Семь камней. Устоять или упасть

«Семь камней…» – плод авторской фантазии. Имена, персонажи, места и события придуманы автором. Всякое сходство с реальными людьми, живыми или умершими, с реальными событиями или местами является чисто случайным.

Предисловие
Хронология серии «Чужестранка»

Если вы взялись за эту книгу, решив, что это девятый роман из серии «Чужестранка», то вы ошиблись. Извините.

Ну, а если это не девятый роман, тогда что же? Видите ли, это сборник из семи… э-э… вещей разного объема и содержания, но все они имеют некоторое отношение к миру «Чужестранки». Что касается названия: дело в том, что редактору не понравился мой первоначальный вариант – «Сальмагунди».^[1] Нет, я понимаю ее логику. В общем, она передала через моего агента вежливую просьбу подыскать что-нибудь лучше гармонирующее со «звучными, поэтическими» названиями предыдущих романов.

Не стану описывать подробно ментальный процесс моих поисков (мне на ум приходят такие слова, как «колбасный фарш» и «шлифовка мрамора»). Мне хотелось обозначить в названии, что в этой книге несколько самостоятельных новелл (отсюда и слово «семь»), вот и вышло само собой «Семь камней». И получилось хорошо: «камень» всегда весомое, убедительное слово. Вот только теперь название было коротковато и ему не хватало ритма. И я, подумав еще, остановилась на «Устоять или упасть», что звучало вполне зловеще.

Лишь ex post facto я сообразила, как еще можно истолковать эти слова, но ведь если долго думать, то можно во всем найти какой-нибудь нежелательный смысл. В этом примере слова «устоять или упасть» говорят о реакции людей на горе и беды: если ты не убит сразу, у тебя есть выбор, как прожить оставшуюся жизнь: либо устоять, словно путеводный камень, хоть ты и побит временем и невзгодами, либо рухнуть и тихо вернуться в землю, из которой ты вышел, а на твоем печальном опыте будут учиться те, кто придет после тебя.

Итак, это сборник из семи новелл, причем все они входят в мир «Чужестранки» и пересекаются с основными романами.

Пять новелл, входящих в эту книгу, были написаны в последние годы для различных антологий, две новеллы новые и ранее не публиковались («Зеленая беглянка» и «Осада»).

Из-за разного подхода к публикациям в разных странах некоторые из уже опубликованных новелл выходили в свет в виде сборника (в Англии и Германии) или отдельными книгами (в США). «Семь камней» станет полным изданием для тех читателей, которые любят напечатанные на бумаге, тактильные книги.

Поскольку эти новеллы во многом перекликаются с главной серией (и в них действуют многие из ее героев), ниже мы приводим общую хронологию цикла «Чужестранка», чтобы объяснить – Кто, Что и Когда.

Серия «ЧУЖЕСТРАНКА» включает истории трех типов:

большие, даже огромные романы из основной серии, не имеющие определенного жанра;

более короткие и менее неопределенные романы, повествующие об исторических загадках (а также о сражениях, электрических угрях и различной сексуальной практике);

и

«балджес», «клубни» – короткие истории, которые как-то встраиваются в сюжетную линию романов, почти как извивающийся зверек, проглоченный большой змеей. Они часто – но не всегда – посвящены второстепенным персонажам, представляют собой как бы предисловие или послесловие и/или заполняют пробелы, остающиеся в основном сюжете.

Большие романы из основной серии рассказывают о жизни Клэр и Джейми Фрэзеров. Более короткие романы посвящены приключениям лорда Джона Грея, но пересекаются с большими романами (так, в «Шотландском узнике» читатель встречается с лордом Джоном и Джейми Фрэзером). Новеллы посвящены персонажам из основной серии, включая Джейми и/или Клэр.

Большинство из коротких романов и новелл о лорде Джоне (пока что) встраиваются в большую лакуну, оставленную в середине «Чужестранки», между 1756 и 1761 годами. Некоторые из «балджес», «клубней», тоже относятся к этому периоду, другие нет.

