© Венгерова Э., Крюкова Г., перевод, 2023
Прилепа в птичьем гнезде
Глава первая. Происшествие на конечной остановке
На конечной остановке трамвая вышло всего несколько пассажиров. Симпатичный молодой человек с русыми волосами, серьёзным выражением лица и портфелем под мышкой уверенно зашагал дальше по улице. По другой стороне улицы навстречу ему откуда-то издалека двигалась большая толпа людей, состоявшая из мужчин, женщин и детей. Даже несколько автомобилей на черепашьей скорости продвигались вдоль тротуара. Это было настоящее столпотворение.
Причиной переполоха был пожилой господин, медленно шествовавший впереди толпы с таким видом, словно всё это его не касалось. Дело было в том, что вряд ли можно встретить пожилых людей, одетых столь неподобающим образом. Голое тело прикрывала только длинная, по щиколотку, тёмно-серая хламида с глубоким вырезом на шее и лямками на плечах. В сущности, следует признать: он шёл в одной длинной рубахе.
Эту рубаху он подобрал на животе таким образом, что получился карман. В кармане он нёс овощи-фрукты, на спине – холщовый мешок, а за поясом – садовый нож.
Кроме того, его отличали умное лицо и живые глаза. Волосы и борода были коротко подстрижены. Под мочкой его правого уха приютился серый птенец с усиками по имени Мухолов.
Молодой человек с портфелем помахал господину в рубахе в знак приветствия, но тот, кажется, его не заметил. Тогда молодой человек, перебежав дорогу, зашагал рядом.
– Вы уходите? – озабоченно спросил он.
– Пожалуйста, не заговаривайте со мной, – попросил сквозь зубы господин в рубахе. – Я уезжаю тайком и вовсе не хочу привлекать внимание. Пусть лучше вообще никто не узнает о моём отъезде.
– Отстань, нахал! – поддержал хозяина Мухолов.
– Заткни клюв, трещотка, – возразил молодой человек, не отставая ни на шаг.
Толпа преследователей поднажала и почти уже нагнала их.
Господин в рубахе выудил из своего бездонного кармана парочку капустных кочанов и красных роз и швырнул их за спину, в толпу. Люди бросились подбирать даровое угощение, женщины хватали капусту, а мужчины – розы. После чего мужчины раздарили розы женщинам, так что женщинам досталось всё.
– Ловко вы от них отделались, – заметил молодой человек.
– От них, но не от вас, – сказал Мухолов.
– Я должен его охранять, – заявил молодой человек.
– Я и сам не дам себя в обиду, – сказал пожилой господин. – Но как же избежать внимания общественности, если вы всё время торчите поблизости.
Тем временем общественность, подобрав свои цветы и овощи, снова стала напирать.
– Как же вы защититесь на этот раз? – спросил молодой человек.
– А вот так, – заявил человек в рубахе.
Он вынул из холщового мешка горсть зёрен и рассыпал их по тротуару и мостовой. В тот же миг сквозь дорожное покрытие пробились тонкие зелёные ростки. Они тянулись вверх и наполнялись соками, и через несколько минут поперёк улицы протянулась цветочная клумба. На ней росли фуксии и анютины глазки.
Людям пришлось остановиться. Они не знали, как перебраться через клумбу. А водители автомобилей думали, что здесь дорога обрывается, и начинали искать объезд.
– И надолго этого хватит? – спросил молодой человек.
– Я успею, – ответил пожилой господин.
С поразительной быстротой он выбежал на мостовую и вскочил в трамвай, который как раз в ту минуту, громко звеня, поворачивал в обратную сторону, к городу.
«Как странно он себя ведёт, – задумчиво проговорил его отставший собеседник. – Никогда бы не подумал, что он способен на ходу прыгать в трамваи».
Он повернул назад, ловко перемахнул через анютины глазки и фуксии и продолжил свой путь.
