Расплата

Расплата за иллюзии всегда одна – реальность,

к которой мы не готовы.

Н.А.

ПРОЛОГ

Вы никогда не задумывались, сколько еще времени отпущено нашей цивилизации? И вообще, это предопределено или в чьей-то власти, например, Бога. А может, сами люди подводят существующий мир на край пропасти?

Как понять, гордится ли нами Создатель или ему стыдно наблюдать за своими запутавшимися чадами? Сколь долго он еще будет терпеть человеческую глупость? Насколько она компенсируется тем прекрасным, что есть у того же глупого человечества?

Что ждет нас впереди? Эликсир бессмертия, вечная молодость или пустота?

Создается ли у вас когда-нибудь ощущение, что по тем или иным причинам любой из ближайших дней может стать последним для нашей цивилизации? Или вы твердо убеждены, что на вашем веку конца света не случится, а дальше – гори оно огнем? Но можно ли позволить себе роскошь безразличия, когда у тебя подрастают дети, а вслед за ними появляются еще более горячо любимые внуки. И вот за них сердце начинает болеть еще сильнее, чем когда-то за себя самого. А что-либо менять уже поздно. Механизм самоуничтожения запущен.

По нашему мнению – то, к чему мы стремимся призвано сделать мир лучше, совершеннее, комфортнее для существования. На самом же деле это неумолимо приближает нас к концу.

Можно ли провести аналогию человеческой жизни и жизни цивилизации в целом? Человек на протяжении всего своего земного пути к чему-то стремится, совершенствуется, нередко добивается поставленных целей, но, достигая апогея развития, начинает медленно угасать, подчиняясь неким внутренним процессам неподвластным ему. В итоге он все равно умирает.

Может, так же дело обстоит и с цивилизацией – достигая наивысшей точки своего развития – она гибнет? И неважно от чего – от собственных изобретений, от космических влияний или по воле Божьей.

Почему я, малюсенькая песчинка современного общества, в далеком прошлом успешный модный обозреватель, затем известный дизайнер – сейчас снова села за свой старенький ноутбук, чтобы порассуждать на такие глобальные и утопические темы? Меньше всего хочется соглашаться с тем, что я просто неисправимая пессимистка. Потому что, должна признаться, еще задолго до событий, которые происходят в последние два месяца, меня уже посещали мимолетом такие страхи. Вот интересно, остались ли на сегодняшний день счастливчики, которых мысли о конце света не посещают даже сейчас?

Может, и остались. Но мне тяжело такое представить, потому что я, как никто другой, была приближена к человеку, который, сам не подозревая того, и запустил механизм самоуничтожения. Хотя Владиславу Жданову, моему бывшему мужу надо отдать должное – он искренне пытался добиться совершенно противоположенного эффекта.

Закрыв крышку ноутбука, я в очередной раз потерла красные, воспаленные от слез и недосыпания глаза и лениво поплелась в гостиную.

– Вить, ну чего там еще? – Обратилась я к сидящему в кресле перед телевизором свояку.

– Калифорния ушла под воду, – дрожащим голосом ответил он.

Часть 1

ГЛАВА 1

Удивительное ощущение умиротворения и покоя может приносить тихий весенний вечер, проведенный вместе с любимым за наблюдением общих детей, играющих на лужайке перед домом. Сколько ошибок порой приходится совершать по жизни, метаться, стучаться в закрытые двери, прежде чем приходит осознание того, что счастливым быть так просто. Казалось бы, естественные человеческие радости, но через сколько мне, Маргарите Рассказовой, пришлось пройти, чтобы научиться получать удовольствие от спокойных семейных вечеров.

Возможно, у некоторых на это уходит вся жизнь, но мне повезло. Я еще молода, полна сил и энергии и при этом абсолютно счастлива.

Уютный и чистый двор нашего подмосковного особняка располагал к расслаблению после тяжелого рабочего дня или длинной рабочей недели. Мы с Владом, удобно устроившись на скамейке, наблюдали, как Андрюша с Соней резвятся на детской площадке.