Итак, для удобства читателя подробный список показывает последовательность различных элементов сюжетной линии. Однако следует отметить, что более короткие романы и новеллы написаны так, что их можно читать отдельно, без привязки к другим романам или к книгам основной серии – если вы настроены на легкое чтение, а не на трапезу из девяти блюд с вином и десертом.

«Девственники» (новелла). Действие разворачивается в 1740 году во Франции. В ней девятнадцатилетний Джейми Фрэзер и его друг двадцатилетний Йен Мюррей становятся молодыми ландскнехтами.

«Чужестранка» (роман). Если вы никогда не читали ничего из этой серии, предлагаю начать с этой книги. Если вы сомневаетесь, откройте книгу в любом месте и прочтите три страницы. Если сможете оторваться, я дам вам доллар. (1945/1743)

«Стрекоза в янтаре» (роман). Он начинается не там, где вы ожидаете. И заканчивается не там, где вы могли бы предположить. Просто прочтите, и вам понравится. (1968/1744-1746)

«Зеленая беглянка» (новелла). 1744–1745, Париж, Лондон и Амстердам. Герой новеллы Хэл (Гарольд, старший брат лорда Джона, граф Мелтон и герцог Пардлоу) и его будущая жена Минни – семнадцатилетняя дочь торговца редкими книгами, не гнушающаяся подделками, шантажом и кражами. В этой новелле появляется и Джейми Фрэзер.

«Путешественница» (роман). Премия журнала «Энтертейн-мент Уикли» за «Лучшее начало серии». Чтобы не искать экземпляр книги, просто прочтите ее начало: «Он умер. Почему-то, правда, болезненно дергало нос; это было странно». Если вы предпочитаете читать всю серию, а не отдельные книги, вам будет интересно прочесть этот роман и уж потом браться за новеллы. (1968/1746-1767)

«Lord John and the Hand of Devils», «Lord John and the Hell Club» (рассказ). Добавлю еще один слой путаницы – «The Hand of Devils» – сборник, состоящий из трех новелл. Первая, «Lord John and the Hell Club»; Лондон, 1756 год; к лорду Джону Грею обращается с отчаянной мольбой о помощи рыжеволосый мужчина и умирает у него на глазах.

«Lord John and the Private Matter» (рассказ). Лондон, 1757 год. Историческая загадка, замешанная на крови и еще менее приятных веществах. Лорд Джон встречает слугу, предателя, аптекаря, умеющего лечить сифилис, а еще самоуверенного немца и бессовестного, влиятельного торговца.

«Lord John and the Hand of Devils», «Lord John and the Succubus» (новелла). Во второй новелле сборника «Дьявольская рука» лорд Джон находится в Германии в 1757 году; его терзают беспокойные мысли о Джейми Фрэзере, неприятные встречи с саксонскими принцессами, ночными ведьмами. У него происходит действительно волнующая встреча с рослым и светловолосым ганноверским графом.

«Лорд Джон и братство клинка» (роман). Второй полноформатный роман о лорде Джоне (хотя там появляется и Джейми Фрэзер). 1758 год. Лорд Джон разбирается с двадцатилетним семейным скандалом. Взрыв пушки и еще более опасный взрыв эмоций.

«Lord John and the Hand of Devils», «Lord John and the Haunted Soldier» (новелла). Третья новелла этого сборника. Лондон, 1758 год, Вулвич Арсенал. Лорд Джон предстает перед следствием по поводу взрыва пушки и узнает, что в мире есть более опасные вещи, чем порох.

«Армейские традиции» (новелла). 1759 год. В ней лорд попадает в Лондоне на вечеринку с электрическим угрем, потом перебирается в Канаду и участвует в штурме крепости Квебек.

«The Scottinsh Prisoner» (роман). 1760 год, Лейк Дистрикт, Лондон и Ирландия. Что-то вроде гибридного романа. Сюжет делится пополам между Джейми Фрэзером и лордом Джоном Греем. Политика, коррупция, убийство, опиум, лошади и незаконнорожденные сыновья.

«Нашествие зомби» (новелла). 1761 год, Ямайка. Лорд Джон с батальоном отправляется на усмирение взбунтовавшихся рабов. Он неожиданно обнаруживает у себя симпатию к змеям, тараканам и зомби.

