2 мая, 1941г. Германия. Аэродром Хаунштеттен.1
Взлётная полоса аэродрома блестела в стеклах защитных очков пилота мрачной серебряной лётной. Мелкий назойливый дождь застилал видимость своей плотной пеленой, скрывал в густых клубящихся тучах весеннее небо над Хаунштеттеном. Легкомоторный мессершмитт смотрел своим заострённым жёлтым носом в хмурое небо над аэродромом. Тяжёлое дыхание сбивалось в лёгкий свист, сопровождая такой непривычный бег для второго лица в самом мощном государстве мира, второго лица нового рейха, тысячелетнего, незыблемого и самого великого.
– Стоять! – воскликнул охранник, и промокшая чёрная овчарка тут же натянула поводок в его руке, исходя глухим лаем, – документы!
– Капитан Альфред Хорн! – перекрикивая лай собаки представился готовый к вылету пилот, – срочный вылет! Приказ Эрхарда Мильха!
– Извините, господин капитан, приказа не было… – виновато поправил фуражку офицер, – да заткнись, ты! – зло пнул он расходившуюся овчарку, – нужно с диспетчерами связаться, да и погода нелётная.
– Дело не терпит! – пилот стянул с лица прямоугольные стëкла защитных очков и взглянул в молодое лицо обервахмистра, – если не хочешь проблем – просто отойди.
– Извините, господин капитан, – замялся офицер, – порядок есть порядок, я должен дождаться… – он осёкся, оглушëнно уставившись в развёрнутый перед ним партбилет вечернего гостя, – виноват… – ошарашенно выдавил из себя обервахмистр, вытягиваясь в струнку перед пилотом, – удачного полёта, господин рейхсминистр, не смею задерживать!
– Передайте, чтобы небо обеспечили, – раздражённо бросил пилот и поспешил к ожидавшему его bf-110.
Через несколько минут мощный мотор самого быстрого истребителя рейха – гордости немецких авиаконструкторов, ревел на полных оборотах, рассекая густой влажный воздух стремительным винтом. Пилот натянул на лицо плотные панорамные очки и отпустил рукоятку тормоза. Машина тут же, словно породистый скакун, дёрнулась с места, почувствовав вожделенную свободу, и стальная птица войны устремилась по взлëтке, разгоняя белую пунктирную линию под своим брюхом, превращая её в одну сплошную черту. Наездник враз ожившей из стекла и стали летающей рептилии пришпорил её, дернув на себя рычаг высоты, и взвывший в ответ мессершмитт задрал вверх раскалённый солнечно-жëлтый нос, устремившись в густые хмурые небеса Германии.
– Мëлде! Кто разрешил взлёт!? – придерживая так и норовящую сползти под брезентовой накидкой фуражку прокричал сквозь пелену дождя семенящий к часовому грузный диспетчер Бендер.
– Сидеть! – рыкнул рванувшей в сторону начальника овчарке обервахмистр. Та тут же упала на задние лапы и высунула язык, – господин обер-лейтенант, виноват, – молодцевато отчеканил часовой, – но это был рейхсминистр Гесс, не в моих полномочиях было…
– Какой ещё Гесс!? – тут же вспылил раскрасневшийся Бендер, – ты в своём уме, Мëлде? Под трибунал пойдёшь! У тебя только что истребитель из-под носа увели!
– Гесс, господин обер-лейтенант, – уверенно повторил обервахмистр, – я его и в лицо узнал, когда он очки снял, столько раз в газетах печатали… Он и партбилет показал. Рудольф Гесс. Я точно прочитал!
– Гесс, значит… – ловя промежутки в разбушевавшейся одышке раздражённо проворчал Бендер, – а знаешь… – наконец выдавил он, грозя пальцем часовому, – а я так сейчас и доложу: обервахмистр Мëлде отправил в полёт рейхсминистра Гесса на новеньком мессершмитте! – конец фразы обер-лейтенант уже прокричал задыхающимся фальцетом, – и пусть там, – он указал пальцем вверх, – с тобой потом и разбираются!
