Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России (2012–2018 годы)»
1
За окном притулился унылый сентябрьский вечер. Люди занимались обычными житейскими делами – выпивали, ругались, неутомимо смотрели телевизор, гуляли на свежем воздухе, делали покупки. Не все могли позволить себе расслабиться. В одном весьма добротном помещении, втиснутом в солидное здание, расположенное в центре не столь далекого от Москвы города, проходил крайне важный разговор. Присутствовало четверо, в строгих костюмах, при галстуках. Они расположились в удобных кожаных креслах с мягкими подлокотниками. Выступал самый молодой из них, спортивного вида, невысокий, бойкий, с короткой стрижкой и быстрыми, черными глазами – у него единственного ворот рубашки не был застегнут, и галстук небрежно охватывал шею. Бархатистый голос звучал напористо:
– Коммунисты – наши главные соперники. Все остальные шансов не имеют. И Демин – тоже. А Квасов имеет. – Григорий, так звали молодого человека, умело выдержал паузу. – Дело не в Квасове. Скучный, заурядный человек. Толстый до безобразия, говорить не умеет. Дело в избирателях. Сторонники КПРФ проголосуют за того, на кого укажет партия. Так что шансы у Квасова предпочтительные. Однако, есть проект, призванный поставить нашему главному конкуренту подножку, отнять у Квасова достаточно большое число голосов. А значит, всерьез повысить ваш шанс. – Учтивый жест был адресован занимавшему кресло напротив мужчине. – Замысел такой: находим человека, который, будучи ярым коммунистом, ругает их. За то, что зажрались, забыли про Ленина и так далее. Этакий homo-commy. Вытаскиваем его на выборы, даем трибуну. Ему поверят. Он – коммунист, а не какой-нибудь богатенький демократ. Имеет право на критику.
Мужчина, сидевший перед Григорием, непомерно массивный, с тяжелым подбородком, не менее тяжелым взглядом и демонстративно пренебрежительным выражением на лице, лениво поинтересовался:
– И где взять такого?
– Есть на примете подходящая кандидатура. Начальник цеха металлолома на одном из местных заводов. Кузьмин. Коммунист, но при этом ругает Зюганова, партийную верхушку, здешних коммунистических начальников. Именно такой нам нужен.
– Ты откуда знаешь?
– Успел выяснить.
– Всё ты успеваешь… – Явное одобрение звучало в начальственном голосе. – Ну так поговори с ним.
– Проблема не в том, чтобы поговорить.
– А в чем?
– Деньги. Проект стоит минимум сто пятьдесят тысяч зеленых. Лучше – сто семьдесят. А еще лучше – двести. Результат будет выше.
Мыслительная работа вызвала паузу, которая закончилась спокойным, уверенным кивком самой важной в помещении головы, а следом прозвучало:
– Дам.
– Сколько?
– Сто.
– Мало. Минимум сто пятьдесят. Лучше сто семьдесят.
– Сто двадцать. И покажи смету.
Григорий состроил кислую физиономию – к чему лишняя работа?
– Ладно. Завтра. Но вы учтите: говорить об этом проекте никому не стоит. Иначе всё сорвется. И даже по нам ударит.
– Не дурак. Понимаю… Виски будешь? – Григорий кивнул. Самая важная голова повернулась к сидевшему рядом человеку, доселе не проронившему ни звука. – Давай, обеспечь нам вискаря…
2
Любовью они занимались в складском помещении. В конце рабочего дня, когда исчезали немногочисленные рабочие. В углу стоял топчан, укрытый старым матрасом. На нем все и происходило. Потом, когда лежали, – он на спине, а она, прижавшись к нему, положив голову на его руку, – говорили о жизни, о том, что происходит в городе, в стране. Он частенько повторял: «Валентина, ты умная. И ход мыслей у тебя правильный». Так он сказал и в этот раз.
– Валентина, ты умная. И ход мыслей у тебя правильный. – А потом продолжил. – Надо тебе в Государственную Думу идти. Будешь простых людей защищать. Народ тебя узнает. И полюбит.
– Зачем мне народ? Главное, чтобы ты любил.
– Я-то люблю. А если еще народ полюбит, разве плохо?
Она кивнула в знак согласия. Чтобы не спорить с ним. Хочется ему в это верить, пусть верит. Она любила его, и ей было приятно, что он думает о том, как сделать ее знаменитой. Но сама идея не захватила ее. Москва, депутаты в дорогих одеждах с холеными физиономиями – все это казалось нереальным, невозможным, существующим только в телевизоре. Чтобы показать в новостях и вновь спрятать до следующего вечера.