Сквозь распахнутые ворота резной ограды он вошёл в какой-то сад, в глубину которого вела мощёная дорожка. Сквозь камни дорожки пробивался мох, особенно в местах, затенённых кустами.
На дорожке лежал толстый чёрный шнауцер и крепко спал. Когда молодой человек проходил мимо, обрубок собачьего хвоста приветственно вильнул туда-сюда.
– Ты рад. Очень мило с твоей стороны, – сказал молодой человек.
– Чему мне радоваться? – сказал пёс.
– Тому, что я пришёл домой, – сказал молодой человек.
– Разве вы не видите, что я сплю? – сказал пёс.
– Я видел, ты вильнул хвостом, – сказал молодой человек.
– Может быть, – сказал пёс. – Может быть. Хвост имеет привычку вилять. С этим не поспоришь. Что отсюда следует? Что хвост рад. Я же, как весь пёс целиком, сплю, мне сон очень даже необходим. По правде говоря, мне сейчас совсем не до радостей. Кстати, вы принесли мне кость?
– Имей терпение, – сказал молодой человек.
– Интересно, – сказал пёс, – когда вы, наконец, дозреете до понимания жизненно важных вещей?
В этот момент с боковой тропинки выбежала прелестная босоногая девушка в развевающемся платье. В руках она держала корзинку цветов.
У неё были длинные светлые локоны, длинные ноги, стройная фигура, но, пожалуй, немного толстоватая попка. Привстав на цыпочки, она обвила руками шею молодого человека и осыпала его лицо множеством поцелуев. Через некоторое время к нему вернулся дар речи, и он спросил:
Кто-нибудь заказывал Овцу? Давно пора общипать газон.
– Вроде бы кто-то заказал.
– Кто? – спросил он.
– Французская белка, насколько мне известно, – неуверенно произнесла девушка. – Что у нас сегодня вечером? Ты, наверное, страшно устал. Думаешь, настолько, что даже не в силах меня поцеловать? Будь добр, подержи мою корзину.
Девушка снова бросилась ему на шею и принялась целовать. Между делом она умудрилась произнести не менее сотни распространённых и назывных предложений, смысл которых сводился к тому, что в них не было никакого смысла.
Предмет её посягательств стоял неподвижно, опустив руки.
– Это нечестно, – жаловался он. – Как же я могу защищаться, если у меня в одной руке корзина, а в другой портфель?
– И не вздумай, – сказала девушка. – Кто от тебя требует, чтобы ты защищался?
Не отрываясь от его губ, она немного отодвинулась в сторону, и они, слившись в бесконечном поцелуе, удалились в глубину благоухающего сада.
Пёс неодобрительно поглядел им вслед.
– Чмок, чмок, – передразнил он. – До чего противное занятие.
Глава вторая. Лягушка в птичьем пруду
Молодого человека звали Миловзор, а девушку Прилепа. Пёс, когда хотел, откликался на кличку Каспар. Они жили втроём в Большом саду. Миловзор обитал в опрокинутом вверх дном Цветочном горшке. Черепок, отколотый от края, был снова приставлен на место, образуя вход в жилище.
Прилепа устроилась неподалёку в Птичьем гнезде.
По соседству, за Буковой изгородью, находился ещё один сад, куда никому не хотелось заглянуть. Он был такой запущенный – просто стыд и срам. Его так и называли – нехорошим, хотя в городских документах он числился как Скверный сквер. Его хозяйкой была фея – огромная цикада-медведка по прозвищу Гризла.
Зато садом, где жили Прилепа и Миловзор, управлял мудрый Садовый бог, который в любое время года и в любую погоду непоколебимо стоял на своём цоколе. Вот почему в этом саду всё шло хорошо и разумно.
– Ты только подумай, – сказал Миловзор, снимая куртку и протягивая Каспару кость, – Садовый бог отправился в город.
– Неужто это правда? – удивилась Прилепа. – А что мы будем делать вечером?
– Погуляем в саду, – решил Миловзор.