– Весна – самое неуловимое время года, – я решила поделиться с мужем своими мыслями, – Хотя и отпущено ей целых три календарных месяца, но по-настоящему весенними могут оказаться всего лишь несколько дней. И если просидишь эти дни, не выходя из дому – то считай, пропустил всю весну. Сегодня как раз один из таких дней, – мечтательно улыбнулась я. – И я так рада, что мы проводим его все вместе, во дворе нашего дома.

Влад внимательно посмотрел на меня, улыбаясь, но в глазах его читалось недоумение. Он еще не до конца привык к моему вечно приподнятому настроению, которое сопровождало меня несколько месяцев с того самого дня, когда была проведена операция по снятию «Затмения». К счастью, он относил перемены во мне именно на этот счет. Похоже, я заставила его поверить, что судьба базистов волновала меня настолько, что я не могла в полной мере наслаждаться жизнью, в то время как их находилась под «Затмением».

– Что же навело тебя на такие философские мысли, дорогая моя? – наконец поинтересовался Влад.

– Нормальные мысли, на мой взгляд, – кокетливо улыбнулась я.

– Может, и нормальные, но не для такой ироничной натуры, как ты, – с деланной подозрительностью посмотрел на меня Влад.

– С годами все меняется, дорогой, – я нежно провела ладонью по его небритой щеке. – Сонечка, осторожней! – предостерегла я дочку, забравшуюся на самую высокую горку. – Андрюша, не обязательно играть на краю бассейна, – обратилась я к сыну.

– Если уж на то пошло, то должен признаться, что меня тоже посещают подобные мысли. Последние годы…. Да, и не только последние, ведь начиная с подготовки к операции «Затмение» я вообще не замечал смены времен года. Я мог сидеть сутками в лаборатории и не знать, идет ли на улице снег, дождь или светит солнце. А сейчас, глядя на наших детей, я вспоминаю, с каким восторгом и сам в детстве встречал весну, лето, радовался наступлению осени, с восторгом врывался в снежную зиму. Эти перемены действительно чудесны, а мы с возрастом придаем им все меньше и меньше значения.

– На то и существуют дети. Именно они не дают нам забыть о том, что действительно важно. Только с ними вместе мы можем пережить все то прекрасное, что испытывали и сами когда-то в детстве.

Взглянув на часы, я тяжело вздохнула.

– Мне пора, – виновато высвободившись из объятий мужа, проговорила я.

– Как мне надоели все эти ваши мероприятия по выходным. Даже я освободил воскресный вечер для общения с семьей, – недовольно откликнулся Влад. – Не хочу тебя отпускать.

– Сама не хочу никуда ехать. Но я пообещала Паше. В его модельном агентстве очень важный показ. Я должна присоединиться к судейской коллегии. Пойду собираться, – я аккуратно высвободила руку из ладони мужа.

Покидая тем вечером особняк, я испытывала какое-то очень тревожное чувство, схожее с чувством вины. Мне действительно частенько по выходным приходилось выезжать на светские мероприятия, связанные с моей деятельностью, но я всегда делала это со спокойной душой.

Едва выехав за ворота, я позвонила Павлу, как будто бы в надежде на то, что он скажет, что мое присутствие необязательно, и я смогу спокойно развернуться и поехать домой. Но Бой лишь попросил меня поторопиться, чтобы не опоздать к началу показа, и добавил, что все ждут меня с нетерпением.

Тогда, отгородившись от гнетущих мыслей, я спокойно продолжила свой путь и пообещала себе, что на следующие выходные уже точно не буду планировать никаких дел.

Я вернулась домой далеко за полночь, когда Влад и дети давно спали. Поборов очередной приступ вины, проскользнула в спальню, залезла под одеяло и обняла спящего мужа.

Утром Влад уехал в Центр, не дождавшись моего пробуждения. Было досадно, ведь я уже начала по нему скучать.

Вечером того же дня мне захотелось пораньше вернуться домой. Продолжающаяся «весна» не располагала к долгому прозябанию в офисе.

Успев проскочить до вечерних пробок, в шесть вечера я уже притормозила у ворот нашего участка. Первым, что насторожило меня, было отсутствие охранника в будке у ворот. Он редко покидал свой пост, и я даже не припомню случая, чтобы он не поприветствовал меня вежливым кивком.

