Иллюстратор Ксения Грей
© Евгения Хамуляк, 2019
© Ксения Грей, иллюстрации, 2019
ISBN 978-5-0050-7195-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вместо предисловия
Верите ли вы в то, что этот мир заканчивается представлениями, описанными школьными учебниками по физике и естествознанию? Что мы единственные и последние разумные существа во Вселенной? Гомо сапиенс – венец природы и бездонного космоса? Но если мы – тот самый венец, разумная верхушка пищевой цепочки, недавно освоившая космос, как смогли довести эту планету до такого ужасного состояния и ввергнуть самих себя в жуткий хаос, местами напоминающий ад? Этого учебники никак не объясняют.
А вот если представить себе, что планетарный кошмар – не наша вина, не мы истребляем друг друга и все живое вокруг, а нас заставляют все это проделывать тайные темные силы, пишущие учебники по физике и естествознанию, где яблоки никогда не упадут вверх, и нет ничего после смерти, а значит, и смысла в жизни, – то сердце отзывается на эту правду. Тогда получается, что… Все вокруг ложь. В таком случае кто же мы и на что способны?
И тут, словно древние духи, встают в памяти древние мифы, которые мы знаем как сказки про бессмертных богов, про коварных змеев-горынычей, про космические путешествия, про вселенский разум, к которому каждый из нас подключен и способен творить свой мир без границ: без боли, без болезней, без расставаний, без смерти. Стоит только откусить волшебное яблоко, выпить живой водицы и узреть темные силы и устроенные ими козни, взявшие наши дух и душу в плен отчаяния от бессмысленного существования с одной единственной целью – отобрать то бесценное, за что ведется последний бой, – вечный двигатель, бьющийся в сердце каждого человека, – бессмертного и бесконечного, истинного бога и творца всего видимого и невидимого, который, проснувшись, будет способен покончить с этим Адом.
Очень странным адом, куда попали герои этого фантастического романа, люди и крокодилы.
«Странный ад Кроко или День Крокодила»
Глава 1. Бег
Честно сказать, не помню ничего из того, что произошло до того момента, что я помню. Просто знаю, что произошло нечто ужасное… Перед глазами, которые слезились от ветра и бьющих со всех сторон веток лицо, стояла такая картинка: события, похожие на разъяренных крыс, злобно шипели на меня и разбегались в разные стороны, а я не могла поймать за хвост ни одну из этих проклятых отвратительных созданий. И, честно сказать, мне совсем не хотелось знать, что каждая из них означает. Внутри томилось гадостное чувство, что лучше даже и не пытаться вспомнить. Лучше не надо…
Однозначно я находилась под действием шока или чего-то похуже, раз моя память благожелательно отключилась. Все это напоминало кошмарное сновидение, где все случается само собой и без твоего контроля и желания. Я такая добрая и милая Красная Шапочка, бегущая с корзинкой по лесу, за которой гонится ужасный Серый Волк. Только с одним «но»: что-то внутри подсказывало, что я совсем не похожа на милую девочку с пирожками, и, по-моему, моя сказка не закончится хорошо. А тот отчаянный бег напряженных мускулов и внутренний истошный вопль ужаса скорее делали меня похожей как раз на испуганную крысу, удирающую от метлы дворника.
При желании, наверное, можно было бы восстановить ход событий, причинно-следственную связь, где и как все началось и, каким образом я довела свою жизнь до такого отчаянного момента, что вынуждена была с изумлением безвольно наблюдать за тем адом, что творился вокруг. Мелкие ошибки сменялись крупными неприятностями и непростительными проступками, за которыми следовали новые провалы. Каждый день будто писался под диктовку гениального сценариста-маньяка, обожающего кровь и ужасы, и я не могла остановиться, словно тряпичная кукла, следовала каждой букве этого ужасного сценария, двигая ручками и ножками, как по команде.
Отчаяние подкатывало к горлу, ибо каждая секунда дьявольского бега, оборачивалась прозрением, явственно мне подсказывающим, что сумасшедший сценарист – это тоже я.