Часовой застыл в безмолвии, глядя в маленькие глазки начальника, а овчарка глухо зарычала, несмело подрагивая краями пасти, но встать так и не решилась.
– Продолжайте службу, обервахмистр, – выдохнул Бендер и, неловко переваливаясь, засеменил обратно в диспетчерскую.
* * *
12 мая 1941г, Берлин, рейхсканцелярия.
«Министр вооружения Германии», – сладострастно, нараскат и как-то томно прокатил через нëбо на кончик языка такие сладкие слова сидящий в приёмной фюрера Альберт Шпеер. Он был доволен собой. Такая карьера! Главный архитектор третьего рейха, а сейчас ещё и министр вооружения. В картоном тубусе, лежащем на том же кожаном диване, на котором сейчас восседал Альберт, лежали чертежи нового Берлина, новой столицы мира! Мира свободного и счастливого, мира без евреев, цыган и остальных унтерменшей. План предусматривал две оси, проходящие через центр города перпендикулярно друг другу – с запада на восток и с севера на юг. Место пересечения осей должен был украсить гигантский Зал Народа. По каждую сторону Северо-южной оси он решил построить огромные железнодорожные вокзалы. От Южного вокзала к Залу Народа через Триумфальную арку пойдёт Парадная улица шириной метров сто, а может и сто пятьдесят и длиной около пяти километров, вдоль которой раскинутся каменными громадами министерства и ведомства рейха…
Под эти бравурные мысли Альберт начал клевать носом и расслабленно осунулся на спинке кожаного дивана. Спешить ему было некуда – у фюрера шло военное совещание, а это не его дело, его дело – строительство и архитектура. Новые аэродромы, военные базы и, конечно же, дворцы – его слабость. Даже бункер для фюрера он прорабатывал тщательно и со вкусом.
Из ватной перины накатившей дремоты Шпеера вырвал истошный, нечеловеческий вопль, пронзивший пространство приёмной.
– Нет, нет, нет, нет, нет! – вопил Гитлер из-за двери кабинета, а потом его крик перешёл в какой-то звериный вой.
Альберт вскочил с дивана и, позабыв про субординацию, распахнул тяжёлую дубовую дверь кабинета фюрера. Картина, представшая перед ним, повергла его в смятение: Гитлер стоял, опершись одной рукой о стол, а другой зарывшись в растрепанные, разметавшиеся по макушке волосы, генералы Кейтель и Гальдер замерли, вытянувшись в солдатской стойке, а секретарь и переводчик фюрера Пауль Шмидт затравлено смотрел себе под ноги, молча играя желваками на бледном, гипсового цвета лице. Немая пауза длилась не более десяти секунд, но Альберту показалось, что мир как будто застыл и медленно, по кирпичику начал отваливаться с такой, ещё минуту назад, надёжной мозаики нового мироустройства.
– Вызовите всех сюда! – наконец взревел фюрер, стряхнув с себя охватившую его вдруг поволоку, – свяжитесь с Герингом, пусть хоть на самолёте летит! – кричал он в трубку, которая только чудом не треснула в его побелевших от напряжения пальцах – Найдите Браухича, Гиммлера, шевелитесь, действуйте! А самолёт сбить! Немедленно! Поднимайте авиацию!
Уже через несколько минут в кабинет вбежали Борман, Мюллер, Гейдрих и Шелленберг. Они, тяжело дыша, вскинули руки в нацистском приветствии и молча смотрели на Гитлера, не понимая такой волны ярости от фюрера.
– Пятнадцать минут назад, – тщетно пытаясь унять клокочущий яростью голос начал фюрер, – с аэродрома в Хаунштеттене, – он сделал паузу, подошёл к высокому окну и устремил взгляд в мрачные, предавшие его небеса, – Рудольф Гесс, – и снова повисла пауза, которую никто не смел разбить случайным словом, – улетел в сторону Британии, – Гитлер резко крутнулся на каблуках и пронзил присутствующих резким взглядом своих голубых глаз, – Рудольф Гесс! – прокричал он, срываясь в верхние ноты, – тот самый Рудольф Гесс! Вы понимаете, что это значит!?