И так как Прилепа подумала о том же, она тут же согласилась и взяла его под руку. Они покинули маленький двор, замощённый крупным булыжником, и стали прогуливаться по прямым дорожкам маленького Французского сада, окружённого живой изгородью из самшита. В саду под лучами солнца всё дышало покоем и благородством. Дорожки, покрытые красным гравием, вели к мраморному цоколю, на котором всегда стоял Садовый бог.
Но цоколь был пуст.
– В самом деле! – изумилась Прилепа. – Его нет.
Они продолжили прогулку и очутились в Английском саду. Английский сад состоял из одного большого газона, на котором росли купы высоких деревьев и разноцветных кустов.
– Но трава слишком высока, – сказал Миловзор. – Значит, Овца ещё не объявлялась.
«Трава в самый раз, чтобы в ней целоваться», – подумала Прилепа.
Она осторожно приподняла подол своего платья, опустилась в траву и обняла Миловзора.
Они расположились под кустом суданской розы, чьи воронкообразные цветы сияли голубизной, и для начала, как и собирались, обменялись поцелуями. Но вдруг Миловзор спросил:
– Что значит «в самом деле»? Ты что имела в виду?
– В каком смысле? – опешила Прилепа.
– Когда мы проходили мимо цоколя, ты сказала «В самом деле, его нет!» Что ты имела в виду?
– Что его нет, – сказала Прилепа.
– Но я твержу тебе об этом вот уже сколько времени, – удивился Миловзор.
– Что я и увидела своими глазами, – сказала Прилепа.
– А я-то думал, – огорчённо произнёс Миловзор, – что, узнав от меня новость, ты поверишь мне на слово не меньше, чем своим глазам. Не стоило этого говорить.
– Но ведь это правда, – сказала Прилепа.
– Хорошо иметь настоящего друга, – задумчиво сказал Миловзор.
– Тебе не нравится дружить с девушкой? – немного огорчилась Прилепа.
– Дурацкий вопрос! – сказал Миловзор.
– Чем же он дурацкий? – сказала Прилепа.
Внезапно по её щекам потекли крупные слёзы.
– Если девушку любят, то с ней не ссорятся, – всхлипывала она. – В этом нет никакой необходимости. Вполне достаточно её любить.
– Но ты мне дороже всего на свете, – уверял Миловзор.
– Нет, – рыдала Прилепа. – Ты предпочёл бы иметь какого-то там друга, потому что я глупая и верю своим глазам и говорю всё не то, и не нужны мне впредь твои нежности, если ты немедленно, сию же секунду, не пойдёшь со мной купаться.
– Ну, если так, – сказал Миловзор, – пойдём купаться.
И они пошли в огород.
Огород имел форму прямоугольника, на котором прямые и изогнутые грядки образовывали узор, напоминавший доску для игры в «мельницу». На одних грядках росли всевозможные овощи, а на других – цветы. В самом центре огорода была разбита круглая клумба. А в самом центре клумбы стояла бронзовая чаша на бронзовом основании. Эта чаша, украшенная листьями, служила купальней для птиц.
Прилепа ловко вскарабкалась на чашу, приподняла подол юбки, уселась на иссечённый край и стала болтать ногами в тёплой воде.
– Девушки – странные люди, – сказал Миловзор. – Вечно они задирают юбку прежде, чем где-нибудь сесть.
– Они боятся испачкать платье, – сказала Прилепа, – а панталоны можно постирать.
– А если бы мы, мужчины, каждый раз, прежде чем сесть, снимали штаны? – съехидничал Миловзор.
– На твоём месте я так бы и сделала, – сказала Прилепа.
Эта идея Миловзору понравилась. Он разделся, улёгся на металлическое возвышение, мягко выступавшее из воды, и позволил обрызгать себя с ног до головы, которую он положил на колени Прилепе.
Они закрыли глаза, Они ощущали воду, воздух и солнце, им было хорошо. Но тут чей-то хриплый наглый голос произнёс:
– Эй, вы!
