Дизайнер обложки Евгения Хамуляк
Корректор Анастасия Финченко
© Евгения Хамуляк, 2022
© Евгения Хамуляк, дизайн обложки, 2022
ISBN 978-5-0059-1189-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Новый год по распродаже»
Её звали Анной. Cлава Богу, не Светланой, Александрой, Евгенией или Варварой. С этими именами в Испании можно было легко попасть в неприятную для любой уважающей себя женщины ситуацию.
Например, всю жизнь вместо звучного Светлана слышать в спину или лицо престранное Эсветлана… Испанский язык не мог выговорить букву С без буквы Э. Вот так вот!
Александрой не назвали бы никогда. В крайнем случае, пришлось бы отзываться на Алехандру. Также приходилось быть аккуратнее с уменьшительно-ласкательными типа короткого и дружественного Саша: буква «С» не выходила как следует и получалось мутное «Шаша», означавшее нечто неприличное.
Евгения, такое благородное во всех языках имя, переводимое на испанский, звучало страшно для славянского уха: мерещилось нечто непотребное – Эухения. Хотя Анна иногда чувствовала себя Эухенией от некоторых испанских выкрутасов.
Имя Варвара само по себе было плохим, ибо всех славян, включая людей с Востока, а заодно и с Севера Евразии, называли барбарами или варварами.
Но несмотря на подобные мелкие шероховатости Анне всё равно нравилось жить в Испании. В своём родном Замухранске, как она называла город-герой Орёл, ей даже с таким прекрасным именем не светило того уважения, что оказывали ей здесь. Ибо на родине имелись Анны и покраше, и поумнее. Поэтому «оперившись» девушка сразу же решила сбежать из родных краёв: и чем дальше, тем лучше.
Со школьных классов Аня взялась за иностранные языки с бульдожьей хваткой. Когда выбор встал между холодными зажиточными странами и жаркими, но бедными, Аня выбрала море, солнце и загорелых оборванцев-гринго. И не прогадала. Уже в аэропорту, куда она приехала в первый раз по обмену, как лучшая ученица потока, ей вслед кричали звучное «гуапа!» – красотка! Хотя Анна знала, что это неправда.
Во-первых, уже в десятом классе Аня вымахала и стала ростом чуть выше среднего. Для Орла, в принципе, это нормально. Мужики средней полосы все ходили сплошь высокими. Но в Испании Мамай или испанка, чёрт знает, выкосили всех гулливеров. Местные женихи в лучшем случае шли вровень с нею или, как братья меньшие, ниже на целую голову.
Во-вторых, Ане досталась нескладная фигура: чуть косолапые ноги от папы, круглая пятая точка с галифе от мамы, у которой в роду числились комиссары Красной Армии. Правда, имелись и достоинства: большая грудь от бабушки, но она переходила в тонкую гусиную шею дедушки, которого в семье прозвали Гусём.
Белым ясным ликом женщина тоже не могла похвастаться: маленькие глазки и длинный нос навеивали разные мыслишки о том, что прародители не только в Орловской губернии сиднем сиживали. К этому пакету женской красоты уровня «эконом», так Анна прозвала свой типаж, прикладывались ум, стойкий характер, великолепное чувство юмора и неувядающий оптимизм. Люди называли подобные качества харизмой или обаянием.
Ну а к 40 годам совместного существования с этим типажом, Анна научилась грамотно подбирать макияж и одежду, хорошо маскирующие косолапие и прочие шероховатости внешности так, что её и в самом деле стали считать весьма привлекательной особой, особенно на фоне местных дам, сплошь и рядом похожих на породистых лошадей.
Анна была уже дважды замужем и воспитывала двух дочерей Изабеллу и Анну-Марию от испанских мужей, которые платили неплохие алименты. Но она предпочитала продолжать работать, заделавшись не только русской красоткой, но и уважаемым человеком среди местной и иностранной публики – официальным, сертифицированным переводчиком областного суда.
Платили хорошо. Работа Анне нравилась. Куча знакомств, постоянные предложения подработки, движуха и суета, благодаря которым не было времени смотреть в прошлое, сильно заморачиваться настоящим и страшиться будущего.