Однако, отсутствие охраны никак не должно было препятствовать моему проезду на участок. Я нажала кнопку электронного пульта, но ворота остались неподвижными. Усмехнувшись тому факту, что не могу попасть в собственный дом, я достала мобильный и набрала номер Влада. Но тот оказался недоступным. Тогда я зачем-то вышла из машины и побродила вдоль забора, хотя прекрасно знала, что другого прохода на участок, кроме как через основные ворота – нет. Ну не кричать же через забор, в конце концов.

Безуспешно набрав номер Влада еще пару раз, я догадалась позвонить напрямую в Центр. Жданов был еще на рабочем месте, и меня любезно с ним соединили.

– Да, – услышала я знакомый голос.

– Влад? Ну, слава богу! Что с нашими воротами? И где охрана? Я не могу попасть в дом.

Несколько секунд трубка молчала.

– Влад? – настойчиво повторила я.

– Тебе нечего там делать, – теперь голос мужа показался мне чужим и отстраненным.

– Не понимаю. Ты о чем? Что за шутки такие невеселые?

– Ты слышала меня. Тебе нечего делать рядом со мной и детьми. Уезжай оттуда, – после этих слов в трубке послышались короткие гудки.

Что за бред? Что за глупые выходки? Я потопталась у ворот еще минут десять, но ничего не произошло. Влад не перезвонил, чтобы сообщить, что он просто пошутил, охранник так и не появился. Мне ничего не оставалась, кроме как снова сесть за руль и вернуться в город. Я надеялась застать Влада на рабочем месте и разрешить это глупое недоразумение.

На проходной Центра мне сообщили, что мы с мужем разминулись. Он уехал домой не больше пяти минут назад. Я решила отправиться обратно к дому в надежде встретить Влада как раз у ворот. На обратном пути меня задержал плотный поток машин и у дома я оказалась, лишь когда на улице уже смеркалось. Меня встретили такие же неприступные ворота и пустующая будка охранника. Ситуация начала выводить меня из себя. Нервным движением я достала из кармана мобильный и в очередной раз нажала кнопку вызова. И вдруг в трубке вместо неприятного женского голоса, сообщающего на разных языках о том, что вызываемый абонент недоступен, послышались длинные гудки, а за ними и голос Влада.

– Алло.

– Влад, ты дома? – сдерживаясь из последних сил, поинтересовалась я.

– Нет, я еще в Москве, на встрече. Что нужно? Я же сказал тебе уезжать и не появляться больше в моем доме, – строго отчеканил он.

Я хорошо знала своего мужа. По его голосу было понятно, что он говорит на полном серьезе, а вовсе не пытается разыграть меня или проучить. Но что могло в один день так резко изменить его отношение ко мне? Уж точно не мой вчерашний поздний приход домой. Произошло что-то гораздо более существенное. Но что? И тут в висках бешено запульсировала одна лишь фраза – «Он все узнал?». Нет, этого не может быть. Я довольно быстро отогнала от себя эту дикую догадку, но в трубку спокойно проговорила.

– Нам нужно поговорить.

Было слышно, как Влад тяжело вздохнул и уже более спокойно, как будто сдерживая себя, проговорил:

– Рита, не сейчас. Не сегодня.

Этим вечером мне так больше и не удалось дозвониться до мужа. Сначала я твердо решила дождаться его в машине, но потом подумала, что утро вечера мудренее. Не думать о том, какой ужасной может быть причина, по которой Влад так себя ведет, было все сложнее. Поэтому я решила хотя бы ненадолго отвлечься.

Вспомнив про приятельницу, которая жила в соседнем поселке, я набрала ее номер. Вероника уже несколько месяцев была постоянной клиенткой моего дома моды, и мы неплохо общались. А выяснив, что мы еще и соседки, она частенько приглашала меня на чай. Правда, я чаще всего отказывалась, но сегодня сама предложила скоротать вечер за бутылочкой вина.

Вероника пришла в дикий восторг от столь неожиданного предложения. Она была разведенной домохозяйкой с двумя детьми школьного возраста и хорошеньким особняком в элитном поселке, доставшимся от бывшего мужа. Поэтому тот факт, что на дворе стоял поздний вечер понедельника, ее ни капли не смутил.