Оба открыли глаза. В воде перед ними сидела зелёная Лягушка.
Лягушка проквакала:
– Здесь нельзя купаться.
– Жаль, – сказал Миловзор. – Почему же нельзя?
– Запрещается, – сказала Лягушка.
– Просим прощения, – сказала Прилепа. – Мы не знали, что это запрещено.
Они не знали! – съязвила Лягушка.
Каждому понятно, что это купальня для птиц. Разве вы птицы?
– Не думаю, – сказала Прилепа. – А сами-то вы разве птица?
– Это к делу не относится, – возразила Лягушка. – Сейчас речь идёт о вас.
– Видите ли, – миролюбиво сказала Прилепа. – В конце концов, я тоже сплю в Птичьем гнезде.
– Вот как? – сказал Лягушка. – Вам давно пора быть дома и высиживать ваши яйца.
Услышав такое предложение, Миловзор и Прилепа расхохотались.
– Сегодня вечером мы славно повеселились в саду! – говорили они друг другу. Перед сном Миловзор поцеловал Прилепу и даже не один раз. Потом она побежала к своему Птичьему гнезду, а он вернулся в свой Цветочный горшок. Там он улегся на спину. Но едва он улёгся, как услышал пение Прилепы. Ведь она пела каждый вечер и делала это для него.
Вот слова её песни:
Вот гнездо, а в нем Прилепа
Песню вечером поёт.
В этой песенке поётся,
Что в гнезде она живёт.
Для зверушек, для цветов
У неё мотив готов.
И всему известно саду,
Что в гнезде она живёт.
«Сейчас она уснёт», – успокоился Миловзор. Но едва он сомкнул ресницы, в дверь что-то стукнуло. За дверью оказалась Летучая мышь. Нервно трепеща крыльями, она прошептала ему на ухо.
– Как только взойдёт луна, извольте быть у Чайной беседки на экстренном собрании. Явка обязательна.
И она упорхнула. Но вернулась обратно и почти неслышно, как умеют только летучие мыши, шепнула на ухо:
– Совершенно секретно!
И с этими словами она исчезла в темноте, чтобы продолжить своё ночное оповещение.
Глава третья. Собрание у Чайной беседки
В неверном свете восходящей луны Чайная беседка казалась тенью на фоне других теней сада. Она была возведена на восьмиугольном основании и опоясана дощатыми перилами; на восьми высоких подпорках покоилась увенчанная шпилем крыша.
Миловзор понял, что приглашён в узкий круг избранных. Здесь были только солидные особы, а не какие-то там кузнечики и прочая садовая мелочь.
Наконец, из тёмной массы выдвинулся некий зверь и занял позицию перед деревянной лестницей. У зверя был один острый клык, рыжая шерсть и пушистый хвост. Это был Ласка.
– Как самый крупный из всех садовых хищников, – заговорил он, поднимая когтистую лапу, – я принимаю на себя руководство этим собранием. Положение серьёзное и достойное сожаления. Мы столкнулись с двумя проблемами, из коих одну ещё труднее решить, чем другую.
Начало не предвещало ничего хорошего, и всем стало не по себе. Ласка снова поднял лапу и заявил без обиняков:
– Садовый бог покинул наш сад. Он никогда больше к нам не вернётся, если мы, дамы и господа звери, не додумаемся до того решения, которое я имею честь вам сейчас предложить.
– Это верно, – сказал Миловзор. – Садовый бог удалился. Я сам видел, как он вскочил на ходу в подошедший трамвай. Но, может быть, он просто решил осмотреть новые зелёные насаждения перед ратушей?
– Это вопрос? – сварливо сказал Ласка. – Что ж, давайте разберёмся.
Собрание навострило уши.
– Нам сообщили, – объявил Ласка, – что Садовый бог отправился вовсе не к ратуше, а прямиком на главный вокзал.
– Как это верно! – воскликнуло собрание.
