000
ОтложитьЧитал
5. «Зачем спешить?»
Рассказ гимнастки
Шла обычная утренняя планерка. Парни, с которыми я работаю, сидели, прихлебывая кофе, а я потягивала газировку. Не понимаю, как люди могут пить кофе целыми днями. В принципе, я вообще не понимаю тех, кто его любит. Я даже не встречаюсь с такими парнями. Вот как он меня бесит.
Как и на большинстве утренних совещаний, я умирала от скуки. Наш менеджер Хантер – человек цифр. И в тот день мы вынуждены были слушать о продажах гробов в текущем квартале в сравнении с предыдущим. Вверх. Вниз. А он все нудил и нудил. «Просто дай нам задание на день и покончим с этим!» – хотелось крикнуть мне. Но я молчала. Просто сидела там и пила свою газировку, надеясь, что Хантера вместе с его графиками по дороге домой сожрут бешеные бобры. Дело в том, что Хантер выглядит, как Хауди Дуди[6], а тот сделан из дерева. Ну, вы понимаете. Я развлекалась своими привычными фантазиями про бобров, когда в комнату для персонала заглянула пожилая женщина.
– Могу я вам чем-то помочь? – спросил Хауди Дуди. Он был явно раздражен тем, что его прервали в процессе проработки вопроса о том, как автопарку компании сэкономить топливо.
– О, мой дорогой, надеюсь, я не помешала, – сказала женщина, которая выглядела миролюбивой старушкой.
– Нет-нет, – ответил Хауди Дуди тоном, намекавшим на обратное.
– Мой муж умер, – промолвила посетительница.
– Мои соболезнования, – выдавил Хауди Дуди. Но прозвучало это так, словно он совсем не сожалеет.
«Выбери меня! Выбери меня!» – мысленно кричала я.
– Хизер позаботится обо всем, – произнес он и кивнул, отпуская меня.
Уговоры не потребовались, я почти выбежала с собрания. Уже закрывая дверь, я услышала, как Хауди Дуди возобновил свой монолог с того места, на котором остановился.
Я привела хрупкую пожилую даму, которую звали миссис Брюер, в комнату для переговоров и налила ей стакан воды, чтобы она могла утолить жажду, пока я хожу за документами.
– Итак, миссис Брюер, – сказала я, вернувшись, – когда скончался ваш муж?
– Вчера вечером.
Я записала вчерашнюю дату в своем бланке.
– В каком госпитале он умер?
Я была уверена, что это произошло в больнице, поскольку из дома престарелых нам бы позвонили сразу после констатации смерти.
– Он умер дома, – ответила она будничным тоном.
– Дома?
– Да, я же сказала.
– Вчера вечером?
– Да, – было понятно, что ее немного раздражают мои вопросы, но в целом она выглядела такой кроткой, сидя напротив меня за огромным столом для переговоров. Ее сморщенные руки покоились на полированной столешнице.
– Миссис Брюер…
– Да, милая?
– Почему вы не позвонили нам, чтобы мы забрали вашего мужа, прошлым вечером? – Я говорила медленно, стараясь избежать покровительственного тона.
– О, милочка, – она махнула рукой, – было слишком поздно, почти половина девятого. Вы уже закрылись, было слишком поздно.
– Мы работаем круглосуточно, – прервала ее я, пытаясь собраться с мыслями. – Вы всегда можете нам позвонить. В любое время. Днем и ночью. Мы похоронное бюро. Это наша работа.
– Ладно, но это не имеет значения, дорогая Хизер. Я смогла поспать рядом с ним еще одну ночь. Единственная проблема заключалась в том, что утром мне пришлось собрать с него муравьев пылесосом. Я не хотела, чтобы они были на нем, когда вы приедете. – Она улыбнулась.
Меня передернуло.
– Ладно, хорошо, – я немного помедлила с ответом, – почему бы нам прямо сейчас не поехать к вам домой и не забрать мистера Брюера? Я буду следовать за вами.
– Нет, дорогая, – засмеялась она, – я не вожу машину. Утром я пришла в город, а там села на автобус.
– А где здесь ближайшая автобусная остановка? – спросила я. Мне ни разу не встречались автобусы где-то рядом с похоронным бюро.
– Примерно в двух милях[7] отсюда.
– Две мили! – почти закричала я.
Она снова засмеялась.