Поэтому желания вспоминать у меня не возникало, и я была очень благодарна памяти за безумное забытье… и бегу – за возможность отключиться.
Хотя это был не сон…
***
Какого-то числа во вторник я просто бежала по серому осеннему лесу, полному сухих серых листьев, которые нещадно скрипели и рассыпались в пыль под моими ногами. Бежала, судорожно глотая горькие слюни и соленые отчаянные слезы. Бежала, потея от накатывающих волн страха и отчаяния, от невольно встающих перед глазами картин расправы и правосудия надо мною. Бежала от погони, устроенной органами наказания по особо опасным криминальным субъектам.
Я бы бежала еще быстрее, но внутри будто сидел злейший враг, судейским холодным тоном отчеканивающим приговоры за совершенные проступки, от чего перехватывало дыхание, и я вынужденно теряла силы и сбавляла ход. Этот враг назывался Совесть. Глас вещал из невидимого ранее органа, который до этого злополучного вторника не ощущался в моем организме, обвинительно и беспрекословно предрекая близость скорой справедливой расправы, а страшный треск и шум от ломающихся веток и листьев подло имитировали шорох взлетевшей кипы бумаг, где черным по белому было начертано за что мне предстоит гореть в аду…
Дьявольский голос и приговоры пугали, но не настолько, чтобы отказаться от бега и незамедлительно очутиться в руках полиции. Поэтому отталкиваясь от шершавых стволов деревьев, ломая ветви, я старалась прибавить шагу. В такой бешенной спешке у меня совершенно не было времени рассмотреть себя со стороны, но периодически в прыгающей картине мелькающей серой реальности, то и дело крича контрастами, выпадали яркими пятнами мыски ядовито-зеленых резиновых сапог и вырывались рукава оранжевой куртки немыслимого покроя. И мои руки… усыпанные драгоценными кольцами пальцы, испачканные в крови, которая местами уже успела засохнуть.
Все это мерещилось без единого убедительного объяснения, потерянного в липком гадостном забытом памятью прошлом…
Когда вперед вырывалась Бася, то моему взору представал всецело тот кошмарный наряд, в котором мы, похожие на уродливых клоунесс из цирка полоумных, бежали от преследования. Сапоги-дождевики явно на пару размеров больше, чем нужно, нещадно скрипели и хлюпали на длинных стройных ногах моей компаньонки. Огромный плащ отвратительной расцветки и совершенно безобразной формы, будто специально созданный пугать ночью заблудших в лесу грибников, цеплялся за ветки, раздувался во все стороны, тем самым, как только можно, мешал бегу.
Все было нелепо, странно и жутко. Как бы мне хотелось, чтобы это был просто кошмарный сон…
Глава 2. Бася
Рядом бежала Бася.
Это еще одно событие или явление из моей жизни без подробностей. Бася – моя лучшая подруга. Точнее сказать, компаньонка. А если говорить совсем на чистоту, а сейчас, видимо, настал именно такой момент, – Бася являлась для меня всем.
Память, на секунду вырвав небольшой кусок из прошлой жизни, который еще не рвал совесть на части мое нутро, показал нашу встречу. Ну или то время, когда я поняла, что без присутствия Баси более не представляю свою жизнь.
Мы встретились в летнем лагере, куда нас отправили на лето родители. Нам было по пятнадцать лет. С первой секунды, завидев ее, я поняла, что смотрю в зеркало. И хотя мы отличались: она была чуть выше меня, чуть статнее, и, как мне казалось, благороднее и красивее, – все вокруг называли нас сестрами-близнецами. Это нам очень нравилось, и вскоре мы сами выдавали эту версию, ибо искренне чувствовали родство. Но самое главное, в тот момент, мы осознали, что вдвоем способны на многие вещи. Как обычно бывает в подростковых сообществах, где жестокость проявляется в особо острых формах, в то лето мы с Басей подчинили своей воле почти весь коллектив. Даже вожатые побаивались нашу парочку. Бася одним взглядом могла останавливать смуту и добиваться покорности, проявляя твердокаменную неумолимость своего решения, которому внимали от мала до велика.
