Уважаемый читатель, книга, что сейчас лежит перед тобой не является учебником истории или научным исследованием. Это всего лишь художественный вымысел, некая история придуманная мной и помещённая во временные рамки, соответствующие 37-ому году. Я не ставил себе целью целиком и полностью соответствовать датам и историческим персонажам, моде или другим вещам, относящимся к данному периоду истории. Я не историк, я – писатель… Мне показалось интересным рассказать тебе немного другое…Создать атмосферу, заставить тебя полюбить героев и сопереживать им, находя в окружающих их действительности черты нашего времени, сравнивать и делать выводы. Надеюсь у меня получилось. Приятного тебе чтения.
ЧАСТЬ 1
Начало…
Погода была ясная и солнечная. Для начала июня было удивительно тепло. Отметка на градуснике давно перевалила за почти критические плюс сорок, и палящий зной заставил большинство харьковчан попрятаться по домам, оставляя широкие проспекты одиноко пустынными, словно вымершими. Редко, стараясь держаться в тени раскидистых тополей, по улице торопливо, поминутно вытирая выступившие на лбу крупные капли пота, пробегал кто-то из жителей. Глухо гремел на рельсовых стыках трамвай, да изредка шелестела по брусчатке своими шинами машина председателя горисполкома или ещё какого-то важного чиновника, вынужденного в такую лютую жару спешить по несомненно важным государственным делам.
Лениво по пустым улицам бродили вялые с жары голуби, обитая в основном возле фонтанов, где в такое время полуденного зноя и концентрировалась вся жизнь огромного города. И только в одном здании города она не прекращалась ни на минуту, независимо от жары или холода, сумерек или полуденного зноя.
В кабинете начальника УНКВД по Харьковской области Мазо Соломон Савельевича пахло спиртным. На столе была раскидана гора бумаг, среди которой лишь один лист, исписанный аккуратным почти ученическим почерком привлёк его внимание – длинный список фамилий и имён, с указанием должностей, подлежащих аресту. От простого сапожника на Лесной до заведующего лабораторией при крупном заводе…От обилия списочного состава рябило в глазах. Початая бутылка водки стояла рядом вместе со пустым стаканом. Чиркнула в оглушительной тишине зажжённая спичка. Мазо с удовольствием подкурил, выпуская плотное сизое облако дыма.
Чуркин Василий Иосифович…1900 года рождения директор харьковского мясокомбината. Женат, двое детей…
Соломатенко Галина Григорьевна 1895 года рождения, дежурная по станции Харьков, обвиняется по статье…
Буквы сливались в одну сплошную чёрную кляксу. Мазо устало потёр слезящиеся от дыма глаза, пытаясь сосредоточиться. Кто тут ещё…
Саяпин Оксана Богдановна…Бред…
Комиссар 3 ранга НКВД откинулся на спинке стула, нацедив себе из початой бутылки почти полный стакан. С удовольствием выпил, затянувшись папиросой.
В дверь постучали, аккуратно, вежливо, но этот стук заставил Мазо испуганно вздрогнуть, словно в этот момент он совершал что-то неприличное, противоправное.
Глава управления наркомата внутренних дел по Харьковской области медленно убрал водку в стол, пытаясь этим простым, до боли знакомым движением унять бешено колотящееся сердце. Дрожь пришла совсем недавно, когда арестовали его заместителя товарища Куценко. Подумать только, отличный чекист, ответственный работник, добрый друг и вдруг враг народа. С этого момента в голове Мазо начали появляться неподобающие мысли о том, что вся эта компания по ловле троцкистов, не добитых контрреволюционеров и меньшевиков является всего лишь борьбой за власть, разменными пешками, в которой стали судьбы обычных людей. От этого осознания ему стало страшно, комиссар пытался это гнать от себя, стыдясь собственной партийной неуверенности, но все же она приходила к нему каждый раз, когда на подпись ему приносил секретарь длинные списки жителей города, подлежащих расстрелу, каждый раз написанные одним и тем же аккуратным почерком, словно домашнее задание.