– Это так же верно, – подсказал Ласка, – как то, что сегодня в помещении вокзала прорастёт капустная грядка.
Собрание ответило глубоким вздохом.
– Садовый бог, – продолжил Ласка свои разоблачения, – подошёл к кассе дальнего следования и потребовал билет. На вопрос кассира: «Вам куда?» Садовый бог ответил: «Как можно дальше». На вопрос кассира: «Туда и обратно?» он, как нам стало известно из достоверных источников, дал нижеследующий ответ: «Ни слова о возвращении! Французская белка опять забыла заказать Овцу».
Всем присутствующим важным садовым особам было ясно, что это значит.
Дело в том, что по соседству жила Овца, которая являлась еженедельно, чтобы подстричь Английский газон. Но со временем память у Овцы ослабела, и она не помнила, когда кончается неделя и начинается новая. Приходилось каждый раз напоминать ей об этом. А это, в свою очередь, было обязанностью Французской белки, обитавшей во Французском саду, а также Английской белки, обитавшей в Английском саду, и Огородной белки, обитавшей в огороде. Все знали, что Французская белка пренебрегала своими обязанностями, и посмотрели на неё с укором.
– А! – воскликнула она. – Я есть tres maladif, нездоровый. Ты понимать? Boucoup de depit, les passereaux… Много воробей. Ты понимать?
– О белке поговорим потом, – вмешался в спор Миловзор. – Пусть лучше господин председатель сообщит нам, кто сообщил ему об ужасном заявлении Садового бога.
– Один свидетель, – сказал Ласка.
Кто именно? – потребовал ответа Миловзор.
– Причём здесь имя? – огрызнулся Ласка. – Один мой родственник.
– Какой родственник? – настаивал на своём Миловзор.
Ласка ужасно смутился. Некоторое время он извивался всем телом, прежде чем выдавил из себя:
– Вокзальная крыса. Она случайно оказалась под окошком билетной кассы. Между прочим, не я один, но и многие другие весьма значительные особы имеют недостойных родственников. Не пора ли нам вернуться к повестке дня?
– С удовольствием, – сказал Миловзор.
Отступив назад, Ласка поднялся на первую ступень лестницы.
– Осторожно, – буркнул Крот, хорошо знавший все ходы-выходы под землёй. – Там внизу довольно много муравьёв.
Но Крот был простым землекопом и не пользовался особым уважением. Удивительно, что его вообще допустили на это собрание. Ласка не обратил на него никакого внимания.
– Для всех очевидно, – сказал он, – что саду необходим новый начальник. И точно так же очевидно, что им буду я.
Он попятился еще на одну ступень вверх. Крот снова столь же безрезультатно буркнул: «Осторожно!» А Ласка продолжал распаляться:
Я призываю всех присутствующих единодушно провозгласить: «Да здравствует король Горностай!»
– Почему Горностай? – спросил Миловзор. – Ведь ваше имя Ласка?
– Меня зовут Ласка, – возразил Ласка, – но ты называй меня Горностаем!
– Как это? – осведомился Миловзор.
– Лаской, – пояснил Ласка, – я бываю только летом. Но как только похолодает, я заблистаю белоснежной шкурой, а чёрный кончик хвоста не в счёт, это украшение. Плохие времена – для меня самые лучшие. Зимой вы сами в этом убедитесь.
– А почему король? – не унимался Миловзор.
– Горностаи носят королевские мантии! – воскликнул Ласка.
– Иначе говоря, короли носят мантии из горностая, – заметил Миловзор. – Звучит похоже, но смысл другой.
Но так как он был, в сущности, равнодушен к государственным делам, он ограничился этим остроумным ответом.
Другие звери посчитали, что собрание и без того слишком затянулось. Они крикнули: «Да здравствует король Горностай!» и начали расходиться по домам.
Но новый король поднял лапу в третий раз.
– Этот вопрос решился легко, – заявил он. – Настоящие трудности впереди.