«Барабаны осени» (роман). Четвертый роман из основной серии. Действие начинается в 1767 году в Новом Свете, где Джейми и Клэр находят пристанище в горах Северной Каролины, а их дочь Брианна обнаруживает зловещую заметку, вырезанную из газеты, которая заставляет ее ехать на поиски родителей. (1969–1970/1767-1770)

«Огненный крест» (роман). Исторический фон этого пятого романа основной серии – война регуляторов в Северной Каролине (1767–1771), ставшая генеральной репетицией грядущей революции. В нем Джейми Фрэзер становится бунтовщиком поневоле, его жена Клэр – заклинательницей духов, а их внук Джереми напивается бренди. Гораздо худшие вещи случаются с Роджером, мужем Брианны, но я не стану рассказывать сейчас об этом. Роман получил несколько премий «Лучшая последняя строка», но об этом я тоже не хочу сейчас говорить. (1770–1772)

«Дыхание снега и пепла» (роман). Шестой роман из основной серии. Эта книга получила в 2006 году Международную книжную премию «Карина» и «Золотое гусиное перо» (она обогнала романы Джорджа Мартина и Стивена Кинга, и это было забавно, потому что ТАКОЕ случается нечасто). Все мои книги обладают внутренней «формой», которую я вижу, когда пишу. Именно эта походит на гравюру Хокусая «Большая волна в Канагаве». (1773–1776/1980)

«Эхо прошлого» (роман). Действие происходит в Америке, Лондоне, Канаде и Шотландии. Это седьмой роман основной серии. Внутренняя форма романа – шар с четырьмя острыми зубцами. Это старинное оружие, которое выглядит как детская игрушка с острыми шипами, но римляне использовали такие против боевых слонов, а дорожная полиция до сих пор с их помощью останавливает автолихачей. В этой книге четыре основные сюжетные линии: Джейми и Клэр, Роджер и Брианна (и семья), лорд Джон и Уильям, а также Молодой Йен; все пересекаются в ходе Американской революции – и у всех историй острые сюжеты. (1776–1778/1980)

«Написано кровью моего сердца» (роман). Восьмая книга основной серии, начинается там, где заканчивается «Эхо прошлого», летом 1778 года (и осенью 1980 года). Американская революция в полном разгаре, а в 1980 году в Шотландии тоже происходят поистине ужасные вещи.

«Лист на ветру в канун Всех Святых» (короткий рассказ/нет, правда/). Действие в основном происходит в 1941–1943 годах. Это история о том, что на самом деле случилось с родителями Роджера Маккензи.

«Пространство между» (новелла). Действие происходит в 1778 году, в основном в Париже. Герои новеллы: Майкл Мюррей (старший брат Молодого Йена), Джоан Маккимми (младшая сестра Марсали), граф Сен-Жермен (который, оказывается, не умер), мать Хильдегарда и несколько других интересных персонажей. Пространство между ЧЕМ? Это зависит от того, с кем вы говорите.

«Осада» (новелла). Действие происходит в 1762 году на Ямайке и в Гаване. Лорд Джон, собираясь покинуть свой пост временного военного губернатора Ямайки, узнает, что его мать находится в Гаване на Кубе. Все бы ничего, вот только британский флот готовит осаду города. Лорд Джон, его слуга Том Берд, бывший зомби по имени Родриго с женой Азил успевают спасти герцогиню Пардлоу до начала военных действий.

ТЕПЕРЬ ЗАПОМНИТЕ

Вы можете читать короткие романы и новеллы по отдельности или в любой последовательности. Но большие романы из основной серии я советую читать по порядку. Надеюсь, вам понравится!

Армейские традиции

Предисловие

В работе над историческими произведениями приятно то, что многое не приходится выдумывать. Замысел новеллы «Армейские традиции» появился у меня, когда я прочла «Человек с ножом» – превосходную биографию доктора Джона Хантера, написанную журналисткой Венди Мур. Примерно тогда же мне попалась в руки краткая факсимильная книга, изданная в «National Park Service»; в ней рассказывается о британской армии в годы Американской революции (1775–1783).

В этих двух книгах я не искала ничего конкретного. Меня интересовали скорее общий фон, общая информация об этом периоде, и, как всегда, я надеялась наткнуться на какие-то интересные детали наподобие лондонской вечеринки с электрическим угрем (эта вечеринка, а также сам доктор Хантер, который кратко появляется в этой новелле, документальные факты).

Что до реалий британской армии, тут все немного сложнее. Когда пишешь исторический роман, нужно бороться с искушением и не сообщать читателю какие-то вещи, просто потому что ты их знаешь. И все-таки в той книге тоже нашлись свои крупицы золота – например, информация, что слово «бомба» было хорошо известно и в XVIII столетии и что оно (помимо прямого значения «взрывное устройство») относилось к артиллерийскому ядру с тонкими стенками, обмазанному смолой и наполненному шрапнелью. (Впрочем, мы должны быть осторожными и со словом «шрапнель»; лейтенант Генри Шрапнель наполнил артиллерийское ядро мелкими металлическими шариками и взрывчатым веществом; такой снаряд взрывался в воздухе, поражая живую силу противника; увы, изобретение было сделано лишь в 1784 году, и это нам неудобно, поскольку «шрапнель» – очень удобное слово при описании сражений.)

Впрочем, среди других интересных мелочей меня поразило краткое описание процедуры военно-полевого суда. «По армейским традициям, военно-полевой суд возглавлял старший офицер; несколько других офицеров составляли совет, обычно их было четверо, могло быть и больше, но, как правило, не меньше трех человек… Обвиняемый имел право вызвать свидетелей для своей защиты, и совет задавал вопросы им, а также любым другим людям на их выбор и таким образом выяснял обстоятельства преступления. Если обвинение подтверждалось, выносился приговор».

Вот так. Никаких хитроумных процедур представления доказательств, никаких стандартов обвинения, никаких нормативов для вынесения приговора, никаких установок, кто мог или должен был входить в «совет» на военном трибунале, – просто «армейские традиции». Эта фраза – как сами видите – застряла в моей памяти.

История посвящается

Карен Генри, Эдиль Куруле

и Чиф Бамблиби-Хедер.

Если подумать, то, пожалуй, во всем был виноват электрический угорь. Еще Джон Грей мог винить – и некоторое время так и делал – благородную Каролину Вудфорд. И хирурга. И уж точно того самого проклятого поэта. Но все же… нет, виноват был все-таки угорь.

Вечеринка состоялась в доме Люсинды Джоффри. Сэр Ричард был в отъезде; дипломат его ранга не мог участвовать в таких фривольных развлечениях. В то время в Лондоне все были одержимы вечеринками с электрическим угрем, но из-за того, что этих существ было мало, частная вечеринка была редким событием. Обычно такие забавы устраивались в публичных театрах, где немногие счастливчики, выбранные для встречи с угрем, вызывались на сцену, где получали удар и вертелись словно кегли на потеху публики.

– Рекорд – сорок два за один раз! – сообщила ему Каролина, с трудом оторвав взгляд от аквариума с электрическим угрем. В ее широко раскрытых глазах светился восторг.

– В самом деле? – Грей, пожалуй, никогда не видел таких странных существ; впрочем, всего лишь странных, но не удивительных. Почти три фута длиной, с тяжелым, почти квадратным телом, округлой головой, которую, казалось, кто-то вылепил неумелой рукой из глины, и крошечными, тусклыми бусинками глаз. Этот угорь совсем не походил на своих извивающихся, гибких сородичей с рыбного рынка – и уж определенно не верилось, что он способен свалить одним ударом электрического заряда сорок два человека.

Угорь был полностью лишен даже намека на красоту; ну, разве что, кроме маленького, тонкого плавника, проходившего вдоль брюха, он колыхался, как колышется на ветру кисейная занавеска. Лорд Джон поделился этим наблюдением с благородной Каролиной и тотчас получил ехидное обвинение в поэтическом настрое.

– Поэтическом? – проговорил за его спиной удивленный голос. – Найдется ли предел талантам нашего галантного майора?

