Название книги:

Турецкий марш

Автор:
Александр Харников
Турецкий марш

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

© Александр Харников, 2020

© Максим Дынин, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

* * *

Пролог

13 (1) ноября 1854 года, за несколько часов до рассвета.

Берег Дуная у Галаца.

Поручик Коган Евгений Львович, начальник артиллерии Первой самоходной батареи Корпуса морской пехоты Гвардейского флотского экипажа

На той стороне Дуная трижды мигает фонарь. Я шепчу про себя молитву Пресвятой Богородице, закрываю люк, и моя «ноночка» первой осторожно спускается к великой реке, истоки которой располагаются на юго-западе немецких земель, в горах Шварцвальда, в полутора тысячах километров западнее. Здесь же Дунай лениво, не спеша, несет свои воды по широкой и ровной степи к уже недалекому Черному морю.

Наше командование провело качественную работу по дезинформации противника. Турки твердо уверены, что наше генеральное наступление начнется восточнее Галаца, напротив Орловки у Измаила. Еще вчера вечером десятки тысяч наших солдат и офицеров находились севернее реки. Но с наступлением темноты вся эта махина людей и плавсредств пришла в движение и началась переправа – сначала на гребных судах, а потом к делу подключились колесные пароходы, отчаянно дымящие трубами баркасы и спешно сколоченные из сырого леса паромы с подвесными моторами. А теперь пришла и наша очередь. Что ж, как сказал Гай Юлий Цезарь, переходя Рубикон – пограничную речку, отделявшую Галлию от территории собственно Римской республики, alea iacta est – жребий брошен. Операция по освобождению Добруджи началась.

Урча двигателем, «нона», задрав нос, выкарабкалась на берег и осторожно вползла вверх по склону, туда, где опять замигал светодиодный фонарь. Вскоре к ней присоединились еще три машины, а затем с понтонов на берег сошли грузовики с имуществом взвода и приданный нам бензовоз. На секунду луна выглянула сквозь тучи, и передо мной открылась величественная картина переправы русского войска.

Рядом с нами находились люди в таком же камуфляже, что и у нас, а мимо в предрассветной темноте двигалась пехота в мундирах эпохи императора Николая I. Вслед за ней, позвякивая уздечками и оружием, шла конница. Всадники крепко сидели в седлах, кони всхрапывали и скользили копытами по глинистому берегу. Я поймал себя на мысли, что уже не нахожу ничего странного в том, что рядом с боевой техникой начала третьего тысячелетия можно увидеть униформу и оружие середины XIX века…

Когда-то, как мне сейчас кажется, уже давным-давно – около полутора веков тому вперед – я служил срочную на такой же «ноночке» в российской армии. После службы я окончил институт, а потом поступил на работу оператором на RT. Один из моих лучших друзей, а по совместительству мой крестный, Ник Домбровский, уговорил меня отправиться вместе с ним на первое самостоятельное задание – ему предстояло сделать репортаж о походе учебного корабля Балтфлота «Смольный» к берегам Скандинавии.

Вот только в конце этого вояжа мы, по неизвестной до сих пор причине, каким-то чудом оказались в 1854 году, в самой гуще боевых действий. На Россию напали англичане, турки и французы. Началась война, которая в нашей истории получила название Крымской. К стыду своему, я плохо знал отечественную историю, и мне не было известно, что боевые действия велись не только в Крыму, но и во многих других местах.

Мы попали на Балтику, где объединенные силы Англии и Франции осадили недостроенную русскую крепость Бомарзунд, расположенную на Аландских островах. В нашей истории ее захватили после недолгой осады. В истории, в которую мы попали (я чуть было не сказал – вляпались), мы сумели предотвратить захват крепости. Более того, мы уничтожили или пленили практически всю объединенную англо-французскую эскадру вкупе с французским экспедиционным корпусом.

Затем мы ухитрились перебросить часть нашей «эскадры нового строя» по внутренним российским коммуникациям из Балтики в Черное море. Там мы сумели нанести поражение англо-франко-турецкому флоту и уничтожить крымскую группировку противника. Англичане попытались было вновь прорваться на Балтику, попутно в третий раз за какие-то полсотни лет обстреляв Копенгаген, но наши корабли успели прийти на помощь датчанам и обнулить противника.