Мне нравилось все, что она делала. Я восхищалась ею! И если раньше не замечала в себе таких качеств, этой жгучей зажигательной злости и невероятной смелости, после встречи с ней, после ее примера, я будто расцвела, позволяя себе все.
Бася была первая, я – вторая. Мне нравился такой расклад. Мне нравилось повторять за ней.
В тот год мы разъехались по домам и надолго разлучились. В кармане каждая из нас сжимала по золотому кольцу, украденному у воспитателей или отнятому у учеников. По глупой сентиментальности свое я храню до сих пор, как талисман.
В голове наступила немая пауза.
Спасибо еще раз, память, за безболезненную амнезию…
Эти первые кольца охраняли нас в самые трудные моменты, где казалось, мы ходим по лезвию ножа. Но все сходило с рук… Только теперь, пожалуй, ни кольца, ни крысиный бег, ни тайная магия нашего с Басей союза, которому будто ворожил сам дьявол, вряд ли остановят эту травлю…
***
В рупор кричали без перерыва. Я старалась не вслушиваться в их речи. Было понятно, что ничего хорошего нас не ждет. Судя по чудовищному лаю собак в отряде преследования и частому обстрелу, задача ставилась – взять любой ценой. Мой враг, совесть, подло подсказывала, что на наших с Басей именах давно стоит алая печать неумолимого вердикта, и красные огоньки от прицелов уже исследуют со спины клоунские плащи, желая быстрого осуществления зловещего приговора.
По масштабу погони не вызывало никаких сомнений – рано или поздно нас догонят. Однако по горькому привкусу во рту, который сводил челюсть от застывшего оскала ярости, чувствовалась незыблемая уверенность в том, что и мы не сдадимся.
Бася бежала впереди, и ее твердый бег в этой нелепой одежде наводил на эту спасительную мысль. Она ни разу не обернулась и не взглянула на меня.
Ни смотря на страх, на полный рот отвратительной горькой малодушной слюны, на эти упаднические мысли, меня вдруг охватило чувство зависти и злости к ней. Почему собственно она решила, что нам надо бежать до конца и ни в коем случае не сдаваться? Я и сама бы не повернула назад, но душила мысль, что это было не согласовано со мною. Бася часто так поступала. Иногда мне казалось, что если б не та удача, что сопутствовала именно нам двоим, она бы давно расправилась со мною. Но только там, где присутствовала я, где был мой вклад, мое участие – именно там нас ждал успех. Бася смирилась с этим условием в свое время. Это была какая-то магия и она работала.
Я все подвергаю анализу. Бася ненавидела эту привычку. В общем-то, я тоже. Мучительно все пропускать через себя и долго прислушиваться к своей интуиции, к предчувствиям, опасениям, страхам… Но ни раз и ни два, именно это качество спасало от краха. Бася верила моему чутью и использовала это свойство, внутренне морщась и сдерживая недовольство. Но когда не было необходимости терпеть – не церемонилась с моими чувствами. Это бесило! Даже сейчас, не вспоминая подробности последних событий, у меня возникло ощущение, что именно по ее вине, я одетая, как дура, бегу по этому идиотскому лесу к последней жизненной черте, потому что она меня не послушала… И именно поэтому не оборачивается и не смотрит на меня. Я знала свою компаньонку, как свои пять пальцев. Эта была жестокая, циничная сука! Но это была моя подруга. Моя лучшая подруга!
И даже если бы нужно было кинуться за ней с моста, я бы предпочла это сделать, чем потерять ее из вида, или того больше, потерять ее из своей жизни…
***
Ход моих тягостных мыслей прервался, так как Бася резко затормозила, будто перед пропастью. Самое ужасное через пару секунд я увидела, что лес действительно заканчивался отвесным обрывом.