Все четверо замолчали и отвели взгляды в разные углы кабинета. Гитлер, тем временем, снова схватил трубку и заорал:
– Что с самолётом!? – после чего наступила пауза, разбавляемая мелким жужжанием динамика, а потом фюрер брызнул слюной в ненавистный уже приёмник телефона и, сжав зубы, то ли грозно, то ли жалобно, было уже не разобрать, заскулил: – и что, что над Ла-Маншем!? Догнать и уничтожить! – после чего он несколько раз ударил трубкой по рычагам аппарата и замер, уставившись стеклянным взглядом в полированную столешницу из морëного дуба, оперившись на неё побелевшими до хруста кулаками.
В кабинет, тем временем, ввалились Геринг на пару с Браухичем.
– Хайль Гитлер! – в один голос выкрикнули они, на что фюрер вяло ответил лёгким движением руки.
Рейхсмаршал и, по совместительству, рейхсминистр авиации Герман Геринг прошагал через весь кабинет и грузно осел в огромном кресле из красной кожи в углу комнаты. Его глаза, почти полностью чёрные из-за неестественно расширившихся зрачков, отстранённо пробежали по присутствующим в помещении и застыли на сгорбившейся фигуре вождя. Генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич, командующий сухопутными войсками, в свою очередь, отошёл на несколько шагов от двери и замер в ожидании слов фюрера.
– Вам уже доложили нашу проблему? – не отрывая взгляда от стола спросил Гитлер.
– Не догоним, – флегматично бросил Геринг, – Гесс отличный пилот, мы вместе на мировой войне летали. Если фору в пять минут дали, всë… – обречённо махнул он рукой, – уже не догнать. Тем более на сто десятом.
– Не догоним!? – взвился фюрер, – не догоним!? Отличный совет, господин рейхсмаршал! – он особо выделил интонацией последнее слово, ведь звание «рейхсмаршал» было уникальное и единственное, принадлежавшее только Герингу, – может тогда сразу пулю себе в лоб пустим, а, господин рейхсмаршал!?
– Не обязательно нам его сбивать, мой фюрер, – подобрался Геринг, – это сделают за нас британцы. Я уже поднял в воздух эскадрилью для ночного налёта на Лондон. Их ПВО сделают работу за нас, он не проскочит.
Гитлер рывком вышел из-за стола и в несколько шагов оказался возле вмиг вскочившего с кресла Геринга.
– Герман! – воскликнул фюрер, – ты не зря носишь свои награды! Будем надеяться, что этот предатель утонет в океане, но никогда не доберётся до Англии.
– Так и будет, мой фюрер! – Геринг изо всех сил сфокусировал уплывающий взгляд на Гитлере и постарался по-офицерски щёлкнуть каблуками, что у него не очень получилось.
– Теперь нам остаётся только ждать, – устало выдохнул раскрасневшийся Адольф и опустился на мягкий стул у рабочего стола, – Гиммлер где? – раздражённо бросил он секретарю, и тот заполошенно выбежал из кабинета.
Ближе к полуночи рабочий телефон в кабинете фюрера, чудом сохранивший работоспособность, разбил царящее напряжение на мелкие осколки дробным назойливым звоном.
– Слушаю! – воскликнул Гитлер, схватив трубку и тем самым оборвав звонок на первых же нотах. Выслушав доклад он поменялся в лице и точно постарел лет на десять. Оскалившись он коротко, без размаха швырнул аппарат на пол и ударил кулаками о массивную столешницу, – дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! – завопил он, молотя кулаками о стол, – нам всем конец! Нам конец! Вы это понимаете!? Вы понимаете это!?
В кабинете рейхсканцелярии повисла такая тишина, что можно было услышать, как растут листья у огромной монстеры в углу кабинета.
– Мы не знаем цель его полёта, – первым нашёлся что сказать Геринг.