– Ничего страшного. Когда я была девочкой, то проходила до школы больше пяти миль[8]…
Я мягко перебила ее:
– Миссис Брюер, думаю, нам стоит поехать к вам и забрать мистера Брюера. Я сделаю все необходимое в вашем доме, а коллеги доставят его сюда.
Она нахмурилась:
– Не вижу смысла спешить.
– Я просто подумала о муравьях. Надо защитить его от насекомых, – нашлась я.
Она улыбнулась. Ей понравился этот аргумент:
– Хорошо. Давайте сделаем это. Можно поехать с вами или мне сесть на автобус?
– Вы можете поехать со мной, – улыбнулась я. – Посидите здесь, я скоро вернусь.
Я вышла, вызвала одного из коллег с нескончаемого совещания и шепотом описала ему ситуацию: про миссис Брюер, мистера Брюера, автобус и муравьев. Он воскликнул: «Что?»
Я связалась с офисом медэкспертов и спросила, что они могут предпринять. Дежурный сказал, что перезвонит.
Мы поехали к дому Брюеров на двух машинах (пропади пропадом твоя экономия топлива, Хауди Дуди). По дороге мне позвонил медэксперт. Он отправил на место парамедиков, чтобы они зафиксировали смерть. Эксперты уже связались с доктором мистера Брюера и выяснили, что его кончина не была неожиданной. Помимо всего прочего, усопшему было восемьдесят два года.
Жилище Брюеров оказалось скромным домиком, стоявшим на берегу реки, примерно в трех милях от ближайшего города. Нам пришлось несколько минут подождать, пока прибудут парамедики и проверят мистера Брюера портативным аппаратом для ЭКГ, чтобы врач в ближайшем госпитале мог констатировать факт смерти. Мы с коллегой вынесли тело. Потом он увез мистера Брюера, а я осталась, чтобы обсудить все детали с вдовой.
Было не по сезону ясно и солнечно для этой части Орегона. Миссис Брюер пригласила меня на террасу, откуда открывался вид на реку, и предложила напиток. Я отказалась. Старушка все равно принесла большой стеклянный кувшин холодного чая. «Домашний», – сообщила она. В кувшине среди кубиков льда плавали ломтики лимона. Как я могла устоять? Щебетали птицы, солнечные блики пробивались сквозь плотную завесу листвы над нами, а звуки реки служили ненавязчивым фоном. Утро было великолепное.
– Джиму здесь нравилось, – сообщила миссис Брюер, прерывая мои размышления. Она налила мне стакан чаю, и я отхлебнула немного.
– Мы переехали из Мэриленда после его первого инфаркта, в конце 1970-х. Он просто не мог больше выносить весь этот стресс от судебных процессов. И мы перебрались сюда. Он сбросил сорок фунтов, и мы оба научились наслаждаться обычной жизнью.
Ее принятие смерти близкого человека и абсолютное спокойствие не укладывались в голове.
– Будете по нему скучать?
– Буду и не буду. Джим повсюду вокруг меня… здесь. В этом месте мы прожили с ним двадцать лет.
– Понимаю, – сказала я, хотя на самом деле не понимала, как она может не тосковать по мужу. Ее принятие смерти близкого человека и абсолютное спокойствие не укладывались в голове.
– После того как наши друзья и знакомые попрощаются с ним, я хочу кремировать тело и развеять прах над землей, которую он так любил… которая вернула ему и мне жизнь.
Я посмотрела на нее, ожидая продолжения. И она стала рассказывать.
– У нас были машины. Деньги. Одежда. Но вот в чем дело: тогда мы не осознавали, чего нам не хватает. Когда мы переехали в Орегон, то обнаружили то, что недоставало нашим отношениям. И здесь мы открыли для себя простые радости обычной неторопливой совместной жизни. Мы с Джимом создали мир, где деньги почти ничего не значат, а люди не названивают друг другу по делам в нерабочие часы.
Глотнув еще холодного чая, я поняла, как она права насчет того, что действительно имеет значение. И с тех пор, когда Хауди Дуди докучал нам своими графиками, я представляла себе террасу миссис Брюер и погружалась в умиротворяющую красоту природы.
6. Бабушка болтушка
Рассказ предпринимателя
Смерть – это дело моей жизни. Я окружен ею целый день, сутки напролет. Но до того как умерла бабушка, я никогда не хоронил членов собственной семьи.