Работа спасала в тяжёлые моменты жизни, один из которых наступил как раз в канун Нового года.
Анна никогда не жалела, что уехала из России. И никогда не жалела о зароке: не скрещивать гены с сородичами. Уж если быть гуапой – то уж по гроб! Но были у местных кавалеров недостатки, от которых, порой, приходилось выть на луну и вспоминать Иванов, Матвеев, Лёш, Никит и Колянов – наших ребят, которые никогда б не опустились до того, чтоб делить кошельки, скрупулёзно на калькуляторе высчитывая, кто сколько должен заплатить за еду в ресторане. Анну подобные демократические нормы страшно раздражали, и за много лет проживания в Испании она так и не смогла привыкнуть к своей «свободе».
Но женщина нашла управу на своих кавалеров в местных судах, где работала переводчиком и зналась со всеми судьями, адвокатами, юристами и секретарями. После долгих сложных заседаний они, словно большая семья, отправлялись в местный бар попить пивка и спустить пары. Поэтому компетентные органы ей посоветовали жмотство, скупердяйство и неблагородство со стороны бывших мужей, считавших каждую копейку, выделяемую на обеспечение дочерей, вывести на чистую воду строгих законов, следивших многоликим взором за всеми через налоговую.
Но когда с бывшими жадинами вопрос был улажен, сюрприз прилетел от очередного жениха по имени Антонио. К слову, надо отметить, что «женихами» назывались все кавалеры, с которыми осуществлялось любое сожительство, не доводящее до венца – жениться в Испании было очень дорогим удовольствием.
С Антонио Анна «проженихалась», то есть просожительствовала, один год и пять месяцев и успела два раза расстаться с ним за этот срок. Сначала из-за интенсивного присутствия матери жениха Кармен в их личной жизни. После долгих разговоров, скандалов, выяснений Антонио к своим 48 годам решился-таки покинуть материнский дом, переехав к Анне в трехкомнатную квартиру. Второй причиной стало скупердяйство. В тот раз Анна решила пойти навстречу испанскому менталитету, понимая, что является иммигранткой и не может просить от местных аборигенов того, чего бы обязательно просила от Иванов, Лёш, Владиков, Вась в своей стороне. Женщина сухо и практично решила вопрос с неромантичным моментом в отношениях с Антонио, не умевшего делать подарки, впредь прося приносить подарки деньгами.
Но милый решил наступить на старые грабли и принёс в канун Католического Рождества, самого сакрального праздника для испанцев, подарок, а не конверт.
Анна с опаской потянулась к праздничной коробке одного из самых уважаемых местных брендов одежды. Логотип вселял надежду. Но так как Анна знала своего суженого как облупленного, на сердце её всё же ныли кошки.
Кошки не обманули.
Внутри такой красивой упаковки лежал купальник из колкого мохера с начёсом цвета подвядших осенних листьев – «странное существо», похожее на выпотрошенную кошку – как раз ту, что ныла на сердце.
Но это ладно. Размер сего одеяния (купальник к Рождеству? Куда его надеть? К праздничному обеду в дом Кармен, матери Антонио?) оказался на два размера меньше самой Анны.
Брезгливо, двумя пальцами женщина достала волосатое создание, в лучшем случае растягивающееся на фигуру её младшей дочери, и спросила Антонио что это. Мужчина обомлел, только сейчас осознав всю тяжесть своего проступка. Но не только романтизма не хватало его сознанию, а также фантазии, поэтому он искренне признался, как было дело. Они с мамой поехали в торговый центр, где шла рождественская распродажа. Очень хорошая распродажа! Его глаз («А может и не его», – подумала Анна) упал на столь уважаемую и дорогую марку одежды. Любящее сердце Антонио («А может и не Антонио», – опять подумалось Анне) подсказало, что сей подарок станет желанным для любимой.
– Ты бы хотел видеть меня в этом в новогоднюю ночь? – искренне спросила Анна, в душе надеясь на чудо: что милый выкинет благородный финт, покается и пригласит её в любимый ресторанчик, чтоб замолить глупость с волосатым подарком.