Наш небольшой крейсерский отряд, базируясь на Фарерских островах, принадлежащих Дании, в настоящее время действует в Ирландском и Северном морях, сумев фактически блокировать Британские острова и перехватить морские пути, связывавшие Метрополию с ее колониями. Дунайской же армии, служить в которой мне выпала честь, поставлена задача освободить европейские земли, все еще находящиеся под турецким игом, и совершить молниеносный бросок на Константинополь. И мои «ноны», смею надеяться, сыграют в этом не последнюю роль.

13 (1) ноября 1854 года.

Лондон.

Баронет сэр Теодор Фэллон, жиголо с дворянским титулом

Когда мы уселись на пароходик с женским именем «Матильда», человек в цивильном с приклеенной улыбкой (который, как ни странно, даже мне не представился) спросил:

– Ну и что вы хотели бы посмотреть в Лондоне, сэр Теодор? А то у нас еще уйма времени – виконт Палмерстон ожидает вас только к четырем часам.

– Ну, я хотел бы увидеть Тауэр…

– Это всегда успеется, – мой сопровождающий чуть хохотнул, да так, что у меня мурашки по спине пошли. – Давайте начнем с лондонского Сити. На все времени явно не хватит, поэтому посмотрим римскую стену, собор Святого Павла, погуляем по местным улочкам, а потом пообедаем в моем клубе.

– Хотелось бы посмотреть Британский музей, Трафальгарскую площадь, Букингемский дворец, Гайд-парк…

– А вы неплохо осведомлены о местных достопримечательностях, сэр Теодор. Уже бывали в Лондоне?

Я ответил фразой из анекдота:

– Пока нет, но уже хотелось.

Тот снова дежурно улыбнулся и продолжил:

– Я все это вам покажу, наверное, завтра. Тогда же мы посетим и Национальную галерею. А сегодня у нас в программе после Сити Вестминстер – Вестминстерское аббатство, Парламент, Дом Банкетов – это, знаете ли, последний оставшийся фрагмент Вестминстерского дворца – все остальное сгорело двадцать лет назад.

– Биг-Бен?

– А что это такое? – с недоумением спросил не представившийся мне сэр.

– Ну, это башня с часами у Парламента.

– То есть Елизаветинская башня? Так она еще не достроена до конца.

– А Даунинг-стрит?

Тот посмотрел на меня с изумлением.

– Однако, сэр Теодор. Именно там, под номером десять, и назначена ваша встреча с премьер-министром. Но там, уверяю вас, ничего интересного – здание уже двадцать лет простаивает, разве что иногда там происходят встречи вроде вашей. Ладно, все это потом, а пока наслаждайтесь панорамой города с реки – вряд ли нечто подобное есть хоть в одном городе мира.

«А вот фигушки, – злорадно подумал я. – Ты, гад, в Питере еще не был». Вслух же сказал:

– А как мне вас величать?

– Извините, сэр Теодор. Зовите меня… сэр Генри. Увы, но полного своего имени я вам не могу назвать. Пока не могу… – И сэр Генри, если это и в самом деле было его имя, поклонился и умолк.

Минут через сорок мы пришвартовались у пирса недалеко от Тауэра, после чего последовала обещанная прогулка по Сити. Больше всего меня поразил, наверное, обещанный клуб – прекрасное здание в итальянском стиле, вышколенные слуги, проводившие нас в отдельный кабинет. Вот только моего спутника дворецкий назвал сэром Стэффордом, на что тот чуть покраснел, но не стал его поправлять.

