000
ОтложитьЧитал
I
Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды.
Плохо то, что он иногда внезапно смертен…
«Мастер и Маргарита» Булгаков
ОНА
Я попала в какую-то временную петлю, которая не позволяла мне покинуть этот мир, но и остаться в нём я тоже не могла. А самое страшное – я больше не принадлежала себе. Не могла контролировать ни тело, ни разум.
Время теперь летело слишком быстро. Что быстрее секунды? Миллисекунда? А ещё быстрее? Микро? Нано? Атто? Это всё ничто по сравнению с течением времени здесь. Слишком быстро. Слишком.
Я думала… когда наступает самая последняя минута, загорается свет. Он зовёт за собой, на него нужно идти… Вот только никакого света не было. Никакой последней минуты не было. Как не было и того, который бы позвал.
Я не успела понять, что произошло. Время остановилось, как будто кто-то нажал на паузу, а потом полетело, как в ускоренной перемотке на старом видеомагнитофоне.
Я пересмотрела прожитые двадцать три года. А самые важные мгновения как будто кто-то выделял стоп-кадром. Это всё было так быстро. Я пересмотрела всю свою земную жизнь за ту единицу времени, которая стократ меньше секунды. Это было как вспышка. От рождения до смерти.
Мне было не страшно. Я просто принимала предлагаемые обстоятельства. Не спрашивала. Не пыталась понять «зачем». Я плыла по течению. Плыла, потому что идти не могла. У меня больше не было тела.
Кем я была теперь? Этот вопрос засел в подкорке, всплывая каждый раз как бегущая строка в телевизоре. Ответ прозвучал эхом в моём подсознании: «Ты маленькая часть большого Духа. Душа, которая ещё не стала частью нематериального начала. Ты ещё помнишь своё тело и выглядишь так, как выглядело оно. Для тех, кто видит тебя там».
Я посмотрела по сторонам в поисках говорившего, хоть и понимала, что голос звучал в моей голове.
– Кто это сказал? – тихо произнесла я, не надеясь на ответ.
«Я».
– Как будто я должна узнать по голосу!
«Сначала ты будешь меня только слышать. Потом увидишь. Позже…»
Я недовольно вздохнула, а потом будто попала в водоворот: меня закрутило, я закрыла глаза, борясь с приступом тошноты, а когда открыла, увидела комнату…
…где лежало моё тело. Над ним склонилась женщина. Я подплыла ближе и узнала в ней свою мать. Она скорбела и плакала, сжимая неподвижную ладонь моего тела. Я же не чувствовала ничего. Свеча, которая спокойно горела возле моего портрета на столе, с моим приближением стала искрить. Почему так? Всегда мучил этот вопрос.
«Энергия Души очень сильна вне тела. И ещё сильнее энергия Духа. Ты можешь потушить её, стоит только подумать об этом». – Сразу же пришёл тихий ответ.
Но я не стала об этом думать. Подплыла ещё ближе к своему телу и заглянула в лицо. Мне казалось, что сейчас я проснусь. Моё тело сейчас проснётся. Я смахну с ресниц этот сон…
– На кого ты меня оставила! – всхлипывала мать, поглаживая мою ладонь и вытирая свои щёки чёрным траурным платком, повязанным на её шее.
Свеча затрещала сильнее, что привлекло внимание тех, кого не было в этой комнате. Они стали заходить сюда и заполнять маленькое пространство своей скорбью ко мне и жалостью к матери.
В каждом из присутствующих я кого-то узнавала, кого знала при жизни: родственников, друзей, знакомых, соседей, коллег по работе. Их имена слетали с губ, когда я всматривалась в лица. Они все были как серые мрачные тени, излучающие боль через вытекающие слёзы, которые высохнут через девять дней. Или через сорок. Может быть, через год.
Как будто по щелчку я оказалась у потолка и смотрела на головы присутствующих. На своё неподвижное тело в гробу. На макушку матери. Голоса отдалялись, стихали, переходили в шёпот и вовсе замолкали.
Потом был крематорий. Моё тело не закрывали крышкой и не предавали съедению червям, не засыпали горстями земли и не ставили на мне крест. Здесь и сейчас мне это было безразлично. Но я помнила, что при жизни это было важно для меня. Я не хотела традиционных похорон. Да, в двадцать три о таком не думают, но я часто ловила себя на мысли, что хочу, чтобы меня кремировали.
И вот теперь открытый гроб медленно заехал в печь. Вспыхнул огонь. Загорелось моё тело. Но здесь я ничего не чувствовала.
Для меня весь этот ритуал длился меньше секунды. Но я услышала шёпот из толпы: «Это был самый тяжёлый час в моей жизни…»
Там прошёл час.