– Не знаем!? – снова взбесился фюрер, – не знаем!? Гесс был главным нашим связным с новой Швабией! У нас было всë! А теперь он хочет отдать это нашим врагам! Что тут непонятного!?
– Разрешите? – дверь скромно отворилась, и в проёме нарисовалась субтильная фигура Гиммлера. Все резко повернулись к опоздавшему и покосились на Гитлера.
– Входите, Генрих, – нетерпеливо махнул рукой Адольф, – заждались уже.
– Приношу свои извинения, – негромко произнёс невысокий рейхсфюрер СС, – дела были вдали от Берлина.
– Что скажете, Генрих? – Гитлер впился взглядом в серые глаза Гиммлера, – наше положение сейчас критическое.
– Я думаю, – шелестящим голосом произнёс новоприбывший, – нужно быть реалистами. Про снабжение с юга можно забыть. Британцы нас отрежут от новой Швабии.
– Допустим, – вмешался Шелленберг, – но у нас на сегодняшний день есть всë необходимое. Советский Союз снабжает нас исправно и в срок. Моя разведка сообщает, что Сталин выжидает, ему война сейчас не нужна, мы можем спокойно, как и планировали, ещё год готовиться.
– Твоя разведка дерьмо! – ударил ладонью по столу фюрер, – они не знают Сталина! Ты не знаешь Сталина! Никто из вас не знает Сталина! Только я знаю его и понимаю! Как только он почувствует, что мы попали в западню с ресурсами на юге, он тут же сам и захлопнет эту западню у себя на востоке, и нам конец! Нам всем! – и вновь в стенах рабочего кабинета фюрера воцарилась звенящая тишина. Гитлер внимательно осмотрел присутствующих, ненадолго задержался на раскрасневшейся физиономии Геринга, и, промокнув лоб платком, продолжил: – я предлагаю форсировать план «Барбаросса».
– Это самоубийство, – хрипло пробормотал Геринг, – тяжёлые танки ещё не в серии, нет зимней формы, зимнего топлива, советы превосходят нас почти во всех видах техники, а на дворе уже май – мы просто завязнем в русских дорогах и русских морозах.
– Это риск, – отрезал фюрер, – а вот остаться ещё на год в глухой обороне с расчётом только на русское сырьё – вот это настоящее самоубийство. Не ваша задача, рейхсмаршал, – снова выделив звание Геринга, прошипел Гитлер, – думать так глобально, ваша задача авиация.
– С авиацией всë отлично, мой фюрер, – коротко ответил Геринг.
– Вот и славно, – отчеканил Гитлер, всем своим видом указывая подчинённому на его место, – Браухич! – перевёл он взгляд на командующего сухопутными войсками, – какие у нас оптимальное сроки «Барбароссы»?
– Конец апреля – начало мая, – мрачно ответил фельдмаршал, – на три недели уже выбились.
– Угу, – Гитлер сжал губы в полоску и пошевелил щëточкой усов, – сколько времени нужно, чтобы подготовить группировку к полномасштабному вторжению в Россию?
– Думаю, не раньше июля, – так же беспристрастно ответил фон Браухич.
– Значит нужно постараться к середине июня, – фюрер оперся руками о стол, устало глядя в глаза фельдмаршалу.
– Значит постараемся, мой Фюрер! – с деланой бодростью ответил Браухич.
– Хорошо! – хлопнул ладонью по столу Гитлер, – с этим определились. Теперь что касается внешней разведки, – он быстро нашёл глазами Шелленберга и впился в него цепким взглядом, – ваши предложения, Вальтер.
– Предлагаю активизировать всю агентуру, – шеф абвера вскочил с места и как школьник на экзамене начал быстро и, явно, заученно излагать свои соображения, – я считаю, что нужно завалить советы предупреждениями о близкой войне, и в каждом сообщении из надёжных, по мнению их разведки, источников называть разные даты, разные направления, и вообще, любые противоречивые мнения. Так истинная информация просто утонет в тоннах дезинформации.