Он был красив – стройный, худощавый, решительный. Черные волосы, хотя недавно разменял пятый десяток. Она была моложе на двадцать два года, но это не мешало ни ей, ни ему.
Как он говорил! Красиво, убежденно. Она обожала слушать его.
– Коммунизм воплощает в себе идеалы, о которых испокон веку мечтало человечество: справедливость, равенство, заботу о людях. Не получилось все это осуществить в Советском Союзе. Безмерно жаль, но не вышло. Только ты пойми, опыт СССР вовсе не доказывает, что коммунизм невозможен. Между прочим, все то положительное, что есть в западных странах, ну… мощные социальные гарантии, сильные профсоюзы, все это появилось только благодаря СССР. Потому что испугались, поняли, что этим нельзя пренебрегать…
Она могла слушать его часами. Она чувствовала – все, что он говорит, правда. Вот она, простой кладовщик. Зарплата небольшая, так ведь и ту постоянно задерживают. Говорят, денег нет. А директор новую «Ауди» себе купил и разъезжает. Такого она понять не могла. Был у нее муж, три года вместе прожили. Пил, но в меру. Деньги домой приносил. А потом ушел к другой. Ни с того, ни с сего. И что теперь? А на ней еще мама, которая ходит с трудом и у которой пенсия просто смешная.
Она верила ему. Он казался надежным, знающим, очень умным. Непохожим на других. По крайней мере, в том городе, где они жили.
Их город был не столь уж маленьким – четверть миллиона жителей. А сколько заводов. И каких! Работавших на оборону. Прежде, в советские времена, город снабжали по московским стандартам. Почище областной столицы. К ним за продуктами и товарами приезжали со всей округи. Им завидовали. А они посматривали на приезжих свысока и немного ревниво – сколько можно жить за их счет?.. Все это зацепилось за прошлое, там и осталось. Теперь на огромных заводах едва теплилась жизнь, рабочие, инженеры, технологи получали нищенские деньги. Будущее казалось бесполезным, напрочь лишенным надежды.
– Толя, – прозвучало в тишине склада. – Скажи, а ты ее совсем разлюбил?
– Кого? – спокойно поинтересовался он.
– Лену.
Пять лет назад от него ушла жена. Поначалу он переживал – неприятно, когда бросают тебя. Да и неохота менять устоявшийся уклад жизни. Потом успокоился. Приноровился. Нашел выгоды в новом положении. Что ему продолжало мешать – соседство с бывшей женой. Она проживала с новым супругом в одной из комнат их квартиры. А в другой обитал он с сыном. Конфликтов между ним и новым супругом не было – они даже выпивали порой. А вот Елена… Как все-таки меняются отношения между людьми. Шестнадцать лет назад он боготворил эту женщину. Мир казался удивительным, невероятно волнение теснило грудь, когда он был с ней. И Елена светилась радостью, охотно принимала его ухаживания. А теперь? Она презирает его. Он – нет. В нем не было презрения. Как и ненависти. Но и любви не осталось ни капельки. Чужой человек, совсем чужой, хотя у них оставалось то, что объединяет – сын.
– Совсем разлюбил. – Слова упали равнодушно, как осенние листья в безветренную погоду.
– И тебе с ней… не хочется?
– Нет. Не хочется.
Безмятежное спокойствие обволакивало его. Он еще не знал, что судьба в лице одного человека уготовила ему испытание. Что его жизнь круто переменится в ближайшее время.
3
Новый день сменил прежний. Так заведено испокон веку, дабы человек не забывал о ходе времени. Отчего-то принято считать, что новый день приносит новые заботы. Но так бывает не всегда. В этом случае приходится жить старыми.
Работы на заводе почти не было. Так что и в цехе металлолома не требовались трудовые подвиги. Анатолий Николаевич просматривал местную газету. Последний год он покупал только это бойкое издание. Оно стоило дешевле центральных газет. Дома он смотрел выпуски новостей – ему хотелось знать, что происходит в стране и в мире. Обо всем он имел свое мнение, которое не навязывал другим, но при случае высказывал.
Звонок прозвучал неожиданно, разлетелся в кубатуре небольшого кабинета. Анатолий Николаевич произвел необходимое действие. Трубка прикоснулась к уху.