Но Антонио почесал нос, вдруг вспомнив, что у него имелась аллергия на животных с шерстью. Нежелательно было оказаться с шерстяным купальником, пусть и дорогой марки, рядом. Только не хватало соплей и слёз в этот замечательный праздник, который так любила его мама.
– Значит, это желание обоюдное… Мы тоже не хотим видеть тебя в этот Новый год, – вынесла вердикт Анна, отвечая за себя и волосатый подарок, с орловской рачительностью засовывая его в комод. Где-нибудь в хозяйстве эта мочалка да пригодится. А вот Антонио, к сожалению, в этом хозяйстве места больше не было.
***
– Расстаться в канун новогодних праздников… Надо быть полной идиоткой! – с горечью корила себя Анна, когда до Нового года оставалось пара дней. – Ладно это чёртово Рождество, но Новый год с кем теперь справлять?
Ещё одним неприятным для иностранца моментом на чужбине являлась разница в проведении праздников. Испанцы Рождество традиционно справляли дома с семьёй с весьма престранными обычаями. Например, вместо шикарных салатов и закусок, к которым так привыкли русские и советские души, ели обычный суп с макаронами и фрикадельками, а на второе зажаривали молочного поросёнка и давали возможность разбить его хребет самому малому члену семьи. Покалеченный поросенок обычно всегда падал на пол из детских рук. Затем всем сборищем его ловили под столом и радостно поглощали, разрывая мясо на куски. Варварскую традицию Анна не разделяла, как её ни уговаривали, что пыльный поросёнок, съеденный в Рождество, приносит удачу…
Женщина ещё не могла забыть другую традицию, которая отбивала всякий аппетит. В Испании было не принято снимать уличную обувь: в ней так и ходили по дому везде до самой до спальни, скидывая лишь у постели.
Далее в Рождество после обильного ужина с пола обменивались подарками с распродаж. Это в лучшем случае! Анну на всех праздниках, как у бывших мужей, так и у новых женихов, испанская родня традиционно обходила презентами. Видимо, приглашение на обед или ужин уже расценивалось как благословение для варварки. Со временем Анна тоже стала экономнее и платила сторицей. Если в начале старалась: покупала, паковала, приносила, радовалась, то после второго-третьего праздника поняла, что любовь к подаркам однобока. Можно радоваться и без вложений в семью жениха.
А Новый год в Испании не справляли вовсе. То есть молодёжь, конечно, убегала на дискотеки и упивалась до полного очумения. Взрослые же прилипали к телевизору с тарелочкой с 12 виноградинками, съедали их за минуту, разменивающую года, чокались шампанским и расходились спать.
Для Анны Новый год имел сакральное значение. Возможно, это было то единственное, что она любила из своей прошлой русской жизни. Новый год ассоциировался с миром. Родители, родня, соседи, друзья на время забывали про старые ссоры, становились дружными, весёлыми, гостеприимными, как одна большая семья. Вкладывали душу не только в новогодний стол, но и в подарки, наряды, будто шёл последний год перед апокалипсисом. И конечно, важно было с кем справишь и как справишь этот праздник. Ибо отдуваться за неправильное справление приходилось 365 дней до следующего шанса.
Анне светило справить Новый год либо одной – дочери, вошедшие в подростковый период, предпочитали компанию друзей, – либо с незнакомыми или нежеланными соседями.
– Лучшей одной, – поняла опечаленная женщина, решив с головой уйти в работу.
От грустных мыслей та спасала лучше всего.
Под Новый год всегда происходили какие-то невероятные приключения русских за границей. А под «русскими» в Испании понимались все дикие «барбары»: русские, белорусы, украинцы, казахи, монголы, узбеки, армяне, грузины и так далее… Анну несколько раз вызывали даже в случаях, когда под судейство попадали нации, входившие ещё в Российскую империю: венгры, румыны, финны.., так как найти официальных переводчиков со специальным разрешением для них не представлялось возможным. Анна от работы не отказывалась. Бывшие подданные Российской империи тоже не жаловались. И даже если превосходно говорили сами на испанском и английском, официально им требовался переводчик их коренного языка. Для испанцев коренным, диким для всех не испанцев являлся русский.