Потом мы вернулись все на том же пароходике в Вестминстер и, после осмотра достопримечательностей, пришли в то самое здание, где в мое время обитали такие неадекваты, как Тони Блэр и Дэвид Камерон, в бытность их премьер-министрами сей, на тот момент уже кастрированной, «великой» державы. Даже на фасаде облезала краска, крохотный садик был изрядно запущен, да и внутри здание пахло затхлостью и пылью. Сэр Стэффорд – он же сэр Генри – поклонился на прощание и куда-то исчез, а меня молчаливый слуга провел в небольшой кабинет на втором этаже, где предложил портвейн и сигару и попросил немного подождать. Портвейн был, на мой вкус, слишком сладким, но вполне достойным (хотя похуже, чем тот, которым меня поила ее величество Вика), сигару же я курить не стал – не мое это. Через несколько минут в комнату вошли двое моих старых знакомых – виконт Палмерстон, с лысиной, обрамленной буйными седыми волосами, и молодой Каттлей.

– Рады вас видеть, сэр Теодор – ведь так вас теперь именуют? – произнес виконт тоном, в коем при всем его дружелюбии чувствовалась нота «ты нам не ровня».

Я лишь улыбнулся:

– Взаимно, виконт и мистер Каттлей.

Дальнейший разговор, к моему вящему удивлению, был поначалу практически точным повторением нашей беседы в Шотландии. Я мысленно поблагодарил Женю Васильева за то, что он тщательно вбивал в мою голову легенду и то, что мне следовало и разрешалось донести до неприятеля. Вопросы задавались по-разному, с разных точек зрения, и я пару раз чуть не влетел – то, что знал Федор Ефремович Филонов, не обязательно должно быть известно сэру Теодору. Примерно через час мои собеседники переглянулись, и Каттлей мне торжественным тоном доложил:

– Ну что ж, сэр Теодор. Про ваше существование будут знать немногие. Кроме того, даже для этих немногих вы всего лишь гость нашего правительства, бежавший от русской тирании.

– «Он выбрал свободу!» – не удержавшись, процитировал я расхожий американский пропагандистский штамп времен Холодной войны и сразу же пожалел, что вовремя не прикусил себе язык. Но, как ни странно, Палмерстон лишь широко улыбнулся мне улыбкой Чеширского кота:

– Именно так, сэр Теодор, именно так. У вас, оказывается, талант ритора. Именно так – для практически всех вы выбрали свободу и ее величество милостиво предоставила вам убежище и необходимые средства для ведения достойного образа жизни. То, что этим дело не ограничивается, знают весьма немногие: ее величество, я и господин Каттлей. Настоятельно прошу вас более ни с кем не откровенничать по этому поводу.

 

– Я вас понял, господин премьер-министр.

– Еще не премьер-министр, сэр Теодор, я еще только исполняющий обязанности – Парламент пока не утвердил мою кандидатуру. Так вот, хотелось бы у вас узнать про некоторых лиц из вашего будущего. Начнем с адмирала Кольцова.

А вот хрен вам, подумал я про себя. Мы с Женей и этот вопрос подробно обсудили.

– Адмирал Кольцов боевым морским офицером не является. Да и вообще он был не на самом лучшем счету среди своих коллег и сумел сделать карьеру, лишь используя личные связи. В нашем будущем его потому и назначили командующим группы кораблей, отправлявшейся с визитом в Южную Америку, так как делать при этом было практически нечего, а человек в чине капитана первого ранга, каковым он являлся на тот момент, нужен был лишь для того, чтобы наши венесуэльские партнеры не обиделись.

Мысленно попросив у Дмитрия Николаевича прощения за ту чушь, которую про него рассказывал, я продолжал в том же духе и про него, и про командиров других кораблей, и про полковника Сан-Хуана, каждый раз смакуя тот факт, что «в наше время» они были намного ниже рангом и ни в каких боевых действиях не участвовали. Получалось, что то, что произошло на Балтике и в Крыму, увенчалось успехом лишь потому, что им «просто повезло», да и оружие у них все-таки было гораздо лучше. Да, подумал я, «пою» я ничуть не хуже среднестатистического оппозиционера из моего времени…

В дверь осторожно постучали. Палмерстон посмотрел на часы и сказал:

– Простите, сэр Теодор, но уже шесть часов, и у меня сегодня, увы, дела. Давайте встретимся с вами завтра здесь же в половину седьмого. Я привезу своего повара, и мы поужинаем вместе с мистером Каттлеем и заодно продолжим столь интересную беседу. Тогда же мы сможем обсудить с вами наше дальнейшее сотрудничество, которое, как мне кажется, имеет все шансы стать долгосрочным и очень плодотворным для всех. А сегодня вас, насколько мне известно, ожидает весьма неплохой ужин в Голландском доме.