Это какое-то наваждение…
То ли от бега, то ли от шока и ужаса, может по какой-то другой странной причине, объекты перед глазами запрыгали и никак не хотели укладываться в одну стройную или, по крайней мере, постоянно не скачущую картину. Взгляд не мог сфокусироваться на чем-то одном. Я посмотрела вниз и только сейчас услышала страшный грохот от водопада. Тонны воды с рокотом спадали далеко вниз, заканчиваясь скалистыми выступами водной бездны.
В ушах заложило. Шум воды перекрывал даже ор, преследовавший нас все это время. Я перестала слышать что-либо вообще; капли пота заливали глаза, капая с ресниц, походя на слезы…
От какого-то морока, словно завороженная, я рассматривала бурлящую пропасть, расплывающуюся и вновь собирающуюся воедино. Она была невообразимо далека, но ее я видела яснее всего, чувствовала ее зов… Расстояние, которое нас разделяло, являлось непреодолимым и, в любом случае, несовместимым с жизнью. Существовал только один шанс достичь ее без ущерба расплющиться в кровавую лепешку в пенной утробе – взлететь и обернуться дикими лебедями. Другими словами – шансов выбраться сухими из воды у нас с Басей не было…
***
Я посмотрела на компаньонку, судорожно втягивающую разряженный воздух своим утонченным носом с хищно раскрытыми ноздрями, прикидывавшую шансы на успех; ее образ плыл перед глазами, мне стоило усилий концентрировать взгляд на ней. Это до боли знакомое красивое лицо, так редко виденное мною растерянным и встревоженным… Эти глаза, зеленые и прозрачные с мелким злым зрачком посередине, четко смотревшим мне в упор, словно дуло пистолета, вызвали во мне бурю эмоций. Я всегда была более чувствительнее, чем она, поэтому быстро и шумно разрыдалась. Бася лишь прикусила губу, все поглядывая то на меня, то на пропасть. Вытерев, наконец, слезы и пот, не смея что-либо сказать, лишь глубоко и тяжело дыша, я глянула на лес, откуда доносились надвигающиеся, как смертоносная буря, адские металлические голоса, орущие в рупор, повторяющийся речитативом, смешавшимся с лаем свирепых собак, призванных поймать двух провинившихся лис и разорвать их на клочья.
Оглушенная, я вновь повернулась к старшей подруге и серьезно посмотрела ей в глаза. Очень серьезно, посылая взглядом выразительный призыв хорошо все взвесить.
Тут в моей голове закружились бесцветные картинки тюремных камер с серыми лицами тюремных жительниц. Бася поняла меня без слов, по первому взмаху ресниц. Эту особую форму взаимопонимания, я бы даже сказала симбиоза наших сознаний, мы выработали давно, а может, она родилась с нами. Я видела, как эти серые картинки теперь всплывают и у нее перед глазами. И красивое женское лицо, вдруг скрючившись и почернев от злости, изрыгнуло плевок в сторону леса.
Вы видели когда-нибудь лицо Карабаса Барабаса с черными неподвижным акульим прищуром, в котором читается зверское желание переломать деревянный хребет любой глупой кукле, попавшей под горячую руку?
Это было лицо Баси в ту секунду, во взгляде которой ясно читалось это страстное намерение. И если бы не одно обстоятельство – погоня за нашими светлыми головками свирепыми крысыловами, мой жизненный путь закончился бы в этой самой точке, /сразу оговорюсь, возможно, не самой ужасной, что я могла себе представить/, со свернутой на бок шеей, – любимым приемом, отработанным в совершенстве моей подругой.
Но Бася никогда не делала лишних телодвижений, в ее голове всегда был антикризисный план, продуманный хотя бы на ближайшие шаги. И тратить силы на и так бесперспективное мое будущее, у которого один конец смотрелся хуже другого, она посчитала нужным сосредоточиться на окончательном решении.
Из кустов послышался рык нескольких чудовищ, я быстро посмотрела в сторону леса, как в этот момент, Бася, дотронувшись до моего плеча, оттолкнулась от него и, развернувшись спиной, бросилась в бурлящую пропасть.