– Войдите!– справившись с ненужными эмоциями, разрешил Мазо, затушив окурок в массивной переполненной пепельнице, стоявшей на столе.
На пороге кабинета появился его секретарь. Форма туго обтягивала его крепкие плечи, круглое еще не совсем старое лицо светилось от собственной важности и какой-то уверенности в том, чем он занимается. Святой уверенности…которой Мазо увы, последнее время почти не испытывал.
– Товарищ комиссар 3 ранга! – бодро обратился он к нему, протягивая вперёд коленкоровую папочку коричневого цвета, доверху забитую бумагами.
– Что это?– устало уточнил Мазо, забирая документы и зашарив по столу в поисках своих очков, без которых стал видеть все хуже и хуже.
– Списки!
– Списки…– то ли спросил, то ли согласился с ним начальник Управления. Очки нашлись под стопкой бумаг, кажется, это были докладные агентов. До них руки ещё не дошли. Он аккуратно взгромоздил очки на длинный еврейский нос и открыл папку.– Списки…Сколько ж можно-то, а? А это что тогда?– недовольно кивнул он на ту бумагу, которую рассматривал до этого.– Списки…– красные, уставшие глаза пробежались по аккуратным строчкам.– Это что тогда?– потряс он перед лицом секретаря другим листом, отбросив гневно тот в сторону.– Такое ощущение, что каждый второй харьковчанин скрытый троцкист или хуже того агент империалистов!
Секретарь молчал низко, опустив глаза в пол. Последнее время ему все чаще приходилось выслушивать от своего начальника такие крамольные речи.
– Это пересмотренные…
– Пересмотренные?– изумился Мазо.– Как-то не в ту сторону только!– он махнул рукой, указывая на предыдущий лист.– Тут всего одна страница, а тут четыре!
– Открылись новые обстоятельства…Пришлось несколько…
– Ясно,– кивнул Мазо, не выслушав стандартное объяснение помощника,– где-то что-то недосмотрели, не достучали…
– Товарищ комиссар 3 ранга,– вскинулся секретарь,– боюсь, что вы не понимаете всю важность борьбы с врагами народа! Ведь именно их саботаж не позволяет нам добиться тех результатов, к которым правительство нашей страны и сам товарищ Сталин стремятся! К чему ведут нашу страну он и наш нарком товарищ Ежов! Все эти недобитки сумели избежать наказания и спрятаться от карающей длани нашего советского правосудия, и, потерявши все, пытаются всячески навредить, сломать нашу пролетарскую волю…– горячо заверил его секретарь. Мазо с грустной усмешкой кивнул, понимая, что спорить бесполезно. Он никогда не был фанатиком, урождённый еврей искал выгоду во всем, в чем только можно! И если дружба с нынешней властью была ему выгодна, то он был готов её терпеть, но не разделять взгляды своих нынешних товарищей, в том числе и этого человека, для которого за этим длинным списком фамилий не стояли чьи-то судьбы и жизни.
– Можете быть свободны…– разрешил ему Мазо, поняв, что разговора не получается.
Обиженно поморщившись, наверное, обязательно настрочит в политотдел на него докладную, секретарь, оглушительно громко ухая сапогами вышел прочь, снова оставив Мазо один на один со своими мыслями. А ведь они с Власенко прошли бок о бок очень долгий путь. Было время, когда Соломон мог доверить ему свою собственную жизнь!
Тошно… Тошно и противно, словно сам того не желая с ног до головы искупался в дерьме. Мазо вздохнул и взялся за списки. Много, очень много людей…В основном евреев из известных в Харькове фамилий. На них началась особенная охота после того, как в Москве раскрыли заговор врачей, пытавшихся немного ни мало отравить самого Сталина! Сталина…Вы только вдумайтесь!
Мазо покосился на портреты вождя мирового пролетариата и вождя народов, примостившихся над его рабочим местом. Этого ли они хотели, когда рвались к власти? Об этом ли мечтал сам Мазо, поступая на юридический факультет университета? Подписывать расстрельные списки, даже не вникая, а виновен ли этот человек?