Когда огонь полностью потух, люди стали выходить из комнаты. Кто-то подходил к матери и говорил слова соболезнования. Кто-то просто касался её плеча. Я смотрела на её дрожащие бледные руки и по-прежнему не ощущала жалости или сострадания к ней.
Почему так?
«Ты больше не связана с ней». – Опять пришёл ответ.
– А с кем я связана?
«С тем, что осталось от тебя. Когда кто-то будет приходить к твоей могиле, ты будешь возвращаться к ней снова и снова».
– А теперь я могу уйти?
«Ещё не время…»
– Но здесь нет времени!
Тот, кто отвечал на мои вопросы, видимо, делал это по собственному желанию, совсем не ориентируясь на мои. Поэтому эта реплика была проигнорирована.
Я осмотрела скорбящих родственников и друзей, не понимая, что мне делать дальше.
Для меня время шло быстро. Но там, на земле, оно тянулось медленнее. И все эти дни после похорон я была рядом с мамой. Она много плакала. Я злилась. Меня тревожили её слёзы, а я ничего не могла с этим сделать: ни обнять, ни поддержать. Просто смотрела.
Маме отдали урну с моим пеплом, она отвезла её на кладбище и поставила возле урны с пеплом моей бабушки. Рядом поставила мой портрет, перевязанный чёрной лентой. На фотографии я скорее ухмылялась, чем улыбалась. Не знаю, почему мама выбрала именно её, ведь у меня были фотографии и получше. В последний год жизни я красилась в рыжий – цвет корицы, а на этом фото мои волосы были естественного оттенка – тёмно-каштановые пряди волнами вились и спадали на круглое личико. Такие же тёмные глаза выражали абсолютное безразличие.
Неужели она хочет запомнить меня именно такой?..
Мама оставила букет тёмно-бордовых роз возле портрета. В день, когда урна заняла своё место на кладбище, тоже были родственники и знакомые. Они подходили к могиле и оставляли букеты живых цветов. При жизни мне редко дарили цветы.
Но как бы долго люди не рыдали, поглядывая на мою фотографию и шепча «Такая молоденькая…», всё равно настал момент, когда возле портрета не осталось никого. Все ушли. Я же не двинулась с места.
Я не знала, сколько времени прошло со дня смерти моего тела. Единственным человеком, кто навещал мой пепел, была мать, которая никак не могла отпустить меня. Я приходила к ней. Она чувствовала, что я рядом, но не видела и не слышала. Она разговаривала с пустотой, как сумасшедшая. Убирала могилку, уносила засохшие цветы. Дома по-прежнему были занавешены зеркала. Мама по-прежнему плакала, глядя на мои фотографии, которых дома стало очень много.
Света, который бы позвал меня, по-прежнему не было. Я уплывала в нематериальность. Не было ни комнаты, ни стен, ни других, таких же как я. Я будто засыпала.
– Так ты Бог? – осмелилась на очередной вопрос я.
«Нет».
– А Он есть?
«Конечно. Как и ты. Как и я».
– А кто ты?
«Твой Ангел Хранитель».
Как выглядят Ангелы Хранители?
Но я не успела получить ответ на свой вопрос: меня опять призвал мой пепел.
Я думала, прошли лишь самые наименьшие единицы времени от последнего посещения, но опять звучал этот зов. И я плыла к нему, предполагая, что снова увижу мать…
Но это был незнакомый мне мужчина. Он подошёл к урне с моим пеплом, оставил возле неё две гвоздики, замер, рассматривая портрет.
– Кто ты? – прошептала я, в свою очередь рассматривая его: тёмные волосы до плеч были собраны в хвост на затылке, нос с хорошо заметной горбинкой, длинные ресницы – даже длиннее, чем у меня, цвет глаз не могла разобрать, потому что стояла сбоку от него и видела только профиль.
Но я точно знала, что не была знакома с ним при жизни. Кто он?.. Он не был серым и скорбящим, как другие, кто навещал меня.
Мужчина последний раз взглянул на мой портрет и, развернувшись, направился в сторону выхода.
Я обвела изучающим взглядом его спину, на белой рубашке было заметно, как он вспотел, задержалась на ягодицах, обтянутых чёрными брюками, хмыкнула и последовала за ним.
ОН
Когда начался этот кошмар? Когда я проснулся без памяти в лесу в одних брюках, босиком и без рубашки? Когда мне поставили диагноз «психогенная истерическая амнезия» последних трёх лет жизни? Или когда мне девять ночей подряд снился один и тот же сон?
Но сейчас меня волновал другой вопрос: когда этот кошмар закончится?
