Ищи меня в отражениях

Глава 1

Обычно раннее детство вспоминается смутно. Из тумана памяти проступают неясные очертания лиц, а события кажутся странными и нелогичными, как во сне. Но мое первое детское воспоминание – очень яркое, будто добавили цвета и резкости в картинку, усилили звук и обострили запахи. Вот я сижу на кровати, застеленной ослепительно белой простыней. За большими окнами в рамах с облупившейся краской шелестит зеленая листва. Ветви дерева глухо постукивают в стекло, а на коричневом кафеле пола играют солнечные блики. Я держу старого плюшевого зайца. Его мне только что дала женщина в белом халате. У нее добрая улыбка и глаза как блюдца, за толстыми стеклами очков. Она то просит показать ей язык, то рассматривает мои ладони и ступни, то мягко трогает за запястье и задумчиво шевелит губами. Еще одна женщина моет пол, что-то рассеянно напевая под нос. Вдруг из коридора доносятся крики и тяжелая поступь быстрых шагов. Дверь распахивается и бьётся о стену с такой силой, что кусок штукатурки падает и пыльно разбивается о влажный пол.

На пороге высокий мужчина, всклокоченный и худой. Его взгляд, полный страдания, лихорадочно мечется по комнате и останавливается на мне. Я помню этот пугающий взгляд и чувствую, как дрожь пробегает по телу. Страшный человек с хрипом бросается вперед. Женщина в очках хватает меня и прикрывает собой, другая пытается преградить безумцу путь. Появляются еще люди: пара мужчин в зеленой униформе и совсем молоденькая медсестра, которая визжит что-то невнятное. Сумасшедшего хватают и волокут назад в коридор. Тот отчаянно сопротивляется и хрипит проклятия. В последнем бешеном порыве сумасшедший кричит, выплевывая каждое слово с каплями слюны: “Он монстр! Он убил свою мать! Он и вас убьёт! Да послушайте же! Вы ничего не понимаете! Его надо изолировать! Нет! Его надо уничтожить!”. Я до сих пор слышу отчаянные вопли моего отца. Помню каждое слово. В мельчайших деталях вижу мутные, в красных венках глаза, словно было только вчера, а не одиннадцать лет назад. И это воспоминание – все, что знаю об отце. Он умер через три месяца в психиатрической лечебнице. Так мне сказали потом. Маму не помню вообще.

Глава 2

Ведут в школу, как малолетку. А ведь мне четырнадцать, мог бы и сам разобраться. Просто в обычную школу ходить не доводилось. Жил и учился по детским домам с такими же сиротами и детьми из неблагополучных семей. С нормальными детьми, у которых мамы и папы, куча личного барахла, карманные деньги на кино и мороженое, солнечные каникулы на морском берегу – с такими практически не общался. В детском доме Зауральска, куда меня занесло на этот раз, всего один класс начальной школы. Поэтому с сегодняшнего дня я новичок в стаде избалованных придурков. Мало того, что настроение с самого утра паршивое, а тут еще директор, Юрий Михайлович, ведет чуть ли не за ручку у всех на глазах и щебечет, не заткнешь. Вообще он мужик, кажется, неплохой. Хотя, что можно сказать о человеке за три дня знакомства? Поживем – увидим. Внешность у него очень колоритная: борода, как говорят, окладистая, и русые волосы, густые и длинные, почти до плеч. Ему бы майку с черепами да глаза подвести черным, неплохой байкер получится.

Он все пытается подбодрить, и не понимает, что нагнетает и делает только хуже.

– Это замечательная школа! Тебе обязательно понравится! Все наши ребята довольны. И друзья у тебя будут.

“Вот это вряд ли…” – подумал я. Вслух же промычал:

– Мм-м… да, конечно.

– Я уже договорился с Оксаной Николаевной. Тебя записали в 8-Г.

– Здорово… значит буду “Гэшкой”, – без энтузиазма ответил я.

Директор наконец-то оставил попытки меня разговорить. Все эти социальные работники сначала милые до приторности, и чем милее вначале, тем бóльшими сволочами оказываются впоследствии.