Он со вздохом отложил бумаги в сторону. Нет…Это просто нервы! Они последнее время совсем расшатались от непривычного ощущения постоянно бродившей вокруг опасности. Людей настолько запугали, что своими мыслями было страшно делиться даже с самим собой перед зеркалом, а вдруг стуканет куда следует. Это все от нервов…Нервы…
Соломон Савельевич вылил остатки спиртного себе в стакан и залпом его опрокинул. Алкоголь его не брал. Он пил его, как воду, не чувствуя привычного жжения и теплоты в желудке. Страшно…Во рту уже тошнило от папирос. Дым висел под потолком в кабинете плотными клубами, сползая к окну.
– Что тут у нас?– дабы хоть как-то себя приободрить произнёс вслух Мазо, листая страницу за страницей. Ежов совсем свихнулся! Если так и дальше пойдёт, то в городе совсем народа не останется, только чекисты с безупречно чистой репутацией.
В глаза бросилась фамилия подчёркнутая красным карандашом. Он бы никогда не заметил бы её среди длинного списка приговорённых, если бы услужливый и внимательный к мелочам секретарь не удосужился черкнуть под ней красным химическим карандашом. Сука…
– Мазо Валерия Львовна…– ошарашенно прочитал комиссар 3 ранга вмиг пересохшими губами, почти по слогам.– Мазо…
Мир закачался, перевернувшись туманной непроглядной пеленой. Предметы в его просторном кабинете, которым он в тайне гордился неожиданно поплыли в разные стороны, а воздуха стало катастрофически не хватать в лёгких. Мазо…Дрожащей рукой Соломон потянулся к отвороту форменной гимнастёрки. Дрожащими руками с трудом справился с пуговицами. Мазо…
– Лерочка…– он то ли всхлипнул, то ли простонал от душившей его боли. Лист выпал из рук, спланировав на заваленный бумагами стол.– Лерочка…
Невозмутимый чекист вдруг ощутил, что вот-вот потеряет сознание, которое опасно балансировало на грани между непроглядной тьмой и светом, вяло пробивающимся сквозь плотно задёрнутые, как спасение от жары, шторы.
– Лера…Валерия…
Куда бежать? Надо срочно её спасать! Кому звонить? Мазо бессмысленно зашарил руками по письменному столу в поисках телефона. С грохотом рухнула пачка документов, аккуратно сложенная в папку. К черту! Надо что-то делать!
Усилием воли он вскочил со своего места, но ноги подкашивались и отказывались идти. Лерочка…Его милая прекрасная жена! Его добрая нежная…Лерочка!
Первой мыслью было вернуть обратно в кабинет секретаря и выяснить, что, если это шутка, то она получилась не очень весёлой. Но в одно мгновение Соломон Савельевич себя остановил. Ошибки, а тем более шутки тут быть не может. В организации, которую он возглавлял не принято ошибаться, а точнее признавать свои ошибки. Значит…
Он бросился к телефону. Немедленно набрать домашний и связаться с ней. Пусть сбежит, спрячется, пока утихнет эта волна! Пусть берет детей и отправляется куда-нибудь в Москву, на Север, к тётке! А лучше…Лучше не появляться ни к каким родственникам.Чекисты знают обо всех! Они легко смогут её найти, даже там! Значит куда? Туда, где искать её никто не будет…
Сердце металось, хотя умом Мазо понимал, что это все бесполезно. Леру не спасти. Понимание этого ужаса пришло к нему, как лавина, нахлынув, будто волна. Опустошив, сломав. Он простонал, схватившись за голову.
Милая, добрая Лерочка…Это он! Он виноват! Удар наносили по нему, использовав жену.
– Не-еет…– слезы сами закапали из глаз, катившись помимо его воли, Он заревел ещё сильнее, с грохотом опрокинув стулья.– Нее-ет!
Страшно…Он рванул кобуру, доставая служебное оружие. Он не даст, не даст опорочить, оговорить Лерочку! Нет…Они хотят ударить по нему, так пусть…Лишь бы она, его ненаглядная была жива.
– Товарищ комиссар 3 ранга,– раздался встревоженный голос секретаря из-за двери,– с вами все в порядке? Что у вас за шум?