С этой секунды мир вокруг меня необратимо изменился. Время, наконец, показав свою истинную природу, то есть свое полное отсутствие в реальности, перестало укладываться в рамки физических ощущений, порой расширяясь-сужаясь по своему личному усмотрению.
Оглянувшись на прикосновение, я узрела жуткую картину, страшнее, чем все кошмары погони вместе взятые. Мои глаза превратились в тысячи паучьих пластинок, улавливающих отдельно взятую деталь видимого положения дел, где каждая вызывала свое восприятие и ощущение. И это были тысячные оттенки леденящего ужаса…
Отдельно я заметила дыхание Баси: облачко выдоха, за которым не последовало вдоха, оно повисло в воздухе, и до меня донесся лишь его знакомый женственный аромат, перемешанный с изысканным парфюмом. А вот уже в прыжке зависает ее тело, неловкие повороты рук и головы, желающие за что-то ухватиться, округлившиеся зеленые глаза, в которых вдруг заблестела незнакомая этому лицу эмоция – растерянность и обида. Тело зависло, как на картинке комикса, а бестолковые сапоги, дурацкий плащ, будто по волшебству слетали с ее стройного тела проваливаясь в бездну, оголяя красивые ноги в странной неестественной позе, и тонкие руки, зовущие меня. Еще меня поразила ее одежда, ранее скрытая под плащом, вся покрытая золотом подруга походила на древнегреческую богиню…
Вместо крика я просто перестала дышать. Ком в горле сначала занял всю грудную клетку, а потом бездыханным и деревянным стало все тело. Было жутко наблюдать, как она удаляется от меня. В эту минуту я не чувствовала себя: становясь то падающим телом Баси, то тем промежутком, разделяющим нас, то облачком выдоха, рассеивающимся в тумане брызг, то всецело этой полной ужаса картиной. Хуже всего, что во взгляде подруги, который медленно удалялся в пропасть, впервые в жизни я прочла нечто скрытое от меня – тайну. И это больно резануло сердце… Я могла бы простить Басе предательство, коварство, жестокость, но только не тайну.
О том, что существует какая-то вероятность жизни без Баси, что вообще есть жизнь после смерти, есть просто Смерть, мне даже не приходило в голову в тот момент. Я перестала слышать собак, вой сирены, шум леса, этот дьявольский рокот водопада. В замедленной кинопленке неуклонно уносившей в своих цепких смертельных объятиях смысл моего существования – сердце перестало биться.
И если по какой-то случайности я бы обернулась назад, только на одну долю секунды, то увидела бы, как псы клацают своими блестящими фарфоровыми челюстями в воздухе, хватая меня за уродский плащ, в желании утащить с обрыва. Я бы сразу же прочувствовала, как меня ошеломленную быстро скручивают в тугой узел, нацепляют холодные металлические наручниками, одевают на голову темный душный мешок. Как мне становится больно, я валяюсь по траве и глухо рычу, вдыхая аромат осенних листьев, мокрых и гнилых. И остаюсь живой…
Но всего этого я не увидела, потому что всего этого не произошло.
Не в силах позвать свою подругу, я просто открыла рот в немом крике и, цепляясь за тот же воздух, что и она несколькими секундами ранее, прыгнула в разноцветную радугу, утопающую в пене веселых брызг шумящей воды.
Глава 3. Полет
Хочу заметить, что если бы не те роковые обстоятельства, в которых по фатальной ошибке, а может быть, вполне сознательно, оказались мы с Басей, я тысячу раз подумала бы, прежде чем решиться на такую отчаянную выходку, как расстаться с жизнью.
Но в тот момент каждая деталь этого пугающего представления с погоней и ошеломительным поступком моей подруги, сложила воедино, будто игра в пазлы, всю дьявольскую картину, где, казалось, у меня не оставалось другого выхода – прыгнуть за Басей в бездну, лишь бы не терять из виду ее таинственный взгляд.