Анна представила, что, возможно, вообще проведёт 31 декабря в суде. Ведь в Испании Новый год являлся обычным днём в календаре: давали лишь выходной на первое января, а дальше – трабаха, трабаха и ещё раз трабаха, как говорил дедушка Ленин. То есть труд.
Справить Новый год в трабахе или трабахандо, значит, провести целый год в беготне по судам, переводя бывшим соотечественникам их провинности.
– Буду копить на новую машину, – прагматично прикинула женщина, но в душе продолжали ныть волосатые мохеровые кошки.
***
Анну вызвали в суд в 10:00 утра 30 декабря по случаю избиения Ковалёвой Эсветланы её мужем Ковалёвым Никитой. Отчеств в Испании не водилось. Перед слушанием адвокат потерпевшей предупреждал Эсветлану о последствиях: от шести месяцев до года злодей, то есть её муж, с браслетом на ноге не сможет приближаться к своей жертве, то есть к ней. Более того, супругов, а также их детей, отныне будут ждать ежемесячные посещения психологов и разных социальных служб, готовых поселиться у русских, лишь бы спасти их друг от друга. Ковалёвы эту информацию пропустили мимо ушей, ибо попали в испанский суд первый раз. И Анна переводила им впервые, ранее их не встречала.
Это не было её делом, поэтому она просто сделала свою работу и прикусила язык, с горечью вспомнив случай трёхлетней давности, когда вмешалась-таки в семейный конфликт, зная русскую психологию, где милые ругаются только тешатся.
Некие Смирновы поругались, подрались, причём в синяках в суд прибыли оба, но наказали только мужа: штрафом, шестимесячным браслетом на ноге и 500 метрами дистанции от жены. Суд прошёл, страсти улеглись, штраф был заплачен из общего семейного бюджета. Любимые помыкались, соскучились друг по дружке и вновь съехались, хотя их предупреждали, что наказание будет очень суровым. И как назло в последние дни тех шести месяцев, которые суд постановил суженым охладиться на дистанции, они, сидя в своём семейном авто, попали под обычную проверку документов на дороге.
Поразительное невезение! Большинство жителей Испании могли поклясться, что проходили проверку на документы возможно один – два раза в пять лет, а Анна вспомнила, что её вообще ни разу за эти 25 лет не останавливали на дорогах.
Каково же было удивление служащих полиции, заглянувших в документы, а потом и в свою базу, когда они поняли, что отъявленный злодей сидит в полуметре от своей жертвы да ещё с таким довольным видом! Это попахивало премией для полиции, а Смирнову грозило тремя годами лишения свободы.
В тот же день Анна переводила официальные обращения к суду супруги Смирновой, желающей забрать заявление и забыть прошлое, но суд был непреклонен. Даже не помогли «барные» связи Анны. Судья только пожимал плечами. Закон есть закон. Надо было думать раньше.
***
С видимым упрёком на лице судья, старый добрый Жорди Санчес, полвека отсидевший в кожаном кресле в чёрной мантии, предоставил слово Никите Ковалёву, чтоб тот объяснил: по какому, собственно, поводу ему так захотелось изукрасить лицо жены.
– Уважаемые господа, – пафосно начал тучный Никита, поглядывая на Анну, синхронно и бесстрастно переводившую речь будущего презьонера, то есть осуждённого.
Законы в стране были очень строгими в части избиения жён. Анна присутствовала на заседаниях, где давали срок даже без озвучивания слов свидетелей, только по горючим солёным рекам из глаз жён, по-станиславски, без пауз, рыдающим в мокрые ладоши.
«Это Европа, детка», – в эти минуты про себя говаривала Анна, читая список объектов недвижимости, которые должны будут отойти жертве после вынесения вердикта о виновности мучителя. Женское коварство не знало рас и наций.
– Я долго терпел, уважаемые господа. У меня ангельское терпение. Оно досталось мне от матери. Но… ему есть пределы. Каждый мужчина меня поймёт. Ведь моя жена переспала… – он перевёл дух и даже пустил слезу, – …со всеми лысыми мужиками нашего города! Валера-садовник, Карлос-архитектор, Виктор-юрист, Валерьян – продавец с рынка. Я могу перечислять до вечера. Со всеми лысыми Бисбаля! – хрипло вскричал Никита, вознеся глаза к потолку, уповая на справедливость небес после этой жаркой речи.
