Там, внизу, или Бездна

Крик отчаяния, боль, ужас и неприятие…Вот то, какими образами пронизан данный роман. Как правильно заметил Бердяев, герои Гюисманса – это он сам в разные периоды его жизни. А сами его романы – это стенания и диалоги с самим собой, истовые крики истощенной души, оскорбленной, подавленной и униженной – безбожностью, бездуховностью и бесхребетностью современного мира; мира, в котором он оказался и который так и не смог принять.Всё что есть телесного в этом мире Гюисманс ставит под вопрос, под знамя прицела. И разрешение этого вопроса причиняет ему боль. Боль нестерпимую, сопровождающуюся неразрешимым, раздирающим изнутри, душевным горем.Книга содержит вопиющие описания садистских увлечений маршала средневековой Франции Жиля де Рэ, описаниями черной мессы – сатанинского обряда – со всем её кощунством, со всеми ввергающими в ужас подробностями. Поверхностный читатель мог бы посчитать Гюисманса, самого автора, который имел дерзость спуститься до подобных повествований, садистом и приверженцем описываемых течений. Но такой вывод сделал бы только поверхностный человек. В самом же деле это голос отчаяния, полный отчаяния вопль души, направленный против того, что причинило ей столько боли. Когда описание кровавых злодеяний не совершается для того, чтобы их культивировать; описание самого кощунственного святотатства – не для того, чтобы созвать поборников. Но всё это делается единственно с тем, чтобы обличить, бросить вызов, выразить протест, крикнуть что есть сил… сил, которых уже не осталось. Иной раз Дюрталь, главный псевдоним писателя в романе, демонстрирует полное безволие, когда убеждает себя в том, что романтическую связь, в которую себя впутал, следует немедленно прекратить, дабы спасти свою душу. Но вот очередная встреча и вновь отсрочка, плотские игры, столь яро им ненавистные. Измученный и не имеющий сил даже для того, чтобы сделать решительный шаг сразу, Дюрталь, пользуясь связями своей (уже давно переставшей таковой быть) пассии со священником-отступником, посещает сатанинский обряд, дабы, исполнившись праведной ненавистью и разбив внутри, вероятно, последнюю надежду, наконец решается разорвать свои связи с заблудившейся женщиной.Звонарь потупил глаза, сложил руки, и с его губ сорвались слова истовой молитвы.Дез Эрми прошелся по комнате.– Всё это замечательно, – проворчал он, – только нашему времени совершенно наплевать на Христа во славе. Наш век умудрился измарать грязью даже потусторонний мир. Как же тогда надеяться на будущее? Или вы думаете, что случится чудо и потомки нынешних гнусных обывателей предстанут вдруг чистыми и непорочными, «аки агнцы Божии»? И что они станут, по-вашему, делать, если воспитаны в пошлом и бездуховном современном мире лавочников?– То же, что их отцы и матери, – безнадежно махнул рукой Дюрталь. – Ублажать утробу свою ненасытную, а душу, чтобы не мешала священному процессу пищеварения, топить в нечистотах!Это строки, которыми заканчивается роман. Которые раскрывают суть и смысл позиции Гюисманса, воззрения которого далеки от обличенного им сатанизма настолько, насколько от него далек самый рьяный монах.«Без дна» – это плач души.