За дверью нас ждал сэр Стэффорд. Палмерстон улыбнулся:

– Сэр Теодор, позвольте вам представить сэра Стэффорда Генри Норткота, баронета Соединенного Королевства. Именно он будет вас опекать в вашем «выборе свободы».

После обычных в таком случае «хау ду ю ду»[1] Пальмерстон продолжил:

– Сэр Стэффорд, будьте так добры, привезите сюда сэра Теодора завтра в половине седьмого вечера.

– Сделаю, виконт. Сэр Теодор, идемте, пароход уже ждет нас.

Но, к моему удивлению, «Матильда», не пройдя и мили вверх по течению, после очередного изгиба реки причалила к какому-то пирсу, где сэр Стэффорд передал меня с рук на руки шести вооруженным людям в красной форме, которые «предложили» мне перебраться на другой пароход, чьего названия я не успел прочитать. Там меня поместили в каюту с зашторенными иллюминаторами. Впрочем, меня не третировали, а усадили за дубовый столик и напоили чаем, но ни на один мой вопрос не ответили. Единственное, что мне показалось, – это то, что мы опять развернулись и пошли в направлении, откуда только что приплыли. Высадили меня у каких-то мостков, рядом с которыми я с дрожью разглядел мрачные стены Тауэра. Меня передали десятку людей в такой же форме, но с алебардами в руках. Те, не говоря ни слова, повели меня внутрь через неприметную дверцу в стене. Интересно, подумал я, обменяют меня на их шпионов или я проведу остаток своей жизни в мрачных подземельях лондонской Бастилии? Хотя, насколько я помнил, англичане не любили долго морить заключенных в своих застенках: колесуют, отрубят голову – и вся недолга – виселицы мне можно не бояться, все-таки я «сэр»…

Вот только не успели мы войти в ворота замка, как мои конвоиры передали меня с рук на руки одинокому рейвенмастеру, или «мастеру воронов», который вежливо со мною поздоровался, после чего провел меня по двору Тауэра и рассказал историю замка. Затем я оказался в небольшом средневековом зале, где рейвенмастер оставил меня, а его место заняла шестерка бифитеров в красных мундирах. Через несколько минут туда же вошла ее величество королева Александрина Виктория, которая в ответ на мой глубокий поклон и поцелуй ее руки промурлыкала:

– Сэр Теодор, принц Альберт опять уехал в Бат, поэтому я сочла возможным принять вас в моей древнейшей резиденции. А у меня есть для вас небольшой подарочек. – И она вложила в мои руки свиток, из которого следовало, что я теперь не просто сэр Теодор Фэллон, но и баронет Соединенного Королевства сэр Теодор Фэллон.

Что было дальше, расскажу лишь вкратце. Сначала мне показали сокровища британской короны, а потом повели в залу, где нас накормили весьма обильно, хоть мясо было жестковатым, а овощи переваренными. А после ужина продолжилось то, чем мы с Викулей когда-то занимались в Стирлинге. Вот только теперь мне все вспоминался анекдот про то, как на лицо нежеланной партнерши лучше всего положить подушку, а на нее – портрет любимой женщины. В моем случае – Катрионы, моей соседки по Голландскому дому…

Но если серьезно, то чувствовал я себя весьма мерзко – изменял девушке, с которой у меня, понятно, никаких отношений нет и, наверное, быть не может, но которая всего за несколько минут успела завладеть моими умом и сердцем. Как многие обитатели XXI века, я, увы, стал самым обыкновенным жиголо, да еще и не только в переносном, но и в самом что ни на есть прямом смысле. А то, что у меня был титул, особо погоды не делало. И разве что тот факт, что я был здесь на задании, а не для собственного удовольствия, хоть немного, но притуплял угрызения совести.

15 (3) ноября 1854 года.