– Это неправда, – сухими губами ответил Жорди Санчес вместо небес, холодными руками касаясь абсолютно лысой головы, на которой выступили капли пота.
Первым засмеявшимся был прокурор Хавьер Домингес, весёлый шутник – его обожали за оптимизм и ироничные шуточки. Он кашлянул, подавился смехом и своей слюной, его стали хлопать по спине, но это не помогло. После передышки смех всё равно пробился. Подхватила истерику гвардия, охранявшая покой суда. За ними уже заголосили зрители в зале, адвокаты, секретари и, наконец, не выдержала Анна.
Это было очень смешно. Даже Жорди Санчес, пришедший в себя и осознавший, что натворил, на миг потерял присутствие духа и стал смеяться до слёз, хлопая редкими ресницами. Было не смешно только героям всей этой то ли комедии, то ли драмы. По лицу Никиты гуляли зелёно-лиловые переливы злости и обиды.
Суд решил сделать вынужденную паузу. Анна после того, как отдышалась от смеха, всё-таки подошла к соотечественникам и по-дружески рассказала им грустную историю четы Смирновых. Супруги поняли намёк переводчицы и совещались около получаса. В конце концов, победили разум и ипотека на квартиру, которую надо было выплачивать да или да Ковалёву Никите, так как его жена числилась в домохозяйках и свободных художницах.
После окончания слушания все разбрелись кто по домам, кто на обед.
Анна отправилась в знакомый бар, куда уже стягивались работники суда, судача, естественно, о последнем «кудрявом» деле. Все смеялись и подхихикивали. Анна как могла, тоже пыталась поддержать веселье, но на душе продолжали ныть кудрявые кошки. Как вдруг ей позвонили из районной полиции и пригласили прибыть как официального переводчика для рассмотрения дела о попытке изнасилования.
За окном светило солнце, какое обычно светило в Орле где-нибудь в середине июня.
– Вот такое вот дерьмовое лето, детка, – допила бокал белого вина Анна, глядя на совсем неновогодние пальмы, неновогодних чаек, неновогодний асфальт и весёлые ёлки в витринах.
Хорошо, что есть работа, разбирательства, чужие проблемы, нервы, движуха. Они должны были разбавить навалившуюся предновогоднюю хандру.
Лучезарно улыбнувшись коллегам, переводчица отбыла на новое задание.
***
– В 7:30 утра в Лас Фелиус в общественном туалете мужчина славянской внешности напал на англичанку, – быстро шепнул Хоаким Анне на ухо. – А бабуле 100 лет в обед. Видать, маньяк. Не иначе. Бабуля-то – та ещё красотка.
У Анны побежали мурашки по коже. Вот уже 25 лет она не живёт в России, а до сих пор испытывает чувство вины за своих бывших соотечественников…
Анна выругалась матом вслух, это было привилегией иностранцев – выражать себя открыто, не таясь в присутствии тех, кто не понимал ни слова. И с этим настроением вошла в зал, где сидел среднего роста мужчина с грубоватыми чертами лица, коими обычно обладают люди, занимающиеся тяжёлым трудом. В воздухе отчётливо и неприятно висел смрад от спиртного.
– Я… я… я, – заикался маньяк Витя, пытаясь на ломаном испанском объяснить, что не виновен.
– Расскажите, что произошло, я переведу ваши слова, – уселась на предоставленный ей стул Анна, сосредоточившись на клиенте.
– Я не хотел насиловать, – схватился за рубаху Витя, обращая мутные глаза к переводчице. – То есть я вообще не хотел ничего. Я не насильник!
– Расскажите с самого начала, – попросил следователь.
– А что рассказывать? Я и так вижу, что вы верите этой старухе. Что она наплела? – не унимался Витя, у которого на глаза навернулись слёзы.