Грей обернулся с любезной улыбкой и, мысленно скривившись, отвесил поклон Эдвину Николсу.

– Я нечаянно вторгся в ваши угодья, мистер Николс, – вежливо сказал он. – Мне не следовало этого делать. – Николс писал ужасные стихи, в основном на любовную тему, и его обожали молодые женщины с определенным складом ума. Благородная Каролина не принадлежала к их когорте и написала весьма умную и едкую пародию на его стиль. Впрочем, Николс едва ли слышал о пародии. Грей надеялся, что он не слышал.

– О, неужели? – Николс поднял рыжеватые брови и кратко, но со значением взглянул на мисс Вудфорд. Его тон был игривый, но самому ему, казалось, было не до шуток. Интересно, сколько он уже выпил, подумал Грей. У Николса пылали щеки и блестели глаза, впрочем, причиной этого могли быть и жара в комнате, и общее возбуждение.

– Вы не думаете восславить в оде нашего друга? – поинтересовался Грей, игнорируя намек Николса, и указал на большой аквариум с плававшим в нем угрем.

Николс рассмеялся, слишком громко – да, выпил он уже немало, – и небрежно махнул рукой:

– Нет, нет, майор. Зачем мне тратить энергию на ничтожное и мерзкое существо, когда меня вдохновляют такие восхитительные ангелочки? – Он ухмыльнулся. Грей не намеревался возводить напраслину на этого человека, но поэт и в самом деле открыто ухмыльнулся. Мисс Вудфорд растянула в улыбке сжатые губы и в знак упрека слегка ударила его по руке веером.

«Где же ее дядя?» – подумал Грей. Саймон Вудфорд разделял интерес своей племянницы к естественной истории и определенно не преминул бы составить ей компанию… О, вот и он! Саймон Вудфорд увлекся беседой с доктором Хантером, знаменитым хирургом – с чего это Люсинда вздумала пригласить и его? Грей посмотрел на Люсинду – она, прищурившись, глядела поверх веера на доктора Хантера – и понял, что она его не приглашала.

Джон Хантер был знаменитым хирургом – и скандально известным анатомом. Ходили слухи, что он не остановится ни перед чем, чтобы получить особенно желанное тело – человека или животного. Его принимали в обществе, но только не в том кругу, к которому принадлежали Джоффри.

У Люсинды Джоффри были необычайно выразительные глаза, ее единственная красивая часть лица, – они были миндалевидные, ярко-серые и умели отправлять через наполненную людьми комнату замечательно грозные послания.

«Иди сюда!» – говорили они теперь. Грей улыбнулся и поднял бокал, приветствуя ее, но не двинулся с места. Глаза прищурились еще сильнее, опасно сверкнули, но внезапно отвлеклись на хирурга, который подбирался к аквариуму с озаренным любопытством и жадностью лицом.

Глаза стремительно вернулись к Грею.

«Убери его!» – говорили они.

Грей взглянул на мисс Вудфорд. Мистер Николс схватил ее за руку и, вероятно, что-то декламировал; у нее был такой вид, словно ей хотелось поскорее высвободить свою руку из его хватки. Грей снова посмотрел на Люсинду и пожал плечами, еле заметно кивнув на мистера Николса, как бы выразив сожаление, что правила приличия не позволяют ему выполнить ее приказ.

– Не только ангельский лик, – говорил Николс, сжав пальцы Каролины так крепко, что она вскрикнула, – но и кожа. – Он погладил ее по руке; ухмылка сделалась еще шире. – Мне интересно, как пахнут ангелы по утрам?

Грей смерил его задумчивым взглядом. Еще одно подобное замечание, и, пожалуй, он будет вынужден пригласить мистера Николса выйти на улицу. Николс был крепко сложен, высокого роста, намного тяжелее Грея и слыл задирой. Попытаюсь сразу разбить ему нос, подумал Грей, готовясь к драке, а потом толкну в живую изгородь на колючки. Если отделать его хорошенько, то сюда он уже не вернется.

– Куда вы так смотрите? – нелюбезным тоном поинтересовался Николс, поймав на себе взгляд Грея.

Громкие хлопки в ладоши избавили Грея от необходимости отвечать – хозяин электрического угря призывал публику к вниманию. Мисс Вудфорд воспользовалась этим и выдернула руку; ее щеки пылали от досады и унижения. Грей немедленно подошел к ней и подхватил ее под локоть, пронзив Николса ледяным взором.

– Пойдемте со мной, мисс Вудфорд, – сказал он. – Давайте найдем подходящее место, откуда можно будет наблюдать за угрем.

– Наблюдать? – раздался голос рядом с ним. – Что, неужели вы собираетесь просто наблюдать, сэр? Неужели вам не любопытно испытать этот феномен на себе?

Возле них возник Хантер собственной персоной и с усмешкой посмотрел на Грея. Его пышные волосы были небрежно стянуты на затылке. Впрочем, одет он был прилично: в лилово-красный камзол. Хирург был широкоплечим и мускулистым, но невелик ростом – на целую голову ниже Грея. Очевидно, он заметил, как Грей переглядывался с Люсиндой.

– О, я полагаю… – начал было Грей, но Хантер уже схватил его за руку и потащил к толпе, собравшейся вокруг аквариума. Каролина, бросив опасливый взгляд на распаленного Николса, поспешила за Греем.

– Мне необычайно любопытно услышать ваш отчет о полученном ощущении, – говорил Хантер. – Некоторые из тех, кто участвовал в таком эксперименте, говорят о замечательной эйфории, мгновенной дезориентации, задержке дыхания или головокружении, иногда о боли в груди. Надеюсь, сердце у вас здоровое, майор? Или у вас, мисс Вудфорд?

– У меня? – удивилась Каролина.

Хантер поклонился ей.

– Мне было бы особенно интересно увидеть вашу реакцию, мэм, – почтительно произнес он. – Лишь очень немногие леди обладают смелостью решиться на такое приключение.

– Она не хочет, – поспешно сказал Грей.

– Нет, отчего же? Пожалуй, я хочу, – объявила Каролина и, чуточку нахмурив брови, посмотрела на него, потом на аквариум с длинной, серой тенью в воде. Она еле заметно содрогнулась, и это не ускользнуло от Грея, но после долгого знакомства с этой леди он знал, что это означало скорее предвкушение, чем отвращение.

Не укрылось это и от доктора Хантера. Он еще шире усмехнулся и снова отвесил поклон, протягивая руку мисс Вудфорд:

– Позвольте занять вам место, мэм.

Грей и Николс рванулись вперед, желая остановить хирурга, столкнулись друг с другом и обменялись сердитыми взглядами, а доктор Хантер подвел Каролину к аквариуму и представил ее хозяину угря, щуплому, мрачному человечку по имени Хорас Садфилд.

Грей оттолкнул Николса и, нырнув в толпу, беззастенчиво пробился вперед. Хантер заметил его и просиял:

– Майор, в вашей груди остался металл?

– Что-что? Что осталось?

– Металл, – повторил Хантер. – Артур Лонгстрит описал мне операцию, в ходе которой он удалил из вашей груди тридцать семь кусочков металла. Я впечатлен. Впрочем, если там что-то осталось, я не советую вам экспериментировать с угрем. Дело в том, что металл проводит электричество, и шанс получить ожог…

Николс тоже пробрался через толпу и, услышав эти слова, презрительно засмеялся.

– Удобное оправдание, майор, – сказал он с ехидной усмешкой. Все-таки он очень пьян, подумал Грей. И все же…

– Нет, я не отказываюсь, – резко заявил Грей.

– Превосходно, – вежливо сказал Садфилд. – Сэр, как я понимаю, вы солдат? Смелый джентльмен. На мой взгляд, кто лучше вас сможет стать первым?

Не успел Грей возразить, как обнаружил себя рядом с аквариумом. Рука Каролины Вудфорд сжимала его руку. Другую ее руку держал, сердито сверкая глазами, Николс.

– Леди и джентльмены, встанем в цепочку! – крикнул Садфилд. – Сколько, Доббс?

– Сорок пять! – отозвался его ассистент из соседней комнаты, через которую тянулась цепь участников эксперимента. Все держались за руки и сияли от восторга. Остальные гости стояли в стороне, замерев в ожидании.

– Все крепко держат друг друга за руки, все! Крепко! – крикнул Садфилд. – Пожалуйста, леди и джентльмены, крепко держите за руки ваших друзей, очень крепко! – Он повернулся к Грею, и его маленькое лицо озарилось радостью. – Начинайте, сэр! Пожалуйста, крепко схватите его – вон там, прямо в основании хвоста!

Игнорируя собственный здравый смысл и последствия для кружевных манжет на рукавах, Грей выставил вперед челюсть и сунул руку в воду.

За долю секунды до того, как он схватился за покрытого слизью угря, он ожидал увидеть искры, электрический разряд, какой бывает, если дотронуться до лейденской банки. Ничего такого не было. Его резко швырнуло назад, все мышцы его тела свело судорогой, он очутился на полу, трепыхаясь, словно выброшенная на берег рыба, и судорожно хватая воздух в безуспешной попытке снова научиться дышать.

Хирург с живым интересом присел возле него на корточки.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он. – Голова кружится?

Грей тряхнул головой. Он открывал и закрывал рот, словно золотая рыбка, и с некоторым усилием ударил себя в грудь. После такого разрешения мистер Хантер тут же наклонился, расстегнул на Грее камзол и приник ухом к его рубашке. То, что он услышал – или не услышал, – казалось, его встревожило, потому что он резко выпрямился, сжал кулаки и обрушил их на грудь Грея со стуком, отозвавшимся в его позвоночнике.

Этот удар оказался спасительным – он выпустил воздух из легких Грея; они, повинуясь рефлексу, наполнились вновь, и Грей вдруг вспомнил, как надо дышать. Его сердце тоже, казалось, вспомнило свою обязанность и стало биться. Грей сел, упредив новый удар хирурга, и, моргая, стал наблюдать за тем, что творилось вокруг него.

На полу валялись люди. Одни уже шевелились, другие лежали неподвижно, раскинув руки и ноги; некоторые приходили в себя, и друзья помогали им встать. Раздавались восторженные возгласы. Садфилд стоял у аквариума, сияя от гордости и принимая поздравления. Сам же угорь казался раздраженным; он кружил в аквариуме, сердито шевеля тяжелым телом.

Эдвин Николс стоял на четвереньках, но потом медленно поднялся на ноги. Оглядевшись, он наклонился, схватил за руки Каролину Вудфорд и помог ей встать. Она сделала это, но так неловко, что пошатнулась и упала ничком на Николса. При этом он тоже потерял равновесие и с размаху сел на пол, а благородная Каролина оказалась на нем. То ли от шока и возбуждения, то ли от выпитого, то ли от обычного своего хамства, но он воспользовался моментом – и близостью Каролины – и жадно впился губами в ее губки.

Потом все происходило в каком-то тумане. У Грея осталось смутное впечатление, что он таки сломал Николсу нос. Основанием для такой догадки были распухшие костяшки на его правой руке. В любом случае, шума было много. Грея не покидало неприятное ощущение, что он не совсем уверенно находится в собственном теле и все время куда-то из него выплывает.

А то, что все-таки оставалось в пределах его плоти, было крайне спутанным. Его слух, и без того пострадавший несколько месяцев назад при взрыве пушки, полностью пропал от электрического шока. Вернее, слышать-то Грей слышал, но услышанное не обладало никаким смыслом. Отдельные слова достигали его сознания сквозь завесу шума и звона, но ему не удавалось соединить эти слова в разумном соответствии с шевелением губ, произносивших их. Грей не был уверен и в том, говорил ли его собственный голос именно то, что должен был говорить, а не что-то другое.

Его окружали голоса, лица – поток лихорадочных звуков и движений. Люди касались его, толкали, тянули куда-то. Он резко вскинул руку перед собой, то ли чтобы определить, где он находится, то ли для удара, и почувствовал, что она врезалась в живую плоть. Снова оглушительный шум. Но вот он стал узнавать окружающих: Люсинда была в шоке и ярости; у огорченной Каролины растрепались ее рыжие волосы, с них осыпалась вся пудра.