Меня обдало холодным мокрым ветром, грубо подхватившим тонкое тело в дурацком плаще, в котором что-то отчаянно хрустнуло и переломилось, причинив невероятную боль; сознание мгновенно благосклонно отключилось.
***
Не знаю, сколько прошло времени, пришла в себя я так же внезапно, как и ушла, и также молниеносно предсмертный страх охватил все мое существо. Я стала дико размахивать руками в воздухе и истошно кричать. Чувства мои отделились от меня, становясь чем-то самостоятельным, ибо возникший ужас не мог ужиться в моей голове. Мысли походили на разлетающиеся осколки от чудовищного взрыва, где бомбой и часовым механизмом служило мое тело. Срывались и улетали парить обломки и обрывки слов о каком-то раскаянии, дикая и отчаянная злость на себя и на преследовавших нас людей, все сменялось досадой и необъяснимой тоской. Вдруг окутывало какое-то сладкое безумие совсем не подходящих и бестолковых образов, например, привлекательнее ли я Баси в полете; интересовал трагизм и романтизм, с которым опишут наши смерти в криминальной прессе…
***
Я уже не бултыхала руками и ногами, они безумно устали и просто повисли на потоках воздуха, как и мысли, отделившиеся от меня. В груди заныло, охватило тошнотворное отчаяние от совершенной непоправимой ошибки. Одно удерживало на плаву мой корячившийся в лихорадке мозг, /а может быть, это была моя душа/, который обозревал и чувствовал, хоть и на расстоянии, летевшую Басю, все так же зовуще расставившую руки навстречу мне. И я успокоилась.
Ни смотря на фантастические обстоятельства, тело, теряющее на ходу клоунское одеяние, отчетливо ощущало морозное дуновение от брызг водопада: кожа скукожилась и посинела, замерзли пальцы, на которых все еще были надеты красивые перстни, покрытые коричневой корочкой засохшей крови, в голове появлялись и улетучивались неуместные мысли о том, что воспаление легких или обморожение конечностей обеспечено. В общем и целом, я была как-то не готова умирать.
Краем глаза я заметила пролегающую через меня радугу. Говорят, кто пройдет под радугой – обретет вселенское счастье, – опять некстати подумалось.
Странное падение, странная смерть… И это было начало…
***
Мое сознание вдруг озарилось удивительным светом и стало похожим на ту застывшую разноцветную радугу, которая застряла прямо перед глазами, а вскорости я даже решилась ее потрогать. Больно уже не было, только холодно и одиноко. Радуга оказалась иллюзорной, и от нечего делать я стала оглядываться по сторонам: воздух по-прежнему лился холодным потоком мимо и сквозь, скала и утекающая вода все так же стремились и тянулись вниз, походя на скоростной бесконечный лифт. Каменные тонны мчались разноцветными породами в живую бурлящую пропасть, которая при всем этом не приближалась ко мне ни на сантиметр. Как ни странно – все было странно…
Я посмотрела наверх и заметила медленно удаляющиеся, покрывающиеся туманом, озадаченные лица людей и снующие морды собак, смотрящих вниз прямо на меня.
Радость, посетившая в этот момент от неожиданного поражения врагов в захлопывающейся ловушке водопада, приятной волной торжества окатило повисшее в воздухе по какой-то проклятой магии еще живое тело. И я дерзко показала язык обескураженным серым лицам, собакам и блестящему смертоносному оружию, предназначенному для убийства…
***
Торжество продолжалось недолго: отложенные неприятные предчувствия, стремительно впивающиеся острыми иголками в мое радужное настроение, рвали на части последнюю улыбку на лице.
Ибо голос совести, который сопровождал меня в беге и лишь стих на время прыжка, теперь возвращался, проясняясь в сознании спокойным монолитным потоком ясных предложений.
Совесть /или уж не знаю, кому принадлежал этот голос/ предложила задуматься над очень волнительной темой: Куда я лечу?
– Без всякого сомнения, – очень спокойно ответил он же, – цель моего полета – преисподняя…
Я почему-то не удивилась такому повороту дел, что-то подсказывало мне – это правда. Память медленно, но уверенно возвращалась со всеми ее дикими и ужасными подробностями. Стало гадко и тошно, от подступившего тупого отчаяния я стала оглядываться по сторонам, и теперь меня стало по-настоящему подташнивать от удлиняющихся скальных пород, которые все растягивались и растягивались, будто нескончаемые уши кролика из цилиндра фокусника. Судорожно сглотнув, я взглянула вниз: из белой пучины водопада виднелись голые лодыжки опрокинутой Баси. На душе опять полегчало, и желудок успокоился. Она первая, я – вторая. Пока все по плану. Надолго ли?
***
Что-то стало меняться в пространстве: воздушный лифт засасывал сильнее, все мое существо превратилось в тонкий осенний листик, уводимый вихрями в турбину огромной лопасти смерти. Волосы, раздираемые ветром, нещадно хлестали лицо.
Было ли мне страшно? Мне было очень страшно! То и дело дурнота возвращалась, выворачивая наизнанку похолодевшее нутро. Но что-то не давало сойти сума… Среди этого безумия, мракобесия и жути вокруг была одна твердая логичная и ужасающая по сути мысль, державшая на плаву мой воспаленный рассудок… Я стала шарить по сторонам, будто ее можно увидеть…
Наконец, мне удалось поймать за хвост эту отвратительную крысу, что кружилась вокруг, смердя и визжа, чтобы ее заметили.
Я умираю. Или скоро умру. Или уже умерла. Но Бася тоже умирает или уже умерла. И в этом мы с ней соединены. Взлетать и пропадать вместе – это наша судьба. А значит, – все идет по плану.
И хотя наш на двоих гниющий дохлыми крысами и наполненный скелетами багаж зловонил на всю округу, не предвещая радужный прием туда, куда мы летим, все время представая перед глазами в виде кипящих котлов и раскаленных сковород с жаждущими крови монстрами, я предположила, что возможно, это и есть ад, когда тебя бесконечно трясет и колошматит, словно фарш в мясорубке. А если это только начало – достичь конечного пункта назначения я сильно не торопилась.
От неизвестности, от этого застрявшего падения, то и дело накатывали слезы, но голос совести запретил плакать: к сожалению, было поздно давить на жалость… Да и не перед кем: судья, присяжные, адвокаты, зрители, остались на верху…
Я подавила всплеск безнадежности усилием воли /не думала, что получится/ и, зажмурив глаза, вдруг замерла. Мои мысли, как ни странно, подчинились. Голос совести тоже замолк. Затихли звуки и турбулентность. Меня просто распластало в застывшем бездвижном пейзаже. Это было неожиданно! Оказывается, я могу остановиться и остановить время, просто застыть в пространстве, сохраняя абсолютную ясность сознания… Каменный лифт, радуга, морозное прикосновение водопада, посиневшие руки и ноги, и больше ничего… Только я.
***
Так продолжалось долго… Бесконечно долго. И я стала понимать – что-то не так с этой заморозкой…
Видите ли, я всегда числилась отличницей, очень сообразительной девочкой, быстро угадывающей правила игры или чье-то желание, пусть даже они не имели решения или не произносились вслух.
И через какое-то продолжительное время этой молчаливой заморозки, оказавшейся просто ловушкой, которая в то же время дала возможность отдохнуть, даже привести мысли в порядок, разложить факты по полочкам причинно-следственных связей, а то, что не укладывалось в логичное, – рассовать, как придется, подождать и понять… Что пауза слишком затягивалась, обратившись смертельной невыносимым ожиданием, не заканчивающимся, казалось, ничем и никогда, и мне пришлось-таки встрепенуться и посмотреть вниз, что бы с огорчением увидеть, как Бася значительно удалилась, потонув в брызгах водопада, почти столкнулась с белой пучиной. Меня больно дернуло током от увиденного; шквал догадок, сменяющихся горькими предчувствиями и возобновившемся потоком мучительной совести, вернули к жизни… /Если это можно было бы назвать жизнью, конечно/.