Османская империя. Бургас

Штаб десанта отлично потрудился над разработкой плана захвата порта и города. Согласно этому плану, за сутки до начала высадки основных сил разведывательно-диверсионные группы устроили набег на Варну. Цель набега – уничтожение складов с боеприпасами и отвлечение внимания от Бургаса. Расстояние между этими городами – чуть больше полутора сотен верст. Турецкие вестники с сообщением о набеге должны менее чем за сутки добраться из Варны до Бургаса. Одновременно с курьерами сочувствующие русским болгары и греки должны были распустить по городу слух, что, дескать, на Варну напало огромное войско царя Николая и сейчас там идет страшная резня.

Главные силы гарнизона Бургаса, точнее того, что от него осталось после перевода большей его части в Кёстендже[2] двумя неделями раньше, немедленно отправятся на помощь «ведущим неравный бой союзникам в Варне». И потому высадка главных сил десанта в Бургасе станет для неприятеля полной неожиданностью.

В отличие от Варны и Кёстендже, в Бургасе не требовалось взрывать, поджигать и крушить. Наоборот, город должен был остаться в полной целости и сохранности. Склады с боеприпасами еще послужат русской армии, равно как и склады с продовольствием.

По замыслу командования, русскими войсками Бургас будет превращен в узел снабжения тех частей, которые нанесут удар с тыла по турецким частям, обороняющим Шипкинский перевал и перевал Троян, после чего начнется общее наступление в направлении Адрианополя.

Бургас было решено захватить с использованием техники пришельцев из будущего. Первыми к Бургасу подойдут малый десантный катер «Денис Давыдов» и КВП[3] «Мордовия». На их борту будут три обычных бронетранспортера и одна САО «Нона». Бронетехнику планировалось высадить на подходе к порту. Она обеспечит устойчивость штурмовых групп и поможет им в ночном бою вокруг города. Затем «Мордовия», используя свою воздушную подушку, легко перемахнет через узенький перешеек и, войдя в Атанасовское озеро, сможет обойти город и взять под контроль единственную дорогу, ведущую из Бургаса в Ислимие[4].

С началом захвата порта в бой вступят диверсионные отряды, состоящие из местных жителей и казаков, в течение последних нескольких дней тайком просочившихся в город. А после захвата причалов к ним подойдут транспортные корабли Черноморского флота, с которых будут высаживаться главные силы десанта. Бургас следовало захватить быстро и без больших жертв и разрушений.

Так все и произошло на деле. Подкравшиеся со стороны моря на надувных резиновых лодках (слава «Надежде» и ее бездонным контейнерам!) морпехи без единого выстрела уничтожили часовых на пирсе и захватили береговые батареи. На стоявших в гавани двух военных кораблях – турецком бриге и британском пароходе – все же почуяли неладное и подняли тревогу. Но, не успев открыть огонь, тут же были уничтожены «Шмелями». При свете пылающих кораблей противника десантники зачистили причалы. Еще несколько минут – и порт оказался под их полным контролем.

Вскоре к пирсу подошел первый русский корабль – колесный фрегат «Громоносец». С него на причал горохом посыпались солдаты Селенгинского пехотного полка и севастопольские матросы. С десяток морпехов выгрузили на берег несколько пулеметов «Корд» и АГС «Пламя». Ожидавшие их проводники – местные болгары и греки – повели десантников в город, где уже гремели выстрелы и слышны были крики «Ура!». Солдаты, обученные ведению ночного уличного боя, с ходу начали теснить неприятеля. В основном против них сражались турки – немногие англичане и французы еще вчера вечером покинули Бургас и отбыли в направлении Варны, где, по их мнению, и происходили главные события.