И он приказал Летучей мыши:
– Доставить к моему королевскому двору посла феи Гризлы!
Глава четвёртая. Клещ, дипломат
Посол был похож на прозрачный шар светло-розового цвета. Он не отвесил поклона, так как представлял владелицу Скверного сквера, а она никому не кланяется.
Но он одарил присутствующих вежливой улыбкой и представился сладким голосом:
– Клещ, дипломат.
– Я здешний король, – сказал Ласка. – Чего хочет моя кума – фея Гризла?
– Мне не подобает ставить под вопрос ваш королевский сан, – дипломатично заметил Клещ. – И моё скромное мнение роли не играет. Я должен всего лишь зачитать здесь некий документ. Надеюсь, вы не откусите мне голову, как это делают кое-где при дворах, но удостоите меня ответом и отпустите с миром. И на этом миссия моей ничтожной особы будет закончена.
– Говорите, – сказал Ласка.
– Но я буду говорить не от своего имени, – подчеркнул дипломат.
– Мы слушаем, – сказал Ласка.
– Я передам слова феи Гризлы, – сказал дипломат.
– Выкладывай, – сказал Ласка и топнул ногой.
Дипломат раскрыл свой дипломат. Он вынул из него документ, аккуратно его развернул и медовым голосом начал доклад:
– Как Нам стало известно, – читал Клещ (от имени феи), – ваш патрон, Садовый бог, исчез в неизвестном направлении. Это известие внушает Нам тревогу и беспокойство. Мы рассматриваем ваш сад как некую область, имеющую к Нам прямое касательство, а потому Мы должны держать её под неусыпным наблюдением. Мы предлагаем вам Наши рекомендации, защиту и помощь; у вас был строгий отец, а теперь у вас есть добрая мать. – Дано в мушином месяце августе. Гризла, фея Насекомого королевства, великая княгиня Таракании и Комаристана, графиня Гусеницкая, Мокрицкая и Паутинская, баронесса фон Мусорофф.
Это было угрожающее послание. В нём говорилось (если перевести с дипломатического языка на обычный садовый), что Гризла хочет превратить Большой сад в запущенный Скверный сквер.
Все со страхом смотрели в рот королю, ожидая его ответа.
– Нет! – сказал Ласка.
– Переговоры носили искренний и деловой характер, – сказал Клещ.
Он ещё раз любезно улыбнулся и собрался уходить.
– Передайте, что наш сад не нуждается ни в каком покровительстве! – приказал Ласка, расхаживая туда-сюда по своей ступеньке. – Пожалуй, можно предложить кое-какие концессии моей куме фее и предоставить некоторые права её подданным. Переговоры всегда полезны. Пока идут переговоры, не нужно управлять. Но…
Не успев договорить, он прыгнул на самую высокую ступень лестницы и живописно облокотился на одну из подпорок.
– … но этот сад вовсе не бесхозный. Им управляют как нельзя лучше. То есть я управляю им как нельзя лучше.
Тут подпорка треснула, а так как она была трухлявая, то превратилась в кучку древесной пыли.
– Ага! – прошептал Крот. – Муравьи!
Но Ласка твёрдыми шагами вошёл в Чайную беседку и, встав посередине, заявил: «Я, король Горностай, ни разу в жизни, ни на минуту не усомнился в своей непреклонности!» Тут он провалился сквозь пол и исчез под землёй.
Три белки мгновенно прыгнули ему на помощь и успели вытащить его из ямы.
И что же было дальше?
– Mon dieu! – уныло сказала Французская белка.
– Heavens! – сказала Английская белка.
– Как глупо! – сказала Огородная белка.
Ведь то, что они вытащили, был всего лишь дочиста обглоданный скелет – ослепительно белый череп с острыми зубами и болтающимися под ним бледными костями.
– Сколько раз можно повторять, – удовлетворённо сказал Крот, – что всё государство насквозь трухлявое.
