывая в зеркало он прошелся из одного конца зала в другой. Развернулся, прошел еще раз, всё также любуясь своими большими звездочками. И тут неожиданно из окна нашей военной раздевалки показалась голова гардеробщика дяди Коли. Не задаваясь никакими вопросами, дядя Коля сходу гаркнул на Михайлова.
"Эй капитан, чего тут расхаживаешь? Работы другой что ли нет? Новоявленный майор решил не связываться с хамом, тем более зная, что на нашего гардеробщика управу все равно не сыщешь. Он всего лишь гордо заметил – "Был капитан, да весь вышел. Теперь уже майор!"
"Майор!" – загоготал дядя Коля – "Какой ты нах.. майор. Приказов что ли не читаешь?"
"Каких еще приказов?" – едва прошептал Михайлов, чувствуя как сердце начинает неприятно сжиматься, пытаясь ускользнуть куда-то в пятку.
"А вот таких!" – победно заключил дядя Коля – "Разуй зеньки, да прочти!"
А потом еще больше распалясь добавил – "Сымай погоны! Кому говорю! Вырядился тут! Тоже мне майооор."
Слово майор он произнес растянуто, с издевкой словно вкладывая в него всю свою ненависть ко всяким там самозванцам.
Капитан-майор Михайлов уже мало что соображая, повернулся и на подгибающихся ногах пошел в направлении стенда, на котором вывешивалась всякая ценная и не очень информация. На стенде действительно висел лист белой бумаги начинающимся словом "Приказ" и заканчивающийся размашистой подписью начальника нашей кафедры полковника Зубова.
Ноги капитана уже практически не держали. Но упершись рукой в стену, капитан-майор Михайлов нашел относительно устойчивое положение, задрал голову и начал читать вслух.
"В связи с поступками майора Михайлова не совместимыми с гордым званием майора Советской Армии, выразившимися в надругательстве над переходящим красным знаменем, пьянством и последующей дракой с майором Иволгином, плясок в голом виде на столе начальника кафедры, а также …"
Тут уже майор Михайлов пропустил длинный список своих прочих прегрешений и перешел в конец приказа.
"Приказываю понизить майора Михайлова в звании до капитана."
Капитан-майор Михайлов простоял еще несколько секунд беззвучно глядя на листок приказа. Потом прошептал – "Неужели все это я?" Схватился за сердце и рухнул на пол.
В ту же секунду из кабинета начальника кафедры выскочили офицеры и устремились к лежащему на полу капитану Михайлову. Полковник Зубов, как старший и ощущая свою ответственность за случившееся, опустился на колени рядом с павшим товарищем. Он приподнял голову капитана и стал похлопывать Михайлова по щекам стараясь привести его в чувство. Одновременно он давал указания обступившим его офицерам.
"Майор Иволгин. Скорую помощь! Полковник Быков. Мокрое полотенце! Полковник Крылов. Спирту!"
Потом полковник Зубов вновь басил обращаясь к капитану Михайлову – "Вася, дорогой, очнись. Мы тут рядом – твои боевые товарищи."
Еще через минуту он уже принимал доклады подчиненных.
"Вызвал? Едут! Молодец Иволгин. Сиди на телефоне, держи под контролем."
"Что, Быков, полотенец нет на всей кафедре? Найди где хочешь!"
"Крылов. Что ты ему стакан в зубы суешь? Идиот! Я же велел принести нашатырного спирта на ватке."
Потом он вновь обращался к Капитану Михайлову – "Держись, Вася! Скорая уже рядом."
***
А собственно произошло вот что. Как вы уже знаете, капитан Михайлов притащил на кафедру ящик водки обмывать его новые майорские звездочки. По давно заведенной традиции, ему налили стакан водки, бросили туда майорскую золоченую звездочку. Стакан этот капитан должен был выпить до дна и достать звездочку зубами. Потом тоже самое повторили со второй звездой. После этого капитан Михайлов вырубился, что совсем не мудрено, учитывая крошечный ростик и петушиный вес новоявленного майора. Соратники офицеры не долго думая вызвали такси, погрузили туда майора Михайлова и отправили домой, вручив таксисту дополнительные три рубля на доставку Михайлова прямо к дверям квартиры. Сами же они естественно остались допивать водку.
А потом кто-то из наиболее находчивых наших военных вспомнил, что сегодня 31 марта, а завтра намечается самый веселый день – 1 апреля и предложил подшутить над капитаном-майором Михайловым. План созрел быстро. Гогочущие офицеры сочиняли приказ по кафедре, дописывая туда все новые и новые подвиги капитана. Потом перепечатали начисто весь этот бред на пишущей машинке. Поддатый начальник кафедры полковник Зубов приказ этот "подмахнул" и пригрел его печатью. Потом бумажку с приказом вывесили на стенд и разошлись, сговорившись приехать пораньше и понаблюдать за тем что произойдет. Благо двери кабинета полковника Зубова выходили прямо в "приемную залу", а щелочка в двери обеспечивала стратегический обзор. Ну а что произошло дальше, вы уже собственно знаете.
Единственная загадка состояла в том – подговорили ли наши шутники офицеры гардеробщика дядю Колю или порол он отсебятину. Скорее всего действовал дядя Коля по собственной инициативе. Актер дядя Коля был хреновый, а так натурально выразить свое возмущение самозванцем майором мог лишь простой, непосвященный человек.
***
Когда наконец в 8 утра начали прибывать на кафедру студенты их взорам представлялась удивительная картина. В кабинете начальника кафедры на кушетке лежал капитан Михайлов. Рядышком сидел полковник Зубов и успокаивал павшего товарища. Капитан же Михайлов по переменке то хватался за сердце, сопровождая это криками "Ой, умираю!", то ощупывал руками погоны, выговаривая плаксивым голосом – "Погоны отдайте. Квартиру возьмите, деньги возьмите. Только погоны отдайте!"
Рядышком с кабинетом стояли носилки. Бригада скорой помощи находилась тут же. Люди в белых халатах совещались, решая вопрос, куда же везти капитана Михайлова – в военный ли госпиталь, в отделение инфарктников или в психиатрическую больницу.
Студенты сгрудились возле стенда, вычитывая опус-приказ и хохотали над вчерашними проделками капитана Михайлова. В спешке, после всего что произошло злополучный приказ забыли снять.
А из-за двери кабинета начальника кафедры доносился отеческий бас полковника Зубова – "Ну успокойся Василий. Ничего у тебя не отнимают. Мы же просто пошутили!"
