Мельница желаний

Пролог

Солнце взошло в густом тумане, а потом с севера налетел такой колючий и студеный шквал, словно кто-то наслал его с самого Вечного Льда. Еще вчера море было зеленым, как летний луг, а теперь катились одна за другой тусклые угрюмые волны. Небо с утра затянуло слоистыми облаками. Солнце то проглядывало сквозь них расплывчатым пятном, то совсем скрывалось в мутной хмари. Одно хорошо – ветер оказался попутным. Поставили мачту, подняли парус – корабль побежал веселее.

Корабль был двадцативесельный драккар, всей команды – четыре десятка рабов-гребцов из саамских племен да кормчий, наемник-варг, с двумя помощниками. Управившись с парусом, варги устроились на корме отдохнуть и перекусить. Каждый вытащил свои припасы – то, что догадался взять в поход. Гребцов же не кормили третий день. Все, в том числе и сами гребцы, понимали, что это значит: обратной дороги для них не будет.

«Очень кстати пришелся попутный ветер, – подумал Бьярни, кормчий. – Еще такой денек, как вчера, и господам тунам пришлось бы самим садиться на весла».

Он представил себе это зрелище и усмехнулся, убедившись, что туны не смотрят в его сторону.

Корабельщики задумчиво съели по вяленой треске, зажевали кислым ржаным хлебом, и Аке, молодой помощник, тихо спросил:

– Узнали, куда идем-то, дядя Бьярни?

– Куда похъёльцы скажут, туда и пойдем, – ответил кормчий, суровостью тона намекая Аке, что лучше бы тому помолчать. Но помощник не унимался:

– Недоброе здесь место – что небо, что море. Вы заметили, что уже почти полдень, а тени не двигаются?

Бьярни промолчал, поскольку сказать ему на это было нечего. Сколько лет он уже служил тунам, а таких странных походов еще не случалось. Третий день, как они отчалили от берега, сразу взяв курс в открытое море, и с тех пор их окружали только волны, да касатки, да косяки рыбы. И плавучие ледяные горы, которым в это время года здесь появляться не положено. Бьярни знал все острова, бухты и проливы великого Гандвика, от единственной незамерзающей гавани Похъёлы до скал Норье и лесистых берегов южной Саксы, но куда они сейчас забрались, не понимал.

И море незнакомое, и всё вокруг неправильно. Вчера целый день упорно дул встречный ветер, гребцы выбивались из сил, а к вечеру море заволокло туманом, и почти сразу всех потянуло в липкий, неодолимый сон. Слава Одноглазому, выручили туны – полночи пели руны,^[1] отгоняя белое марево и не давая никому заснуть. Около полуночи туман наконец разметало ветром – и на небе проглянули незнакомые звезды.

– Туны небось знают, куда плыть, – повторил Бьярни. – Они нас отсюда выведут.

– Ничего, без нас все равно не выберутся, – проворчал Олоф, надсмотрщик за гребцами, садясь рядом и доставая увесистый мешок со снедью. – Ветер-то попутный задул – ух, вовремя! Рабы едва веслами ворочают. До чего же квелый, никудышный народец эти саами, и взять с них нечего. Помню, позапрошлым летом ходили мы…

– У тебя, говорят, ночью несколько гребцов погибло?

– Вроде того. Кто сидел дальше всех от тунов и тумана нахлебался – уснул и не проснулся. Их так спящими и выбросили за борт. – Олоф оглянулся, понизил голос – А может, сначала кровь выпили, а выкинули уже потом. Не пропадать же добру.

– Хватит повторять рабские выдумки, – с досадой сказал Бьярни.

– Выдумки-то выдумками, однако… Я следил за тем, как бросали спящих гребцов, – у одного точно кровь спустили. Уж поверьте, я разбираюсь. Думаешь, почему туны с собой еды не взяли? – Олоф махнул рукой вниз, где чернели головы гребцов: – Вон она, их пища.

Аке недоверчиво фыркнул.

– Быть того не может! Да я бы никогда к людоедам не нанялся!

