003
ОтложитьЧитал
Глава XXVII
Епископ Кирилл
Ранним утром после триумфа Юлия, жена Галла, сидела в своей комнате, задумчиво глядя на мутно-желтые волны Тибра.
Вчера Галл, затерявшись в толпе, наблюдал торг на Форуме. Вернувшись домой, рассказал обо всем жене. И та возрадовалась в душе, что ее возлюбленная Жемчужина не досталась развратному Домициану, хотя, по словам мужа, купившая ее женщина очень смахивала на ведьму.
Сегодня Галл снова отправился походить по городу и разузнать что-нибудь о Мириам. Юлия же, оставшись одна, опустилась на колени и молилась. Вдруг чья-то тень упала на нее. Она подняла голову и увидела перед собой ту, о которой молилась, – Мириам.
– Как ты пришла сюда? – спросила она шепотом.
– По милости Божьей и благодаря содействию вот этой Нехушты, о которой я часто рассказывала тебе, мать Юлия, мне удалось избегнуть когтей Домициана!
– Расскажи мне все, как было!
Мириам рассказала. Юлия призвала благословение неба на Марка. Девушка сделала то же от всей души и добавила, что и сама желала бы вознаградить Марка за его доброту и благородство.
– Ты бы и вознаградила его, если бы я не остановила тебя! – вмешалась Нехушта.
– Кто из нас не поддавался искушению? – заметила Юлия.
– Я первая никогда не поддавалась и молю Бога, чтобы он оберегал от них и эту девушку. Молю Бога, чтобы он также оберегал и благородного Марка от руки Домициана! – сказала старуха.
Услышав это, Мириам невольно содрогнулась и побледнела. Вернулся Галл, и ему рассказали все сначала.
– Невероятное дело, непонятное для меня!.. – проговорил старый воин. – Двое любящих друг друга людей перенесли столько испытаний! Судьба наконец соединила их… И чтоб они добровольно разошлись из-за веры! Нет, даже не веры, – в угоду давно умершей женщине, которая не могла всего предвидеть. Нет, я поступил бы иначе на месте того человека!
– Как же ты поступил бы, супруг? – осведомилась Юлия.
– Я бы, не теряя ни минуты, покинул бы Рим вместе с любимой девушкой. Пусть она где-нибудь, очень далеко от Рима, обдумывала бы свои предрассудки. Ведь Домициан не христианин, как и Марк, и между ними только та разница, что Домициана Мириам не любит, а Марка любит. Но дело сделано, и мне кажется, что теперь вы, христиане, можете прибавить к своим святцам еще дух святых… Да, кстати, Мириам, видел вас кто-нибудь входящей в этот дом?
– Нет, калитка оказалась не заперта, а служанки не было дома, она и сейчас еще не вернулась.
– Это хорошо. Когда она вернется, я сам отопру ей калитку и пошлю куда-нибудь надолго!
– Зачем? – спросила его жена.
– Чтобы никто не знал, что Мириам была нашей гостьей, и не видел, куда она пошла!
– Пошла? Куда же она пойдет? Разве ты отпустишь ее из своего дома, Галл?
– Да, ради ее безопасности и спасения! Где прежде всего бросятся искать Жемчужину Востока? Здесь. И хотя она теперь благодаря Марку свободная женщина, но… скажи мне, Юлия, какая женщина в Риме свободна, когда Домициан пожелал ее? А потому, Юлия, накинь свой плащ и разыщи нашего епископа Кирилла, который любит и жалеет эту девушку! Расскажи ему все и попроси укрыть где-нибудь Мириам, пока не представится возможность посадить ее на корабль и отправить из Рима.
Это предложение единогласно одобрили все три женщины. Спустя час Мириам с неразлучной Нехуштой очутились в одном из дальних, густонаселенных ремесленным и рабочим людом кварталов Рима, в доме плотника Септима. Последний сидел в это время со своей семьей за скромной трапезой. В этом грубом плотнике никто не узнал бы епископа римской христианской церкви Кирилла, главу местной христианской общины.
