Секс, еда и незнакомцы

Н-да, давно я не читала такой хренотни. С трудом заставила себя дочитать этот бред.Автор всю книгу втирает о том, что религия – это не вера, вера – это не христианство, а христианство – это не религия. На самом деле я собрала для себя некое подобие его мысли, но это очень сложно сформулировать. Книга написана ужасными, тяжелыми предложениями, изобилует терминами, которые не поймёт никто, кроме религиоведа. Но для религиоведа в книге тоже не будет ничего полезного, потому что автор очень однобоко и занудно доносит свою мысль. В принципе, вся книга – это повторение одной и той же мысли о том, что религия – это не вера и обряды. Ещё автор лютый фанат племён маори, и только их концепцию мира считает правильной. Камни живые, реки живые, взаимодействие видов, христианство – не религия, хотя к концу автор сам себя опроверг – вот вся суть, растянутая на 300 страниц.Количество слов «где-то там» в книге – чуть не на каждой странице, и на каждой странице Грэм говорит о том, что он расскажет в следующей главе. Описание племён маори, вещи, которые вообще не связаны с религией – на каждой странице, бесконечное усложнение каждого жизненного аспекта. Когда читаешь аннотацию книги, то ожидаешь не этого. Признаю, я далека от религиоведения и религий, а из-за этой книги стала ещё дальше.ВСЯ суть книги состоит в последнем её абзаце! И вот этот абзац и этот смысл автор размазал тяжеловесными и нудными предложениями на все триста страниц ранее.Весь посыл и содержание книги «Секс, еда и незнакомцы»:Религия в этом мире является одним из аспектов взаимоотношений. Она является деятельностной (performative) и материальной (телесной, пространственной, производительной). Несмотря на усилия по модернизации, приведшие к игнорированию родства людей с другими существами (и с материей), мы остались вовлеченными участниками в сложных сетях потребления, истребления и переработки. В этих сетях религия успешно маркирует вопрос о том, как подобает брать и отдавать. Религия обнаруживается в локальных специфических практиках самоограничения и отдачи. Она является признанием того, что люди – не единственно важные существа и потому не могут свободно потреблять без какого-то наказания. Считая общество других важным, люди поддерживают общину (не ограниченную человечеством) путем дисциплинирования жизни. Другим существам дается пространство жизни, и от них ожидают того же. Открытость увеличению связей ограничивается только сопротивлением распределению ресурсов между своими. Правила, касающиеся пищи и секса, являются лейтмотивом религий, поскольку такие формы близости особенно отчетливо идентифицируют «нас» и «их». Правила так часто нарушаются именно потому, что родство всех видов означает, что в реальности нет непреодолимых границ. Религия – это переговоры между личностями, которые живут вместе в этом материальном, соучастном мире связей. Что я поняла благодаря этой книге – что тема религий это не моё, религиоведение я не воспринимаю, и некоторый научпоп лучше не читать. И писать его тоже не следовало.