Бьярни и Олоф одинаково ухмыльнулись.

– Пусть хоть друг друга жрут, лишь бы нам платили, – сказал надсмотрщик.

Туны недаром набирали наемников только среди морского народа земли Норье. Слухи об отваге и жестокости варгов расходились по всему миру гораздо дальше, чем заплывали их драккары. Что на море, что на побережьях их боялись сильнее, чем злых чародеев-тунов. Темная страна Похъёла, где царит вечный холод и ночь длится полгода, слишком далеко, чтобы бояться ее по-настоящему. Алчность же варгов неутолима.

– Ты не прав, – возразил надсмотрщику Бьярни. – Никто никого не жрет. Туны все ж не звери… хоть, конечно, и не люди. А не взяли припасов, потому что точно знают, куда и сколько нам плыть.

Подумал и добавил:

– Надеюсь.

Наемники одновременно посмотрели на нос драккара. Там с самого рассвета стояли туны, неподвижные, словно изваяния. Не мигая, они смотрели вперед, в свинцовое море, изредка перебрасываясь словами на своем тайном языке. Как будто каждый миг чего-то ждали.

Тунов было девятеро. Акка^[2] Лоухи, ее ближайшие родичи, ее охрана, ее придворный колдун с учениками. Все они принадлежали к одному клану и вместе на драккаре оказались наверняка не случайно. Недаром отплывали тайно – хотя какие тайны могут быть у одного туна от другого? Недаром говорят, что тун родится колдуном, как, к примеру, варг – воином, и охотником – лесной житель карьяла.

Акка Лоухи, глава древнейшего в Похъёле рода Ловьятар, выглядела худой, высокой старухой. У нее было костистое лицо и не по годам острый взгляд хищной птицы. Жесткие сивые волосы прядями падали на спину из-под железного венца, в ушах покачивались оправленные в серебро аметистовые щетки; широкое ожерелье, защищающее не хуже доспеха, скрывало тощую грудь. Лоухи считалась в Похъёле ловкой интриганкой и опасной чародейкой. Охрана за ее спиной присутствовала скорее для пущей важности, а не по необходимости. На своем корабле та, кого уже потихоньку называли Хозяйкой Похъёлы, могла никого не опасаться.

Колдун по прозвищу Филин, настоящего имени которого никто не знал, смотрелся рядом с ней дряхлой развалиной. Поредевшие волосы выбелила старость, а тонкие кости как будто гнулись под невеликой тяжестью его тщедушного тела. В худых птичьих лапках он держал кантеле,^[3] искусно изготовленное из высушенной человеческой руки. Струны были натянуты на скрюченные пальцы, словно бывший хозяин руки перед смертью запутался в железной паутине. Кантеле, разумеется, было чародейским; подобного ему не было ни у кого в Похъёле, и не было туна, который не мечтал бы заполучить его.

Позади Лоухи застыли родичи-туны, свита и охрана. Одеты они были, на первый взгляд, неказисто – в косматые серо-сизые плащи от шеи до пят. Однако любой, кто хоть раз видел тунов вблизи, сразу понял бы, что это никакие не плащи, а мощные крылья. Похъёльские оборотни, распушив перья, наслаждались током ветра. Людям он казался смертоносно-холодным, тунам был – ласковым бризом. Все они были схожи между собой: длинные бурые или сизые волосы, схваченные железными обручами, пронзительные аметистовые или черные глаза, смуглая кожа с синеватым отливом, тонкие птичьи черты, почти безгубые рты. Маховые перья охранников украшали острые железные накладки, лица скрывали легкие клювоголовые шлемы, руки – когтистые латные перчатки. Рядом с Лоухи стоял мальчик-подросток, черноволосый, в иссиня-черных перьях. На плече у него висело кантеле в чехле – не костяное, а обычное.

– Смотрите! Чайки! – воскликнул он первым, указывая куда-то в пустоту моря и неба. – Впереди земля!