Она встретила меня в розовом шелковом халатике и в такого же цвета пушистых тапочках на каблуке, с идеальным макияжем и укладкой. Мне всегда было приятно смотреть на жизнерадостных особ, не заботящихся ни о чем, кроме своего внешнего вида, но я никогда им не завидовала. Такая жизнь казалась мне скучной и не наполненной глубоким смыслом. Однако, я была не прочь иногда послушать последние сплетни: когда и где открывается очередной модный салон, что, где и почем можно купить, а также прослушать краткий экскурс на тему того, где сейчас «водятся» самые мускулистые и загорелые фитнес-тренеры.

И сегодня я добровольно шла на то, чтобы принять на себя шквал очередных новостей, в глубине души надеясь, что Вероника предложит остаться у нее ночевать. Сама я ей, естественно, не стала рассказывать о том, что мне больше некуда идти. А лишь намекнула, что до пятницы совершенно свободна, потому что мой муж с детьми уехали в Европу на несколько дней. Цели я добилась, и даже с лихвой – Вероника предложила пожить у нее до конца недели, при этом подробно расписала график мероприятий на каждый день. Я лишь улыбалась и кивала, а сама не могла отделаться от неприятной липкой мысли, поедающей меня изнутри – «Он все узнал?»

Почти не сомкнув глаз за всю ночь, ранним утром я отправилась сразу в Центр. Как-то не хотелось мне снова топтаться без толку у закрытых ворот собственного дома.

Оказавшись у кабинета Жданова, я долго держалась за дверную ручку, не решаясь войти. С одной стороны, очень хотелось услышать опровержение своих страшных догадок, но с другой – я до дрожи в коленях боялась получить обвинение в супружеской измене. Наконец, набравшись смелости, я толкнула дверь и уверенно вошла внутрь.

Влад не удивился, увидев меня. Взгляд его был полон пренебрежения. Я посмотрела на него моляще-вопросительно, не в силах выдавить ни слова.

– А я думал, у тебя хватит ума, не являться за объяснениями, – начал он.

– Влад, что бы ни произошло, у тебя нет причин так обращаться со мной. Скорее всего, это какое-то недоразумение, и я пришла его разрешить. Мне, безусловно, нужны объяснения, – осмелела я.

– Забавно. Я-то думал, что ниже тебе в моих глазах падать уже некуда, но ты сейчас доказываешь обратное. У тебя хватает наглости заявлять, что ты не заслуживаешь такого обращения, а то, что натворила, называешь недоразумением, – невесело усмехнулся он. – Удивительно, насколько любовь ослепляет – раньше я не замечал в тебе ни глупости, ни подлости. И еще трусость. Ты до сих пор не решаешься назвать вещи своими именами, боясь выдать себя раньше времени. Или ты меня переубедишь? Докажешь, что смелая и решительная, именно такая какой я всегда тебя считал, и сама во всем признаешься?

Я молчала. Пауза затянулась. Влад будто бы испытывал меня. А я корила себя за то, что заранее не предусмотрела такой вариант развития событий. Жданов никогда, даже в самые худшие времена не позволял себе такой тон по отношению ко мне. И я просто лишилась дара речи от его оскорблений.

– Я так и знал, – высокомерно заявил Влад. – Ну что ж? В таком случае, так и быть – расскажу тебе эту увлекательную историю сам. На самом деле, все раскрылось совершенно случайно. На прошлой неделе обновляли базу данных ДНК всех базистов. В процессе была обнаружена очень любопытная вещь. Настолько любопытная, что статисты даже обратились ко мне за пояснениями. Они спросили – как такое возможно, чтобы образцы крови двух пациентов совпадали с образцами одного из базистов. Сначала я не сильно удивился. Случалось такое, что мы лечили родственников – и, скорее всего, их анализы по неосторожности попали в общую папку, хотя, конечно же, неосторожности у нас случались крайне редко.

Я уже понимала, к чему клонит Влад и опустила глаза в пол, на ходу лихорадочно соображая наперед, какое оправдание можно придумать. Получалось не очень, к тому же с каждым словом Влада мое положение становилось все более безнадежным.

– Но гром грянул в моем сознании, лишь когда мне сообщили имя базиста, с образцами крови которого совпали образцы пациентов. И ты не представляешь, кто им оказался! – Влад сделал многозначительную паузу, – Наш общий знакомый – Жан Смольянинов.