– Пошёл на …– прокричал Мазо, метнув в дверь пустую бутылку водки. Нервы, все это время в период чисток в аппарате НКВД, державшиеся на пределе, всё-таки не выдержали. Его окончательно доконало то, что для подписи ему подали расстрельный список, в котором была его жена. И этот Власенко её фамилию ещё и издевательски подчеркнул! А может просто хотел предупредить?
– Сволочь! – звон разлетевшейся бутылки все ещё стоял в ушах. Рука дрожала взводя курок револьвера. Он не мог, не имел права подставлять так свою жену. Один выстрел, и от неё отстанут, ведь бьют несомненно по нему через неё. Бьют…Суки…
Глухо щёлкнуло оружие, вставая на боевой взвод.
– Суки…– Мазо пошарил на столе в поисках чистого листа бумаги и карандаша. Может после этого от Лерочки отстанут? И она будет жить спокойно вместе с Софией и Моисеем в мире и радости? Буквы прыгали по бумаге, выдавая его волнение. Карандаш писал бледно, но что-то разобрать все же было можно… Комиссар НКВД последний раз взглянул на начёрканную им коротенькую записку. На белом листе выделялись крупные косые буквы с дореволюционными завитушками : " Так нельзя, товарищи!"
Пожалуй, с них хватит…Он вскинул пистолет к виску. Холодная сталь неприветливо коснулась горячей кожи.
– Прости, Лерочка…– прошептал он, нажимая на курок, зажмурившись. Глухо ухнул выстрел. Тело комиссара НКВД отбросило в сторону, брызнув алыми каплями крови на застеленный зелёной скатертью рабочий стол. Он с грохотом опрокинул рабочее кресло, сорвал тяжёлую штору, карниз не удержался наверху, накрыв застрелившегося чекиста плотным полотном, будто стыдливо пряча слабовольный поступок офицера.
– Товарищ комиссар 3 ранга!– секретарь забарабанил в двери с той стороны.– Товарищ Мазо!
Никто не отзывался. Рука начальника управления НКВД по Харьковской области безвольно выпустила из ослабевших пальцев рукоятку именного револьвера.
От хорошего пинка двери разлетелись в разные стороны. Секретарь не спешил. Спешить было уже некуда. Он медленно прошёлся по кабинету, рассматривая бледную кисть, торчащую из-под оборванной шторы, потом двинулся к столу покойного. Брезгливо отодвинул в сторону прощальную записку, забрызганную кровью, и достал те списки , что принёс Мазо последними. Удовлетворенно хмыкнул, пряча лист с фамилией подчёркнутой красным себе в карман, и лишь после этого откинул штору в сторону.
Соломон Савельевич лежал, широко распахнув глаза. Чуть выше уха дымилось аккуратное чёрно-бордовое пулевое отверстие. Рот открыт в немом крике о помощи. Липкие жидкие волосы слиплись от крови.
Секретарь вздохнул и прошёл к телефону. Память услужливо напомнила ему заученный наизусть номер наркомата. Трубку взяли почти мгновенно, словно ждали его звонка.
– Москва? Это Харьков!– сообщил он невидимому абоненту в трубку после того, как его соединили.– Да…Увы, но комиссар третьего ранга НКВД Мазо Соломон Савельевич застрелился! Хорошо…Жду!
По ту сторону телефонной трубки раздались короткие гудки. Невидимый абонент разъединился, удовлетворённый этим коротким сообщением.
– Как жаль, Соломон Савельевич…Как жаль…– с лёгкой усмешкой на губах покачал головой секретарь, поглядывая на труп своего начальника. – Как жаль, что вы так ничего и не поняли, оставшись старым рефлексирующим интеллигентом.
ГЛАВА 1
Я топтался на перроне в ожидании объявленного поезда из Москвы, вот-вот, с минуты на минуту прибывающего на Южный вокзал моего родного Харькова. нервно курил папиросу, постукивая по деревянной лавочке пальцами, дрожа от негодования. И, я вам скажу, было от чего! Мне, молодому и перспективному работнику органов государственной безопасности, поручили встречать со столичного поезда нового начальника областного НКВД, вместо застрелившегося Соломона Савельича Мазо, будто стажера отправили сюда, заниматься какой-то ерундой, вместо того, чтобы ловить преступников, которых в последнее время развелось в Харькове более, чем обычно. Каждый день, читая ежедневную сводку по городу я удивлялся наглости, лихости и размаху бандитизма, охватившего столицу советской Украины.
