Более же всего имейте усердную любовь друг ко другу, потому
что любовь покрывает множество грехов
Апостол Петр
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастна семья, несчастна по-своему. Все смешалось в доме Облонских. А началось с того, что однажды за завтраком Долли сказала мужу, что хорошо бы найти няню для детей. У нее уже не хватает сил следить за потомством, заниматься домом, так как в последнее время стало подводить здоровье. Врачи рекомендует больше отдыхать и меньше заниматься делами. А еще лучше отправиться подлечиться на курорт.
Степан Облонский или как звали его друзья Стива, при упоминании о курорте аж закряхтел. Он сразу же подумал, что если отправить жену на курорт, а она поедет только за границу в престижное место, придется выложить значительную часть средств, которые у них есть, а с этим совсем не густо. Это означает отказ от немалого числа житейских радостей. А жизнь и так не сладкая, с деньгами туго. И где их взять, пока неизвестно. А вот на счет няни… Стива задумался. Конечно, это тоже весьма недешевое удовольствие, но Долли права, ей нужна помощница. В свое время они как-то не очень думали, как управиться со всей этой оравой, делая детей. Уж слишком были захвачены самим процессом. Вообще-то он был не то, что против, но ему вполне бы хватило и одного ребенка. Но вот Долли приспичило иметь большое потомство; едва они поженились, как она заявила ему, что желает иметь многодетную семью. Стива тогда подумал, что это блажь с возрастом у нее пройдет. А вот нет, как-то незаметно появился целый выводок.
Конечно же, детей он любил. Но сильного желания заниматься ими не испытывал. И свалил всю заботу о них на жену. Сначала Долли хотела работать, но тогда ему бы пришлось часть труда по воспитанию своих чад взять на себя. Но это означало отказаться от многих приятных забав, и он убедил супругу оставить службу и посвятить всю себя потомству. Но вскоре почувствовал, что эта мера имела и обратные стороны, денег в семье стало меньше. Иногда не хватало на самое необходимое. А отказывать себе в чем-то он не привык. Но теперь ему придется пойти на некоторое самоограничение, со вдохом подумал он. Долли слишком устает, ей нужен щадящей режим. Но как сделать так, чтобы и няню нанять и чтобы себя в расходах урезать как можно меньше?
Мысль пришла к нему внезапно, он вдруг вспомнил, как один из его знакомых говорил ему, что не может нарадоваться на нанятую им няню для своих двух отпрысков. Платит он ей не так уж и много, а работает она добросовестно. А все потому, что эта няня – филиппинка. Их там специально готовят к такой работе, учат, как надо вести себя в иностранных семьях. Не случайно, что домработницы из Филиппин пользуются популярностью и в Соединенных Штатах, и Европе. В таком случае, почему бы ему не воспользоваться их услугами?
Тогда о своей идее он не стал рассказывать жене – мало ли как она отнесется к такой экзотической прислуге. Решил поставить ее перед свершившимся фактом. А сам занялся поиском няни.
Дело оказалось совсем не сложным, по Интернету нашел рекрутинговое бюро, которое поставляло такой персонал. По телефону договорился о встрече и поехал туда, рассказал о своих требованиях к прислуге. Ему обещали позвонить. И через два дня выполнили обещание.
Стиве представили их будущую няню. Звали ее вполне цивилизовано – Мария Облена. Маленького роста, но хорошо сложенная, с соблазнительной грудью под белоснежно чистой кофточкой, с завязанным сзади хвостом из черных волос. По-русски она говорила очень плохо, немного умела еще по-английски, на этой смеси языков они и стали объясняться.
К своему удивлению уже через десять минут Стива возжелал ее. Он даже удивился возникшему желанию. Но потом подумал и понял, что оно по-своему закономерно; восточных женщин у него еще не было. А они говорят очень страстные, ни чета соотечественницам.
Долли такому выбору мужа удивилась, но когда узнала, сколько придется ей платить, больше не стала возражать. Экономия и при том значительная была очевидна.