Турки, не обученные сражаться ночью, в панике метались по улицам. Они были настолько деморализованы, что начинали кричать «Теслим!»[5], едва завидев всего нескольких русских. Особый ужас на них нагнали морпехи в своей пятнистой форме и с размалеванными черным тактическим гримом лицами. Пленные турецкие солдаты потом с ужасом рассказывали про «воинов Иблиса», сражавшихся на стороне русских. О них уже ходили самые невероятные слухи. Дескать, они питаются сырым человеческим мясом, видят ночью как днем, стреляют с удивительной меткостью и могут метать во врага огненные стрелы. Насчет каннибализма насмерть напуганные аскеры, конечно, хватили лишнего, а вот насчет прочего они оказались недалеки от истины. Морпехи пользовались приборами ночного видения, отлично стреляли, а в случае необходимости пускали в ход РПГ.

Еще больше турок напугали бронетранспортеры – стальные чудовища, способные двигаться и по суше, и по воде без помощи лошадей. Они ревели как дюжина ишаков, поливали противниками пулями, легко прошивавшими стенки домов, а самое главное, их самих не брали пули, даже выпущенные в упор.

Активная фаза боя закончилась где-то через час после начала высадки десанта. К тому моменту, как ночная мгла рассеялась, а на небе появился предрассветный румянец, гарнизон Бургаса был частично уничтожен, частично пленен. Толпы расхристанных пленных под командованием солдат-селенгинцев и болгарских ополченцев вывели за город и разместили лагерем на ближайшем выгоне.

Интенданты, как это бывает нечасто, в числе первых высадившиеся во вражеском порту, начали оприходовать трофеи. Наступило их время. Без нормального снабжения десант обречен. Черное море капризно и по осени часто штормит. Волнение, которое способно помешать снабжению десантников всем необходимым, может продлиться неделю, а то и больше. Поэтому следовало как можно быстрее разгрузить в порту транспортные суда, раскидать грузы по пакгаузам и складам и взять на учет все захваченные трофеи. Все интенданты прошли краткий курс обучения азам логистики под командованием капитана 2-го ранга Льва Израилевича Зайдермана. До того тыловики, как он потом сказал по секрету своему знакомому, Николаю Домбровскому, кроме как воровать в циклопических размерах, больше ничего не умели. После краткого ликбеза Зайдерман отобрал из числа интендантов десятка полтора наиболее смышленых и толковых. И храбрых – потому, что некоторые из кандидатов, узнав, что исполнять свои обязанности им придется не в глубоком тылу, а на передовой, резко заскучали и сказались больными.

 

Вскоре транспортные корабли, выгрузив содержимое трюмов на причал, под охраной боевых кораблей Черноморского флота вышли из Бургаса и направились в сторону Одессы. Там они примут на борт подкрепления и грузы, после чего снова возьмут курс на Бургас. А десантники, зачистив город, срочно начали формировать подвижные отряды, которые на следующее утро отправятся в поход…

16 (4) ноября 1854 года.

Галац. Лагерь Дунайской армии.

Поручик медицинской службы Гвардейского Флотского экипажа Николаев Александр Юрьевич, глава 1-го полевого лазарета при Черноморском Экспедиционном корпусе

Итак, началось… Вчера наши саперы под руководством полковника Тотлебена приступили к наведению переправы через Дунай. Река эта, конечно, широкая, но русские за время многочисленных войн с турками форсировали ее уже не раз. Вот и сейчас через водную гладь беспрерывно снуют паромы и лодки греков – Галац населяли в основном греки, которые настроены были против турок и их прихвостней и добровольно вызвались помочь русским.

Ситуация в этих краях сложилась парадоксальная. До начала войны местное начальство было настроено пророссийски. Но после того, как император Николай I приказал вывести наши войска из Дунайских княжеств, сменившая их австрийская оккупационная администрация сместила прежние власти и посадила на их место своих людей. Те популярностью у населения не пользовались. И, как только австрийцы стали очищать территорию княжеств, эти «квислинги» сбежали вместе со своими хозяевами. Поэтому нынешняя администрация состояла или из тех, кто снова вернулся на прежние места, или из русских офицеров, которые совмещали должности военных комендантов и глав городков и местечек.