– Миссис Мани утверждает, что в 7:30 утра вы ворвались в кабинку женского общественного туалета с целью овладеть ею сексуально, – зачитал полицейский из протокола, записанного час назад со слов жертвы уже в другой аудитории, где переводил английский на испанский другой переводчик. – Она сидела на унитазе обнажённая. Вы ударили её, повалили на пол, желая воспользоваться её беззащитностью, но не успели. Так как в туалет ворвались её компаньонки по путешествию, – полицейский перечислил имена, но в этот момент насильнику стало плохо. Судя по всему, не в первый раз, потому что охранник тут же подхватил офисное ведро и поднёс к зелёного цвета лицу злодея, которого нехорошо вытошнило.
– Надо оказать ему медицинскую помощь. Видимо, это нервное, – совещались служащие. – Заодно проведут экспертизу на вменяемость.
Анна же ясным взором видела не маньяка, а обычного дурака, переживающего тяжелейшее похмелье. И отойдя в сторонку со следователем, посоветовала принести для начала злодею таблетки, снимающие последствия сильной попойки. Решили попробовать.
Через час Виктор Золотухин уже не зелёного, но приятно фисташкового цвета, сидел и с покаянным видом рассказывал свою версию утреннего происшествия, где всё началось со вчерашнего дня. У его товарища Ахмеда, с которым Виктор трудился на стройке разнорабочим, случился день рождения. Они отмечали юбилей крепкими напитками и закусками из ближайшего супермаркета с самого утра до позднего вечера, так как был выходной.
Сегодня с утра Виктор должен был пойти на работу, но так и не дошёл по причине алкогольного отравления, которое настигло его в самой острой форме в 7:30 утра как раз у общественного туалета.
– Да не хотел я её насиловать, – хватался за жилистую шею Виктор, опять становясь зелёным. – Вы её видели? Ей же 100 лет в обед… какое там сексуальное влечение?!
– Ну а зачем же вы к ней ворвались? – дознавались полицейские.
– Да я кабинки перепутал! Картинки на дверях подростки изрисовали. Поди пойми: где мальчик, где девочка. Вот я сунулся в первую попавшуюся… А там она… – Виктор схватился за голову, опять представив себе эту унизительную картину, как он извергает на несчастную старуху из Англии, рассевшуюся с газеткой на унитазе, весь праздничный стол с закусками и напитками. И теперь ему за это светит не менее десяточки в тюрьме.
Следователи переглянулись и решили не вызывать вышестоящие органы для разъяснения «клозетного дела», как его прозвали между собой сотрудники, с тоской глядя на подозреваемого. Чем меньше огласки, тем сохраннее значки, погоны и честь. Иначе мог разгореться такой скандал, что навечно участок Лес Фелиус получил бы клеймо «клозета». Уже виделся этот цирк в суде, когда бы неудовлетворенная сексуальной жизнью старушка из Англии с разыгравшейся фантазией утащила бы в преисподнюю весь участок Лес Фелиус. А уж репортёры обеспечат полное сексуальное удовлетворение всем, кто будет проходить по этому делу.
– Виктор, ну как же вы так? – с досадой разводила руками Анна, видя, как весь состав собирается в другую аудиторию для переговоров с жертвой, очевидно, мечтавшей об изнасиловании.
– Клянусь, брошу пить! Это божий знак под Новый год начать новую жизнь. Если выйду из тюрьмы, женюсь, – синими губами молил Витя Анну, будто она была представительницей Всевышнего на этой бренной земле.
– Эх, Витя, Витя, – мрачно поцокала на соотечественника переводчица.
Уже через полчаса после «душевных» разговоров следователей с представительницей Великой Британии заявление ею было отозвано. Миссис Мани предложили провести судебную экспертизу, на которой ей надо было бы показать максимально подробно, как именно насильник пытался овладеть ею, нарушив телесные и моральные границы её женственности.
– И помните, миссис Мани, наши законы строги. Этого человека ждёт очень суровое наказание, если он действительно покусился на вашу женскую честь. Но может быть, вы просто испугались и вам померещилось?
Миссис Мани покраснела и стала ровно того цвета, что и её трусы – розовые в пятнышках. Они лежали в специальном пакете с пометкой «вещдок» на столе, за которым хмуро сидела группа криминалистов, готовых ко всем тяжким экспертизам.