Филиппинка понравилась всем: и взрослым, и детям. Она была вежливая, аккуратная, чистоплотная, исполнительная, ела, что ей давали, никогда не капризничала. Конечно, было не просто изъясняться, но, в конце концов, всякий раз стороны как-то понимали друг друга. Стива даже однажды разговорился с ней. Из их беседы он понял, что она не замужем и не была замужем. А заработанные деньги переводит родителям, так как у нее в семье еще пятеро братьев и сестер. У него сразу родилась мысль, что с помощью небольших подарков, денежных подношений сумеет завоевать ее благосклонность. К тому же ему показалось, что она с женским интересом смотрела на его статную высокую фигуру. Стоит ли этому удивляться, она хоть и филиппинка, но все же женщина. А значит, без мужчины ей тоже несладко, особенно при ее темпераменте. На счет этого Стива заранее почитал в Интернете, после чего его желание попробовать на зуб этот заморский фрукт только возросло.
Приступ филиппинской твердыни продолжался два месяца. Он бы завершился быстрей, но девушка может, и хотела, но явно боялась уступить хозяину. То ли смущалась, то ли не желала рисковать своим положением. Но все же однажды он проявил настойчивость, и она сдалась.
К разочарованию Стивы секс с ней мало отличался от секса с другими женщинами, какой-то особенной филиппинской страстью она его не попотчевала. Зато было очень удобно, не надо было никуда бежать, тратиться на дорогущие гостиницы.
Это-то его и подвело. Он утратил бдительность, Однажды Долли вернулась раньше, чем обещала. Это был момент самого разгара секса, и ни он, ни она не слышали, как хлопнула дверь. Долли вошла в комнату няни, чтобы отдать ей распоряжение, и застала красноречивую сцену. С громким криком она выбежала из нее.
II
Стива сидел в своем кабинете, не решаясь показать из него даже носа. Его смущению не было предела, он просто не знал, куда себя девать. То вскакивал с кресла, намереваясь куда-то идти, то снова садился в него. Никогда он еще не был в подобной ситуации. Что же теперь будет? Развод? Но это так хлопотно, придется делить имущество, и в первую очередь их пятикомнатную квартиру. Но что же в таком случае достанется ему, учитывая, что все дети останутся с матерью? В лучшем случае однокомнатная хибара, а то еще хуже – всего лишь комната. От этой ужасной мысли Стиве стало так нехорошо, что он застонал.
И как он мог так опростоволоситься, через какое-то время снова побежала, как ток по проводам, горестная мысль? Сколько изменял жене – и все сходило с рук. А тут решил полакомиться экзотическим блюдом, а заодно и малость сэкономить – и попался, как мальчишка, застигнутый за некрасивым деянием. И теперь он во всем виноват. А, собственно, в чем? Он, здоровый, сильный мужчина, которому постоянно нужны женщины, в противном случае длительное воздержание приводит у него к развитию депрессии. Конечно, есть жена, но чего скрывать, он давно не питает к ней каких-то страстных чувств. Частые роды не самым лучшим образом сказались на ее фигуре. И ложиться с ней в постель – далеко не самое большое удовольствие в жизни. Да и вообще, это был брак скорее по расчету, чем по любви. Да они неплохо ладили, но ведь этого мало. В жизни должна присутствовать страсть, без нее все становится пресным и не вкусным, как не досоленный суп. А он не может питаться только такой пищей. Чтобы чувствовать, что он живет полноценно, ему постоянно требуется хорошая приправа.
Оно-то все это так, да вот что делать дальше? Попробовать пойти к Долли и объясниться. Ему точно было известно, что она догадывается об его шашнях на стороне. Но до сих пор у нее не было доказательств, и она либо мирилась с этим, либо гнала от себя, словно назойливую кошку, такие мысли. Что, если подумать, по большому счету одно и то же. Но теперь уже все ясно, его застукали с этой филиппиночкой прямо на месте преступления.
На минуту у него возникла мысль о том, а что будет с няней? Но она, как появилась, так и исчезла, в крайнем случае, найдет для работы другую семью. Что будет с ним, вот в чем вопрос?
Внезапно раздался звонок мобильного телефона. Кто это еще столь не вовремя поморщился он? Стива достал из кармана аппарат и почувствовал облегчение. Звонила сестра. И как же он сразу не подумал о ней. Если есть в мире человек, который может разрешить эту ситуацию, так это только она.
Они говорили минут десять. Не вдаваясь в подробности, Стива рассказал ей о том, что произошло. Анна выразила ему сочувствие и сказала, чтобы он не отчаивался, все можно еще уладить и обещала завтра приехать.
Стиве сразу полегчало, он всегда чувствовал успокоение, когда удавалось переложить решение своих проблем на чужие плечи.
Однако сразу же возникла другая проблема. Близился вечер, а значит, скоро предстояло отойти ко сну. Но где ему спать? В их спальне? Но там заперлась жена. И вряд ли она его пустит на супружеское ложе. Выходит, придется провести ночь в своем кабинете.
Он оглядел небольшую комнату. Ему стало грустно. Здесь стоял лишь диван, но он был короткий и узкий, явно не предназначенный для его длинного дородного тела. Предстоит не ночь, а сплошное мучение. А он так любит хорошо высыпаться на их мягкой широкой кровати. Пойти что ли покаяться, упасть на колени, слезно молить прощение? Нет, этот номер не пройдет, он знает жену, она так быстро не сдастся. Придется ждать приезда Анны, Долли ее и любит и уважает, она прислушается к ее аргументам. А ему ничего не остается делать, как попробовать поспать на узком и неудобном диване. В конце концов, должен же он понести хоть какое-то наказание за свой поступок.
III
Как ни странно, но утром Стива проснулся в хорошем состоянии духа. Хотя диван был и неудобный, но здоровый организм не обратил внимания на такую мелочь и вполне нормально выспался. Стива занялся своим туалетом, не встретив никого, прошел в ванную, умылся, затем оттуда прямой дорогой направился на кухню. Там он заправился кофеем и бутербродами и удалился в свое убежище.
Работа позволяла ему в значительной части трудиться дома, он достал из портфеля бумаги и стал их изучать. Но через какое-то время отложил их в сторону и задумался. Стива возглавлял юридический департамент мэрии Санкт-Петербурга. А там протекало острое политическое соперничество между различными кланами и группами, исповедующими подчас противоположные взгляды. Зачастую его приглашали в один из этих лагерей. Конечно, с точки зрения занимаемого положения, у Облонского оно было достаточно скромным. И все же и он имел некоторый вес, к его голосу прислушивались кое-какие начальники. А потому приходилось всякий раз выбирать, на чью сторону встать.
Надо прямо сказать, задача была не из легких. Во-первых, постоянно менялись руководители. И каждый из них гнул свою линию, иногда полностью отрицающую линию своего предшественника. И не то, что у Стивы не было своих политических предпочтений, но зачастую приходилось их засовывать куда подальше и следовать начальственному предначертанию. Это не то чтобы его угнетало, к этому он давно привык и смирился, но оставляло в душе неприятный след от необходимости проявлять двоедушие. По своим воззрениям он склонялся к либеральному лагерю, и идеи и их носители вызывали у него симпатию. Либералы выступали за максимальную свободу, невмешательство в дела личности, провозглашали примат индивидуума над государством. Все это находило в душе Стивы живой отклик, ему с молодых лет хотелось иметь такой образ жизни – ничем и никем не ограничивающий волю, когда единственным побудительным мотивом его действий являлись его желания и потребности.
В реальности же все было ровным счетом наоборот, ему приходилось смирять свои желания и потребности в силу необходимости. Суровая действительность диктовала свои правила, которым он вынужден был подчиняться. Разумеется, в этих правилах он старался найти промежутки для жизни приятной и свободной, но это все же было не то, это были лишь отдельные моменты на общем фоне серого существования, постоянной борьбе за хлеб насущный. Нет, не о таком он мечтал, ему хотелось совсем другого. Но для этого требовались деньги и еще раз деньги. А их катастрофически не доставало.
Стива вдруг вспомнил, что они с Долли хотели продать часть своей земли. У Долли была дача в 50 соток, подаренная ей родителями на свадьбу, в очень прекрасном, а потому престижном месте. И он сильно надеялся на эти деньги. Они позволяли хотя бы некоторое время пожить более вольготно. Но теперь в связи с тем, что случилось, эта продажа может и не состояться. Да, неприятно, он давно мечтал купить новую машину. Та, на которой он ездит, и не новая и устаревшей модели. А сейчас есть такие замечательные автомобили, у него слюнки текут, когда он их видит, но и об этом придется забыть.
Стива услышал за дверью голоса детей, старшей дочери Тани и младшего сына Гришы. Они громко ссорились. Когда ими занималась Мария Облена, такие крики не раздавались. Впервые за утро он вспомнил о филиппинке. Интересно, она еще в доме или Долли уже ее прогнала? Впрочем, это был не тот вопрос, который его мучил более всего.
Стива решил выйти из кабинета. И сразу же Таня, его любимица повисла у него на плечах. Он поцеловал девочку, но без обычной теплоты; ему было сейчас не до нежностей.
Он поставил ее на пол.
– Что мама? Встала? – спросил он.
– Мама встала. И прогнала Марию, – доложила дочь. – А мы так ее любили.
– Так, получилось, – пробормотал Стива. – Не расстраивайтесь.
– Мы будем скучать о ней, – добавил свою лепту Гриша.
– Не стоит, – проговорил Стива. – Она все равно уже не вернется. Лучше ведите себя так, чтобы не огорчать маму. Теперь все заботы о вас снова на ней.
Таня внимательно посмотрела на папу. Она догадывалась, что между родителями что-то случилось. И с этим как-то связан уход няни.
Стива понимал, что откладывать разговор с женой больше нельзя. Скоро ему отправляться на службу. А надо предупредить ее о приезде Анны. Он бы, конечно, предпочел какое-то время не видеть супругу. Она бы немного остыла, глядишь, все дальнейшее протекало бы не в столь острой форме. Но, увы, выбора у него нет. Придется идти.
IV
Погрузившись в оцепенение, Долли сидела перед раскрытым чемоданом. Его пасть зияла перед ней ненасытной пустотой и жаждала немедленного заполнения. На дне валялось несколько ее кофточек, которые она сгребла с полки шкафа и в приступе ярости, не глядя, бросила туда. Вместе с вещами в том же направлении полетела шкатулка с драгоценностями, которые Долли имела обыкновение хранить в шкафу, между аккуратными стопками тщательно наглаженного белья. Сегодня она даже не заметила эту вещицу, когда ее рука схватила первые попавшиеся вещи и швырнула их в чемодан. Туда же незамедлительно полетела шкатулка, случайно задетая Долли, она упала на пол с громким стуком. От удара крышка ее распахнулась, и все драгоценности вывалились на пол. Одно кольцо покатилось под диван, и Долли вынуждена была доставать его. Когда она, наконец, нашла его и поднялась с колен, держа в руках свою добычу, то с омерзением заметила, что сжимает в руках свое обручальное кольцо. Долли не носила его каждый день, оно мешало ей заниматься детьми и хозяйством, а доставала его только по торжественным случаям. Золотое кольцо, с одним маленьким бриллиантиком, надетым Стивой ей на палец в день их бракосочетания, было зримым напоминанием ее неудавшегося брака.
Долли живо вспомнила это событие девятилетней давности. Тогда ей казалось, что счастливей ее нет и не будет в целом свете. И что теперь? Ее уютный маленький мирок, тщательно выстраиваемый ею с того памятного дня, рухнул, погиб в одночасье. Хотя, нет, надо честно признаться себе самой, что не в одну минуту обрушилось ее счастье. Долли тяжело опустилась на стул и задумалась, вспоминая годы семейной жизни со Стивой. Его частые задержки после работы, отлучки из дома по выходным, возникавшие каждый раз по воле неких загадочных и неотложных обстоятельств, которыми объяснял Стива свое отсутствие. Иногда он и вовсе не приходил ночевать. Возвращался домой под утро. Винился, глядя на Долли честными глазами, говорил, что засиделся на работе до самой ночи и не заметил, что уже полчаса, как мосты развели. Вот и приходилось ему, как последней сиротинушке, свернуться калачиком на диванчике в своей приемной и прикорнуть кое-как до утра. Долли верила ему на слово и даже не спрашивала, отчего он не позвонил ей и не предупредил, что не приедет. Время от времени на нее накатывались какие-то неясные предчувствия и смутные подозрения, что все на самом деле обстоит не так, как объясняет супруг. Но усилием воли она гнала от себя эти тревожные мысли, смущавшие ее покой. Ей настолько хорошо было в ее теплом и уютном мире семьи, что она не хотела знать ничего большего, чем видели ее глаза.
Поглощенная воспоминаниям, Долли не заметила, как машинально надела кольцо на палец. Разве она не любила мужа, терзала Долли себя вопросами. Пять детей ему родила. Другой мужчина носил бы ее на руках за такое самоотверженное материнство. А этот… За что ей выпало такое испытание?
Долли уловила звук шагов в коридоре и узнала походку Стивы. Дверь тут же распахнулась, и ее муж собственной персоной предстал перед ней на пороге. Долли мельком взглянула на него и отвернулась. Ее рот сжался в тонкую едва заметную нить, а в напряженном взгляде и закаменевших скулах читалось такое презрение, что даже Стива, заранее готовившийся к объяснению с женой, почувствовал себя не в своей тарелке. Только сейчас он вдруг явно осознал тяжесть своей вины перед Долли, казавшуюся ему до этого не столь уж и значительной.
Ведь все мужчины поступают подобным образом. А мудрость женщины должна состоять в том, чтобы не создавать из этого трагедию, принять случившееся, как данность и простить. Не в этом ли сила и величие женского предназначения! Что-то подобное он хотел сказать Долли, когда направлялся в ее комнату. Но все заранее заготовленные слова застряли у него в горле, когда он увидел жену, с видом обличающего прокурора восседавшую на стуле посреди комнаты рядом с открытым чемоданом. Стива почувствовал в этот момент себя чуть ли не изменником родины.
– Я виноват, виноват перед тобою, – проговорил он заплетающимся языком, с ужасом понимая, что сейчас боится своей жены. Это чувство было новым, никогда доселе им не испытанным и от этого казавшимся еще страшнее, чем было на самом деле.
Долли не отвечала. Она лишь сильнее сжала губы, сделавшиеся теперь совсем невидимыми, и окаменела еще больше. Теперь не только от лица, но и от всего тела ее веяло таким вселенским холодом и отчуждением, что для Стивы эта ситуация становилось совсем невыносимой. Было бы лучше, если бы она набросилась на него, исцарапала щеки, вырвала клок волос или еще что-нибудь в этом роде… А впрочем, лучше обойтись без подобных эксцессов. Стива инстинктивно прикрыл руками ту часть тела, от которой и проистекал весь этот казус.
– Прости меня, – Стива осторожно кашлянул, с напряжением ожидая реакции Долли.
– Простить!!! – Она медленно повернула голову в его сторону и посмотрела на него холодно и одновременно гадливо, как на какого-то мерзкого слизняка. Но в туже секунду губы ее сморщились, мускул на правой щеке дернулся, и она вдруг ожила, утратившая в один момент всю свою холодность. – Вон, пошел вон отсюда, – прошипела она, задыхаясь.
Долли душили слезы, и она держалась из последних сил, только бы не разрыдаться у мужа на глазах. Она не хотела показывать перед ним свою слабость, не хотела, чтобы он знал, видел ее страдания. Как бы она желала сейчас быть равнодушной и спокойной, как будто ровным счетом ничего не случилось, как будто для нее его измена сущая безделица.
– Неужели девять лет совместной жизни ничего не значат для тебя. – Стива видел, как Долли мучается, и ему вдруг стало жалко ее. Он подумал, что неплохо бы сказать, что любит ее, но не осмелился и вместо признания в любви произнес проникновенно: – Долли, поверь, все мои настоящие и искренние чувства принадлежат только тебе.
– Мне!? – истерично выкрикнула Долли. – А ей… что принадлежит ей… Твое тело?
– Ну, зачем ты о ней, – поморщился Стива, – это просто случайность, фантом, минута слабости. Всего одна минута, Долли. А тебе и детям принадлежит вся моя жизнь. Так стоит ли…
– Ты вспомнил о детях! – глаза Долли полыхнули ненавистью, – забудь о детях, у тебя нет больше детей, у тебя никого нет. И меня – тоже.
– Но позволь, ты не можешь вот так распоряжаться детьми, – дрогнувшим голосом произнес Стива.
– Я все могу, потому что я мать. А ты прелюбодей и развратник и тебе нельзя доверить детей. Я ставлю тебя в известность, что забираю их и уезжаю к матери, а ты можешь жить тут со своей потаскухой сколько угодно и делать свои мерзости хоть с утра до ночи. – Долли отвернулась к шкафу и продолжила демонстративно доставать оттуда вещи и складывать их в чемодан.
– Но это не возможно, – растерялся Стива.
– Отчего же. – Голос Долли окреп и зазвучал даже немного весело. Ей нравилось видеть, что он растерян и лишен привычной уверенности.
– Сегодня Анна приезжает, – сообщил Стива.
– Ну и что, примешь ее вместе с этой Обленой.
– Не говори глупостей, Анна едет, чтобы повидаться с тобой.
– Я не собираюсь встречаться с твоими родственниками и вообще я подаю на развод. – Долли повернулась к мужу и с вызовом посмотрела на него.
– Как на развод, зачем развод? – пролепетал Стива. – Это совершенно не возможно. Вдруг он заметил на ее пальце их обручальное кольцо, которое она одевала очень редко. То, что сейчас кольцо находилось на положенном ему месте, внушило Стиве надежду, что не все потеряно. Стива взбодрился и расправил плечи. – Я не позволю тебе просто так взять и уйти, – двинулся он к Долли, – Я не пущу тебя. Ты моя жена и мать моих детей. А еще ты мудрая женщина.
Долли смотрела на его приближение настороженно.
– Нет мужчины без греха, – продолжал свой монолог Стива. – А мудрость женщины должна состоять в том, чтобы не создавать из этого трагедию, принять случившееся, как данность и простить. Вот и кольцо на твоем пальце, как символ прощения, – Стива попытался взять Долли за руку, но она оттолкнула его.
– Не смей дотрагиваться до меня, с ненавистью выдохнула она, и, сорвав кольцо с пальца, швырнула его прямо в лицо Стивы. – Вот тебе мое прощение, выброси его на помойку, пока я сама это не сделала! – с ожесточением крикнула Долли и рванулась к двери, чтобы выбежать из комнаты. Но Стива предпринял неожиданный маневр, он рухнул перед ней на колени и, обхватив ее ноги руками, не позволял ей сделать дальше ни шагу.
– Пусти. – Напрасно Долли пыталась освободить ноги и вырваться из его рук. Стива держал крепко.
– Ну, прости меня, умоляю, – смотрел он на нее снизу вверх жалкими глазами. – Делай со мной, что хочешь, только не прогоняй меня. Я без тебя и детей погибну. Только ты одна мне нужна – и больше никто. И ты без меня не сможешь. Мы одно целое.
Долли перестала вырываться. Она вдруг осознала, что он прав. Она без него ничто и никто. Она не сможет без него жить, есть, спать, дышать. И несмотря ни на что, ее любовь к нему никуда не исчезла. Она по-прежнему живет в ней.
«О это ужасно, – подумала Долли, – как бы я хотела ненавидеть его, но это выше моих сил. Но пока ему об этом знать еще рано».
– Пусти меня и стань с колен, – сказала Долли веско и твердо. – Так и быть. Я встречу сегодня Анну, но потом я соберу вещи и уйду.
– Я знал, что ты мудрая женщина, – Стива вскочил с колен и поспешил ретироваться. За дверью он вздохнул с облегчением.
Кажется, все прошло неплохо и гроза миновала, думал он. Хотя может и не совсем. Но он дает пятьдесят на пятьдесят, что все закончится миром. Эх, жаль поспорить на это не с кем. Можно было бы сорвать неплохой куш за спор, а потом закатиться на выигранные деньги с какой-нибудь красоткой в ресторан.
Стива подошел к зеркалу, достал из кармана расческу, тщательно причесал растрепанные от падения волосы, подмигнул себе весело и отправился на службу. Он не знал, что Долли в эту минуту в щелку двери подсматривает за ним.
– Вот, гад, – зло прошипела она, глядя на его цветущий вид. – Нет, не дождется он моего прощения. Ни за что. Она гордо вскинула голову и проследовала к раскрытому чемодану с твердым намерением завершить задуманное. До приезда Анны, она должна была собрать свои вещи и вещи детей.