Вот вчера, например, на улице Калинина в упор расстреляна машина госбанка. Трое офицеров милиции убиты, двое ранены, похищены казённые деньги, а я сижу себе на лавочке, ожидая нового начальника управления. Нет…спору нет! Не организовать встречу постыдно и некрасиво, но все же…Почему я?
Затушил нервно папиросу, выбросив её в стоящую рядом урну. Рядом толкались такие же, как и я встречающие, счастливо переговаривающиеся, перешучивающиеся между собой, но в отличии от них, у меня настроения не было совсем.
– Молодой человек, а московский на какой путь?– поинтересовалась крупная женщина в цветном платке, повязанном под шею, с какой-то объёмной корзинкой в руках.
– Да вот и он!– завидел я чёрный чадящий дым, появившийся из-за поворота, как предвестник чего-то нехорошего. Сердце ёкнуло, словно предупреждая меня об опасности, но я, как последний дурак. проигнорировал это предупреждение, оправил свою новенькую щегольскую форму и шагнул к перрону, наблюдая, как дымящая громадина паровоза медленно вкатывается на станцию, громыхая на стыках всеми своими вагонами, покачивающимися в такт движению поезда. И мгновенно перрон оживился. Встречающие единой волной подались вперёд, словно стремясь опередить остальных, а я остался позади, закинув руки за спину, сделав вид, что меня это совершенно не интересует. Женщина с корзинкой метнулась к одному вагону, потом к другому, громко оповещая, о том что у неё самые горячие пирожки в Харькове, с картошкой, повидлом и ещё чем-то…Я было ринулся пресечь спекуляцию, но потом махнул на это рукой. Встречать, так встречать…А этими, пусть другие занимаются.
Паровоз издал последний усталый гудок, выбросив из закопчённого сопла остатки дыма и,скрепя всеми своими сочлинениями, остановился. Перрон ожил, загалдели, зашумели люди. Посыпались поцелуи, объятия, женский смех, кто-то весело рассказывал про попутчиков в поезде, а кто-то о своих последних новостях. Старшего майора госбезопасности Коноваленко Андрей Викторовича, присланного нам из Москвы вместо застрелившегося Мазо, нигде не было видно. Чувствуя необъяснимую тревогу, я прошёл чуть дальше, полагая, что в секретариате могли перепутать номер вагона, но синей формы в этом людском море мне обнаружить не удалось.
– Товарищ лейтенант, не меня ищете?– позади стоял крепко сбитый невысокий мужчина с начинающей лысеть, темноволосой, короткостриженной головой, крупным носом и глазами чуть навыкате, чисто выбритый, ухоженный, больше похожий на какого-то конторского работника в фетровой шляпе и светлом просторном костюме лёгкого покроя. В руках у него был небольшой кожаный чемоданчик, а рядом стояла…На миг я ослеп, понимая, что пропадаю окончательно и навсегда. настолько сильно меня поразила эта улыбка из под густых русых бровей, глаза серо-пепельного цвета, немного грустные, но одновременно такие глубокие, что в них, словно в омуте хотелось утонуть. Слегка тонковатые губы не портили эту прелесть, а скорее придавали ей дополнительный шарм, а эти светлые кудрявые локоны, аккуратно уложенные под белую модную шляпку, заставили меня тяжело вздохнуть.
– Вам плохо, товарищ лейтенант?– нахмурившись, осведомился мужчина – спутник этого чуда, шагнув ко мне.
– Нет…Все хорошо!– справился я с волнением.– А вы…
– Старший майор госбезопасности Коноваленко Андрей Викторович,– незнакомец достал из кармана удостоверение работника НКВД и махнул у меня им прямо под носом.– Я так понимаю, Нестор Петрович прислал вас нас встретить?