А меня, по согласованию с Юрой Черниковым, направили с двумя моими севастопольскими коллегами в Галац в составе новосозданного Первого полевого лазарета. На подмогу мне дали двоих моих санитаров из Севастополя, двух курсантов-второкурсников из Юриной группы, плюс трех девушек-крестовоздвиженок. Но, слава богу, активных боевых действий пока не ведется и работы для нас с ребятами практически нет. Есть солдатики, получившие травмы по собственной дурости при проведении инженерных работ. Были случаи инфекционных заболеваний, но армейские врачи получили надлежащий инструктаж о соблюдении санитарных правил, и того, что творилось у наших противников в их военных лагерях, у нас не было.

Лафа, да и только. Не хватает лишь одного – моей Оленьки. Как там она без меня? Зная ее характер, не удивлюсь, если она сейчас пытается всеми правдами и неправдами попасть в санитарки нашего Экспедиционного корпуса. Мы с ее отцом, есаулом Даваевым, договорились пресекать на корню подобные попытки, да и Юру Черникова я проинформировал, и он тоже торжественно пообещал сделать все, чтобы этого не допустить, буде она объявится в Измаиле – именно там сейчас находится наш основной военный госпиталь.

Так что бояться, наверное, нечего и можно сидеть на горушке и наслаждаться видом того, как наши части форсируют Дунай. Зрелище это занятное, тем более что один из саперных офицеров вкратце рассказал мне о том, что, собственно, происходит.

Оказывается, понтонные парки существуют в русской армии чуть ли не с середины XVIII века. Понтоны, с помощью которых происходит переправа, разработал капитан артиллерии Андрей Немой (ну фамилия у него такая!). Им была предложена конструкция разборного понтона с парусиновой обшивкой и деревянным каркасом. Преимущество такой конструкции по сравнению с цельнодеревянными и металлическими понтонами – меньший вес и компактность. Да и лошадей для перевозки парка требовалось меньше. К тому же полотняную обшивку было легче чинить – для того, чтобы ее «заштопать», требовалось всего несколько минут. По штату в понтонной роте было полсотни понтонов, что обеспечивало наведение наплавного моста максимальной длиной в четверть километра. По такому мосту можно было переправлять повозки общим весом три с половиной тонны. А если понтоны использовать как паром, то его грузоподъемность составляла уже до восьми тонн.

У меня замирало сердце, когда на наплавной мост заезжали тяжелые орудия с зарядными ящиками и деревянный настил, лежащий на понтонах, начинал волнообразно изгибаться. Но саперы работали четко, и переправа проходила без ЧП. Правда, по мосту на правый берег Дуная переправлялись в основном артиллерия и обозные фуры, а также кавалерия. Пехоту перевозили греки. На своих лодках и небольших гребных судах они сновали словно челноки, ловко приставая к берегу и высаживая наших солдат, которые пересекали Дунай, что называется, не замочив ног.

А вот откуда-то мчатся наши казаки. Похоже, что они возвращаются из разведки: на одной из лошадей со связанными руками сидит пленный – судя по мундиру, английский офицер. А один из станичников с трудом держится в седле. Видимо, он ранен. Так, мое ничегонеделание на сем заканчивается, и мне пора идти в палатку, в которой мы принимаем пациентов.

Точно, от группы отделились двое – раненый казак и еще один, который помогал ему удержаться в седле и не упасть на землю. Я вздохнул и направился к своему рабочему месту. Можно, конечно, поручить раненого одному из коллег, но пусть они посмотрят, что им следует делать, и наберутся опыта.

– Так что, вашбродь, – доложил мне «гаврилыч»[6], – меня к вам послали. Вот, Савву ранили. Пуля ему в бок попала. Он жив еще, но крови много потерял, да и сомлел чуток.

Прибежавшие санитары помогли раненому спешиться и, осторожно поддерживая его под руки, повели в палатку-перевязочную.

– Где его так угораздило? – спросил я у казака, который, намотав на руку поводья лошади раненого станичника, приготовился запрыгнуть в седло.

– Вашбродь, нас полковник из штаба послал к Браилову на разведку. Вот там мы и повстречали аглицких улан. Кони у них хорошие, мы их догнать так и не смогли. Они отстреливались на ходу, вот тогда-то Савву и зацепило. А у одного улана лошадь ногу сломала. Мы его взяли в плен. Скажите, вашбродь, а что, Савва будет жить? Мы ведь с ним из одной станицы, вместе на войну уходили. Односум[7] он мой.