Во сне я видел её портрет, перевязанный чёрной лентой, который стоял возле цветной урны. Ни имени, ни дат рождения и смерти не было видно. Я только видел вход на кладбище и тропы, ведущие к этому портрету.
Я не помнил её. Скорее всего, она была частью тех – ушедших в бездну – трёх лет моей жизни.
Я помнил, что моя мать умерла, когда мне было двадцать. Отец ушёл от нас ещё в далёком прошлом, когда я был ребёнком. Других родственников в этом городе у меня не было. Друзей тоже. Я был отшельником. Вопросы по вычеркнутым из памяти годам было некому задавать.
Врачи говорили, что амнезия вызвана каким-то эмоциональным потрясением, которое мой мозг отказывался помнить. И вспомнит ли – они не могли сказать.
Она настойчиво врывалась в мои сны вот уже девять ночей подряд. В городе было четыре кладбища, и я решил проверить их все. Отыскать нужное оказалось несложно. Я не ощутил страха, когда увидел ворота, точь-в-точь какие были во снах. На входе сидела женщина и продавала живые цветы. Я подумал, что неправильно приходить на могилу к кому-то без цветов. Это как дар за то, что их потревожили. Символически купил две красные гвоздики и двинулся теми тропинками, которые узнавал из снов.
Вскоре передо мной стояла та самая разноцветная урна. Я подошёл к ней, положил возле портрета цветы и ещё раз внимательно посмотрел на девушку, которая улыбалась мне с фотографии: тёмные глаза смотрели будто бы предвзято и безразлично, отчего улыбка скорее была похожа на ухмылку; под губой справа родинка; одна бровь вздёрнута; шапка каштановых волос обрамляла круглое личико и спускалась чуть ниже плеч. На первый взгляд девушка показалась мне милой, но чем дольше я разглядывал это лицо, тем яснее понимал, что вряд ли характер был у неё скромный и простой.
И всё же я её не вспомнил.
Кто ты?
Я развернулся, ощущая, как по спине покатились капельки холодного пота как будто от чужого взгляда. Не стал оборачиваться, быстро зашагал в сторону выхода, надеясь, что она больше не будет приходить в мои сны.
ОНА
Он пришёл в маленькую холостяцкую квартиру, которая больше напоминала большой гостиничный номер. Закрыл шторы на окне в единственной комнате, от которой вела дверь в ванную и где располагалась арка в крохотную кухню. Принял душ, переоделся и налил себе стакан ви́ски.
Я неподвижно наблюдала за ним, устроившись на барной стойке – оттуда была видна вся его квартира.
– Он меня тоже не видит? – спросила я вслух, зная, что Ангел Хранитель рядом. Чувствовала его присутствие.
«Пока не видит…»
– А может увидеть? – встрепенулась я.
«Сначала почувствовать».
– Как?
«Тебе стоит только захотеть этого».
– Как со свечой… – выдохнула я. – И так со всеми?
«Нет. Только с ним».
– Почему?
«Это ты должна понять сама».
Неспроста же он был не серый, как другие люди. И я не чувствовала его скорби. Казалось, он даже не помнил меня… Или вообще не знал.
Я подняла голову вверх и посмотрела на лампочку. Он в эту минуту подходил к выключателю.
– А могу ли я управлять этим светом?
«Можешь».
– Как в фильмах о привидениях? – усмехнулась я.
«Сто́ит только правильно подумать».
И я подумала.
Свет погас прежде, чем он коснулся выключателя. Он так и замер со стаканом в одной руке, а другая застыла поднесённой к выключателю.
– Перегорела? – вслух спросил он.
А я подумала о том, чтобы свет снова зажёгся. Квартира озарилась яркой вспышкой. Он удивлённо уставился на лампочку, пощёлкал выключателем туда-обратно. День-ночь.
Я усмехнулась.
– Странно… – Он повёл бровью и погасил свет, устроившись перед экраном телевизора.
В этой игре меня привлекло отсутствие его страха. Любой другой на его месте испугался бы. Я испугалась бы.
Я захотела увидеть этот страх в его глазах. Вновь подняла голову на лампочку. Щёлк – и маленькую квартиру снова наполнил яркий свет.
Он обернулся и обескураженно спросил в пустоту:
– Что за чёрт?!
– Может и чёрт, – закатила глаза я. – Я ещё сама не знаю, кто я.
Он оставил стакан на комоде возле телевизора и в два больших шага оказался возле выключателя.
Я продолжила свою игру. Однако забава с лампочкой мне наскучила – я переключилась на телевизор. Как только он погасил свет, я вырубила телевизор.
Он задышал учащённо, раздражённо стукнул по выключателю и осмотрелся по сторонам.
– А он может меня слышать?
«Может».
– В данную минуту?
«Как ты захочешь».
Я молчала.