Феерически бессодержательная и, большей частью, бесполезная книжка; давненько, давненько я не читала ничего такого, что провоцировало бы буквально скрежет зубовный. Вы, наверное, уже читали критическую рецензию Зыгмонта, но, ей-ей, это он ещё снисходительно отнёсся к этому опусу. Проблема не в самих «слащавых описаниях» гостеприимства маори, искусства межвидовой дипломатии у коренных американцев и т.п.; проблема в том, что, кроме них, в этой книге ВООБЩЕ ПРАКТИЧЕСКИ НИЧЕГО НЕТ. Я не читала других публикаций Харви, но если судить по «Сексу, еде и незнакомцам», всё, что он вынес из работы в поле – это ценные наблюдения вроде того, что в приветственных речах и этикете потенциальное насилие со стороны незнакомцев перенаправляется в диалогическую встречу гостей и хозяев и гости и хозяева беседуют друг с другом, стремясь наладить между собой более близкие отношения, в результате чего они делят общее дыхание и пересоздают друг друга из незнакомцев в гостей и хозяев. Я не шучу, это буквально вывод одной из подглав. При этом Харви активно пытается, с одной стороны, в перформативный подход, практики, перформансы, инэктменты и инэйблинги, с другой – в новый материализм, АСТ, антропологию beyond human и т.д. Об уровне наблюдений за практиками можно судить по цитате выше, а вот пример рассуждений о нечеловеческой агентности (речь идёт об акте передачи аборигенам исконных территорий):В обыденном радостном погружении множества людей в воду на участке всё ещё свободно текущего ручья… казалось, можно было увидеть восстановление близких отношений между местными жителями и местной водой. Статья Тауваи привлекает внимание к актам насилия как к условию религиозной деятельности – в тот день на горе, когда местные маори вернулись к подвергнутой насилию реке, религиозные действия не производились открыто. Соглашение между двумя сообществами людей было подписано на бумаге – соглашение между маори и рекой было ознаменовано близкими контактами и обращениями к ней. Я не утверждаю, что все плескавшиеся в горном ручье намеренно соучаствовали в религиозном акте, стремились к умиротворению за проступки прошлого или обновлению уважительно-близких отношений. Не утверждаю я и то, что река – текущая по ногам, между пальцами, попадавшая в рот – видимо или громогласно выражала предпочтение одному, а не другому способу существования. Всё возможно. Я лишь хочу применить определение религии к ряду действий, как намеренных, так и случайных, которые могли бы оправдать расширение тезиса Тауваи о том, что "целью религиозной деятельности здесь оказывается поиск способа войти на территорию сверхсущества и совершение насилия безнаказанно. Кажется возможным, что «насилие безнаказанно» иногда может значить и то, что религиозная деятельность необходима для восстановления правильных отношений значительно после того, как случился первый акт насилия. В переводе на человеческий (пардон май спишиизм): САМИ маори «намеренно» (!) религиозных церемоний не совершали. Но МЫ будем считать, что это была религиозная деятельность, ведь мы заранее объявили предназначением религии «установление уважительных отношений между видами». А аборигены с таким удовольствием плескались в реке – сразу видно, что это они так «обновляли уважительно-близкие отношения». И реке, наверное, понравилось, хотя мы оговоримся что это не точно утверждать этого не можем. И эти люди ещё рассуждают за постколониализм. Полезно, кстати, сравнить эти трогательные построения да хоть с тем же де Кастру, который совершенно не питает иллюзий относительно «каннибальских онтологий» и не считает их плясками вокруг майского шеста под руку с орлами, ягуарами, камнями и незнакомцами. Как нетрудно догадаться уже из вышесказанного, с задачей переосмыслить предназначение религии и дать ей новое определение Харви справляется не очень. Собственно, и книгу он начинает с ШОКИРУЮЩЕГО утверждения, что религия – это не про верования, а про практики (очень революционная мысль). К сожалению, собственно о практиках мы узнаём гораздо меньше, чем о его личных трипах опытах переживания общности со всем сущим во время пирушек в гостях у маори или сбора полыни вместе с индейскими знахарями. Зато он так старательно доказывает, что «вера» – это евроцентричный и исключительно христианский по происхождению концепт, не подходящий для описания других религий, что умудряется, например, упустить из виду весь ислам (который в книге, по-моему, не поминается ни разу, разве что вскользь). Общение с полынью, реками, ориша в Нигерии и чтение Те Пакака Тауваи наводит Харви на мысль, что религия – это этикет межвидовых отношений, но что делать с религиями, которые такими отношениями вообще-то НЕ занимаются, Харви не объясняет. У меня есть подозрение, что в НЛО решились издать этот опус исключительно потому, что Маргинем как раз надысь напечатал де Кастру и Кона и оставаться в стороне было стыдно. На что я скажу: лучше бы уж тогда переиздали Дескола, которого нынче днём с огнём не сыскать. А то это какое-то слишком уж безнаказанное насилие над деревьями, которые пошли на 1000 красивых желтеньких экземпляров.