Узнав Мириам, добрый старик ахнул от удивления. Когда же ему рассказали все, призадумался.
– Владеешь ты каким-нибудь ремеслом, Мириам? – спросил он.
Она отвечала, что занималась когда-то скульптурой, и довольно успешно: даже римский император Нерон так высоко оценил ее работу, что приказал воздавать сделанному ее руками бюсту божеские почести. Оказалось, что Кирилл видел этот бюст. Так не согласится ли она лепить из глины сосуды и светильники? Получив утвердительный ответ, обещал ее пристроить.
В каких-нибудь пятидесяти саженях от мастерской плотника Септима помещалась мастерская художественных сосудов, светильников, чаш, амфор и т. п. Люди, посещавшие эту мастерскую, по большей части оптовые торговцы, замечали, что в дальнем конце мастерской у окна работала девушка, молодая и красивая, а помогала ей сурового вида старая женщина.
Мириам работала в мастерской с утра и до вечера, а на ночь уходила со своей неразлучной Нехуштой в небольшую комнатку на третьем этаже дома, примыкающего к мастерской. Все ремесленники, трудившиеся здесь, были христиане, хотя никто этого не подозревал; все заработки их шли в общую казну, каждый поровну получал все необходимое. Остальное же шло на неимущих.
Никому не приходило в голову разыскивать здесь блестящую красавицу Жемчужину Востока. Мириам среди этих грубых, простых и бедных людей жилось спокойно.
Неделя проходила за неделей. Временами в их скромное убежище доходили вести извне: христиане все знали и постоянно передавали новости друг другу. Так, встречаясь по воскресеньям в катакомбах с другими христианами, Мириам и Нехушта узнали от Юлии, что едва только они успели оставить дом Галла, как туда явились стражи Домициана и допытывались у Галла, не видел ли он еврейской пленницы Жемчужины Востока. Она бежала от человека, купившего ее на публичном торге. Им же поручено разыскать ее.
Галл смело отвечал, что не видел девушки с самого дня триумфа и ничего о ней не знает. Стражи, не заподозрив его в обмане, удалились и уже более не беспокоили его.
Марка из дворца Домициана отвели прямо в военную тюрьму близ храма Марса, где ему отвели прекрасное помещение, приставили к нему для услуг его же дворецкого старого Стефана и, взяв с него честное слово, что он не сделает попытки бежать, разрешили прогулки в саду, расположенном между храмом и тюрьмой, далее принимать друзей и посетителей.
Один из этих посетителей оказался совершенно незнакомым арестованному. Благородные черты лица сильно не вязались с его скромным платьем, грубыми и мозолистыми руками мастерового. Разговор его и обхождение обличали человека воспитанного и образованного.
– Присядь, друг! – ласково пригласил Марк. – И расскажи, какое у тебя дело ко мне и чем я могу служить тебе.
– Мое дело – утешать скорбящих и страждущих! – отвечал странный посетитель.
– Ты явился сюда в нужный момент. Уж не христианин ли ты? Не бойся сознаться мне в этом: у меня есть близкие друзья среди христиан, и я никому не желаю зла, а тем более христианину!
– Я ничего не боюсь, благородный Марк! Дни царствования Нерона миновали. Я Кирилл, епископ христианского братства в Риме. И пришел сюда, чтобы, если ты пожелаешь, преподать тебе утешение нашей веры.
– Прекрасно! – согласился Марк. – Но какую плату возьмешь ты за это преподавание мне новой религии?
– Откажись, господин, если предложение мое тебе не по душе, но не обижай меня. Я не продаю за деньги учение Христа и Господа моего.
– Прости меня, – сказал Марк, – я не хотел оскорбить тебя, но я знавал немало священнослужителей, которые брали деньги за свои услуги! Правда, они были не вашей веры. Скажи, кто говорил тебе о Марке, направил тебя сюда?
– Некто, к кому ты был великодушен и благороден в своем поведении! – ответил Кирилл.
– Неужели?! Неужели?!