Когда она ушла, мои отношения со смертью стали иными: профессиональная отстраненность сменилась настоящей человеческой скорбью. Хоронить бабушку было необыкновенным и смиряющим опытом. И самое удивительное, что я сумел пройти испытание именно благодаря этой женщине.
Бабушка Болтушка помогала растить нас с сестрой и по-настоящему присутствовала в нашей жизни. Она проделывала все эти бабушкины штучки: разрешала не спать допоздна (и оставлять дорожки из конфетных фантиков на ее уютных ковриках), выдавала по доллару, который мы могли потратить, опять же, на сладости. Но она также делала вещи, смысл которых я постиг намного позже.
Она побуждала меня следовать за моими мечтами. Когда я заявил, что хочу стать похоронным директором, бабушка сказала: «Кенни, открой свое бюро. Я знаю, ты сможешь. Сделай что-то свое, и тебе не придется работать на других».
Я последовал ее совету, и теперь у меня собственный успешный бизнес.
Когда моей сестре было пять лет, она сказала о бабушке: «Она все время болтает, болтает, болтает…» И с тех пор бабушку стали называть Болтушкой. В ее речи присутствовал тот же акцент, что у Бланш из сериала «Золотые девочки»[9], только бабушка говорила более жестко. Манера речи соответствовала ее едкому юмору. Она перемещалась в элегантном танце от одного предмета разговора к следующему, не тратя времени на то, чтобы перевести дыхание. Ее «болтовня» никому не оставляла шансов вставить хотя бы слово.
Когда в похоронном бюро звонил телефон, и это была Бабушка Болтушка, я знал, что нужно выкроить в своем расписании примерно час. Я выслушивал, какая еда подавалась на обед в пансионате для престарелых, каких птиц она заметила утром, что натворили эти «мерзавцы республиканцы». И никогда она не упускала случая произнести фразу: «Кенни, я хочу, чтобы после моей смерти ты обо мне позаботился. Не перекладывай свою работу на какого-нибудь чужака. Обещаешь?» Эта тема всегда коробила меня, но, к счастью, бабушка быстро ее меняла.
Похороны члена семьи оставались для меня абстракцией. Друзья и соседи – да, но семья? Я знал, что Бабушка Болтушка всегда была со мной – и всегда будет.
А потом наступил день, когда я впервые осознал, что она не вечна. Мне позвонили из пансионата и сообщили, что бабушка в медицинском центре и быстро угасает.
Ее пансионат находился в семи часах езды к югу от моего жилья. Погрузив в машину каталку и свою собаку Рокси, я скрепя сердце отправился в путь. Когда мы с Рокси уже двигались какое-то время по автомагистрали и я начал замечать проносящиеся со свистом дорожные сигнальные столбики, у меня засосало под ложечкой и жутко захотелось повернуть назад. Однако вместо того, чтобы сбежать, я сделал несколько глубоких вдохов и сбросил скорость. Возможно, я не был готов сделать это, но понимал, что обязан. Мне предстояло воздать должное женщине, которая так много мне дала.
Вспомнились наши поездки на пляж с бабушкой и сестрой. Сидя за рулем, Бабушка Болтушка не интересовалась скоростным режимом. Ее гигантский «Кадиллак» с огромным передним сиденьем, на котором мы помещались втроем, тащился со скоростью семь миль в час[10], а она говорила без умолку. Мы с сестрой высовывали в окно головы, как счастливые собачонки.
Меня пугали ближайшие дни. Как же теперь станет тихо. Мне ни разу не доводилось оказаться рядом с бабушкой без ее трескотни. Рокси сидела на пассажирском месте, уставившись на меня. Ей нравилось выглядывать из окна машины, но сегодня, несмотря на то что я несколько раз призывно опускал стекло, она просто сидела рядом.
Когда мы приехали, Бабушка Болтушка уже умерла.
Мама и сестра встретили меня у входа в палату.
– Кенни, – сказала мама, обнимая меня, – Бабушка Болтушка ушла.
Я кивнул, ничего не ответил и открыл дверь. Электрический свет не горел, комната была залита солнцем. В воздухе висел тяжелый запах дезинфектантов и смерти. Пылинки кружились в лучах света. Кислородный аппарат был отключен. В комнате стояла тишина. Я видел тысячи умерших за годы работы. И это был единственный человек, на которого мне было страшно взглянуть.