Я стояла неподвижно, еле дыша.

– Ты даже не удивлена? – продолжал Влад. – Могла бы хоть изобразить потрясение, – Ты же отменная актриса! Я за вчерашний день не раз прокручивал в голове сцены из нашей семейной жизни с твоим участием.

– Влад, перестань, ты же понимаешь, что речь шла о смертельно больных детях, – не очень убедительно заговорила я.

На этом месте Жданов меня прервал, и слава богу! Я, понадеявшись отделаться малой кровью, решила постараться убедить Влада, что общались мы с Жаном исключительно на почве болезни детей.

– Да черт бы тебя побрал! – взорвался он. – Ты еще смеешь прикрываться благородством! Явно не это чувство двигало тобой, когда ты развлекалась в отеле со своим любовником за день до того, как привезла на лечение первого ребенка? Ладно, хватит, – уже более спокойно сказал Влад. – Я не хотел с тобой это обсуждать. Я все пережил еще вчера. У меня ушла пара часов на то, чтобы восстановить цепочку ваших свиданий за прошлый год – сначала в отелях, затем на съемной квартире в Хамовниках. И ровно столько же времени потребовалось, чтобы навсегда вычеркнуть тебя из своей жизни.

Тут стало ясно, что ни одного козыря в моих руках не осталось. Он выведал абсолютно все и даже больше. Теперь мне не оставалось ничего, кроме того, как говорить правду. О том, что со всем этим покончено, что я искренне раскаиваюсь и люблю только его. Да, надежда все исправить еще теплилась.

Однако Влад продолжал:

– Для меня не было проблемой отследить все твои передвижения за прошлый год. А вернее, его. Ведь тут ты решила схитрить: сама нигде не светилась, гостиничные номера и квартиру снимала на его имя. Да, именно ты. Администрации отелей любезно предоставили мне и записи телефонных разговоров, и видеозаписи с камер, установленных в вестибюлях гостиниц. Я слышал твой голос, когда ты бронировала номер, я видел своими глазами, как вы вместе летящей походкой заходите в отель. Удивительная штука – власть, – каким-то другим, наигранно веселым тоном воскликнул Влад, легко покручиваясь в кресле, – В течение каких-то сорока минут ты можешь получить ценнейшую информацию, которая способна навсегда изменить твою жизнь и мировоззрение в целом!

Ты заставила пережить меня все, что я чувствовал на базе, когда смотрел на вас. На какое-то время я вернулся в тот кошмар, а потом, как будто озарение снизошло. Тогда я готов был терпеть многое – потому что знал, что лучшее впереди. А сейчас для меня стало очевидно, что все кончено. Иссякло мое терпение, опустела чаша любви. Все! Пусто! Но это не страшно. Я найду чем заполнить ее, но на этот раз уже точно без твоей помощи.

Я продолжала стоять напротив него, как провинившаяся ученица, но молчать больше не могла.

– Ты ошибаешься! Это не конец. Напротив, все только начинается. До этого мы с тобой жили в разных измерениях. Понятия о счастье у нас не совпадали. А теперь мы наконец-то нашли ту золотую середину. Да, я долго к этому шла и совершила немало ошибок, но я дошла! И у нас впереди счастливая жизнь. Ты же не можешь не знать, что со всем этим покончено? Навсегда.

– Да все я знаю, – небрежно откликнулся Влад. – Но говорю же тебе: это уже неважно. Все кончено. Уходи. Живи своей жизнью.

– У меня нет другой жизни, Влад. Только ты и дети!

– Перестань. Думала ли ты о детях в прошлом году? Вряд ли. Уходи, – еще более раздраженно подытожил Влад и принялся набирать чей-то номер.

Не дождавшись моего ухода, он начал вести разговоры по работе, перестав замечать мое присутствие.

Я потопталась на месте еще несколько минут, но в итоге решила уйти. Выходя из кабинета, я думала о том, что возможно Влад еще находится в состоянии шока после увиденного и услышанного вчера. Возможно, нужно дать ему немного времени, чтобы он остыл, и тогда разговор получится более продуктивным.