Я механически кивнул, пытаясь сообразить хоть что-нибудь и постараться отвести взгляд от спутницы своего теперешнего начальника. Она улыбнулась мне, протянув тоненькую ладошку.
– Валентина – моя супруга!– представил женщину майор, явно гордясь своей женой и произведённым её появлением эффектом. Я аккуратно пожал ладонь, боясь своими толстыми пальцами сделать ей больно, чтобы вовсе не выглядеть кретином, я вежливо поинтересовался, как прошла дорога. И замолчал, уставясь бессмысленным взглядом в щербатый бетон платформы вокзала.
– А вы…– улыбнулась вежливо Валентина, прервав напряжённую тягучую паузу, в которой я, впрочем, чувствовал себя вполне комфортно, боясь нарушить мгновение высшего счастья – любования этим ангелом чистой красоты.
– А я…
– Вы…
Будто бы между нами и не было её мужа. Только я и она, даже шумный вокзал перестал существовать вместе с надрывными гудками паровозов, шумом вагонов и звонкими объявлениями диктора.
– Я…
– Вы, вы лейтенант!– подхватил её муж.
– Виноват,– спохватился я.– лейтенант госбезопасности Клименко Александр Сергеевич. Прислан, чтобы встретить вас вместе с семьёй и препроводить на вашу служебную квартиру. Машина ожидает напротив вокзала.
– Вот так-то лучше,– ухмыльнулся Коноваленко, передавая мне тяжёлый чемодан с вещами,– как обстановка в городе, товарищ лейтенант?
Эта фраза заставила меня на секунду отвлечься созерцания Валентины и немного сосредоточиться на делах.
– Докладываю, товарищ майор!– браво отрапортовал я.– На данный момент в городе орудует опасная организованная банда, согласно наших предположений её возглавляет кто-то из затаившихся врагов народа, промышляют грабежами и разбоями. Вчера ими было совершено нападение на машину госбанка, похищены государственные средства, ведётся розыск.
– А разве грабежи не дело местной милиции?– нахмурился Коноваленко, проходя через просторный и светлый, украшенный высокими массивными колонами с ажурной лепниной зал ожидания Южного вокзала.– Почему этим занимается НКВД?
– До нападения на машину госбанка этой бандой были совершены ещё несколько преступлений, поднявших шум в городе. Из Москвы пришло указание нашим специалистам подключиться к расследованию. Ведь похищены государственные средства…– пожал я плечами, распахивая двери служебного автомобиля, который мне выдали ровно на два часа для встречи столь представительного начальника, чтобы не подумал московский гость, мол, столица Украины лаптем щи хлебает, моторизирована не хуже столичных спецов. Майор садиться назад наотрез отказался. Пояснил, что его укачивает, когда он не видит дорогу, сказывается кавалерийское прошлое, а вот Валентина лишь пожала плечами и, обдав меня шлейфом ароматных цветочных духов, присела позади.
Я вежливо прикрыл дверь за ней и занял своё место рядом с майором впереди. Мотор – умничка не подвёл, взревев, как положено, всеми своими шестерёнками, выбросив из выхлопную трубу в воздух облако сизого дыма. Мы плавно и медленно тронулись с места, свернув с площади, мимо управления железной дороги на улицу товарища Кирова и вверх к площади Дзержинского, где и располагался наш доблестный наркомат, а так же съёмная квартира нашего нового начальника управления. Мимоходом скосил глаза в зеркало заднего вида, вроде как проследить за обстановкой, а, на самом деле, полюбоваться на Валентину, задумчиво подпёршую левой ладошкой щёку и наблюдавшей за пролетающим за окном городом, умытым освежающим летним ночным ливнем.
– Хороший город,– похвалил Харьков Коноваленко, цокнув языком, будто ему отдавали его на откуп, солидный…Вроде пока и патриархального много, мало советского, но чувствую, что все сложится здесь у нас…– проговорил майор, как будто про себя, а после будто бы и не поверил сам себе, и решил уточнить у супруги.– Правда, Валентина?