– Меня зовут Юрий Иванович, – прозвучал из нее вполне приятный мужской голос. – Мы не знакомы. Мне с вами необходимо поговорить. У меня к вам предложение. Весьма серьезное.
– Какое?
– Не по телефону. Давайте встретимся после работы. Скажем, в «Макдональдсе». Знаете, где это?
– Знаю. – Он лихорадочно решал, соглашаться или нет? Во что его хотят втянуть? Чувство опасности захлестнуло его. А потом он подумал: пусть. Что, в конце концов, ему сделают, если он отвергнет сомнительное предложение? – Во сколько?
– В семь.
– Как я вас узнаю?
– Я к вам подойду.
Что этот звонок повлечет за собой? Во благо ему то, что последует? Или во вред? Беспокойство не покидало Анатолия Николаевича, тревожило нутро. Сомнения вились назойливой стайкой. Но он решил: пойдет на встречу.
Разумеется, он знал, где находится единственный в городе «Макдональдс», рассадник американских нравов. Сам туда не ходил. Но его сын, которому было пятнадцать, бывал там, и не один раз. Копил деньги, чтобы сходить, поесть эти гамбургеры, чизбургеры и прочую дрянь. Что в них такого привлекательного? Чем они лучше нормальной русской еды? Анатолий Николаевич не одобрял пристрастий отпрыска, но и отрывать его от друзей не считал возможным.
Строго в означенное время Анатолий Николаевич прибыл к «Макдональдсу». Как трудно было сдержать волнение. Он стоял у входа, оглядывая всех, кто приближался к зданию. Он хотел вычислить того, кто пожелал встретиться с ним. И не вычислил.
Молодой мужчина лет тридцати, невысокий, плотный, стремительно появился откуда-то сбоку. Прозвучало:
– Анатолий Николаевич? – Лицо умное, интеллигентное. Такие лица были у инженеров из конструкторского бюро, которые все поразбежались.
– Да.
– Это я вам звонил. Давайте зайдем. – Палец указывал туда, где американское влияние было самым сильным. – Посидим, перекусим. Заодно и поговорим.
Дверь пропустила их внутрь, в пространство, где красиво горели вывески, рекламные щиты, где сидели за столами веселые люди.
– Что будете?
Анатолий Николаевич растерялся – цены о-го-го! Он будто споткнулся.
– Я не слишком уважаю американскую еду…
– Я заплачу.
Это был другой разговор. Ему хотелось попробовать то, что скрывалось за многими названиями. Анатолий Николаевич стеснялся, и потому произносил названия с большой паузой.
Он зачарованно смотрел, как разноцветные свертки заполняют поднос. Позже настал благословенный миг, когда он раздел первый бутерброд, влекомый соблазнительным запахом, вонзил в него зубы. Вкус не разочаровал его. Вот американцы. Сволочи! Могут. Вслед за первым настал черед второго, потом третьего бутерброда, потом обжаренных кусочков курицы.
Григорий терпеливо ждал, когда он остановится. Анатолий Николаевич и сам почувствовал, что слишком увлекся. Пожадничал. Смущенно глянул на человека, сидевшего рядом. Тот заговорил бойким, уверенным голосом:
– Дело такое. Хотим предложить вам принять участие в выборах. Побороться за место депутата Государственной Думы.
– Мне?!
– Да, вам.
Предложение было так неожиданно, так странно.
– Почему… мне?
– Мы за то, чтобы на выборы пошел честный коммунист, не замаравший светлого звания. Сейчас много тех, кто называет себя коммунистом, не имея на это морального права. Поэтому важно, чтобы в политику пошли настоящие последователи Маркса и Ленина. Вы, Анатолий Николаевич, именно такой.
– Откуда вы знаете? – сдавленным голосом поинтересовался Кузьмин.
– Знаем. Вы – достаточно известный человек в городе.
Это было приятно слышать. Но Анатолия Николаевича занимало другое – он не понимал, как быть дальше. Соглашаться? Или нет? Потом возникло беспокойство. Не хотят ли его обмануть? Следовало выяснить побольше.
– А кто это – вы?
– Заинтересованные лица, – небрежно ответил Григорий.
– Но это… достойные люди? – Анатолий Николаевич смотрел на собеседника с надеждой.
– Разумеется.
Он должен был докопаться до истины. Потому и прозвучало:
– А все-таки, почему вам нужно, чтобы я пошел на выборы?
Он видел абсолютно спокойные, чуть насмешливые глаза.
– Мы не хотим, чтобы депутатом стал Квасов.
В это можно было поверить. Тогда возник другой вопрос:
– Думаете, у меня получится?
– Вне всяких сомнений. Можете мне поверить.
Он судорожно соображал, как поступить?
– Я не собирался… Не думал об этом… Не знаю… И деньги нужны.
– Мы дадим вам деньги. На предвыборную кампанию. И помимо того. – Собеседник выдержал паузу. – Гонорар. Для моральной поддержки.
Это звучало восхитительно.
– Сколько?
– Что?
– Гонорар, – осторожно произнес он столь непривычное для него слово.
– Пять тысяч.
– Рублей?
– Да. Но таких… – его собеседник, лукаво улыбаясь, сделал неопределенное движение рукой, – зеленых. Американских.
Пять тысяч долларов?! От подобной суммы, которая могла стать его, поплыли мозги. Пять тысяч. Но хватило ума не сказать: «Я согласен». Стоило выдержать марку.
– Я должен подумать, – корявым голосом выговорил он.
– Конечно. Завтра вы сможете дать ответ?
– Да. Постараюсь… Забыл, как вас зовут.
– Юрий Иванович.
– Завтра я дам ответ.
Как много мыслей теснилось в голове. И какие разные чувства.
«Кто они такие? – спрашивал он себя, направляясь домой. – Чего хотят на самом деле? Почему им так мешает Квасов? Он, конечно, сволочь. Богатей, маскирующийся под коммуниста. Но именно такие руководят сейчас компартией… За чужие деньги? Пусть за чужие. Какая разница? Я могу принести пользу. Трудящимся. Депутату легче отстоять свою правоту. С депутатом все вынуждены считаться… А если это грязные деньги?.. Даже если так, на них можно сделать много полезного».
Была у него в душе давняя заноза. Угнетало то, что приходится жить в одной квартире с бывшей женой. Далеко не лучшее соседство. Кроме того, Анатолий Николаевич не мог оформить отношения с Валентиной. У него комната на двоих с сыном, у нее – с матерью. Куда деться?
Теплый воздух заполнял улицы. Сентябрь не спешил изгонять лето. Радуясь хорошей погоде, горожане прогуливали жен и собак; увлеченные игрой, азартно бегали дети. Мир казался устроенным разумно.
«Как мне быть? – продолжал он внутренний монолог. – Отказаться? Зачем? Надо попробовать. В случае чего – откажусь. Надо попробовать…»
Ему хотелось посоветоваться. Но с кем? Кому он мог рассказать про пять тысяч и про все остальное? Приятелю Сергею? Нельзя. Такие деньги. Сыну? Рано ему знать про это. Валентине? Даже ей не стоило говорить.
Глубокие размышление приводили его в заторможенное состояние. Он столкнулся с женщиной, выбив у нее пакет с продуктами, вышел на проезжую часть перед легковым автомобилем, за что удостоился россыпи крепких слов. Дома последовал вопрос Николаши, сына:
– Папа, ты чего?
– Понимаешь, есть проблема, – задумчиво пробормотал Анатолий Николаевич. – Крайне серьезная. Надо ее решить. Надо…
Отпрыск посмотрел на него с сомнением.
4
Глубокие размышления возобновились утром. Рабочий кабинет превратился в центр поиска трудных решений. Постепенно возникла мысль – а почему пять? Почему не семь? Или даже десять? В конце концов, участие в выборах – серьезное дело. А не пустить в Думу Квасова, зажравшегося пройдоху, который маскируется под коммуниста, можно сказать, государственная задача. Мысль понравилась.
«Не стану корячиться за пять тысяч», – заявил самому себе Анатолий Николаевич. Дух захватило от перспективы.
Новая встреча произошла там же. Вновь Григорий показал внутрь «Макдональдса». Анатолий Николаевич вошел без колебаний. У прилавка повторил вчерашний заказ. Ему хотелось закрепить представление о быстрой американской пище.
В очередной раз вкус не разочаровал его. Он получал не меньшее удовольствие, чем вчера, но не позволил себе чересчур увлечься приятным процессом. Григорий смотрел выжидающе.
– Я согласен, – как бы между прочим сообщил Анатолий Николаевич. – Только не пять, а десять тысяч.
Как зорко он следил за реакцией Григория, которого воспринимал как Юрия Ивановича. Страшно было спугнуть. А попутно свербела другая мысль: не продешевил? Какими долгими были размышления Григория. Прошли годы, пока не раздался низкий голос:
– Хорошо. Я договорюсь. Десять.
Теперь Анатолий Николаевич был уверен – продешевил.
– А если пятнадцать?.. Двенадцать.
– Двенадцать? – Григорий как бы пощупал это сочетание цифр. И качнул вяло головой из стороны в сторону. – На столько не согласятся.
Надо было что-то сказать. Объяснить.
– Поймите, я не могу больше с ней жить. Мне надо купить квартиру. Десять не хватит.
– С кем не можете жить?
– С бывшей женой.
– Понимаю. Но двенадцать – много. Десять. Здесь за такие деньги можно найти приличную квартиру. Это не Москва. Десять.
– Хорошо. – Смущение крутилось на худощавом лице. – Я согласен. Десять… А вы дадите аванс?
– Я поговорю.
Анатолий Николаевич помолчал. Главная проблема была решена. И тут он понял – он не знает, что делать дальше?
– А с чего начинать? – растерянность наполняла его слова. – Я никогда… не пробовал…
Его собеседника это ничуть не смутило.
– Ничего страшного. Я вам помогу. Для начала надо сходить в избирательную комиссию, подать заявление о самовыдвижении. Потом внести залог. Собирайте друзей, знакомых, просите, чтобы они за вас агитировали, ходили на встречи, клеили плакаты, листовки. Пусть помогут. Заодно подзаработают. Всё за деньги. Каждый труд должен быть оплачен… На работе возьмете отпуск. За свой счет.
Анатолий Николаевич перепугался.
– Может, без отпуска?
– А на встречи когда будете ездить? На выступления? В свободное от работы время? Не смешите меня. Свободного времени у вас вообще не останется… Не дергайтесь. Отпуск предусмотрен законом. И потом, сдался вам этот цех. Депутатом станете, в Государственной Думе кабинет получите. Служебную квартиру в Москве. На машине вас будут возить. За границу придется ездить. Были за границей?
– Нет… – И тут же поправился. – В Германии был. В ГДР. В Группе советских войск. Под Лейпцигом в части сидел.
– Разве это заграница? Не смешите. Ничего, побываете. Но для этого придется вкалывать. С утра до вечера. – Григорий положил перед ним несколько листков бумаги. – Вот план действий на ближайший месяц. Если мы работаем вместе, я хотел бы, чтобы всё, записанное здесь, – чистенький палец уперся в листок, – выполнялось в срок и до последней буквы.
Анатолий Николаевич энергично затряс головой в знак согласия. Потом он шел домой, пребывая при этом в озадаченном состоянии. Жизнь совершила немыслимый вираж, вылетела из привычной колеи. Он вдруг понял, что ему предстоит поменять способ своего существования. Чересчур много обязательного появлялось в его жизни. Это пугало. И притягивало. Хотя, пожалуй, больше пугало.
Григорий двигался в ином направлении. Настроение у него тоже было иное, чем у Анатолия Николаевича. Искрящийся задор наполнял его.
«Антипиар начался, – весело размышлял он. – Ответ Квасову. Красный ответ. Проект «КОК». Позабавимся».
Через несколько минут солидное здание впустило его в свое нутро. Дюжий охранник весомо кивнул, признавая его право на проход. Лестница привела на третий этаж. В солидном помещении его ждали. Начался важный разговор. Григорий чувствовал себя легко, уверенно.
– Кузьмин согласился. Завтра пойдет в избирательную комиссию. Таким образом, проект «КОК» стартовал.
– Что за Кок?
– Красный ответ Квасову.
– Ответ… Уверен, что поможет? – сколь острым, въедливым был взгляд самых важных глаз.
– Уверен.
– Хорошо… Надо отметить. – Самая важная голова обернулась к сидевшему рядом человеку. – Возьми там виски… – И вновь глаза на Григория. – А как ты собираешься с ним общаться? Он тебя не вычислит?
– Куплю два мобильных телефона. Один ему, другой мне. Он будет знать номер только этого телефона. После выборов избавлюсь от симкарты. Кроме того, я ему представился как Юрий Иванович. То, что я из Москвы, разумеется, не говорил. Так что никаких концов.
– Хорошо…
Часть содержимого бутылки перешло в четыре изящных стаканчика. Руки подняли их над столом.
– За успех.
Ополоснув горло, виски направилось в желудки, дабы совершить там необходимое действие, столь ценимое людьми.
– А как наши дела?
– Нормально. Поводов для беспокойства нет.
– Не финтишь? – Пара глаз вновь смотрела на Григория въедливо, изучающе.
Выдержав нужную паузу, он абсолютно спокойно проговорил:
– Я клиентов не кидаю. Мне мое имя дорого.
– Ну, тогда еще по одной. За наши успехи.
Бутылка поделилась другой частью своего содержимого, произведенного в далекой Шотландии, где из ячменя умеют делать не только пиво и кашу. Благородная жидкость в очередной раз произвела достойное действие на глотки.
– По третьей сам Бог велел, – вновь прозвучал самый важный в помещении голос. – За прекрасных дам. В смысле, чтоб давали почаще. – Каким жизнеутверждающим был высокий смех.
Бутылка не стала скупиться, отдала остатки содержимого. Третья порция была дружно поглощена присутствующими глотками.
– Все. Пора отдыхать. До завтра.
Оставшись в одиночестве, Григорий отправился на второй этаж. Здесь в большой светлой комнате работало с два десятка человек. Одни проверяли подписные листы, другие готовили письма избирателям, третьи раскладывали агитационные материалы. Штаб действовал.
Внимание было продемонстрировано каждому. А попутно – осуществлен контроль. Ничего нельзя пускать на самотек – этого принципа Григорий придерживался неукоснительно.
Через час люди отправились по домам. Остались только Григорий и худенькая, голубоглазая секретарша Оля. Она выглядела вконец усталой.
– Может быть, выпьем? – предложил Григорий.
– Я не против. Где?
– Зайдем ко мне. Я тут недалеко живу.
– А есть, что выпить?
– Купим.
– Ну… если ненадолго.
Большая комната осиротела, погрузилась в темноту. Предвыборные хлопоты замерли на столах.
Небольшой, но бойкий магазинчик снабдил их всем необходимым, забрав при этом некоторую сумму денег из добротного кошелька Григория, сработанного известной западной фирмой. Он не любил дешевых вещей.
Вскоре они выпивали в солидной двухкомнатной квартире, которую он снимал. Сам он сидел на стуле, Ольга – напротив, на диване, куда он ее определил. Телевизор создавал необходимый фон, показывая очередной американский фильм, что-то на редкость приличное, без мордобоя и примитивных злодеев.
Выпили по одной, потом еще. И еще. Жизнь обретала более мягкие краски. Проявились желания, которые прежде лишь угадывались. Григорий пересел к Ольге, обнял.
– Григорий Матвеевич, не надо.
– Надо. Перестань ломаться.
– Григорий Матвеевич…
Он принялся целовать ее, потом начал раздевать. Поначалу она вяло сопротивлялась, потом уступила.
Он сделал то, что ему хотелось, не слишком заботясь о ней. Потом они лежали рядом.
– Ты чего такая скучная? – спросил Григорий.
– А чему радоваться?
– Жизни… Что твой бывший муж?
– Не знаю.
– Вы не встречаетесь?
– Я не хочу его видеть.
– А мужик тебе не нужен?
Она помолчала. Потом раздалось:
– Я замуж хочу.
– Хоти, – позволил Григорий.
– Все как-то не получается…
– Главное – стараться.
– А вы почему не женаты?
– Два раза был женат. Хватит.
Он предпринял новую атаку, успешную для него. После этого она принялась одеваться.
– Ты чего?
– Мне пора домой.
– Оставайся до утра.
– Не могу. Мама ждет.
– Ты что, маленькая?
– Она за меня волнуется.
Григорий достал бумажник, выудил оттуда пятисотрублевую купюру.
– Поймай машину. Время позднее. Не рискуй.
На следующий день Анатолий Николаевич предпринял поход в здание городской администрации – там располагалась избирательная комиссия. Самое официальное здание в городе встретило его неприветливо. Милиционер уколол вопросом: куда? Лифт не работал. Пришлось идти на четвертый этаж пешком.
За дверью с вывеской «Секретарь избирательной комиссии» обнаружилась немолодая скучная женщина с нездоровым бледным лицом. Появление Анатолия Николаевича было замечено.
– Вам чего?
– Я в депутаты хочу пойти.
– И что?
– Самовыдвигаться пришел.
– Мало ли, кто что хочет… – Неодобрение отражалось на ее сухоньком лице. – Пишите заявление. Вон там образец.
Как он мучился. Давным-давно Анатолий Николаевич ничего не писал, кроме стандартных отчетов. А тут – столь важный документ. Дважды начинал и ошибался. Волнение мешало ему. Наконец заявление было готово. Начальственный стол приблизился к Анатолию Николаевичу. Листок опустился на него.
– Посмотрите, пожалуйста.
– Меня зовут Светлана Игнатьевна. – Она говорила как строгая учительница. Цепкий взгляд пробежал по строчкам. – Все нормально. Давайте паспорт.
– Зачем? – испугался Анатолий Николаевич.
– Копию надо сделать, – ворчливо пояснила она.
Пребывание в начальственном здании утомило его. С какой радостью он, миновав зоркого милиционера, выпорхнул наружу, под серенький небосвод. И тотчас был встречен Юрием Ивановичем.
Выслушав эмоциональный отчет, Григорий достал из потертого, но весьма добротного портфеля мобильный телефон.
– Это вам. Чтобы я всегда мог вас найти. Не потеряйте.
– А кто платить будет? – с тревогой осведомился Анатолий Николаевич.
– На этот счет не беспокойтесь. Оплачено… Здесь в памяти всего один номер. Мой. Никому его не давайте. Буду нужен, звоните. Но по пустякам не дергайте.
Отягощенный строгими интонациями голос Юрия Ивановича напоминал голос той самой Светланы Игнатьевны, которой он совсем недавно сдавал заявление. Однако, телефон радовал глаз. И делал его, Анатолия Николаевича, солиднее. Как славно было сознавать, что эта недешевая вещь теперь подчиняется ему.
– Идемте, – весьма нетерпеливо проговорил Григорий.
– Куда?
– Вносить денежный залог.
Сберкасса приняла их, поставила в очередь. Анатолию Николаевичу пришлось заполнять квитанцию. Потом, когда настало время, большие деньги появились из кармана Григория, попали к Анатолию Николаевичу в руки. Но лишь для того, чтобы он тут же отдал их совсем несимпатичной девушке. А взамен получил убогий листок бумаги. Вот жалость.
Поход в новую жизнь закончился. По крайней мере, в этот день. Анатолий Николаевич был рад возможности вернуться на рабочее место. Он устал. Ему ничего не хотелось. И все-таки ощущение важности свершившегося не покидало его. Ему казалось, что он выглядит как-то особенно. Увы, подчиненные не замечали происшедшей с ним перемены.
«Они еще узнают», – думал он, поглаживая лежащую в кармане тушку мобильного телефона.
Позже, когда он и Валентина после очередного соития лежали на топчане, он вдруг сообщил:
– На выборы пойду. По нашему округу.
– Зачем?
– Пользу хочу принести. Трудящимся. Что я здесь? Сама знаешь. Депутатом надо становиться. Депутату легче отстоять свою правоту. С депутатом все вынуждены считаться. – Помолчав, добавил. – Квасову хочу нос утереть.
– А деньги?
– Будут.
– Откуда?
– Есть люди, которые хотят помочь.
– С какой стати?
– Им надо, чтобы я пошел на выборы и победил Квасова.
Ей потребовалось некоторое время, чтобы среагировать на его слова.
– Толя, он – Квасов. Его знают.
– Он – Квасов. А я – Кузьмин. Еще посмотрим, что лучше. – Он потянулся к пиджаку, висевшему на спинке стула. Пальцы нашли то, что веселило душу.
– Смотри. – Он протянул Валентине продукт финской инженерной мысли, весьма симпатичный на вид.
Эффект был вовсе не такой, на какой он рассчитывал. Валентина совсем не удивилась. Повертев телефон, сказала:
– Ты хорошенько подумай, стоит ли тебе ввязываться во всё это.
Слышать такое было обидно.
– Думаешь, я ничего не могу?
– Можешь. Я совсем о другом. Тебе не дадут победить. Неужели ты не понимаешь?
Он молчал. Хмуро. Беспросветно.
– Я не хотела тебя расстраивать… – Она обняла его, поцеловала в щеку.
– Идем, – сказал он и потянулся за рубашкой.
– Куда?
– Увидишь.
Улица подставила им тротуар. Вечерний небосвод накрыл высоким куполом, по-доброму светлым, не грозящим дотошными осадками. Неспешное перемещение доставляло им удовольствие.