Остров возник, словно видение. Растаяла дымка, и вдруг появился он – огромная одинокая гора среди моря. Издалека была видна полоса белой пены – там, где скалистые берега встречались с волнами. Над пеной с криками летали чайки. Выше росли сосны, цепляясь корнями за каждый уступ. Над зеленой полосой сосняка высилась гора. Поросшая кустарником, словно древний ствол – мхом, она круто уходила вершиной в облака.

– Ого, какая высокая! – задрав голову, с восхищением воскликнул мальчик-тун. – Жалко, что небо в тучах. Не увидеть, насколько она высока.

– Ее вершины никто не видел, кроме богов, Рауни, – ответил колдун. – Она уходит к звездам.

Если бы туны вздумали обернуться, их бы наверняка позабавило, как потрясены увиденным наемники-варги. Бьярни и Олоф трясущимися руками нащупывали амулеты, бормоча имена богов-покровителей. Аке на всякий случай упал на колени.

– Хар Одноглазый! – наконец выговорил Олоф. – Это же Мировое Древо Иггдрасиль! Один из трех его корней, что растет из Мидгарда!^[4]

Чуть ли не впервые в жизни варги по-настоящему перепугались. Среди смертных у них достойных соперников не было, но оскорбить богов – совсем другое дело! Боги варгов были кровожадные, злопамятные и мстительные – такие же, как они сами.

Но тунам не было никакого дела до переживаний наемников. Они с удовольствием разглядывали остров, словно он уже стал их собственностью.

– Вот она, перед нами – Звездная Ось, на которой крутится колесо мира, – с торжественным видом произнес Филин. – Здесь не бывает смены дня и ночи. Здесь не движется само Время!

– Я уж и не надеялась, что мы сюда доберемся, – ехидно сказала Лоухи. – Думала – заблудимся, как в прошлый раз. И в позапрошлый.

– Да если бы не мое магическое искусство, что провело нас меж двух миров невредимыми…

– Да если бы не подсказки Алчущей Хорна, с которой я – именно я! – расплатилась своей кровью…

– Жутковато здесь, правда? – невзначай перебил их мальчик. – У меня даже перья дыбом!

Чародей и колдунья замолчали. Лоухи покосилась на Филина и язвительно улыбнулась.

– Это божественное место, – кашлянув, объяснил колдун. – Оно не для смертных. Каждый шаг по этой земле – дерзкое вмешательство в замысел мироздания.

– Правда, что оттуда даже днем видна Полярная звезда?

– Ступица мирового колеса, – уточнил колдун. – Так оно и есть.

– Везет же тебе, укко^[5] Филин – увидишь все собственными глазами! Взял бы меня с собой на остров, а?

При этих словах Лоухи едва заметно вздрогнула. Но колдун не заметил этого. Он добродушно сказал мальчику:

– Будь я уверен, Рауни, что от тебя будет хоть какая-то польза, я бы тебя взял. Но пока твоя игра на кантеле оставляет желать лучшего…

– Ну что ж, я по крайней мере видел Мировую Ось с драккара, – беспечно сказал Рауни. – Сестренка лопнет от зависти, когда я вернусь и расскажу ей!

Колдун похлопал мальчика по худому плечу и повернулся к Лоухи.

– Приступим, – сказал он. – Давайте для начала попробуем подойти поближе к острову и выгрузить рабов.

В прибрежных рифах кипел прибой. Едва взглянув на него, Бьярни заявил, что пристать к берегу нечего и пытаться. Обойдя остров, издалека высмотрели место, где берег полого спускался к воде, но добраться до него на драккаре не было никакой возможности.

Филин тронул струны своего зловещего кантеле и тихо запел, но сразу же оборвал пение.

– Бесполезно, – сказал он. – Я сам себя не слышу. Бросайте якорь.

Корабль встал на якорь шагах в ста от берега. По приказанию колдуна Олоф поднял всех рабов с их скамеек у весел. Саами столпились в середине драккара – низкорослые, тощие, узкоглазые.

– Всех за борт! – приказал Филин. – Пусть добираются вплавь!