Стало понятно, что паузы являются ни чем иным, как просто отсрочками между тем, что неминуемо ожидает впереди. Паузы настолько же бесконечны, как движение этого каменного скоростного лифта, пролетевшего уже сотни тысяч этажей, наверное… Эти мнимые передышки зависят от моей воли, а вот увеличивающееся расстояние, которое разделяло нас с Басей, к сожалению, было подвластно нам обеим. И Бася значительно преуспела, почти вырвалась из этой каменной ловушки. Бася догадалась, как это сделать… я нет.
На всякий случай я попробовала вновь отключиться и замирала, как в первый раз. Но быстро, ненадолго, – раздражала мысль, вырывавшая из потока лживого спокойствия, что Бася отдалилась чрезмерно и, возможно, намеренно.
Эта игра в падающую Алису и ее дыру в Стране Чудес мне смертельно наскучила. Когда при жизни до прыжка в пропасть, мне становилось скучно – я очень сильно злилась и, по-моему, превращалась в монстра. Поэтому злость в моем случае являлась отличным двигателем на пути к цели. Цель моя – Бася.
Наконец, резко выгнувшись, я поймала-таки визгливую тварь и вырвала ей хвост, она сипло пискнула от боли, а я закинула ее расчлененное тело в радугу.
– Хорошо! – зло крикнула я световой иллюзии, будто та являлась моим истинным врагом. При этом было странно слышать свой охрипший голос, удивительно похожий на предсмертный визг мертвой крысы. /Еще бы! В таком холоде не только голос, все тело можно отморозить/. – Я все поняла! Мне надо понять, почему это случилось, да? – Повернувшись к каменному лифту, не перестающему мчаться в никуда, я желчно усмехнулась чьей-то злобной шутке, понимая трагичность ситуации, ведь теперь мне, как недавно моим пациентам, придется отчитываться и искать причины своих неудач и проблем, копаясь в прошлом. – Хорошо! Согласна! Жизнь моя прошла так, что по ней вряд ли будет плакать даже моя собачка.
Перед глазами вдруг возник Бублик. И волна пустых слез неожиданно подступила к горлу. Я даже и не подозревала, что щенок, проживший возле меня считанные дни, может вызвать такую дикую тоску, ведь давая ему имя в честь, ничего не значащего пшеничного хлебца, имелась в виду пустая дырка по середине… Или нет? – Я не помнила от чего была эта дырка… это всплывало болью и опять возвращало туда, куда не хотел погружаться мой разум… Я только помнила, что Бублик являлся моей единственной и верной компанией, пусть даже в течение нескольких коротких дней, составлявших для него всю жизнь. Он не покидал меня ни на минуту, с серьезным видом сопровождал по дому, являлся лучшим другом, кому я доверяла, как самой себе.
Последние мысли тяжелым полотном накрыли сознание, огромный колючий ком сдавил дыхание. Странное происходило с моим зрением: чем больше я всматривалась в знакомую щенячью морду, тем яснее за ней проступало нечто иное.
И я стала понимать… Эти картинки проявлялись вне времени и пространства, просто потому что вызывались по команде моего разума. Но за проступающими образами стояло еще что-то: каждое мгновение открывало скрытое ранее, отвечало на волнующие вопросы расплывчатыми сюжетами. Будто в виртуальной реальности я могла дотянуться до любого образа из памяти, неясного предчувствия, потаенного страха, вытащить его и посмотреть под другим углом, узнать правду, и уже по-иному воспринять произошедшее.
– Это не Бублик, – отрешенно констатировала я, прикусив губу. Голос, который еще мгновение назад бубнил и перебивал все мысли, молчал, что стало немым подтверждением. Я догадалась, что совесть больше не вернется, ибо теперь она – это я, а также, судья, присяжные и палач, все в одном лице.