Жена ответила ему холодным кивком головы и гробовым молчанием. С затаённой радостью, я ощутил, что в семье их не все так гладко, как может показаться. Дурацкое, глупое сердце в моей молодой груди бабахало сильнее положенного. И я с трудом сумел увернуться от выскочившей наперерез куцей лошадёнки с телегой, на которой грудой были навалены какие-то тряпки, самовары, матрасы и прочая утварь. Это встреча навела меня на мысль, что вещей для переезда у полноценной семьи маловато, но о своих наблюдениях я благоразумно промолчал. Крутил баранку, изредка бросая косые взгляды на очаровательную пассажирку, и думал о том, что Секретарь все же молодец, раз уж отправил меня на это задание. Ну, ловил бы я сейчас где-то там бандитов по грязным закоулкам Полтавского шляха, метался бы по многоквартирным домам, опрашивая очевидцев, а Валечку, так бы никогда и не увидел.
Как-то само собой получилось, что у себя в голове, жену майора я уже назвал Валечкой. Имя это тёплой волной растекалось по груди, заставляя меня пунцоветь до состояния самого настоящего помидора с грядки, то бледнеть, как будто съел, что-то не то…
– А как дело обстоит с политическими преступлениями?– будто бы случайно, мимоходом поинтересовался Коноваленко, когда мы уже были неподалёку от ГосПрома.
– Работаем, ищем… пожал плечами я, стараясь обойти неприятную тему. Обстановка в городе была нервная по этому поводу. Лишний раз теперь люди на улицах боялись слово сказать, а ночью когда темнело, с тревогой вслушивались в шум проезжающих мимо автомобилей. Не за ними ли? И с облегчением вздыхали, когда стучались в соседнюю дверь их большой коммунальной квартиры. Я такой «охоты на ведьм» не понимал и не принимал. Тема эта была мне неприятна, но не объяснишь жевсе сразу вновь прибывшему из самой Москвы твоему начальнику?
– Я слышал, что даже под следствием оказалась жена вашего бывшего руководителя товарища Мазо?– с лёгкой небрежностью в голосе поинтересовался Коноваленко.– Валерия Львовна, если не ошибаюсь? Мол…именно из-за этого Соломон Савельевич и из жизни ушёл добровольно, оставив более чем провокационное посмертное письмо?
Ага…щупает меня, гад! Решил я, изобразив на лице одну из самых своих обаятельных улыбок.
– Товарищ Мазо был коммунистом и просто хорошим человеком,– пояснил я,– увы, это все, что я знаю о нем. Меня до задушевных бесед с комиссаром третьего ранга не допускали. Все больше на полевой работе. А как там…Почему…Это вам лучше с Секретарём поговорить…
– Секретарём?– нахмурился Коноваленко.
– Виноват…Капитан госбезопасности Власенко.
– Это кто?
– Личный адъютант товарища Мазо. Они вместе были ещё со времён Гражданской войны, вместе в Харькове пролетариат поднимали, потом с махновщиной боролись…Он, когда нашёл труп Соломон Савельевича в кабинете, так убивался, будто по родному.
– А почему секретарь?– поинтересовался Коноваленко.
– Да…Это мы его так прозвали! Ведь, будто тень, за Мазо ходил! Его и сам товарищ комиссар порой так называл. Вот и прижилось!
– «Секретарь» значит… – задумчиво пробормотал новый начальник, уставившись отстраненным взглядом куда-то в окно, где обгоняя друг друга по старой брусчатке, мчалась ватажка пацанят школьников.
– Так точно!
– А далеко ли от управления моё новое жилье?– повернулся он снова ко мне, сверля настойчивым взглядом исподлобья.
– Никак нет…Минут пять, если не спеша!– пояснил я, выворачивая руль вправо, чтобы обогнуть старуху со старыми металлическими вёдрами, доверху наполненными свежим домашним молоком, купленным на Конном рынке.
– А забрось-ка ты меня сначала в управление, а потом Валентину Владимировну в нашу новую квартиру. Не терпится мне с коллективом познакомиться, дела разобрать…Чего зря время терять? Ты как, Валечка?