Миссис Мани сдалась и, как верующая протестантка, переложила ответственность за справедливость на плечи Всевышнего, прося лишь вернуть трусы, которые дороги её сердцу.
Весь состав вздохнул с облегчением и, отпустив на все четыре стороны недотёпу-насильника и фантазёрку-бабусю, завалился в ближайший бар отметить это несостоявшееся дело, которое могло стоить всем очень дорого.
– Анна, где будешь справлять Новый год? – спросил старший следователь, угощая переводчицу свежим пенистым пивом.
– Там же, где и вы, – иронично ответила Анна.
Час назад ей позвонили и на утро пригласили в другой участок. Новое разбирательство по случаю изнасилования её соотечественником одной местной жительницы.
– У меня просто слов нет! Какой-то сексуальный Новый год! – вскрикнула переводчица в ответ. – Но… он её хотя бы правда изнасиловал? – на всякий случай поинтересовалась Анна.
– Да, сексуальный контакт состоялся. Есть пробы.
***
Анна плохо спала всю ночь, её терзали сомнения. Хотелось что-то поменять в своей жизни: то ли характер, то ли принципы, то ли обстановку в квартире, где ещё хранились вещи Антонио. Хотелось его простить, но тут же прибить, удушив «волосатым чудовищем».
Потом хотелось срочно найти новых друзей, близких по духу, которые ненавидят ходить по дому в уличной обуви и есть с пола. Хотелось заиметь интересное хобби, а не только пропадать на любимой работе. Хотелось любви, но обязательно искренней, настоящей и единственной. Но все это было невозможно исполнить в уходящем году, в котором остался лишь один день – 31 декабря.
***
Анна прибыла в назначенный час в участок, где готовились брать показания у потерпевшей и обвиняемого.
Вчера в 20:30 в местечке Бельйок в районе пляжа, на приморской тропинке, о которой знают немногие, мужчина славянской внешности, далее идентифицированный по паспорту как Алексей Железнов 44 лет от роду, изнасиловал местную жительницу Лоли Гонсалес 42 лет от роду.
Лоли, тренер по пилатесу и йоге из местного дома культуры, прогуливалась по пляжу у скал Кан Кабайос Бельйок, когда навстречу ей вышел Алексей. Тропинка была настолько узенькой, что разойтись обоим не представлялось возможности. Поэтому свидетелей происшествия не было. Но имелись вещественные доказательства: биоматериал, который сразу же после изнасилования Лола отнесла в ближайший полицейский участок.
Собственно, насильника поймали часом позже, так как он не покинул место преступления. Пока Лоли бегала за полицией, преступник сидел на пляже и лицезрел поздний закат, находясь в весьма в философском настроении.
С поличным его отвели в полицию.
Насильник, к слову, вел себя спокойно. То же самое можно было сказать и о жертве.
– Говорите, я буду переводить, – сказала Анна, с опаской глядя на Алексея, вполне симпатичного мужчину, сидевшего тихо и даже смиренно.
– Я работаю недалеко от этой тропы. Ухаживаю за садом в большом доме. Часто прогуливаюсь здесь после работы. Иногда купаюсь, – рассказывал Алексей. – Вчера тоже вышел пройтись и встретил на тропе эту женщину, – Алексей замялся. Полицейские напряглись. – Она посмотрела на меня. Я поглядел на неё. Мне показалось, что она… что я… В общем, мы понравились друг другу. Это было взаимно. Дальше она стала раздеваться. Я тоже разделся. Она легла на землю. Лёг и я. Что я могу сказать? Местные женщины часто предлагают мне секс. Я думал, что этот тот самый случай … – Алексей замер. Полицейские переглянулись. Один из них вышел в другую аудиторию, где проводилось дознание с жертвой. – Я думал, она, как все испанские женщины… Они сильно не церемонятся, как что – сразу к главному, – Алексей посмотрел на Анну. У Анны защемило в сердце. В народе ходили анекдоты на этот счёт: мол, испанки в отношениях как обезьяны в джунглях – ещё не успели отпустить одну лиану, уже ухватились за другую.