Я решила пожить у Вероники до пятницы, а в конце недели снова поговорить с Владом. Даже если он будет непреклонен, нужно как-то решить вопрос с детьми. Нельзя же, чтобы он лишил меня возможности их растить.

Но уже через день, в четверг, я снова парковала свой «Лексус» у ворот Центра. Я взлетела вверх по лестнице, торопясь поскорее поговорить с Владом. Накануне не спала всю ночь, а только снова и снова мысленно прокручивала предстоящий разговор. И собственные слова казались мне столь убедительными, что не терпелось как можно скорее донести их до Жданова, не растеряв по дороге. К тому же я надеялась, что за пару дней он, возможно, немного поостыл, пообщался с детьми, тоскующими по матери, и примет меня более благосклонно.

Но встретившись глазами с мужем, я поняла, что на благосклонность мне надеяться не придется. Тем не менее я начала прямо с порога:

– Теперь ты, как никто понимаешь, что любовь ослепляет. Я была слепа много лет. И слепота эта не приносила мне ни счастья, ни радостного забвения, а только лишь боль и страдания. И то, что после всего этого мне потребовалось какое-то время, чтобы прозреть – это благо, долгожданное спасение. Страшно подумать, но если бы тогда он снова не появился в моей жизни, то я, возможно, до сих пор тосковала бы по нему и так и не полюбила бы тебя так, как люблю сейчас.

– Рита, что ты несешь? – моя речь явно не произвела впечатления, по крайней мере, положительного, поскольку голос Влада оставался таким же жестким, а тон – пренебрежительным, – Ты призываешь меня благодарить судьбу за то, что было между вами все эти месяцы. Ты думаешь, что для меня настолько не принципиально каким способом заполучить-таки твою любовь?

– Когда-то так оно и было, – справедливо заметила я.

– Когда-то ты была молодой и свободной девушкой, не обязанной мне ничем, кроме своей свободы, как бы странно это ни звучало, – усмехнулся Влад, – А став женой и матерью, ты лишилась права иметь такие поблажки. Неужели это не очевидно? В общем, не о чем говорить, Рита. Уходи.

– Подожди, – видя, как категорично настроен Жданов, я поняла, что сейчас продолжать гнуть свою линию бессмысленно. – Допустим, ты и вправду не собираешься меня прощать. Никогда. Но дети должны быть со мной.

Влад резко рассмеялся, и мне это очень не понравилось.

– Марго, говорю же тебе – о детях, как и моей любви нужно было думать раньше. Ты и впрямь настолько глупа, что даже не понимала, чем рискуешь? Не догадывалась, что, решив вычеркнуть тебя из своей жизни, я не подпущу тебя и к детям?

– Ну, это слишком жестоко даже для тебя, – ошеломленно, не веря своим ушам, проговорила я.

– Кстати, завтра мы уезжаем. Я и дети. Говорю тебе специально, чтоб ты не жгла зря бензин, катаясь то в Центр, то в особняк.

– Куда? – сглатывая комок в горле, спросила я.

– Отвезу их в Европу, на курорт, сходим в Диснейленд. Смена обстановки сейчас не помешает. Им надо потихоньку привыкать к новой реальности.

Влад собрал со стола какие-то бумаги и направился к выходу из кабинета. Остановившись, он открыл дверь и предложил мне выйти первой.

– Я бы все отдала, чтобы поехать с вами. Пусть это будет последним моим шансом, умоляю тебя, – я чуть не плакала.

– Извини, но у этой поездки совсем другая цель, – отрезал Влад и вышел из кабинета.

Я, немного помедлив, проследовала за ним, но оказавшись в длинном коридоре, уже не увидела мужа.

Искать его и пытаться продолжить разговор я не стала. Совсем не было сил. Я чувствовала себя брошенной и опустошенной. Доковыляв до ближайшей кофейни, зашла внутрь и опустилась на стул за маленьким столиком у окна. Ясная погода снаружи как-то очень резко сменилась на пасмурную. Небо заволокли серые тучи. Полил дождь. Я сидела и неотрывно смотрела на струи воды, бегущие по оконному стеклу, и это зрелище напоминало то, что творилось у меня в душе. Я вдруг испугалась, что этот дождь никогда не кончится, что он будет лить вечно, настолько внезапно он начался и настолько убедительно выглядел. Не знаю, сколько я так просидела и сколько чашек кофе выпила, но очнулась, только когда принесли расчет и сообщили, что моя кредитка не активна. Я не удивилась и уж точно не расстроилась. Только тяжело вздохнула, расплатилась наличкой и покинула кафе.