– Кто здесь? – он первый нарушил тишину, медленными шагами возвращаясь к телевизору.
Я дождалась, пока он возьмёт в руку стакан и сделает глоток, и только потом ответила:
– Девушка с портрета.
Он услышал меня. Стакан выскользнул из руки́ и разбился у его ног, сделанный им глоток встал поперёк горла. Он откашлялся и ринулся в ванную.
II
И меня поразила не столько её красота, сколько
необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!
«Мастер и Маргарита» Булгаков
ОН
Я вернулся с кладбища и выполнил обычный ритуал: закрыл шторы, принял душ, переоделся, налил стакан ви́ски и включил телевизор. Никогда не смотрел его, просто включал фоном, чтобы в квартире было не так пусто и одиноко.
В мою привычную жизнь ворвались совсем непривычные странности. Сначала свет на кухне: то выключался, то включался. Я бы не придал этому значения, если бы сразу за светом не выключился телевизор. Что-то толкнуло меня спросить в пустоту: «Кто здесь?» И я получил ответ.
Я выронил стакан, а сделанный глоток комом застрял в горле. Я откашлялся и рванул в ванную. Ополоснул лицо холодной водой. Сердце бешено колотилось о рёбра.
– Я взрослый мужчина, трезвомыслящий человек, я не могу бояться того, что мне, скорее всего, послышалось. Разыгралась больная фантазия. Ведь амнезия одна из начальных стадий психического расстройства. Может быть, уже подступает вторая, и я слышу голоса? Этому должно быть логическое объяснение… – вслух перечислял я.
– Ты не болен, – снова услышал женский голос.
– Чёрт! – Я чуть не вырвал умывальник, вцепившись в него так, что пальцы стали одного цвета с ним. – Кто ты?!
– Девушка с портрета, – повторил голос.
– Где ты?! Покажись! – требовал я, прикрываясь истиной: пока не увижу – не поверю.
Я всё ещё стоял напротив умывальника в ванной комнате и смотрел на своё отражение в зеркале. За моей спиной появилась она. Я задержал дыхание и медленно обернулся. Выдохнул и уставился на неё.
– Как? – Протянуть руку и коснуться её я не рискнул. – Что за шутки?!
– Откуда ты меня знаешь? – тем же спокойным голосом спросила она, проигнорировав мои вопросы.
Это была девушка с портрета. Она, только сейчас волосы у неё были цвета корицы. А вот взгляд тот же – с презрением. И та же ухмылка на губах. Та же родинка справа под губой. Молодая. Красивая, так бы я подумал, встретившись с ней при других обстоятельствах. Девушка с портрета, на котором была чёрная лента.
– Я тебя не знаю! – прорычал ей в ответ. – Что за дикие шутки?!
– И многим незнакомым барышням ты носишь цветы на могилу? – язвительно продолжала допрос она.
– Я даже имени твоего не знаю! – продолжал стоять на своём я.
– Маргарита. Так меня звали при жизни.
– Так… ты умерла?
Всё же нужно было уточнить, чтобы убедиться в своём окончательном диагнозе: сошёл с ума, поехала крыша, спятил.
– Умерла, – подтвердила она. – А тебя как зовут?
– Михаил, – сглотнул я.
– Ответь мне, Миш-ш-ша, – прошипела она, – многим незнакомым девушкам ты носишь цветы на могилу?
У меня аж глаз задёргался.
– Мне снилась могила, – признался я, – не давала покоя. Я отыскал её. Цветы – это плата за то, что потревожил… тебя.
Она изучающе смотрела на меня:
– Интер-р-ресно…
– Это ты посылала мне сны?
– С чего бы мне посылать сны тому, кого я не знаю?!
– Когда играла с лампочкой и телевизором, тебя это не смущало!
Я почувствовал, как напряжённая атмосфера между нами пала. Как будто это было не общение призрака и человека, а обычное знакомство совсем обычных мужчины и женщины.
– Ты бы видел своё лицо! – рассмеялась в ответ Маргарита. Когда она смеялась, на её щеках появлялись ямочки.
– А как иначе на такое реагировать? Я держался до последнего.
– Ладно, храбрец, – она резко прервала смех. Я напрягся. – Пойду узнавать обстоятельства нашего с тобой знакомства… при жизни.
– А мне расскажешь потом?
Маргарита пожала плечами, а потом исчезла.
Я перевёл дух.
И что это, чёрт возьми, было?! Я несколько раз ущипнул себя за плечо, но не проснулся. Вынес вердикт – это реальность. Ещё раз ополоснул лицо ледяной водой и вернулся в комнату. С мутным сознанием убрал осколки и вытер пролившийся ви́ски, а после попытался уснуть.