– Да, та, о которой ты думаешь… Не тревожься за нее: она и спутница ее теперь под моим покровительством и под защитой братьев ее во Христе. Пока что им не грозит никакая опасность. Утешься этим и не старайся узнать больше! Не благодари меня за нее: оказать помощь и покровительство нуждающимся в них – наш долг и наша отрада!
– Ах, друг Кирилл! – воскликнул Марк. – Ей грозит страшная опасность! Я только что узнал, что соглядатаи и шпионы Домициана разыскивают ее по всему городу, подстерегая на всех перекрестках. Пусть она бежит из Рима в Тир, там у нее есть друзья и имущество!
Кирилл отрицательно покачал головой.
– Я уже сам думал об этом! Но всем должностным лицам в портах и гаванях отдано строжайшее предписание ревизовать все пассажирские суда и при малейшем сходстве любой женщины с Жемчужиной Востока задерживать и возвращать немедленно в Рим.
– Неужели же нет никакой возможности увезти ее из Рима? – с тоской спросил Марк.
– Я знаю только одно такое средство, но оно стоит слишком дорого, а мы, христиане, недостаточно состоятельные люди. Надо купить на имя какого-нибудь известного купца небольшую галеру и, снарядив ее, загрузить товаром, пользующимся сбытом в Сирии, и ночью посадить девушку на это судно!
– Подыщите-ка такую галеру и надежных людей, друг Кирилл, а деньги я достану! – воскликнул с жаром Марк.
– Постараюсь!
– Ну а теперь научи меня вере, друг Кирилл. Расскажи о вашем Боге, столь далеком от нас, бедных смертных. Но, в сущности, столь близком к каждому из верующих, что мы почти ощущаем его присутствие!
И епископ Кирилл принялся толковать римлянину истины христианского учения и беседовал с ним, пока не настало время запирать тюремные ворота.
– Приходи ко мне опять, друг Кирилл! – попросил, прощаясь с ним, Марк. – Мы снова побеседуем с тобой!
Четыре дня спустя епископ Кирилл опять навестил Марка, сообщив, что Мириам здорова и невредима и шлет ему привет. Он, Кирилл, отыскал некоего грека по имени Гектор, бывшего капитана судна, который намеревался отплыть в Сирию с грузом товаров. Гектор этот христианин и вполне надежный человек. Он набирает экипаж для судна из христиан и евреев. Он подскажет, какую из галер приобрести за сравнительно скромную цену. Возможно, это «Луна».
Кроме этого, епископ Кирилл сообщил Марку, что Галл и его жена Юлия, полюбив Мириам, как родную дочь, решили покинуть Рим вместе с ней и поселиться где-нибудь в Сирии, обратив все свое имущество в деньги.
Узнав от епископа, сколько на все это потребуется денег, Марк призвал своего верного Стефана и приказал вручить всю требуемую сумму полностью судовому плотнику Септиму, получив с него расписку. Старый слуга выразил полную готовность, полагая, что эти деньги пойдут на выкуп его господина.
Покончив с этим делом, Кирилл и Марк продолжили беседу о вопросах веры. Так усердный слуга Господен раза два-три в неделю приходил к заключенному, преподавая учение Христа. Марк внимал ему с великим благоговением и умилением.
Тем временем судно «Луна» было приобретено, снаряжено и готовилось к отплытию. Оно стояло на якоре в Остии. Приготовления его ни в ком не возбуждали ни малейшего подозрения, так как все полагали, что это частное коммерческое предприятие грека Гектора. Он известен всем как смелый и опытный торговый человек. Даже сама Мириам не знала в то время, что и судно, и товары приобретены на деньги Марка, который просил ничего не говорить ей. Одна Нехушта догадывалась об этом, но и она не выдавала этой тайны.
Прошло целых два месяца. Марк все еще томился в своей тюрьме, так как Тит еще не вернулся в Рим. «Луна» готовилась выйти в море на следующей неделе. Галл и Юлия, уладив свои денежные дела, уже покинули Рим. Они ждали в Остии Мириам с Нехуштой, которые должны были прибыть тайно ночью, перед самым отплытием судна. К этому времени Марк уже стал христианином в душе, но все еще не решался принять крещение.
Глава XXVIII
Последнее свидание
Даже Домициан уже устал разыскивать и преследовать несчастную Жемчужину Востока, только Халев продолжал так же страстно и неутомимо свои поиски. Если Мириам осталась в Риме, полагал он, то она будет хоть изредка посещать своих друзей Галла и Юлию. Дом их денно и нощно сторожили нанятые им шпионы, выслеживающие всех входящих и выходящих, но напрасно. Юлия и Мириам виделись только в катакомбах, в часы молитв, а туда Халев и его соглядатаи не могли проникнуть. Когда Галл и его жена покинули Рим и временно переселились в Остию, ожидая отплытия «Луны», Халев последовал за ними, но, убедившись, что Мириам нету там и следа, вернулся снова в Рим. Он совершенно случайно открыл ее убежище.
Выбирая для себя художественной работы светильник у одного из лучших торговцев, Халев случайно наткнулся на вещь необычайной красоты: этот светильник представлял собой две сплетенные финиковые пальмы, вершины которых расходились. В этой вещи Халев смутно чувствовал нечто родное и знакомое. Неизвестный мастер изобразил у подножия пальм большой плоский камень. И тут же протекала вода. В его мозгу разом воскресло воспоминание о далеких берегах Иордана: он узнал этот плоский камень, на котором мальчиком просиживал целые вечера бок о бок с Мириам. Там они ловили рыбу на удочку. Да, да… вот подле камня лежит и рыба!
– Этот светильник нравится мне! – сказал он торговцу. – Я беру его, но скажи, друг, кто сделал его?
– Этого я не могу сказать тебе, господин! – отвечал купец. – Мы получаем эти вещи оптом от одного посредника, по слухам, епископа христиан, у которого работает много его единоверцев в рабочем квартале Рима!
Уплатив за купленную вещь, Халев прямо от торговца направился в ремесленный квартал и здесь разыскал мастерскую художественных светильников, сосудов и т. п. Но, увы, он явился слишком поздно: рабочие уже разошлись, и мастерские запирали. Тем не менее от одной девушки, закрывавшей двери какого-то рабочего помещения, он узнал, что художница, изготовившая светильник, который он держал в руках, живет в смежном доме, на третьем этаже, под самой крышей. Вероятно, ее можно теперь застать дома!
Поблагодарив девушку, Халев поспешил подняться на третий этаж указанного дома и, остановившись на узкой темной площадке, увидел перед собой неплотно притворенную дверь, из-за которой пробивалась наружу узкая полоса света. Подкравшись к этой двери, Халев увидел Мириам, стоящую у маленького низкого окошка в белой праздничной одежде, и Нехушту, которая, согнувшись над огнем очага, готовила ужин.
– Подумай только, Ноу! – радостно говорила девушка. – Ведь это наша последняя ночь в этом ненавистном городе! Завтра вместо душной мастерской – простор безбрежного моря… и палуба «Луны»…
– В уме ли ты, госпожа, что говоришь так громко о таких вещах? – одернула ее старуха.
Тут Халев порывистым движением распахнул дверь и вошел в комнату.
– Кто мог думать, Мириам, что, расставшись у Врат Никанора в Иерусалиме, мы встретимся с тобой здесь, а с тобой, Нехушта, на торге в Форуме?! – обратился он к испуганным женщинам.
– Халев, зачем ты пришел сюда? – спросила Мириам упавшим голосом, словно предчувствуя беду.
– Я пришел заказать второй экземпляр этого светильника, сделанного твоими руками! – начал было он.
– Не лукавь, злой коршун! – воскликнула Нехушта. – Ты пришел, чтобы схватить свою добычу и повлечь ее на позор и унижение, от которых она ушла!
– Не всегда я был злым коршуном для нее! Вспомни осаду Тира, вспомни Врата Никанора. Теперь я пришел вырвать ее из когтей Домициана!
– И захватить ее в свои! – воскликнула Нехушта. – О, ты не обманешь меня! Я все знаю! И о твоем уговоре с Сарториусом, дворецким Домициана: у нас, христиан, везде есть глаза и уши… Знаю, что ценою жизни купившего ее ты хотел получить невольницу, знаю, как ты клятвой скрепил клевету, позорящую честь твоего соперника, и как ты, словно коршун, выслеживал свою добычу, чтобы вцепиться в нее своими когтями!.. Она беспомощна и беззащитна, да, но за нею стоит некто сильный. Пусть гнев его обрушится на тебя!
– Молчи, злая женщина! – воскликнул Халев. – Если я много грешил, то потому только, что много любил…
– И еще больше ненавидел! – докончила Нехушта.
– О, Халев, если правда, что ты говоришь, зачем же ты так жесток ко мне и так безжалостен? – умоляюще произнесла Мириам. – Ты знаешь, что я не люблю тебя той любовью, о какой ты мечтаешь, и не могу полюбить. Знаешь, что сердце мое уже не принадлежит мне! Неужели ты хочешь сделать меня жалкой невольницей, меня, товарища твоего детства, подругу твоей юности! Оставь же меня в покое, не преследуй меня!..
– Оставить тебя, чтобы ты уплыла на галере «Луна»?
– Ну да! – решительно подтвердила девушка, хотя внутренне содрогнулась при мысли, что ему все известно. – Ведь много лет тому назад ты клялся, что никогда не навяжешь мне себя насильно, против моей воли! Зачем же ты теперь хочешь нарушить эту клятву, Халев?
– Я клялся также, что плохо придется тому человеку, который встанет между тобой и мной, и не намерен нарушать этой клятвы! Отдайся мне добровольно, Мириам, и спаси этим своего возлюбленного Марка. Если же ты откажешься, то я предам его смерти. Выбирай же между мной и его жизнью!
– Разве ты подлец, Халев, что предлагаешь мне подобное?
– Называй как хочешь, но решай сейчас же!
Мириам в порыве отчаяния всплеснула руками и подняла глаза к небу, словно прося помощи свыше. Затем глаза ее вспыхнули огнем внезапной решимости, и она твердо произнесла:
– Я решила, Халев! Делай что хочешь, жизнь и судьба Марка и моя не в твоих руках, а в руках Господа моего. Без его воли ни ты, ни Домициан не можете навредить нам. Но честь моя принадлежит мне, и на мне лежит долг блюсти ее, за нее я должна дать ответ и Богу, и Марку. Мой любимый первый отвернулся бы от меня, если бы я такою ценой купила его жизнь.
– И это твое последнее слово?
– Да, последнее! Делай что хочешь и с Марком, и со мной.
– Так пусть же и будет так! – воскликнул Халев с горьким смехом. – Пусть же на «Луне» недосчитаются одной прекрасной пассажирки!
Мириам опустилась на колени и закрыла лицо руками, а Халев остановился у двери. Вдруг лицо его приняло совершенно иное выражение.
– Нет, Мириам! Я не могу этого сделать! – произнес он, медленно выговаривая слова. – Я погрешил и против тебя, и против того человека. Теперь я искуплю свою вину. Тайны твоей я никому не выдам. Знаю, как ты ненавидишь меня. Даю тебе слово, что это наше последнее свидание и ты никогда более не увидишь меня. Обещаю сделать все, что в моих силах, для освобождения того римлянина, даже помочь ему разыскать тебя в Тире. Прощай!
И он вышел из комнаты.
Халев сдержал свое слово: на другой день судно «Луна» благополучно и беспрепятственно вышло из порта Остии, увозя Мириам, Нехушту, Галла и Юлию.
Спустя неделю цезарь Тит вернулся в Рим, и дело Марка назначили к разбору. Выслушав его внимательно, Тит изрек следующее:
– Я рад, что Марк, которого я долго оплакивал как мертвого, жив. Я глубоко сожалею, что его подвергали допросу в мое отсутствие, чего бы, конечно, не случилось, если бы Марк тотчас по прибытии своем в Рим явился ко мне. Я отрицаю обвинения, касающиеся его чести и испытанной во всех боях храбрости. Но я не могу не учесть того факта, что Марк обвинен военным судом под председательством Домициана и признан виновным в том, что он, захваченный в плен, не лишил себя жизни, как это предписывалось каждому римскому воину в подобном случае. Оказать ему исключение было бы несправедливостью в глазах всего Рима и оскорбительно для Домициана, признавшего Марка виновным. Все, что теперь возможно сделать для старого товарища и соратника, – это подвергнуть его возможно легкому наказанию.
Тит объявил, что Марк, выпущенный из тюрьмы в ночное время, с небольшой стражей направится в свой дом на via Agrippa, чтобы не вызывать скопления народа и всякого рода демонстраций. Для устройства его денежных и домашних дел ему дадут время, а затем в десятидневный срок он покинет Италию на три года, если по каким-либо соображениям или причинам срок этот не будет сокращен особым приказом. По истечении же назначенного срока Марк может вернуться в Рим и пользоваться всеми правами римского гражданина и префекта гвардии Тита.
Случилось так, что этот императорский декрет сообщил Марку не кто иной, как коварный Сарториус, который прямо из дворца прибежал к заключенному с этой вестью.
– Вообрази, благородный Марк! – вскричал он. – Даже все имущество твое, вопреки всяким правилам и обычаю, не будет отобрано в казну, а останется неприкосновенным! Ты будешь иметь возможность вознаградить твоих друзей и доброжелателей, выхлопотавших для тебя милостивый приговор цезаря!
– Почему же Тит решил мою судьбу, даже не допросив и не повидав меня? – спросил Марк.
– Почему? Потому, что Домициан заявил так: если Тит не учтет его допрос по этому делу, то это послужит поводом к разрыву между ним и цезарем. А так как Тит боится брата и не желает окончательной ссоры с ним, то и решил не вызывать тебя, чтобы не поддаться влиянию старой дружбы и не изменить своего решения.
– Значит, Домициан и посейчас настроен ко мне враждебно?
– Да, тем более что он не может найти Жемчужину Востока, а потому внемли моему совету и покинь Рим как можно скорее, чтобы не приключилось с тобой чего худшего!
– Об этом не беспокойся, а относительно девушки скажи своему господину, что пусть ищет ее не здесь, а далеко за морями. Ну а теперь убирайся отсюда, лиса, и оставь меня в покое!
– И это вся моя награда?
– Нет! Если ты останешься здесь еще дольше, то получишь от меня такую награду, которую не скоро забудешь! – пообещал Марк.
Сарториус поспешил уйти, но, выйдя за дверь, злобно погрозил кулаком.
Ко дворцу Домициана старый дворецкий шел мимо торгового помещения купца Деметрия. Взглянув на вывеску, Сарториус приостановился и подумал: «Быть может, этот окажется более щедрым!» – и решил зайти к нему.
Халев сидел один у своей конторки, опустив голову на руки, в глубоком раздумье. Сарториус уселся в кресло против него и сообщил относительно решений Тита, а в заключение прибавил, что только благодаря его неусыпным стараниям цезарь принял столь строгое решение по отношению к Марку, которого он любит и уважает.
– Надеюсь, – добавил Сарториус, – что мои труды стоят вознаграждения!
– Не беспокойся! Ты получишь хорошую плату! – сказал Халев совершенно спокойно.
– Премного благодарен, друг Деметрий, – обрадовался дворецкий, с довольным видом потирая руки. – Кроме приговора Тита, этот дерзкий безумец накликал на себя еще одну беду: он проговорился, что девушку, из-за которой вышла вся эта история, он переправил куда-то за моря. Когда Домициан узнает об этом, он придет в бешенство и, наверное, пожелает примерно отомстить тому, кто вырвал из его рук Жемчужину Востока. Марку она, безусловно, не достанется, так как Домициан прикажет преследовать ее везде и вернуть сюда, достопочтенный Деметрий.
– В таком случае Домициану придется разыскивать эту девушку не за морями, а на дне моря, так как мне известно, что она покинула Италию с месяц тому назад на галере «Луна», а сегодня я от капитана и людей экипажа галеры «Imperatrix» узнал, что во время страшной бури близ Региума на их глазах затонуло и пошло ко дну судно. Одного из людей погибшего судна они спасли, и от него узнали, что это погибла галера «Луна».
– Вот как! – произнес удивленный Сарториус. – Значит, женщина, обладать которой стремились многие, предназначалась Нептуну. Да, конечно, Домициан не может отомстить этому богу. Ну так он отомстит тому, по чьей вине она очутилась в объятиях Нептуна. Я сейчас же поспешу к своему августейшему повелителю и сообщу ему обо всем!
– После чего ты, конечно, вернешься сюда, друг Сарториус!
– О, без сомнения… Ведь наши счеты еще не окончены.
– Да, да, наши счеты еще не окончены…
Спустя два часа дворецкий Домициана снова появился в торговом помещении александрийского купца Деметрия.
– Ну что? – спросил его Халев.
– Никогда в жизни я не видал своего августейшего господина в таком гневе. Он узнал, что Жемчужина Востока бежала из Рима и стала добычею волн, и бешенство его перешло все границы. Оставаться подле него было положительно опасно! Он проклинал всех и вся, рыдал и скрежетал зубами в бессильной злобе на Марка. Но мне удалось все же успокоить его, найдя надлежащий выход его гневу и думая вместе с тем угодить и тебе, высокочтимый Деметрий. Видишь ли, сегодня после заката солнца, т. е. часа через два, Марк будет выпущен из тюрьмы и препровожден в свой дом, где в данное время нет никого, кроме его старого слуги Стефана и старушки-невольницы. Так вот, прежде чем Марк явится в свой дом, несколько надежных парней, которым можно вполне довериться и которых Домициан умеет находить при надобности, проберутся в дом Марка и, связав и заперев Стефана и старую рабыню, подстерегут хозяина под арками перистиля. Об остальном ты, конечно, догадываешься…
– Не вызовет ли этот поступок подозрения?
– Кто осмелится подозревать Домициана? Это будет простое частное преступление, ничего более… Марк так богат, а у богачей всегда много ненавистников!
Однако Сарториус забыл добавить, что Домициана никто не заподозрил бы в этом убийстве потому, что наемных убийц научили, что сказать Стефану и старой рабыне: что они, мол, подкуплены богатым александрийским купцом Деметрием, иначе говоря, евреем Халевом, у которого с Марком давние счеты!
– Ну а теперь мне пора идти! Еще надо за кое-чем присмотреть, а времени остается немного. Так не покончим ли мы теперь наши счеты?
– Да, да, конечно! – достав сверток золотых монет, Халев подвинул их через конторку Сарториусу.
Тот печально покачал головой.
– Я рассчитывал на вдвое большую сумму! Подумай только, какое блестящее удовлетворение твоего чувства мести я доставил тебе! Ведь большего невозможно желать.
– Да, да, но… ведь Марк еще жив, а пока он жив, нельзя считать дело законченным!
– Да, конечно, еще жив, но через несколько часов уже будет мертв!
– Когда я увижу его труп, ты получишь и вторую половину ожидаемой суммы. Но не раньше!
Делать было нечего. Со вздохом Сарториус удалился, мысленно рассуждая о том, как бы ему получить остальные деньги прежде, чем этого еврея схватят по подозрению в убийстве римского гражданина.
После его ухода Халев взял перо и написал коротенькое письмо, а затем призвал одного из своих служащих и приказал отнести это письмо по назначению, но не ранее чем через два часа после заката.
Он обернул свое послание во вторую, наружную обертку, чтобы никто не мог прочесть на нем адреса. Некоторое время он сидел совершенно неподвижно, только губы его шевелились. Может, он шептал молитву?
Вот он словно очнулся. Взглянул в окно. Солнце садилось… Вот он завернулся в широкий темный плащ, подобный тем, какие носили римские воины, и вышел из дома.