ГЛАВА 2

Мне почти не пришлось врать Веронике, говоря о том, что муж и дети задержатся на каникулах еще на недельку. Слава богу, дружелюбная приятельница предложила задержаться у нее еще на несколько дней. Правду о том, что муж выгнал меня из дома, говорить было непозволительно. Вероника не из тех людей, кто посочувствовал бы. Наоборот, она потеряла бы интерес к такой гостье. Статус брошенки совсем не привлекал ее в отличие от статуса жены самого влиятельного человека в стране. Но, несмотря ни на что, временное пристанище в доме Вероники подходило мне, как никакое другое. Она ничего не спрашивала, не заостряла внимания на моем подавленном состоянии. Все что от меня требовалось – это только слушать ее монолог. Да даже и слушать необязательно, главное – вовремя кивать.

Так я прожила у приятельницы еще семь дней. И вот на исходе второй недели мне уже впору стало задуматься о том, куда идти дальше. Вопреки предупреждению Влада я все же наведалась пару раз в Центр и в наш особняк. В Центре я его действительно не застала, а охранник, наконец появившийся в будке у особняка (мой охранник, который раскланивался передо мной и расплывался в блаженной улыбке еще несколько дней назад), нехотя сквозь зубы сообщил мне, что хозяева уехали.

Теперь я ясно понимала, что вряд ли вернусь в свой дом, съехав от Вероники. В принципе, на улице я бы не осталась. Влад заблокировал лишь доступ к его счетам. Доходы от работы Дома моды по-прежнему оставались в моем распоряжении, и я могла без труда снять квартиру. Но от мысли, что придется жить одной в пустой чужой квартире, мне становилось не по себе.

В воскресенье вечером, так и не продумав план дальнейших действий, я собрала небольшую сумку с вещами, и, поблагодарив Веронику за гостеприимство, покинула ее дом. Сев в машину, подумала с полминуты и направилась в сторону города, впрочем, так и не спланировав окончательный маршрут. Остановилась я на Садовом у Дома моды, когда уже смеркалось. Усмехнувшись сама себе – раз уж ехать больше некуда, так и быть – я покорно вышла из машины. Сделала глубокий вдох. Воздух по-прежнему пах весной – завораживающей и многообещающей. Но не для меня. Теперь уже не для меня.

Устроившись в своем кабинете в удобном большом кресле, я задремала. Ни о чем думать не хотела или уже не могла. Слишком много передумано, слишком много выплакано. А здесь, в своем кабинете, в своей маленькой крепости, из которой меня никто не выгонит, я могла ненадолго расслабиться.

Однако, наслаждаться получилось не очень долго. К полуночи затекла спина, я начала ворочаться, пытаясь побороть то ли ломоту в мышцах, то ли бредовое забытье, в котором пребывала, то ли и то и другое одновременно. А спустя пару часов безрезультатной борьбы ко мне все же пришло озарение. Я поняла, где хочу оказаться сейчас же, сию же минуту. И как же я раньше не подумала? Хотя, наверное, я думала об этом, но просто не хотела расстраивать и пугать родителей своим появлением. С другой стороны, разве может сейчас для меня быть какое-то место более подходящим, чем родительский дом? Что бы ни случилось в жизни – только там можно почувствовать себя маленькой девочкой, защищенной от всех невзгод, только там можно позволить себе дать волю чувствам и выплакаться на груди у любящих, все понимающих и все прощающих родителей. Твердо решив для себя, куда отправлюсь завтра же вечером, я уснула крепким сном.

Родные стены приняли меня в свои теплые объятия и не обманули ожиданий. Переступив порог прихожей, давно не видевшей ремонта, но все же чистой и ухоженной, я почти физически ощутила, как благостное умиротворение наполнило каждую клеточку моего тела. Теперь все будет хорошо, теперь точно найдется верное решение, и все образуется. Возможно, это ощущение и было обманчивым, но оно согревало мне душу. