«На Москву». Из истории белой борьбы

Всё больше уверяю себя, что мемуары белых стоят внимания. Никакие «совдеповские» историки не расскажут о «белом деле» так, как сами белые о себе. Отбросить лирику о храбрости и чести, о стройной выправке, причёсанных усах – и вуаля! вот она Россия, которую мы потеряли.Об авторе ничего до чтения этой брошюрки не знала, но Википедия (даже она, демократичная и либеральная) сообщает мне следующее:Вступил в организованный нацистской Германией Русский корпус, погиб при бомбёжке.Ру́сский охра́нный ко́рпус (нем. Russisches Schutzkorps Serbien, серб. Руски заштитни корпус)[К 1] – корпус, сформированный из белых эмигрантов и граждан СССР, сражавшийся на стороне нацистской Германии и её союзников во время Второй мировой войны.О как! Вот тебе и честь, и доблесть и всё прочее.Как я поняла, автор брошюрки воевал под знамёнами Деникинско-английской армии. Что-то там он пишет про гордость стрелять из «английской леди» – пушки, которую англичане по-барски предоставили одним русским, чтобы убивать других русских (что-то поменялось?), что-то о пуговицах с собаками на английский мундирах. Пуговицы с собаками? Карикатура на Деникина настолько близка к правде?Примерно треть книги я вообще не понимала, за что же воюет этот Даватц. Всё он про каких-то «драпающих», то о мыслях о побеге. Уже вначале он пишет о том, что его круги охватила паника, стремление непременно запастись заграничным паспортом и отложить себе побольше денег в кубышку.Но Даватц не такой – он-то за правду, даже если придётся идти за «уже погибшее дело» (речь уже о 20ом годе). Вот так он и оказался на бронепоездах, один из которых так и назывался «На Москву». Это потом уже из него сделают унылого пехотинца, а пока автор хорохорится своим мужеством и смелостью в боях.А вот и минутка самолюбования. Ни разу мне не попадались мемуары белых без восхваления себя любимого.Я любил сидеть перед камином и мечтать. И мечтал я больше всего о том, как сделать мою жизнь красивой и достойной. И тогда еще, юноше, казалось мне, что жизнь моя должна быть прежде всего подвигом. Во имя чего —я не знал этого. Я знал только, что я последний отпрыск древнего баронского дома. За мною, в глубь веков, уходили мои предки —наместники, верховные судьи, ученые, поглощенные изучением древних книг, военные, духовные, изощренные в тонкостях иезуитской диалектики, и все они —далекие и близкие —требуют от меня чего-то, чтобы я был достоин их, чтобы я опять вернул их роду прежний блеск и прежнюю силу.Во имя чего совершать подвиги? – Даватц не знает. Но старинный баронский род, по которому плачет ныне барон без баронства не даёт ему покоя. Вот он запах той потерянной нами России. Вернуть блеск себе подобным и втоптать в грязь других – вот за что боролся Даватц. Он сам об этом пишет. Стоит только повнимательней читать.Потом, правда, то ли подсказал кто-то, то ли Даватц сам додумался, начал что-то лепетать про свободу народа, но надолго его не хватило. Почти сразу следует ещё цитата из серии «сам себя не похвалишь»:У меня уже развилось чувство профессиональной гордости. Это большая честь и большая тяжесть —быть первым среди равных.Позабавили и строки о братьях по идее – из Кубани. Дескать, «самостийности» им хотелось, и перед Деникиным они не спешили падать на колени. Ишь какие! Ох не получалась Единая Неделимая, ну никак не клеилась!А вот пьяную вечеринку с англичанами я уже встречала в других мемуарах. Нет, военным аскетизмом ради правого дела тут не пахнет. Посмотрим, с каким довольством Даватц описывает приятное времяпровождения с английскими хозяевами:Английский генерал сидел рядом с генералом Май-Маевским и городским головою Салтыковым в самом центре. Было много речей (я говорил от имени партии народной свободы). Было весело, сытно, как в Москве в доброе старое время —так же пьяно. Но сознаюсь, только раз, между рыбой, приготовленной на вине, и ростбифом с соусом из трюфелей, мне показалось, что это пир Валтасара и что кто-то чертит на стене роковые слова. А через три недели все, кто собрались в этом зале, были далеко отсюда, трясясь по темным, холодным теплушкам. В Харьков в это время вступала Красная армия.А вот далее идёт шок-контент, о котором ныне не напишет ни один историк-коньюнктурщик. Белая армия, о ужас, начала разлагаться, падать дисциплина! Дело добровольцев проиграно. Вчера расстреляно 11 офицеров за грабеж, а сколько не расстреляно?Явился какой-то доктор, перебежчик от большевиков. Он ужаснулся безобразию нашей санитарной части (есть от чего ужаснуться, больные и раненые просто бросаются). Но оказывается, что дело эвакуации поставлено у большевиков идеально: они заботятся прежде всего о своих раненых. Наконец, большевики изменили прежний режим, а террор стал значительно мягче.Что там о большевистском терроре я не знаю, но даже лютая вражина, английский, а потом нацистский прихвостень признаёт, что Красные заботились о своих раненных, в то время как у белых каждый был сам за себя.А вот и ещё пьяно-сытная минутка удовольствия. Ах, сколько бы их таких было, не проиграй бы белые войну?Вчера я позволил себе буржуазную роскошь. В компании с капитаном Д.-К. и его женой мы отправились в ресторан «Привал» пообедать. Супруга Гоги —молодая, очень эффектная дама, одетая с большим вкусом. Это молодая пара —сам Гога и она —подходят друг к другу. Такова и должна быть молодость. Пообедали, не стесняясь в деньгах. Кончили шампанским —и в первый раз в жизни я заплатил за обед около 5000 рублей. Заплатил, и не было жалко. Я люблю легкое опьянение, особенно после шампанского.Опьянение он любит, видимо, уже позабыл, что что-то там говорил о воле народа.Мемуары заканчиваются хаотичной эвакуацией, с перестрелками, безответственностью, спекуляцией, анархией.Любой офицер, вооруженный револьвером и имевший команду солдат, смешивал все распоряжения и весь план и, оскорбляя другого, расчищал себе путь к бегству.Ну вот. Такие мемуары. Думаю, это гораздо ближе к правде, чем подарочные издания, пестрящие позолотой и красивыми фразами о доблести, чести, мужестве, усах и шпорах. Читайте мемуары, белогвардейцы же не зря старались!Ставлю «4» за честность и правдивость. Я прочитала с удовольствием!