Но, честно говоря, злился я сейчас больше на себя, и ни директор, ни новая школа тут ни при чем. А все потому, что ноябрь – самый неурожайный на чувства месяц, и я уже которой день сижу на вынужденной диете. А когда голодный, контролировать себя невероятно сложно. Надеюсь, директор не заметил, что мои волосы за последние пять минут посветлели, а глаза поменяли цвет с темно-синего на серый. Усилием воли я попытался прекратить это безобразие. Теперь голова трещит, будто в ней кто-то бильярдные шары гоняет.

Пока дулся на директора, на себя и на весь мир, мы миновали грязный переулок между потертыми жилыми домами, и вышли к территории школы, огороженной металлической сеткой. Школа, как и все здания в этом городе, с виду серая трехэтажная коробка с плоской крышей и большими тусклыми окнами в черных рамах. С правой стороны безлюдное крыльцо с навесом и широкими лестницами. Метрах в тридцати от крыльца большим вонючим озером раскинулся котлован, наполовину заполненный мутной коричневой жижей. Из воды торчат разнокалиберные сваи, а по берегам груды строительного мусора.

Тоже, поди, строили-строили и наконец… недосторили.

В Горянке та же история. Хотели новый спортзал и столовку для сирот отгрохать, а получилась помойка посреди жилого квартала. Зато у пацанов новое развлечение – катание по котловану на плоту. Они его из подручных средств сколотили. Очень интересное занятие – копаться в грязи…

За котлованом виднелось здание школьной теплицы, окутанное буйной зеленью. Из-за его пристройки вышла маленькая пухлая женщина в белом пальто и светлых туфлях. Она начала обходить котлован, направляясь в сторону школы по узкой тропинке, протоптанной в земле. Несколько раз она поскальзывалась на раскисшей слякоти и почти падала, но в последний миг опять находила точку опоры, балансируя широко расставленными руками. Зрелище, как в шапито. Я бы с удовольствием и дальше смотрел на это бесплатное представление. Падение в грязь белого пальто было вопросом времени. Но директор уже скрылся за углом школы, и пришлось его догонять. Танцующая в грязи женщина пропала из виду.

Со двора школа выглядела куда оживленнее. Дети разных возрастов сновали, как муравьи, стекаясь с разных сторон к небольшому крыльцу запасного выхода. Мимо проскользнула цепочка мелюзги. Все в спортивной форме, видимо, торопятся к стадиону на физру.

“Сифа!” – неожиданно заорал кто-то сзади. Я оглянулся, и не напрасно. Как бешеный носорог, на меня несся долговязый детина. Я едва успел увернуться от сумки, просвистевшей в миллиметре от уха. Не достигнув цели, сумка плюхнулась прямо в середину огромной лужи. Но тут же другой остолоп подхватил ее и с тем же боевым кличем атаковал следующую жертву. Этот оказался более метким. Сумка угодила в затылок девчонки, сбив с нее смешную шапку с помпоном. “Тупила, Ступакова, держи сумку!” Девочка нагнулась и подобрала шапку, а потом и забрызганную грязью сумку. Лицо у нее было бледное и серьезное, глаза сверкали серым, а губы превратились в сплошной минус. Роста она была небольшого, но стояла прямо, как скала, презрительно оглядывая обидчика.

Шла бы ты скорее, пока еще не наваляли.

Мой провожатый оказался на редкость ловким типом. Он быстро поймал сначала одного метателя сифы, а потом и второго.

– Пойдем, – окликнул меня Юрий Михайлович. – Этим горе-спортсменам с нами по пути. Пусть побеседуют с директором.

В капканах рук Юрия Михайловича пацаны извивались, как червяки, а мы медленно, но верно продвигались к кабинету директора школы.

Секретаря на месте не оказалось, зато на наши тяжелые шаги вышла сама директриса, высокая женщина с крупными чертами лица и лошадиными зубами, но вполне миловидная.

– Здравствуйте, Оксаноч… Оксана Николаевна, – выдохнул Юрий Михайлович, покраснел, и выражение его лица стало по-детски глупым. Вокруг его головы расцвело и замерцало розовое облако.

Ну кто бы мог подумать, что в кабинете директора ждет такая удача! Руки разжались, и я принялся за завтрак. Я весь до кончиков волос превратился в черную дыру и тянул энергию, разгоняя реактор сердца. В то время как Юрий Михайлович бледнел и успокаивался, я задышал глубоко и часто, избавляясь от усталости и апатии последних дней.