– Полагаю, что все будет хорошо, – успокоил я казака, хотя еще не видел раненого. Но судя по тому, что ему хватило сил самому удержаться в седле, ранение было не очень тяжелым.

Так оно и оказалось в действительности. Пуля по касательной задела бок и распорола, словно ножом, кожу и мышцы. Продезинфицировав рану, я ее зашил. Потом велел напоить казака горячим чаем и уложить его на походную койку. Теперь главное, чтобы в рану не попала инфекция. Парень внешне был крепкий, и рана его должна была зажить быстро.

Закончив все дела, я снял халат и вышел из палатки. Движение войск через мост продолжалось. Еще день-два, и главные силы нашей армии окажутся на правом берегу Дуная. Вот тогда-то и начнется поход на юг, в сторону Босфора, чтобы наконец окончательно решить «турецкий вопрос» – раз и навсегда.

16 (4) ноября 1854 года.

Черное море, неподалеку от Поти.

Борт пароходофрегата «Бессарабия».

Командир корабля капитан-лейтенант Щеголев Петр Федорович

Опять я в этих диких местах и опять занимаюсь привычным для меня делом. Наш фрегат патрулирует побережье в районе Поти и Сухум-Кале, перехватывая турецкие шаланды и шхуны, тайком доставляющие немирным горцам из Турции и Варны оружие, порох и деньги для того, чтобы те продолжали воевать против нас.

В сентябре позапрошлого года «Бессарабия» под флагом вице-адмирала Павла Степановича Нахимова уже несла охрану побережья и огнем своих орудий поддерживала высадку нашего десанта в Анаклии. Потом мы совершили поход вдоль побережья Анатолии, где обнаружили и заставили спустить флаг турецкий пароход «Меджари-Теджарет». Наш трофей отконвоировали в Севастополь, и там остряки окрестили его «Щёголем», намекая на мою фамилию. Но в состав Черноморского флота захваченный пароход вошел под названием «Турок».

Перед выходом из Севастополя, по приказу адмирала Нахимова, на наш корабль перешли шесть человек из числа тех, кто так отличился в разгроме вражеского десанта. Командовал ими лейтенант Гвардейского Флотского экипажа Михайлов. Как неофициально в приватной беседе сообщил мне Павел Степанович, люди эти особенные, они должны будут оказать нам помощь в случае столкновения с вражескими кораблями. Кроме того, они будут поддерживать связь со штабом флота. Какую помощь они нам окажут и как они смогут пересылать сообщения в Севастополь, адмирал мне не сказал. Но я выполнил его приказание и предоставил моим «пассажирам» – так окрестили лейтенанта и пятерых мичманов наши записные остряки в кают-компании – полную свободу действий.

По всему видно было, что люди эти знакомы с морским делом и на корабле оказались не впервые. Правда, в парусах они не разбирались: лейтенант Михайлов, оглядев наши мачты, сказал своему сослуживцу, что «Бессарабия» – бриг, хотя наш пароходофрегат имел парусное вооружение бригантины. «Бессарабия» имела фок-мачту с тремя прямыми парусами: фоком, фор-марселем и фор-брамселем. Грот-мачта была «сухая», на ней ставили грот-триссель – над грот-гафелем, на грот-стеньге, грот-топсель. На бушприте ставили треугольные паруса: либо один кливер, либо кливер и бом-кливер. Под парусами, без помощи паровой машины, «Бессарабия» могла при хорошем ветре дать до восьми узлов.

1Эфраза (how do you do) в настоящее время практически не употребляется, а ранее использовалась в основном именно при знакомстве; «как дела?» и how are you?
2Турецкое название Констанцы.
3Корабль на воздушной подушке.
4Современный Сливен.
5«Сдаюсь!» (тур.)
6Так в русской армии называли донских казаков.
7В походе у казаков имелась одна вьючная сумка на двоих. Тот, с кем казак делил имущество, был его друг или близкий родственник.

Издательство:
Издательство АСТ
Книги этой серии: