Часть первая
Хвост легендарного стражника казанского Кремля, воздушного змея Зиланта, в народе Сали-Зи, петлял между крышами, распугивая сонных голубей и будоража первых посетителей.
Михалыч, в прошлом заядлый пилот, а сейчас романтичный изобретатель, сиял за штурвалом летающего гиганта, как новенький медальон. Сали-Зи он сконструировал сам и вошел в Книгу Рекордов Гиннеса как первый в мире изобретатель змея со стальными лопастями.
В момент обеденного азана змей застыл над Кул-Шарифом. После подплыл к башне Сююмбике, вокруг которой рассеянными зигзагами рисовал узоры туристический поток.
Сали-Зи ударил хвостом по шпилю башни, послав братский привет ее хранительнице, Гурьям.
Крыша затрещала. Тревожно заухали голуби. Взлетели и суетливо, как мошки, засновали туда-сюда ласточки.
Гурьям сдержанно улыбнулась, загадочно закатила глаза и послала воздушный поцелуй в маленькое окошко, в котором мелькнула знакомая чешуйка. Сегодня она принимала очередного отчаянного поклонника легендарной царицы.
– Каждую ночь я слышу, как открывается дверь и натужно скрипит. Корвалолом спасаюсь, – тихим тяжелым голосом рассказывает Гурьям Потворская новому гостю, который в обход туристической группы решил тайком прогуляться по башне Сююмбике.
Она ножом разламывает на столе громадный булыжник сахара, вызывая недоумение посетителя.
– Какая именно дверь? – шепотом интересуется гость, трепетно поглаживая бородку, и с ужасом озирается.
Но опять возвращает взгляд к напудренному граниту на столе у Гурьям.
– Да кто ж ее знает! – старуха устало машет рукой и достает из тумбочки шоколадку. Шуршит оберткой, с детской нетерпеливостью ожидая, когда заурчит самовар.
Гость присаживается рядом. Гурьям бросает крупный кусок сахара в чашку, с блаженной улыбкой хлопает поющему пару, кипятком топит гранит в чашке.
Она протягивает чай гостю – гость с сомнением берет чашку, с опаской заглядывает внутрь.
– А можно сюда ночью прийти? – Принюхивается к чаю: душица, мята, шалфей…
– Да вы что! Тут все закрыто! Охрана какая! Меня с работы снимут, на пенсию-то не прожить! Пробуйте, не отрáвитесь. – Она хмурится, надламывает шоколадку и жадно проглатывает половину плитки.
– Спасибо… А сахарок-то… Как в детстве у бабушки. Думал, такой уже не выпускают… – мужчина заискивающе улыбается и прихлебывает чай. – Я просто охотник за дýхами. Мечтаю разгадать тайну Сююмбике. – Он достает новую шоколадку, которая скользит к пышной груди хранительницы.
Гурьям Потворская берет шоколадку, замечает торчащую с краю пятитысячную купюру и раздраженно бурчит:
– Да что там разгадывать! Сколько можно вокруг этой кривляки легенды слагать! Подумаешь, к ней Иван Грозный сватался! – Взгляд Гурьям застывает на купюре. – Кренделя да плюшки – опий для болтушки… Суховатые сегодня кренделя!
– Я слышал, что дух ее витает здесь. Скулит по ночам. – Гость вынимает из-за пазухи новую плитку и кладет на стол.
Гурьям хмыкает и закидывает шоколад в тумбочку.
– Да кто ж знает, ее это дух или сына покойного? Сказочников развелось! – Гурьям поправляет кудряшки, невинно опускает глаза и снова наливает себе чай.
– А может, сам дух Ивана Грозного мстит Сююмбике за Казань? Не дает она царю покоя в могиле? – шепчет мужчина, протягивая новую плитку.
Гурьям оглядывается по сторонам. Толстые пальчики зависают над плиткой. Она барабанит по столу, хватает плитку, щерится и закидывает в тумбочку.
– Дух Ивана, говорите? Пончики, оладушки – анаша для матушки… – Гурьям гогочет, окончательно напугав гостя, но успокоившись, серьезно скрипит: – Позвоните через два дня.
Женщина протягивает бумажку с телефоном. Мужчина нервно кивает и раскланивается.
***
На улице перед башней Сююмбике заливисто трещали татарочки, участницы конкурса красоты. Атласные платья струились по темной брусчатке, высокие меховые буреки с серьгами и чулпами согревались теплыми солнечными щупальцами. Они готовились к фотосессии.
Скулы седоволосого фотографа нервно подергивались:
– Сюда, ближе! Встали коромыслом, впритык! Представили, что напротив окна Сююмбике вас ждет самый завидный батыр, а вы скромно, но душевно его приветствуете! Скромно, я сказал, а не как шаманка из преисподней, Рушания! – крикнул фотограф. – А где Зуля?
Девушки переглянулись. Одной не хватало.
– Быстро найти эту курицу! Вечно опаздывает и теряется! – прорычал фотограф и ринулся искать у церкви.
Время шло. Финалистки конкурса красоты «Татар кызы» растерянно бродили по Кремлю вокруг мечети Кул-Шариф, заглядывали в проулочки и под кусты – вдруг беглянка прячется там? Она любила чудить.
– Как же она меня достала, эта царица! – негодовал фотограф, наяривая десятый круг.
– Дочка шишки, что вы хотели! Наглая и бессовестная! Я не удивлюсь, если она первое место займет. Вы наверняка знаете, кто будет мисс, да? Признавайтесь! – шипела Роза, чернявенькая девушка с писклявым голосом, очень похожая на китаянку.
– Я не член жюри и к кулакам не принадлежу! – рассердился фотограф и начал обзванивать всех «на сбор».
Девушки выстроились для фотосессии в ста метрах от башни Сююмбике. Фотограф решил снимать без царицы. На пятом кадре раздался глухой звук упавшего груза.
Донеслись голоса:
– Самоубийца!
Конкурсантки побежали на шум.
Народ столпился вокруг мертвой девушки.
– Выпала из окна! – рыдала какая-то женщина.
– Какого окна?!
– Из башни!
– Неужели руки на себя наложила?
– Или убили?
– Вызывайте скорую, полицию! – суетился народ.
– Это же наша Зуля! – завизжали конкурсантки.
С бледными лицами медленно отошли они от места происшествия. Фотограф трясущимися руками набирал номер организаторов конкурса.
***
Вечерние новости оповестили об убийстве девушки и приостановке конкурса красоты.
От башни Сююмбике журналистка Гульнара Тюрбаева дрожащим голосом вещала с экрана:
– Главной сенсацией сегодняшнего дня стала записка, которую нашли в руках девушки. Там было написано, что в ее смерти нужно винить заместителя прокурора Татарстана, Зубазгу Мозгаровича Валиева. Какое отношение имеет наш уважаемый прокурор к убийству девушки? Есть ли здесь политическая подоплека? А может быть, легенда о Сююмбике ожила, и царица начала мстить заклятым недругам? Будем держать вас в курсе нашего расследования!
Часть вторая
Зубазга Мозгарович, в прошлом прокурор среднего звена провинциального городка, осваивал новый кабинет. После того как он раскрыл преступление о крупном мошенничестве, его повысили до заместителя генерального прокурора и перевели в столицу Татарстана Казань.
Чиновник сидел в пахнущем новенькой кожей кресле и лениво наблюдал за подчиненным, что ползал от одной папки к другой, обнюхивал, а потом поворачивал нос к хозяину и требовательно пищал.
Прокурор одобрительно кивнул на очередной писк, и ежик продолжил проводить обход территории.
Зубазга встал и подошел к зеркалу. Поправил идеально выглаженный синий костюм с погонами. Начальник должен быть примером для подчиненных, а новый – тем паче. Он расчесал густую непослушную шевелюру, пригладил чубчик, который называл «сенко мое строптивое», и направился к столику, на котором преданным отрядом прошлых побед выстроились призовые кубки – награды за любовь к хоккею.
Прокурор переставил парочку кубков, ностальгически вздыхая о прошлых временах. На новом посту об игре придется надолго забыть.
У Зубазги было две слабости – игра и женщины, а теперь не осталось ни одной. Он женился, обзавелся «добротным хлевом, где ему было сухо, сытно и тепло». И излучал лучезарную безмятежность, боевое хладнокровие и нежную верность супруге, когда его провоцировали на интрижку всеми доступными, запретными, законными и противозаконными способами.
В дверь постучали, и вошел следователь.
– Извините, у вас обед, Зубазга Мозгарович?
– Я закончил, проходи, Дмитрий!
При виде гостя ежик встал на лапки. Колючки его растопырились, он зафыркал, а следователь расхохотался.
– Синий ежик! Вот это да! И с характером! Ты чего такой негостеприимный, не татарин, что ли? – следователь присел напротив ежика и стал его рассматривать. – Натюнингованный, однако! Не знал, что и ежей красят.
Дмитрий попытался погладить ежика, но тот напряг колючки, повернулся задом и замер.
– Стильный нюхач. Думаю покрасить его колючки в цвета флага к столетию Татарстана. Все же праздник, а он у нас – существо публичное. И ответственность на нем большая. – Зубазга погладил ежика, чтобы тот успокоился.
Иголки ежика расслабились. Он ткнулся носом в ладонь прокурора.
– Ответственный говорите! – еще сильнее расхохотался Дмитрий. – Прям гроза и ужас преступников! – Он достал папку.
– Еще какая. – Зубазга взял ежика на руки, чтобы тот не шипел на следователя.
– Жаркое время у вас, Зубазга Мозгарович. Не до шуток, вообще-то. Мне передали протокол допроса…
– Ну, давай, – протянул прокурор, – Дело-то типичное. Раскрывать нечего, – скривился он.
– Ну, не скажите! – глаза следователя загорелись, он потер ладони и открыл папку.
Зубазга напрягся, заметив нотки ехидства в голосе.
– Обычная месть, что тут еще доказывать. Отца взяли за крупные взятки. Она осталась сиротой, да еще и бедной. Странно, конечно, что папочка не позаботился о дочери и не переписал на нее свое имущество. Ну, не выдержала она и сбросилась.
– Прямо из окна башни? А то в Казани же мест больше нет, да? Почему не с высотки, не с Пирамиды? – Дмитрий бурил взглядом покрасневшего прокурора. – Конечно, следствие пока идет, и доказательств вашей причастности нет. Но вы, похоже, уважаемый прокурор, не смотрели еще новости. Пока вы тут забавляетесь с вашим подопечным, у нас новый труп. Еще одна девушка сбросилась с башни. И она тоже участница конкурса красоты.
– Не может быть! – Прокурор приподнялся было, но снова бессильно опустился на стул.
– Еще как может! – следователь развалился в кресле, с удовольствием наблюдая за паникой начальника.
– И опять я виноват? – Глаза прокурора так и стреляли огнем, а ежик надулся шаром и фыркал на следователя.
– В этот раз записочки с вашим именем не было. Но вы не радуйтесь. Девушки были подругами. И… – Дмитрий запнулся, глаза его покрылись пеленой скорби и растерянности. – Ночной сторож утверждает, что во время обхода территории слышал голос, назвавший ваше имя. То ли будущий труп проклинал вас, то ли привидение и вправду существует.
Следователь внимательно поглядел на прокурора.
– Давай подпишу твои сочинения! – буркнул тот.
– Тут вызов на новый допрос, подписка о невыезде, как обычно. Сами-то что думаете? – прищурился Дмитрий.
– Что я думаю, я сообщу в суде. Постановление на обыск и слежку готово? – нахмурился Зубазга, быстро подписал и протянул бумаги.
Следователь скрыл разочарование, долго застегивал портфель, выдал несколько новых комплиментов ежу и у двери обернулся:
– Думаете, копают под вас? – Он впился участливым взглядом в лицо прокурора.
– Все может быть, – выдохнул в ежиную мордочку Зубазга. – Но мы ж колючие, нас голыми руками не взять, да? – оскалился он, и ежик в ответ запищал, повернувшись хвостиком к следователю.
***
Приехав домой, Зубазга застал жену в слезах.
Слезы любимой, как удар под дых для новоиспеченного супруга. Прокурор уже привык, что его жена превратилась из простой деревенской простушки в серьезную бизнес-леди, у которой свой бренд. И не абы какой, а главный бренд Татарстана с сочным девизом: «Без булдырабыз!», то есть: «Мы – молодцы!».
Но теперь она с унылым и кислым видом резала топориком лук и что-то ворчала себе под нос.
По телевизору шутил юморист и приглашал танцевать плясовую.
– Вкусно пахнет! – Прокурор обнял жену сзади.
Та вонзила топорик в разделочную доску и гневно выпалила:
– Все лапы бы им оторвала!
– Кому? – Зубазга отпрянул.
– Китайскому налетчику! Ты что, новостей не смотришь? Гадюкам только бы копировать! – повернулась к нему Айгуль, сверкнула глазами и продолжила рубить лук.
– Что-то серьезное? – Зубазга полез за пультом.
– Мало нам невзгод! Тебя убрать хотят, а меня обанкротить!
– Китайский миллиардер собирается в Татарстан, да не один. Он везет своего близкого друга, панду, – объявила ведущая и показала видео с китайцем и его зверем. Китаец уверенно кричал: «Да, уо хен кху!», а панда била себя лапой в грудь.
– И что? – не понял Зубазга.
– Что-что! Это ж китайский прототип нашего «Мин булдырам!» В переводе с китайского – уо хен кху – я крут и молодец! Они своровали наш боевой клич! Пусть только переступит границу Татарии! Я ему такой «хренху» покажу! Я не зря точу рога нашего барана перед каждой съемкой! Каждый норовит его или отравить, или поранить! Обидеть и унизить! Что мы только не пережили! Конкуренты идут на все, только бы занять нашу нишу!
– Да, мы готовы принять панду и потягаться силушкой батырской. Уверен, что наши рогатые джигиты еще не раз докажут, что никакой Китай им не страшен. Мы же не сделаны в Китае! – услышали они речь президента Татарстана. Оскар Мурович сиял в экране, как новенький мерседес.
– Веселый у нас будет сабантуй! Панда против барана! – хмыкнул прокурор.
– И гусей с курями! Без булдырабыз! Не забывай, что у нас мультибренд. Выколем глаза и пустим на валенки наглого выскочку! – Айгуль поправила платок, затравленно посмотрела на мужа и прижалась к нему.
Он обнял ее, она ткнулась ему в грудь, на рубашке остались мокрые следы.
– Прости, у тебя своих хлопот полный кабинет.
– Люди распустили уже столько слухов про башню… Типа Сююмбике вернулась… – прошептал прокурор.
– Хоть сериал снимай. – У Айгуль сполз платок, и Зубазга заметил седину в белой копне ее волос.
– Будем снимать. Пустим в башню ежа, и он сразу всех раскусит, у него такой нюх! – Он обнял Айгуль крепче, и она рассмеялась от щекотки.
– С нашим нюхачом ничего не страшно. Он еще не вонзил иголки правосудия в пятую точку? Не покусал золотые перстни босса? – Айгуль вытерла слезы смеха. – Но весело не только нам, но и Рашиду! Сегодня я видела его после приема у президента. Тот его вызвал… Догадайся по какому поводу?
– Коровы мрут? Удой не идет по Галимову, норму не выполнил? – Лицо Зубазги посерело, он осознал, что давно не общался с другом.
– Нет! Говорит, что Наталья, бывшая жена, жалуется, что мы ее бросили за границей, а она гражданка России и главный инвестор Татарии. Негодует и грозится в своем репертуаре, прикинь! Видно, кубинский донжуан кинул ее, скосил весь хлев и слинял. Она просит выслать самолет, потому что у нее нет денег на возвращение!
– Пусть автостопом едет. Но можем прислать телегу. С какой она деревни? – ухмыльнулся Зубазга. – Куда же делись ее миллионы?
– Кто знает! В нашем ханстве снова страстные мелодрамы. Бедная Гузель!
– Алга, алга! – кричали люди на экране телевизора, а в небе летели гуси.
Зубазга с Айгуль посмотрели и расхохотались.
– Гляжу вперед – и там татары! А есть ли место, где нас нет? – Айгуль хлопнула в ладоши и снова принялась готовить ужин.
Часть третья
Наталья с подругой Херой наслаждались в хаммаме истомой, окутанной мятно-апельсиновым туманом.
Оперная певица Хера приехала в Казань с очередными концертами. Но это был только предлог. На самом деле она согласилась на гастроли, чтобы повидаться с подругой детства.
Год назад Наталья со скандалом «вышла замуж» на Кубу, бросив мужа, бывшего премьер-министра Рашида Нуриевича. Брак у них затрещал по швам, когда в Казань вернулась первая любовь Рашида, Гузель. Измену Наталья ещё могла бы стерпеть, но как стерпеть потерю влияния в правительстве? Ведь именно муж представлял там ее интересы, служил марионеткой в экономических играх.
Хера сгорала от любопытства, что же задумала подруга? Как распорядится деньгами?
Отец Натальи был генералом, очень уважаемым в республике, а мама – талантливой пианисткой. Влиятельные родители отошли в мир иной, оставив дочери богатое наследство. А Хера – главная прима итальянской оперы – нежно любила деньги и родину, и искала любые оплаченные предлоги, чтобы сбежать в Казань к грубоватым потомкам великих ханов от знойных и смуглых макаронников.
Грузное тело Натальи растирала массажистка.
Когда девушка закончила, подруга погрузилась в джакузи к Хере.
– Я смотрю, ты после шоу с кенгуру выросла, – скривилась в ухмылке Наталья. – Теперь детские утренники и корпоративы ведешь. Из оперной дивы мировой сцены в болото обыденного быдла… Экстраординарный взлет, старушка!
– Кто бы мычал. Тебе бы тоже пластика не помешала, а то переспелые дыньки растянутся, как тесто для лапши. Хотя можно закатать и скрепкой закрепить, а когда нужно раскатывать, – оскалилась Хера. – Обращайся, если надо, есть знакомый хирург, чудеса творит. Твой бывший еще прилетит и заберет тебя! Не дай себе задрябнуть и закиснуть, держи пердэлки в тонусе!
Певица захихикала, обмазываясь пеной. Наталья бросила в нее мыло.
– Как ты выражаешься, сопрано Рима! Пердэлки! – фукнула Наталья, но глаза повеселели.
– У меня в отеле горничная родом из Чехии, так я у нее нахваталась словарного запаса. – Хера нанесла на лицо маску. – КВН отдыхает. Чешский очень презабавный язык. Пердэлки – это официальное название нашего бампера. Пип-пип-пи-и-ип!
Наталья в ответ раскатисто загоготала, раскачивая третьим подбородком. Она била руками по воде, капли летели во все стороны, а она кашляла, задыхаясь от смеха.
Хера протянула ей стакан сока и серьезно спросила:
– Так что случилось-то с твоим кубинским генералом? Почему разошлись? Да и куда делись твои миллионы и друзья, которые по первому свисту присылали частные самолеты? Я очень удивилась, что тебе был нужен билет. – Хера укоризненно посмотрела на Наталью.
– Оскар Мурович зажал самолет, но все же прислал обшарпанный «боинг». А он должен был выделить мне свой, личный! Я ему покажу отсрочку по кредитам!.. – Наталья надулась, как питон перед схваткой.
– Может, наш президент тоже обнищал ненароком? Такие инвестиции канули в Кубу? Как ты умудрилась их разбазарить за год? – Хера отпила вина и впилась в Наталью глазами.
– Проиграла, – пробормотала Наталья, взяла сигару и выпустила дым.
– В казино, что ли? Пять?.. Или семь лимонов баксов? Ты ж в списке Форбса столько лет была! А тут, смотрю, тебя даже в конце нет! – Хера закинула лимон из бокала в рот.
– Мужу проспорила. – Наталья опустила глаза. – Мой кубинец – очень горячий мужчина. Ну и хвастун в придачу, если обкурится. Начинает мне байки травить про свою прошлую жизнь. Ну и кинул мне, что он еще – ого-го. Легко может двадцать девиц за ночь обслужить. Я ему и ответила, что без травы и стимуляторов, которые он так любит перед этим делом принимать, он и два часа не продержится.
– И?.. – Хера нервно закурила сигару, а вторую передала подруге.
– Взял на пари. Я поставила на кон свое… – Наталья замялась, сжала губы. В ее глазах замелькали тучки. – Папино наследство. А он – десять путинских истребителей. Я же рассчитывала, что он проиграет. Победителем вернусь в Татарию, сам Оскар ручки целовать будет! Кубинский петух некастрированный, свернуть бы тебе гребешок!
Наталья с грустью посмотрела на воду, погладила складки живота.
Хера терпеливо ждала продолжения.
– Вот в один из вечеров и сыграли. Играли всю ночь не на жизнь – на понты! Татарско-кубинские страсти до самого утра кипели на всех этажах его дворца. Ни на секунду не сдулся, был тверд, как свежезасоленный молодой огурчик!
Наталья зарыдала в голос. Хера подплыла к подруге, обняла ее и погладила по рыжим кудряшкам.
– Издевался надо мной. – Наталья высморкалась. – Даже предлагал, померить длину, широту и перпендикулярность! Там же каждый сантиметр важен! Истребители ж на кону! Какие тактические приемы я только не использовала! Даже военную тревогу врубала. Думала, что до боли знакомая сирена уж генерала-то должна сбить с огуречной волны! Включала шарманку и зумбу, напевала татарские частушки, кудахтала и носилась по спальне, как резаная несушка, угрожала кастрированием! Кинжал держала прямо у самого носа кубинского авианосца!
– И? – Хера замерла. Грудь ее волнующе вздымалась.
– Мечта превратить огурчика в засохшего сморчка увенчалась полным разгромом генеральши! – Наталья обиженно ударила кулаком по воде.
– Вот это генерал! Ему бы мастер-классы нашим мужчинам давать! И вы из-за этого развелись?
– Да нет. Хотя холодок между нами пробежал. Поехали в Бразилию на карнавал. И вот захожу в номер, а он там… – бывшая генеральша замолкла, но собралась с духом и продолжила. – С официанткой! От счастья победы слетел с женатых катушек… – Наталья вытерла слезу. – Понимаешь, я уже не девочка. Это ж всем облезлым козлам понятно. И с Рашидом у меня был такой опыт говна, который никому не пожелаешь. Но вот в тот момент защемило сердце, вот здесь. – Она положила руку на грудь. – Как зов предков. Вспомнила отца и решила, что пока не прокурила свое достоинство – со мной следует обращаться соответственно. Пусть нищая, но императрица. В крови, в генах, в памяти моих детей, в конце концов! – Наталья посмотрела на подругу глазами овдовевшей волчицы.
– Ну и правильно, – закивала Хера. – Нечего шастать по заграничным мужикам. У нас своих козлов хватает! Все луга Татарии к твоим услугам! Но если честно, эта история попахивает заказной киношкой. Я же после отъезда погуглила муженька твоего и откопала, что не тебя одну обчистил, сморчок кубинский. Теперь я поняла, что все это была правда. Альфонс мастерски расставил капкан! – Певица виновато взглянула на растерянную Наталью. – Ты была так влюблена и сияла, как алмаз на витрине… Я решила не вмешиваться. Надеялась, что может случиться сказка и у тебя…
– А она и случилась. Осталась я у разбитого корыта, – хмыкнула Наталья. – Но генерал имел некоторую совесть и щедрость. А может, испугался, что нашлю на него ордынское войско? Отпустил меня не с пустыми карманами.
– Да ладно? – удивилась Хера.
– Отправил меня со змеиным приданым. Пусть, говорит, обеззараживают твою жизнь и оберегают от недругов. А также напоминают, сколько раз щедрый кубинский уж посещал твою пещерку. Количество змеев равняется количеству дней, которые мы были вместе.
– Правда? Ты пересчитала? – Хера открыла от изумления рот.
– Да. Ровно четыреста шестьдесят пять хвостатых.
– И что ты будешь с ними делать? Змеиное стадо – это слишком экстравагантно для Татарии!
– Один из вариантов – продавать азиатским ресторанам. Новая жизнь, новый бизнес… Ах, я предвкушаю, как мое ядовитое возвращение взбудоражит гнездышко Рашида и его китайской моли.
Наталья широко улыбнулась, ударила кулаком по пенной воде и мечтательно посмотрела на звездный потолок турецкого хаммама.
***
Башню Сююмбике взяли под полицейское наблюдение.
У Кремля засел в машине Зубазга с оперативниками. Ежик сидел в кармане прокурора, высунув мордочку. Оперативники вели запись действий Гурьям, которая по традиции разогревала свой самовар.
Вот хранительница башни застыла перед стеной, на которой висел портрет царицы Сююмбике. Забормотала что-то под нос, а потом похлопала по карманам своего цветастого платья и медленно пошлепала с самоваром к столу.
Зубазге показалось, что от тела Гурьям отделилась тень и потянулась к лестнице.
– Наведи крупным планом, – попросил прокурор, но тень уже растворилась.
Гурьям присела на скамейку, выпила чашку чая и включила телевизор.
И вдруг оперативники услышали визг. Они выбежали из машины и рванули к башне.
Там уже успел собраться народ. На земле снова лежало тело девушки.
Прокурор забежал в башню – никого постороннего! Только Гурьям посапывала на скамейке, да телевизор бурчал про японские наводнения.
Он со всей мочи побежал вверх по лестнице. Ежик ерзал внутри кармана и колол грудь.
Тихое завывание и девичий смех усилили биение прокурорского сердца. Башня казалась пустой, но звуки?.. Откуда они идут?
Зубазга остановился. В глазах рябило, рубашка и штаны прилипли к телу, а в темноте башни мелькали огонечки, как светлячки в ночи.
Прокурор последовал за мерцающим сиянием. Послышался шорох, треск… И едва слышный шепот заполонил башню.
Зубазга схватился руками за холодные кирпичи и замер, прислушиваясь.
Шепот исчез. Растворился. Втянулся в стены. Только тяжелый стук прокурорского сердца раздавался в замершей тишине абсолютно пустой башни.
Не чувствуя под ногами мрамора, прокурор вернулся к Гурьям, которую уже допрашивали следователи.
– Ты тоже видел тень? – шепнул Зубазга следователю Дмитрию.
– Какую тень? – побледнел следователь. – Вам явно померещилось.
– Там была тень! – рявкнул прокурор и столкнулся с насмешливым взглядом хранительницы.
– То есть это тень причастна к убийству? – Дмитрий с сомнением посмотрел на Зубазгу. – Это она сбросила девушку, и мне нужно оформить протокол на… тень? – Он перекрестился.
– Для начала поймай ее, – пробурчал прокурор и вытащил из кармана уставшего ежика.
Как только ежик увидел Гурьям, он встал дыбом и зафыркал, а лапки его задрожали. Зубазга снова спрятал беднягу в карман.
– Пора отправить вас в отпуск вместе с ежом… – бросил Дмитрий вслед выходящему прокурору.
Следователь тщательно осмотрел башню, еще раз перекрестился, подошел к оперативникам, разглядывающим портрет величавой царицы Сююмбике, и вздрогнул: в ее темных глазах ярко горел вызов миру живых.