Юрий Михайлович наконец-то вспомнил, зачем пришел. Он опустил руку мне на плечо и слегка подтолкнул вперед, представляя директрисе:

– Вот, привел вам нового ученика, зовут Тимофей Невинный.

– Ну, это мы еще посмотрим…

Н-да, в миллионный раз это особенно смешно.

– А эти тоже ваши? – спросила она, посмотрев в сторону двух любителей поиграть в баскетбол чужими сумками.

– Нет, к счастью. Нам чужого не надо. Думаю, они сами расскажут о своих подвигах.

– Хорошо, – вздохнула Оксана Николаевна, давая понять, что на самом деле ничего хорошего шутников не ожидает. Парни у двери сопели и переминались с ноги на ногу.

– Ну что ж… – протянула она, взмахивая рукой и высвобождая из рукава платья часики на тонком золотом браслете. – Звонок дадут через пять минут. Нам стоит поторопиться. Первым уроком у тебя алгебра, – она взглянула на меня. – Наталья Георгиевна очень не любит, когда прерывают ее уроки. Потом занятия по русскому и литературе. Одноклассники проводят тебя до кабинета. Последним уроком стоит физкультура. Ты сегодня можешь не ходить, но к следующему разу, пожалуйста, будь готов.

Она направилась к выходу приглашая меня следовать за собой. В проеме двери директриса кокетливо оглянулась.

– Подождите здесь, Юрий Михайлович, я буквально на несколько минут. Мне нужно еще кое-что с вами обсудить.

– Конечно, конечно, не торопитесь, – расплылся в улыбке тот, излучая энергию, как электростанция.

Уходить совсем не хотелось. Чтобы по-настоящему насытиться, нужно гораздо больше. Когда еще представится такой случай? Но моими желаниями здесь интересовались в последнюю очередь.

Оксана Николаевна повела на третий этаж. Мы чинно прошествовали мимо дверей с табличками “Кабинет географии” и “Кабинет истории”, и, наконец, добрались до заветной двери. Оксана Николаевна постучала и, не дожидаясь ответа, открыла, пропуская меня вперёд.

Сколько раз приходилось входить в класс вот так, после звонка, с директором или старшим воспитателем? Я уж со счета сбился. “Ребята, у нас новенький.” Двадцать пар глаз тупо смотрят на тебя. А ты замечаешь, как один болван ковыряет в носу. Другой болван бьет третьего болвана линейкой. Еще один болван обязательно хихикает и говорит какую-нибудь пакость на ухо соседу. Девчонки смотрят так, будто им впаривают барахло, а они сомневаются, брать или не брать. Самый дерзкий болван обязательно попытается поставить подножку. Цирк бесплатный!

Мы вошли. Классы ничем не лучше, а может даже и похуже детдомовских. Три ряда парт с лавками, выкрашенными в светло-зеленый цвет и местами облупившиеся. Видавший виды учительский стол с потрескавшейся полировкой столешницы, коричневая доска в меловых разводах, по стенам развешаны математические таблицы и пара портретов с неизвестными мне учеными. На окнах потрепанные тюлевые занавески, сиявшие белизной когда-то в другой жизни. На подоконниках пара горшков умирающей от засухи герани и уродливо разросшееся алоэ. Пахнет мелом и потными подмышками.

Перед классом возле доски стояла маленькая пухлая женщина с двойным подбородком, та самая, что танцевала в грязи. Большие круглые очки с толстыми линзами чудом держались на кончике ее носа. Острый, словно скальпель, взгляд препарировал пространство вокруг, а пальцы теребили длинную стальную указку. Наталья Георгиевна в раздражении ожидала, когда класс затихнет, и все займут свои места. Несколько ребят все еще копошились возле парт.

– Рамазанов! Ты когда усядешься, наконец?! – гаркнула математичка, отчего полный и неуклюжий пацан, по всей видимости, тот самый Рамазанов, поспешно плюхнулся на лавку. Нечаянно он смахнул учебник, и тот с треском повалился на пол, за ним последовала ручка.

– Рамазанов! Ты опять всех задерживаешь! Из-за тебя у класса будет меньше времени на проверочную работу!

Рамазанов, затравленно озираясь, с третьей попытки поднял книгу. Чтобы достать ручку, он с полминуты шарил в ногах впереди сидящей девчонки. Та же, вместо того чтобы помочь, только насмешливо корчила рожу. Наконец, Рамазанов отыскал пропажу и, пыхтя, уселся за партой.

Мне стало противно, и я поспешил перевести взгляд куда угодно, лишь бы не видеть Рамазанова. Так уж случилось, что в поле зрения опять попала Наталья Георгиевна. И тут я понял, отчего мой жирный одноклассник ведет себя так, будто он не на уроке математики, а в концентрационном лагере. Математичка, продолжая теребить указку, следила за каждым его движением и сосала энергию.

Паучиха! И угораздило опять нарваться на вампира страха! Вечно они все дело портят. Запугают так, что поджилки трясутся. Какая уж там любовь. Где страх, там нет любви. А если нет любви, я останусь голодным…

– Наталья Георгиевна, извините, что прерываем… – послышался нетерпеливый голос директрисы.

– Ничего, Оксана Николаевна. Вы привели новенького.

Что, рассчитываешь получить еще одну жертву?

– Да. Это новый ученик. Зовут Тимофеем. Фамилия Невинный. Он из Никитского детского дома. Запишите, пожалуйста, в журнал. У него пока нет учебников, но я уверена, к следующему уроку он подготовится.

– Проходи, Тимофей. Вот тут есть свободное место, – математичка махнула рукой в сторону класса.

Я направился к указанному месту и в удивлении остановился. Взгляд уперся в ту самую девчонку со школьного двора, над которой издевались два лоботряса. Она сидела рядом с моим местом, опустив голову и устремив взгляд на сцепленные руки. Выглядела она жалко. Светло-русые волосы кое-как собраны в хвостик, на правой щеке черными точками застыла грязь. Такие же мелкие, уже засохшие брызги красовались на белом воротничке синего в красную клетку платья. Злополучная сумка, вся в коричневых кляксах, валялась у нее под ногами. Девчонка носком ботинка подвинула ее в сторону.

– Садись, – математичка подтолкнула меня в спину. – Не задерживай класс.

Раздалась пара смешков, и я поспешил сесть. Не хватало стать посмешищем в первый же день. Тем временем директриса исчезла за дверью, и урок пошел своим чередом.

Математичка, как и обещала, начала с проверочной работы. На решение трех уравнений всего десять минут. Класс загудел. Сосед Рамазанова ткнул его в спину ручкой, обозвав “жиртрестом” и “идиотом”. “Сам идиот!” – буркнул Рамазанов, за что тут же получил подзатыльник от математички. Однако протестующих не осталось, как только каждый получил свой листок с заданием. Класс погрузился в тишину, лишь изредка прерываемую скрипом лавок или шуршанием тетрадной страницы.

Задание было довольно сложным, и я успел решить только два уравнения. Неужели кто-то осилил все три? Посмотрел бы я на него. Вообще-то в алгебре я неплохо соображаю, но тут одной писанины на целый лист.

Наталья Георгиевна уже шла по соседнему проходу и собирала работы. То и дело слышались недовольные вздохи, когда она выдергивала тетрадь из-под руки ученика. Понимая, что нет смысла браться за последнее уравнение, я скосил взгляд в сторону соседки. Она все еще корпела над первым.

Приглядевшись, заметил, девчонка неправильно переписала задание в тетрадь. Умудрилась перепутать плюс и минус, а один знак и вовсе потеряла. Неудивительно, что ничего не получается.

Может сказать ей? Да какая разница?

Математичка сложила работы аккуратной стопкой у себя на столе и принялась объяснять новую тему. Надо сказать, учителем она была неплохим. Рассказывала просто и доходчиво, и я даже увлекся уроком. Но потом Рамазанова вызвали к доске. Видимо, сегодня он был любимой жертвой.

Бедолагу спас звонок. Но не только он спешил поскорее убраться из класса. Всех будто унесло ураганом. Запихивая тетрадь в сумку, я тоже побежал в коридор.

Глава 3

Кабинет русского и литературы оказался этажом ниже. Пока шла перемена, одноклассники рассыпались по коридору, занимаясь кто чем придется. Знакомиться никто не спешил. А я и подавно не торопился найти очередного воздыхателя. Встал в сторонке и пригляделся к ребятам.

Несколько пацанов начали играть в наступашки. По крайней мере, так эту игру называли в моем предыдущем детском доме. Эти дурни ржали и толкались, как малолетки, пытаясь наступить друг другу на ноги. Вообще-то мы тоже не брезговали наступашками, но скакать за здорово живешь никто бы не стал. Иногда играли на деньги. Но чаще всего на кону стояло дежурство по комнате.

Неподалеку пара знатоков спорила, какой внедорожник круче, “Гранд Чероке” или “Хаммер”. Где они видели такие тачки? Только на картинках…

Девчачья половина сбилась в кружок. Они шушукались, хихикали и кидали в мою сторону любопытные взгляды. Ну вот, и дня не прошло… Детдомовщиной заинтересовались. Отсутствие прыщей все компенсирует.

На нас часто смотрят, как на ущербных. Во взгляде одновременно и жалость, и презрение. А если уж парень, тем более пропащий, без надежды и будущего. В глазах домашних сопляков ты уже уголовник, наркоман или уличный попрошайка. А тут, смотри-ка, чуть ли не подмигивают. Нет уж, спасибо. Из-за таких вот истеричек я в Горянке всего полгода продержался. И черт меня дернул улыбнуться ей тогда!

Я отвернулся от курятника, и заметил соседку по парте. Она стояла у окна. Взгляд неподвижен, на лице застыло выражение прямо-таки вселенской грусти.

Да уж, радости мало. Двойка по математике обеспечена.

Соседка вдруг встрепенулась и зашагала к группе одноклассниц.

– Вика! – обратилась она к рыжеволосой веснушчатой девчонке.

Та обернулась, наигранно закатила глаза и бросила:

– Тебе чего, Ступакова? У нас бойкот, ты забыла?

– Нет, – холодно ответила Ступакова. – Галина Абрамовна просила передать, что ты не сдала домашнюю работу на прошлом занятии.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла проч.

– Угу. Иди и дальше подлизывайся к учителям, – проворчала Вика.

Ступакова вернулась к окну. Там она и простояла до конца перемены, изучая дождевые капли на стекле.

Прозвенел звонок, и ребята потянулись в класс. Я вошел одним из последних и, заметив уже знакомое свободное место, устремился прямиком к нему. Соседка готовилась к уроку, выкладывая учебники и целую горсть разноцветных ручек. Я присел рядом, достал чистую тетрадь и единственную ручку, что была у меня в арсенале. Девчонка рядом тоже покончила с приготовлениями и опять уткнулась в окно.

Интересно, что она там высматривает? И неужели это что-то может привлекать сильнее, чем симпатичный новенький?

Равнодушная соседка по парте – то, что нужно. Вот только тело мое такое положение вещей не устраивало. Волосы начали темнеть, ощущалось сильное напряжение в скулах, а глаза защипало, будто в них лимоном брызнули. Я весь напрягся, пытаясь сдержать превращение. В затылок ударила тупая боль. Чувство голода вернулось с прежней силой, и я крепко сжал кулаки. Придется потерпеть до следующей перемены, а там обязательно найду, чем поживиться.

Учитель русского, толстушка с улыбчивым круглым лицом, оказалась куда приветливее математички. Даже пожелала удачи в новой школе.

Начали с диктанта. Ольга Николаевна – так звали учительницу – читала отрывок из какого-то романа. Слова произносила четко и с выражением, только пень запятую пропустит. Вспомнив, сколько ляпов сделала соседка на математике, я заглянул в ее листок. Беглого просмотра хватило, чтобы заметить несколько до смешного нелепых ошибок. Не говоря о классике жанра типа “девчЕнка”, были такие как “будуЮщий”, “остаёЦА”, и даже “дрИбИзжаЧий”. Но больше всего повеселил “преподавИтель”. Перлы с начальной школы.

Я легонько тронул соседку за плечо. Она вздрогнула, как от удара.

Вот странная!

Я показал кончиком ручки на ошибки. Исправлять писанину она не спешила, а вместо этого воззрилась, словно стала свидетелем сомнительного фокуса и еще не понимает, в чем подвох. Я пожал плечами и отвернулся.

Что за идиотская идея помогать ей? Пожалел неумеху, а ей моя жалость до звезды.

Остаток урока сидел отвернувшись. Она же, напротив, заинтересовалась мной и рассматривала, словно я музейный экспонат. Когда прозвенел звонок, обратилась ко мне:

– Спасибо за диктант. Я Надя, – и протянула руку.

Вот еще! Рук я девчонкам не жал!

– Тимофей. Не за что, – озадаченно отозвался я.

Она пожала плечами и вышла из класса. Заняла свой сторожевой пост у окна. Пару секунд я наблюдал за ней, но потом отвлекся на кое-что поважнее.

Я почувствовал очень сильный источник энергии. Она била ключом, расползаясь по классу сладкими густыми волнами. А я уже начал опасаться, что никто из одноклассников не влюблен. Не двигаясь, боясь спугнуть, я жадно потянул энергию и чуть не захлебнулся. В глазах поплыло, и из груди вырвался стон. Боже, как хорошо! По всему телу словно солнечные зайчики заплясали. Я втянул голову в плечи, закрыл глаза и утонул в буре чистого кайфа. Но неожиданно вкус переменился, появилась горчинка, а потом источник и вовсе иссяк. Не сдержавшись от досады, я стукнул кулаком по парте. Так всегда с любовью подростков: сначала фейерверки вкусов, но все неизменно заканчивается горечью.

Я обернулся, чтобы проверить, кто испортил все дело. Вычислить влюбленного Ромео не составило труда. Скорбная физиономия следила за объектом своих вожделений. Это был мальчишка с растрепанными волосами цвета соломы и перекошенным воротничком рубашки. Обладатель острого носа, усыпанного яркими веснушками, своими короткими и резкими движениями напоминал воробья. Проницательный взгляд, следующий по пятам той самой Вики, выдавал его с головой.

Вика напропалую флиртовала с кудрявым красавчиком. Он ей нравился, но не более того. Меня не проведешь. С кудрявым тоже все ясно, Вика не в его вкусе. Но, видно, ему льстит внимание рыжей, раз так старается поддержать милый треп. А Ромео совсем скис, рожа такая, будто у него колики.

Вернулась соседка, вытащила из-под парты грязную сумку. Между нами начала расти пирамида из учебников и тетрадей.

А задачник-то зачем на литературе?

Последним соседка достала небольшой альбом. Карандаш в ее левой руке запорхал смело и размашисто. Из-за груды учебников было нелегко подглядывать. Но в конце концов я сумел найти удачное положение.

Сначала в хаосе линий трудно было различить что-то конкретное. Но чем плотнее укладывались на бумаге штрихи, тем отчетливее вырисовывались формы. Словно из тумана проступали один за другим нос, губы, подбородок, брови и, наконец, глаза. Туман рассеялся окончательно, и я с ужасом узнал в незнакомце себя, переданного с невероятной точностью. Я не понимал, как возможно, чтобы человек, неспособный без ляпов переписать в тетрадь строчку цифр и делающий по три орфографические ошибки в слове, уловил, запомнил, и перенес на бумагу сложнейший образ – человеческое лицо. Она даже не смотрела на меня, пока рисовала.

По спине поползли мурашки. Я закрыл лицо руками.

Она расколет меня как орех, в два счета!.. Как обмануть ее фотографическую память? Никакие логические доводы не убедят девчонку не верить своим глазам. Ведь я меняюсь, не могу себя контролировать! И надо было так влипнуть на ровном месте!

– У тебя голова болит?

Я вздрогнул.

– Что? – я оторвал руки от лица.

– Тимофей, ты плохо выглядишь, – учительница смотрела озабоченно. – Если себя плохо чувствуешь, сходи в медпункт.

– Да… кажется… мне что-то нехорошо…

– Надя, проводи Тимофея и возвращайся на урок.

Вот спасибо! Только этого не хватало!

Я сгреб вещи в сумку и поспешил вон из класса.

– Эй! Ты куда так торопишься? Ты не в ту сторону пошел, – услышал я вслед.

Я резко повернулся и поплелся за Надей, отставая на полшага и стараясь больше не попадать в ее поле зрения. Мы молча прошли в конец крыла и остановились возле двери с табличкой “Медпункт”.

– Ну, пока, – сказала она.

Опять пялится!

– Угу, – я поспешил скрыться в кабинете врача.