Олоф прикусил язык – так захотелось спросить: «А обратно-то как без гребцов пойдем?»

Саами с ужасом глядели в свинцовую воду, полную плавающей ледяной крошки. Тун-охранник, с ног до головы в железе, сказал с насмешкой:

– Волны невелики, вода теплая, берег близко. Доплывете! Прыгайте сами, не то поможем!

Мальчик-тун тоже был удивлен. Он провожал глазами рабов, словно кто-то высыпал в море мешок доброй еды.

– Мама, мы потратили столько сил, чтобы добраться сюда, – обратился он к Лоухи. – Как мы восстановим их на обратном пути?

– Если ты голоден, охоться – море полно пищи, – резко ответила Хозяйка Похъёлы. – Или ты хочешь стать безумным утчи и скитаться по Вечному Льду до самой смерти?^[6]

Рауни виновато потупился. Лоухи смягчилась.

– Если мы добьемся успеха, будем дома еще до заката! В серых волнах, в белой пене среди скал мелькали головы плывущих саами. Лоухи проводила их равнодушным взглядом и повернулась к колдуну. Только она и Филин знали, что предстоит делать.

– Ты подготовил Вместилище?

Филин подал знак. Ученик принес объемистый кожаный мешок и с поклоном передал ему.

– Что там у тебя? – с любопытством сунулся Рауни. – Голова деда?

Колдун с невозмутимым видом развязал тесемки мешка и достал… ручную мельницу-сампо. Небольшую деревянную колоду с расписной крышкой и вертящейся ручкой. Женщины из племени карьяла мелют в таких ячмень и рожь – при их скудных урожаях ручных жерновов вполне достаточно. Маленькая мельница смотрелась удивительно неуместно в руках туна, на драккаре среди моря, и уж тем более – возле запретного острова, откуда уходит в небо Мировая Ось.

– Ты что, издеваешься? – оскалившись, зашипела Лоухи. – Что это за посудина?

Филин ухмыльнулся:

– А я думал, ты оценишь мою шутку. К тому же это не только шутка. Я позаботился о твоем удобстве и безопасности…

– Ах ты, старый дурак! Где череп моего отца? Я же дала тебе его, чтобы ты всё подготовил, куда ты его дел?!

– Сама ты старая дура, племянница, – не остался в долгу Филин. – Ты что, не помнишь своего папашу? Не знаю и знать не хочу, почему ты решила сделать из его черепа Вместилище, но все же в роли Хозяйки Похъёлы мне приятнее ты, а не он или его дух.

– Ты о чем, укко Филин? – не понял Рауни. Колдун не ответил. Лоухи же все поняла и мысленно сразу с ним согласилась, но, конечно, не подала и виду, а сказала с досадой:

– Представляю, какой лупоглазой гагарой я буду выглядеть перед хозяйкой клана Кивутар, когда вернусь в Похъёлу с дурацкой карьяльской мельницей вместо могущественного предка-помощника!

– Вот именно, – со значением сказал колдун. – И хлопот у тебя будет значительно меньше.

Он деловито взглянул на уходящую в облака гору и передал кантеле своему ученику.

– Оно мне там не понадобится, – сказал он в ответ на удивленный взгляд Рауни. – Здешние воды меня то ли не слышат, то ли не понимают, а тело Мировой Оси пением рун не проймешь. Тут нужна магия посильнее!

Второй ученик с поклоном протянул ему серебристый топорик в кожаном чехле. В тот же миг Филин завершил превращение, сжал топорик и мешок с сампо в мохнатых когтистых лапах – и взмыл в воздух. Огромная пернатая тварь, отдаленно похожая на полярную сову, описала круг, пролетела над бурунами и благополучно опустилась на пологий берег острова.

Как только лапы колдуна коснулись песка, он вернул себе прежний, более удобный облик. Саами – те, кому удалось преодолеть рифы, – уже выбрались на сушу. Собравшись в кучу, они поглядывали на оборотня-туна и тряслись от холода – сил на то, чтобы бояться, у них уже не осталось. Колдун на них и не глядел. Ему, наоборот, было жарко. Житель ледяного края земли, он только начинал чувствовать холод, когда теплокровные существа уже замерзали насмерть.

Все, кто оставался на драккаре, прилипли к левому борту, не отрывая глаз от колдуна. Вот он поднимается по склону среди сосен, идет к основанию горы – или Корня Мирового Древа? – повесив сумку с сампо на плечо и доставая на ходу топорик из чехла, а саами тащатся за ним, как на привязи. Молодой варг Аке затаил дыхание: наконец-то он увидит легендарное страшное колдовство тунов, о котором столько слышал! А Бьярни уже догадался, что затеяли проклятые оборотни, и теперь быстро обдумывал, не сигануть ли ему в воду с другой стороны драккара, пока не началось. Но вот что-то блеснуло среди сосен – это колдун приготовил топор. Взметнулось лезвие… и топорик глубоко вонзился в замшелую скалу!

Варги вздрогнули и зашептали жаркие молитвы Хару Одноглазому и всем его небесным слугам, убеждая их, что они в этом святотатстве не замешаны и оказались здесь чисто случайно.

Топорик поднимался и падал снова и снова. По морю далеко разносился звон металла о камень. Вскоре колдун наклонился и поднял с земли вырубленный им кусок Мирового Древа размером с кулак. Подняв его над головой, он показал его оставшимся на корабле родичам, достал сампо, снял крышку и положил камень внутрь. Потом Филин повернулся к драккару и торжествующе поднял сампо над головой.

Лоухи перевела дыхание.

– А боялись-то! А готовились! – пробормотала она и вдруг осеклась, впившись пальцами в борт.

– Смотрите, что это с птицами?! – в тот же миг воскликнул Рауни.

В самом деле, чайки точно сошли с ума. С пронзительными криками они летели к острову, как будто Мировая Ось притягивала их, – и падали грязно-белыми комками. Не долетая до земли, птицы сыпались в волны, разбивались о скалы, повисали в кронах сосен. Аке вскрикнул и ткнул пальцем в воду: одна за другой у борта кверху брюхом всплывали рыбины.

– Ставим парус и уходим отсюда!

Бьярни вскочил, готовясь бежать к мачте, но, как на стену, наткнулся на взгляд Лоухи.

– Нет, – отрезала Хозяйка Похъёлы. – Пусть он закончит начатое!

Остров умирал, как будто кто-то высасывал из него жизнь. За считаные мгновения пожелтела вечнозеленая хвоя сосен. По телу скалы – или по стволу Иггдрасиля? – пробежала дрожь. Покатились камни, посыпалась сухая хвоя. Рабы-саами один за другим начали падать на землю, словно из них вынимали кости. Лоухи впивалась ногтями в борт и ломала их, сама того не замечая, но ее зоркие птичьи глаза не упускали ничего. Она и заметила, что смерть словно очертила круг, который быстро смыкался, и центром этого круга был старый Филин. С каждым умирающим саами смерть двигалась чуть медленнее, как будто спотыкаясь о живые души, и колдуну хватило времени сделать то, что нужно. Филин крутанул ручку сампо и торопливо воскликнул:

– Защищен!

И в тот же миг наступление смерти прекратилось.

Филин стоял на пятачке зелено-бурой осенней травы в окружении мертвых сосновых стволов, на сером берегу, заваленном иссохшими трупами жертв, и неуверенно, радостно улыбался. Руки его дрожали, но не выпускали спасительную мельницу.

Вдруг свет померк, и с неба на колдуна обрушилась крылатая тень – хлестнула по лицу перьями, словно плетью, вырвала сампо из ослабевших рук. Колдун раскинул руки, привычно превращаясь в летучую тварь… но не смог оторваться от земли, только захлопал впустую одним крылом. Второе так и осталось до локтя – омертвевшей человеческой рукой.

– Лоухи! – взвыл он, еще не понимая до конца, что пропал. – Меня задело! Мне отсюда не выбраться!