Вопрос мужа вывел её из задумчиво-меланхоличного настроения. Она, словно встрепенулась, как синичка на ветке, улыбнулась и кивнула.
– Надо, так надо…
– Только вы, товарищ лейтенант,– распорядился Коноваленко,– уж доведите её до порога, с чемоданом помогите…
– Слушаюсь!– внутри меня все ликовало. Я невольно поддал газу, искренне сожалея, что из старого двигателя нельзя выжать больше положенного. И, если раньше, я намеренно не торопился, чтобы подольше полюбоваться на Валечку, то теперь старался побыстрее добраться до управления, дабы высадить майора и остаться с ней наедине. Боже…какой же у неё приятный голос, а эта улыбка…Я тяжело вздохнул, притормаживая у управления.
Перед главными воротами тарахтел заведённый грузовичок с открытым кузовом, куда усаживались несколько автоматчиков и знакомый мне младший лейтенант Кулик. Вместе с ним мы были в прошлом году на курсах младшего комсостава, вместе служили срочную в Дальневосточной тайге.
Заметив меня он приветливо махнул рукой, показывая одновременно на часы, намекая на то, что критически ограничен во времени, хотя и рад бы поболтать. Запрыгнул в кабину уже на ходу, уцепившись за поручень.
– На задержание…– кивнул я, то ли поясняя что-то Коноваленко, то ли просто подтверждая известный факт.
– Разберёмся!– хмуро кивнул майор, выбираясь из машины. Не стал ждать по-барски, пока я открою ему дверь. Упруго-подтянутой походкой сам вышел наружу, потянулся, демонстрируя то, что все ещё находится в прекрасной форме.
Сколько же ему лет? Присмотрелся я поближе к новому начальнику. Волосы начали седеть рано…Но это из-за тёмного цвета волос. А вот залысины проползли почти до самой макушки, оставив лишь посреди лба небольшой ёжик волос. Насупленные брови, глубокая морщина возле лба. Уголки губ вниз, словно он никогда не улыбался в своей жизни. Пятьдесят? Или около?
Плюнув на свои изыскания, я повернулся к Валентине, почувствовав себя немного свободнее.
– Домой?– уточнил я, попытавшись улыбнуться, но получилось слабо. Она кивнула, тяжело вздохнув. Почему-то в тот момент мне её глаза показались слишком грустными, полными какой-то неизведанной тоски, словно у спящей царевны. Так и не промолвив ни слова, мы добрались до их новой квартиры.
Для начальника управления подобрали жилье в соответствии с его статусом. Ни какая-нибудь коммуналка, в которых чаще всего проживали младшие сотрудники госбезопасности, а полноценная квартира в недавно отстроенном шикарном доме помпезного и громоздкого вида. Только и пользы, что потолки высокие, да соседи сплошь и рядом партийные чиновники.
Во дворе играла ватага ребятни, с визгом строивших какую-то башню из песка. На лавочке у подъезда, надев очки, в одной белоснежной майке и затёртых галифе читал свежий номер «Известий» Валерий Поликарпыч Белобородько – местный руководитель милиции. Чуть поодаль, в тени душистых груш, только ещё начинающих спеть, устроился глава облисполкома товарищ Кучко с внучкой. На огромных качелях с визгом раскачивалась дочь начальника управления Южной железной дороги Остоженко. Всех по роду своей службы я знал не только в лицо, но и теневую жизнь каждого. Ибо, враг не дремлет, а некоторые несознательные элементы могут не только поддаться на уговоры врагов нашего социалистического государства, но и не дай Бог…
Вот, например, Кучко женат, а каждый вечер наведывается к продавщице Лидочке из райпо домой, жене объясняя, что работы стало невпроворот. Супруга верит, но так как ни Кучко, ни Лидочка никаких злодеяний против государства не замышляют, то и их история пока остаётся тайной.
Или товарищ Белобородько…Утаил от следствия изъятые сто рублей при задержании и на них, вне очереди, купил холодильник «ЗИЛ». Пусть…лишь против товарища Сталина и Родины нашей ничего плохого не замышлял. И так про всех обитателей этого правительственного дома.