Энциклопедические труды Жорис-Карла Гюисманса, французского писателя конца 19 века, его непоседливый исследовательский дух, особая обособленность, – все это прекрасно, но нужно иметь неистребимый побудительный мотив, чтобы все это читать. Может я никогда самолично не достигну того состояния добровольной тяги к уединению, а может и подготовки не хватает, чтобы должным образом все это оценить, но в настоящий момент присоединиться к почитателям Гюисманса не могу. Например, он является любимым автором Мишеля Уэльбека."Без дна" («La-bas», другие названия «Бездна», «Там, внизу») более щадящий труд по отношению к читателю, нежели читанный ранее «Наоборот», где автор вываливает на головы людям неуемное количество имен и названий. Вообще, как мне видится, писатель, являясь даже каким-то символом межвременья, европейского декаданса, стал им помимо собственной воли. Неслучайно, конечно, что автор обратился чуть больше, чем целиком и полностью в иные времена, разочаровавшись в нынешних. Это мне более чем понятно, потому что у нас сейчас происходит нечто подобное. Литературный упадок сродни французскому времен Гюисманса и нам не грозит имя Оскара Уайльда. Никогда не грозит.В этом может и есть основная проблема Гюисманса, потому что далекому от судьбоносных страданий Уайльда, он мучился исключительно в литературе. И это не то неспокойное неудобство, что каждый день, в утренней тишине, заставляет стучать по клавишам своего компьютера, это некая концептуальная неустроенность, интеллектуальный разброд и шатание, религиозное неистовство. В «Без дна», тем не менее, образ главного героя разделен надвое, такая вот природа римского консульства. Один из героев, Дюрталь, находится в поиске, не каком-то конкретном, а, грубо говоря, сидит в пыли на обочине дороги, ожидая, когда к нему прилетит летающая тарелка или служанка из ближайшего трактира не принесет шанежек. Другой же, Дез Эрми, появляется лишь изредка, ему Дюрталь докладывает ситуацию и отчитывается о проделанной работе. В «Наоборот» был Дез Эссент, имя созвучное и, скорее всего, что-то обозначающее. У Гюисманса, кстати, все что-нибудь да и значит."Без дна" считается готическим трудом на тему сатанизма, но это лишь вывеска для привлечения современного читателя. Книга скорее отрицает сатанизм, хотя, по мне, оно и того не стоило. Понятно, что время было иное, поиск квинтэссенции имел свои сложности, но на то он и Гюисманс, на то он и энциклопедист. Видимо всего этого недостаточно, а некий смиренный дух, что характеризует автора, при всей его, как это ни парадоксально, умственной неуемности, в итоге сделал из него послушного прихожанина. Его, конечно, дело, но я ждал все же чего-то другого.Книга читается со средним скрипом, ее очень штормит. Порю мне было интересно, порою читать невероятно скучно, порою просто невыносимо из-за нагромождений. Труд крайне неравномерный, хотя и ведет речь о единой в итоге, как оказалось, религиозной концепции. Если все атрибуты сатанизма – всю эту чепуху с черной мессой Гюисманс воспринял серьезно, то здесь не могу разделить его чувств. Сатанизм вырастает на теле религии исключительно как прыщ, как дешевое глумление. При моем общем равнодушном подходе к основной массе религиозных формаций, уделять внимание сатанизму, как явлению, было бы смешным. Самый устрашающий сатанизм для любой религии – это другая религия, а все эти игры в дьявола напоминают детские страшилки для прихожан.В качестве двери в сатанизм автор, естественно, выбрал женщину, нечто подобное я от него и ожидал. Цитирую автора, «чтобы понравиться женщинам, все мысли надо пережевать до тошнотворной консистенции прописных истин и изложить слащавым и жеманным языком дамских журналов». Любовная линия была нужна для этого, но в краткосрочном романе с ней Гюисманс проявил себя с лучшей стороны бунтующего подкаблучника, его постоянное топтание и дичайшая мнительность мне напомнили Бунина. Выглядит же это довольно трогательно и читать интересно хотя бы с точки зрения знакомства с автором, ибо в «Наоборот» этого сделать невозможно. Собственные проблемы половых взаимоотношений Гюисманс чудесным образом перенес в религиозные сомнения. Вообще, произведение пропитано подобной ассоциативной природой, многозначительность автора довольно сложна и уловить ее не так-то легко.Кстати, реальный персонаж, Жиль де Рэ, который по типу сатанист, жизнеописанием которого занимается главный герой – он был нужен Гюисмансу в качестве привязки к действительности. Этот формальный реализм тоже имеет двойственную природу, ибо сопряжен с мистическими изысками. В нем я не увидел дани разуму, а опять же – лишь физическое поклонение. Не могу поблагодарить писателя за то, что в моих глазах он опоганил образ Жиля де Рэ, ибо я собирался что-то читать, связанное с этим историческим персонажем. Теперь он навсегда останется в моей памяти французским чекатилой того времени.Некоторые мысли автора прекрасны, этого не отнимешь, ибо велик общий расплывчатый уровень культуры Гюисманса. «Продавать свои книги – это продавать самого себя. По сути это форменная проституция.» Тоже самое, по идее, можно и про отзывы сказать.Произведения Гюисманса для особого, нездорового разряда читателей, чей снобистский эстетизм уже не находит пристанища в расплывчато-эмоциональных трудах французских и английских писателей. Советовать кому-то это читать довольно нелепо.

Неспешность повествования для меня не вопрос. Динамичность сюжета не является мерилом ценности.Кроме того, по моим критериям этот роман не входит в череду неторопливых. Сюжет совсем не статичен, а еще хорош тем, что он многообещающ. Автор умело манипулирует им, приковывая внимание читателя.Действие разворачивается вокруг главного героя Дюрталя, романиста, занятого созданием книги о сатанистах Средневековья, в частности Жиля де Ре.Автор вкладывает в уста Дюрталя слова о том, что нельзя написать увлекательно о сатанистах прошлого, не связав его с современными, тем более что намеков на их существование более чем предостаточно.Я поспешно соглашаюсь и с тем, и с другим. Мне тоже интересно. Свое обещание автор выполнит и не его беда, что черная месса оказалась для меня не эффектной. В ней нет ни силы, ни фантазии. Сатанизм модернистов жалок и ничтожен. Измельчали не только сатанисты, мир изменился и изменился не в лучшую сторону с потерей духовности. Эта мысль проходит через весь роман.Что мне еще симпатично в творчестве Гюисманса, – он превосходно владеет свойством описательного характера, неважно чего оно касается: высокого искусства, как живопись, или более приземленного, как кулинария. Хотя, настоящая кулинария тоже может быть на высоте. Гюисманс доказывает это, говоря об обедах госпожи Каре. Блюда в ее исполнении великолепны. Пусть они непритязательны, но аппетитны, почти осязаешь запах и вкус. Это ли не свойство великого писателя – так преподнести раскрываемый образ или тему.Отлично раскрыта еще одна проблема романа: сексуальные взаимоотношения мужчины и женщины. От пролога до эпилога: предвкушение, самой действо и конечный результат. И как вывод, – отрицание секса без любви. Закругляюсь. Для меня это второй роман Гюисманса.Боюсь сглазить, но где-то внутри зреет уверенность, что я нашла еще одного автора. Пока, могу лишь сказать точно и определенно: мне по душе его утонченный стиль.