– И прекрасно, – пробормотала Лоухи, опускаясь на палубу драккара с сампо в когтях.

– Помоги мне! – пронзительно закричал Филин. Перья у него встопорщились от ужаса. – Вытащи меня отсюда!

Лоухи, не обращая на него внимания, вернула себе человекоподобный облик и хладнокровно приказала Бьярни и Аке:

– Поднимайте парус. Мы отплываем. С острова доносились вопли бешенства:

– Двуличная дрянь! Поверить не могу – напала на родного дядю! Ни один тун так не поступил бы! Тебя бросят в Прорубь, старуха! Живьем отправишься во врата Хорна, к Алчущей в пасть! Все кланы Похъёлы выступят против тебя, преступница!

– Угу, как же, – промурлыкала Лоухи, любовно поглаживая сампо. – Пусть попробуют. А вы что вытаращились? – повернулась она к растерянным ученикам Филина.

– Но, акка… – беспомощно пробормотал ученик. – Это же ваш дядя!

– Мировому Древу нужна жертва. Настоящая, а не две дюжины жалких рабов. Живая плоть, чтобы залечить рану. Иначе оно нас не отпустит, останемся здесь все!

Последние слова прозвучали угрозой, и ученики Филина покорно замолчали. Охранники Лоухи оставались спокойными: они были предупреждены. Бьярни переглянулся с Аке, оба пожали плечами и пошли ставить парус. Сквозь грохот прибоя уже едва долетали крики брошенного колдуна. Но у тунов тонкий слух, и Лоухи прекрасно все расслышала – к своему большому неудовольствию.

– Проклинаю тебя и твое потомство! На беду себе ты украла у меня сампо! Пусть не принесет оно твоему роду ничего, кроме погибели! От карьяла сампо пришло, к карьяла и уйдет! Недолго тебе им владеть, Лоухи!

– Тьфу на тебя! – Хозяйка Похъёлы сделала ограждающий жест. – Раскаркался!

Между тем пятно живой травы под ногами колдуна начало понемногу уменьшаться. Филин бросил последний отчаянный взгляд на драккар – на нем уже выбирали якорь – и повернулся лицом к горе. Из последних сил он проковылял несколько шагов по мертвой земле и прижался всем телом к скале, откуда сам же только что вырубил кусок, закрывая собой рану. Через несколько мгновений он умер и окаменел, а тело его слилось с корой Мирового Древа и вскоре бесследно растворилось в ней.

Парус был поднят, и варги старались повернуть корабль на обратный курс. Лоухи, устроившись на носу, изучала сампо.

– Ишь как придумал, – бормотала она. – Значит, покрутишь – и оно исполняет. Ну-ка, попробуем.

Лоухи встала, повернула ручку и громко приказала:

– Попутный ветер!

Парус колыхнулся, наполняясь ветром. Варги засуетились, спеша его закрепить. Хозяйка Похъёлы захихикала.

– И в самом деле удобно! Это, конечно, не с папашиным черепом пререкаться. Молодец, старый хрыч! Эй, варги, бегите на корму, держите рулевое весло крепче – сейчас полетим!

Корабль накренился, разворачиваясь, и ринулся вперед, к югу – домой.

Рауни, о котором все забыли, тихонько подобрался к ученику Филина и выдернул у него из рук костяное кантеле:

– Дай сюда!

Тот, потрясенный гибелью учителя, даже не сопротивлялся.

– Кажись, миновало нас, – радостно сказал Аке под вечер, когда на горизонте замаячила полоска знакомых гор.

Чего он только не навыдумывал себе, пока плыли назад! Ждал мести богов – не то море слизнет драккар, не то рухнет с небес ветка Мирового Древа… Однако пронесло.

– Иггдрасиль огромен, – сказал Бьярни. – Даже Хар Одноглазый не заметил, что мы отковырнули от него кусочек.

Он ошибался. Перемены уже начались. Что-то творилось в небе, сдвигалось потихоньку нечто гигантское и ужасающе далекое, настолько далекое, что даже искушенные в колдовстве туны ничего не заметили.