Я медленно подошел к постели и откинул простыню, покрывавшую неподвижное тело. Бабушка Болтушка лежала спокойно, словно спала. Увидеть ее оказалось не так тяжело, как мне представлялось. Казалось, она улыбается во сне. Я вздохнул с облегчением и закрыл ее лицо простыней.
Пока я выполнял свою работу, сестра вывела Рокси на прогулку. Я не хотел терять времени, в бюро меня ждала куча дел. Через полчаса после прибытия в пансионат я уже выехал с парковки, крикнув матери и сестре:
– Позвоню завтра!
Рокси чуяла неладное. Она лежала на переднем сиденье, положив голову на лапы, чего прежде с ней никогда не бывало. Опустились сумерки, и я ехал домой с мертвой бабушкой в фургоне.
Когда я очутился на кольцевой и движение стало плотным, в голове прозвучал голос бабушки: «Кенни, езжай по полосе для машин с пассажирами. Тебе можно. Нас же трое».
Я включил радио, пытаясь заполнить пустоту, но, как бы громко ни играла музыка, она не могла заменить ее болтовню. Вздохнув, я выключил радио и поехал дальше в оглушительной тишине.
Когда я очутился на кольцевой и движение стало плотным, в голове прозвучал голос бабушки:
– Кенни, езжай по полосе для машин с пассажирами. Тебе можно. Нас же трое.
– Действительно, какого черта! – пробормотал я.
Тишина уже не была такой гнетущей, когда я вырулил на полосу, о которой мне напомнила Бабушка Болтушка.
7. Чужой покойник
Рассказ фанатки «Ред сокс»[11]
Моя сфера деятельности традиционно считается мужской, и, хотя я всего лишь маленькая девочка, играющая в клубе для взрослых мальчиков, мне как-то удается с этим справляться. Я из Южного Бостона, а те, кто оттуда родом, – крепкие орешки.
В Южном Бостоне каждая этническая группа держится особняком. Это больше вопрос комфорта, нежели национальные предрассудки. Евреи идут к еврейскому похоронщику, афроамериканцы – к афроамериканцу, азиаты – к азиату и так далее. Распорядители похорон в каждой группе знакомы с традициями, ритуалами и процедурами в соответствующих культовых сооружениях.
Наше бюро обслуживает ирландских католиков. И точка. Не поймите меня неправильно. Изредка нам случается иметь дело с семьями итальянских католиков, ирландских протестантов и даже православных русских, и мы рады оказать им услугу. Но реальность такова, что когда семья звонит в похоронное бюро, то это офис с соседней улицы, а не с другого конца города.
Я принадлежу к третьему поколению иммигрантов. Мои бабушка и дедушка приехали из городка Каррик-он-Шеннон, графство Литрим[12], в конце 1940-х, после войны, и поселились на юге Бостона. Дедушка работал машинистом, а бабушка экономкой. Дед вышел на пенсию, но пить продолжает ежедневно, а бабуля не пропустила ни одного рабочего дня в течение почти двадцати лет. Мой отец, с которым я никогда не встречалась, по слухам, был как-то связан с ИРА. Этот проходимец (опустим эпитет, который я обычно использую, говоря о нем) исчез еще до моего рождения. Мать проработала несколько лет на мясокомбинате, а когда мне было пять, угодила в тюрьму. Из тех лет, что она была рядом, я помню только, как мы каждый вечер уплетали в нашей грязной квартирке первоклассные стейки. Когда матери не стало, я переехала к дедушке с бабушкой, и они меня вырастили.
Я пришла работать в ирландское католическое похоронное бюро сразу после окончания курсов. За пятьдесят с лишним лет существования бизнеса я оказалась у них первой женщиной – похоронным директором. В каком-то отношении мне было легко, потому что мужчины с готовностью отвлекались от своих дел, спеша на помощь «слабой» женщине, но в других вещах приходилось непросто. Пришлось постараться, чтобы зарекомендовать себя в этом мальчишеском клубе.
Однажды утром – в то время я еще была новичком и не имела особого опыта – Кевин, управляющий похоронного агентства, явился с распоряжениями:
– Кэти! – гаркнул он. – Мне нужно, чтобы ты сегодня съездила в Лоуренс и заключила сделку, о которой мы договорились вчера вечером.
Кевин никогда не разговаривал, он вечно кричал.
– С кем договорились? – поинтересовалась я.
– С фирмой, с которой мы всегда там работаем. – Он посмотрел на меня, как на слабоумную, а его нос торчал на плоской физиономии, словно свекла. – Похоронное бюро Тернбулла.
Хотя Кевин и был болваном, одевался этот тип безупречно. В тот день он уже снял свой пошитый на заказ кембриджский пиджак, а рубашка его насквозь промокла. Типичный потливый парень.
До этого случая я была там всего один раз и понятия не имела, что с бюро Тернбулла мы всегда работаем. Но я сдержалась и просто приняла это к сведению.
– Документы у тебя?
– Вот, – сказал Кевин, протягивая мне листок бумаги и двадцатидолларовую купюру. – На дорожные расходы, – пояснил он и подмигнул.
Хотя Кевин временами демонстрировал темперамент разбуженного посреди зимы медведя, он мог быть настоящим душкой.
– Спасибо, Кевин, – улыбнулась я. – Ты супер.
Мы оба знали, что, выйдя из офиса, я сразу отправлюсь в «Севен-элевен», чтобы заправиться кофе и купить сигарет.
Он просиял в ответ на мой комплимент, и его толстый нос сморщился.
Я погрузила каталку в минивэн и, конечно же, прежде всего завернув в «Севен-элевен», двинулась в путь. Погребальное агентство, в котором я работала, находилось за пределами Бостона, в одном из многочисленных пригородов. Поэтому, когда сообщение о смерти поступало поздно ночью и откуда-то издалека, вроде Лоуренса, мы звонили местному похоронщику того района, чтобы он вывез тело и, если нужно, произвел бальзамирование. Не было смысла выдергивать кого-то из наших сотрудников на три часа или больше посреди ночи, особенно если звонок поступал из дома. Дежурный сотрудник никак не мог поспеть вовремя, чтобы осуществить быструю перевозку. Кроме того, в похоронном бюро, с которым мы работали, знали все больничные процедуры и могли выполнить вывоз тела намного эффективнее.
Дорога заняла у меня почти час, за который я со скуки выкурила почти полпачки. Въехав на круговую дорожку у перестроенного викторианского особняка, я подрулила к заднему входу. Газоны, обрамлявшие дорожку, были очень ухоженными, и я бы не удивилась, узнав, что здесь есть штатный садовник.
Я подогнала фургон к пандусу, ведшему в цокольный этаж, и вышла из машины. Заскочив в офис, чтобы дать о себе знать, я вышла на улицу и стала ждать. Появился один из сотрудников, молодой парень, с которым я познакомилась в предыдущий раз.
– Привет, Чарли! – поздоровалась я и приосанилась.
Чарли мне очень нравился. Он был примерно моего возраста, лет двадцати двух, и выглядел так, словно состоял в футбольной команде старшей школы. Люблю крепких парней.
– Привет, – одарил он меня улыбкой. – Напомни, как тебя зовут?
– Кэти, – огорчившись, ответила я. В прошлый раз мы проболтали минимум двадцать минут. Очевидно, мои чары не подействовали должным образом.
– А, точно, – бросил он. – За кем ты?
Мне не хотелось говорить об этом. Гораздо приятнее было бы просто перекинуться парой слов и оставить ему свой номер телефона. Но вместо этого мне пришлось сказать:
– За миссис Уолтерс.
Он нахмурился и пробормотал:
– О, я привез ее этой ночью. Ну и ночка…
Я сменила тему на что-то более легкомысленное, выкатила тележку из фургона и направилась вслед за Чарли к пандусу.
Он не поддержал разговор. Его интересовала только работа. «Вот она», – сказал он и откинул простыню с одного из тел в морге так, чтобы был видел ярлычок на запястье. Я отметила, что миссис Уолтерс – миловидная афроамериканка, но была слишком занята флиртом с Чарли, чтобы взглянуть на ярлык, и просто кивнула.
Он натянул простыню.
Я цеплялась за соломинку: уже упомянула погоду, пробки и работу.
– Извини, что подняли среди ночи сегодня, – сказала я и услышала собственный глупый смех.
Чарли скривил очередную гримасу:
– Да ладно, ничего страшного.
Я улыбнулась во весь рот.
– Давай выкатим ее. – Чарли взглянул на часы. – Прощание с покойным заканчивается через двадцать минут.
«Черт, он слишком озабочен работой, чтобы думать обо мне», – уныло подумала я.
Мы перевезли миссис Уолтерс, и вот я уже ехала обратно, а номера Чарли у меня так и не было… В следующий раз, пообещала я себе. Мне действительно нужно было встретиться с ним в каком-то более подходящем для игривой беседы месте, чем морг. Но пока у меня не было ни одной стоящей идеи, как это устроить. Не столкнуться же случайно в баре у его дома… Я выкурила вторую половину пачки на обратном пути, пытаясь придумать план.
– Маккаллоу, ты тупица! – заорал он. – Ты привезла не того человека!
Вернувшись в похоронное бюро, я выгрузила миссис Уолтерс и откатила ее в наш морг.
– Привет, Кевин, – крикнула я, проходя мимо него через холл.
– Все прошло нормально? – спросил он, не поднимая головы.
Настала та часть дня, когда его отутюженная одежда окончательно утратила свой изначальный опрятный вид.
Я пожала плечами:
– Да, отлично. Это первая чернокожая женщина с тех пор, как я здесь работаю.
Он замер, потом повернулся и уставился на меня. Его лицо побагровело.
– Маккаллоу, ты тупица! – заорал он. – Ты привезла не того человека!
– Что? – остолбенев, тупо переспросила я. Миллион мыслей крутилось в моей голове. Я была невнимательна и не проверила ярлыки, как следовало. Чересчур увлеклась флиртом. И Чарли выдал мне не то тело!
– Ты уверен?
– Да! – выкрикнул Кевин. – Я только что встречался с семьей. И они белые! А теперь поезжай обратно и привези сюда кого нужно, пока нас не лишили лицензии!
Он повернулся и зашагал к своему кабинету, изрыгая яростные ругательства.
Я бросилась в морг, сорвала простыню и проверила госпитальный браслет миссис Уолтерс – главный идентификатор. Я прочитала и перечитала имя: Джоан Уолтерс. Они неправильно маркировали ее!
Я рванула обратно в офис.
– Кевин, в госпитале ей прикрепили неправильный ярлык! Видимо, настоящая миссис Уолтерс все еще в больничном морге!
Он уставился на меня своими глазами-бусинками. За своим столом он выглядел как большая красная жаба, весь раздутый и злобный.
– Я серьезно! На браслете написано… – Тут у меня пропал голос.
Кевин встал, продолжая таращиться на меня, и вышел из кабинета.
Я собиралась последовать за ним, но он жестом приказал мне ждать. Через несколько секунд, показавшихся мне вечностью, Кевин вернулся, посмеиваясь.
– Все нормально, это она.
– Что? – переспросила я, ничего не понимая. – Ты же сказал, она белая.
– Белая.
– Как это?
– Желтуха. Иногда она придает коже такой оттенок.
– Такой? – Я чувствовала облегчение, но была ошарашена.
– Ты знаешь, что происходит с кожей при желтухе? – спросил Кевин, продолжая смеяться.
– Конечно.
– Ну, а иногда бальзамирующие вещества вступают в реакцию с веществами, вызывающими желтуху, и это придает коже другие оттенки.
– О боже, минуту назад ты почти довел меня до сердечного приступа, – сказала я.
– Тебя? А как насчет меня?
– Я не хотела, – запротестовала я.
– Ошибка новичка, – засмеялся он. – Черт, Маккаллоу, убирайся отсюда. Иди домой и налей себе выпить. Спишем это на твою неопытность, и я не расскажу парням, – усмехнулся он, имея в виду других сотрудников.
– Спасибо, – пробормотала я, действительно испытывая чувство благодарности. – Этого бы я не пережила.
– Они тоже когда-то были новичками. Все мы с чего-то начинали.
Хотя Кевин пытался быть милым, я все еще ужасно злилась на себя. Фокусник, помимо ловкости рук, использует психологию. Отвлекая ваше внимание, он или она совершают свои манипуляции. Я проделала фокус сама с собой, прямо перед собственными глазами, не осознавая этого, так меня увлек флирт.
Мертвые не могут рассказать, кто они. И моя обязанность – узнать, удостовериться, проверить все снова и снова. В тот день я получила важный урок, как нужно выполнять свою работу. Неважно, чем вы занимаетесь, делайте это как следует, всегда. Без исключений.
Жители Южного Бостона не придумывают себе оправданий.