К тому же он не был уверен, бросил ли он сам вызов Николсу или все было наоборот. Конечно же, Николс должен был вызвать его. Он отчетливо помнил, как Николс прижимал к носу промокший от крови носовой платок, какая убийственная злоба горела в его прищуренных глазах. Но потом он обнаружил, что стоит без мундира и камзола, в одной рубашке в маленьком парке перед дворцом Джоффри и держит в руке пистолет. Ведь сам он не выбрал бы для дуэли чужой пистолет, не так ли?

Или, возможно, Николс как-то оскорбил его и он вызвал этого писаку на дуэль?

Ветер трепал на нем рубашку, только что прошел дождь, тянуло промозглой сыростью. Обоняние Грея удивительно обострилось; казалось, оно единственное работало в полную силу. Он ощущал запахи дыма из печных труб, влажной зелени растений, собственного пота – странно, но от его пота почему-то пахло металлом. И еще запах чего-то гниловатого, запах грязи и слизи. Подчиняясь рефлексу, он вытер о рубашку руку, которая дотрагивалась до угря.

Какой-то человек говорил ему какие-то слова. Не без усилий Грей сосредоточил внимание на мистере Хантере. Хирург стоял рядом с ним, и на его лице был написан все тот же живой интерес. «Да, конечно, хирург им нужен, – туманно подумал Грей. – На дуэли плохо без хирурга».

– Да, – кивнул он, поняв, что хирург что-то спросил, изогнув брови дугой. Потом его охватил запоздалый страх, что он только что пообещал свое тело хирургу в случае гибели, и он свободной рукой схватил Хантера за полу камзола.

– Вы… не… прикасайтесь ко мне, – сказал он. – Никакого ножа. Упырь, – добавил он для убедительности, отыскав наконец подходящее слово. Хантер кивнул; казалось, его не оскорбили слова Грея.

Небо было затянуто тучами. Единственным источником света были далекие факелы у входа во дворец. Николс казался белесым пятном, оно медленно приближалось.

Кто-то схватил Грея, насильно повернул его, и он оказался спина к спине с Николсом; Грей ощутил тепло тела этого крупного мужчины, и это его поразило.

Черт, неожиданно подумал он. Неужели надо стрелять?

Кто-то дал команду, и он пошел – ему казалось, что он идет, – пока его не остановила вытянутая рука. Он повернулся в ответ на чьи-то настойчивые указания.

«Ох, проклятье, – мелькнула в его мозгу опасливая мысль при виде опускавшейся руки Николса. – Мне плевать».

Он моргнул от вспышки выстрела, услыхал, как кто-то испуганно ахнул, и стоял мгновенье, гадая, попала в него пуля или нет. Вроде все было нормально, и кто-то рядом с ним торопил его с ответным выстрелом.

«Чертов поэт, – подумал он. – Сейчас я выстрелю в воздух, и готово. Я хочу домой». Он поднял руку, дуло пистолета уставилось в небо, но рука на миг утратила связь с мозгом, а запястье расслабилось. Он попытался снова поднять руку, и его палец нечаянно нажал на спусковой крючок. Грей не успел отвести ствол в сторону.

К его удивлению, Николс пошатнулся и упал на траву. Потом сел, опираясь на руку и запрокинув голову; другой рукой он вцепился в свое плечо.

Полил дождь. Грей сморгнул с ресниц капли и тряхнул головой. Воздух казался ему резким, острым на вкус, словно разрезанный металл, и на миг ему почудилось, что он пахнет… багряным.

– Так не бывает, это неправильно, – сказал он и обнаружил, что к нему вроде окончательно вернулся дар речи. Он повернулся к Хантеру, хотел что-то сказать ему, но хирург, конечно, бросился к Николсу и уже снимал с него рубашку. На ней была кровь, Николс отказывался лечь и размахивал здоровой рукой. Кровь текла из его носа. Возможно, она и испачкала его рубашку.

– Сэр, пойдемте отсюда, – произнес рядом с ним чей-то голос. – Все это может скверно обернуться для леди Джоффри.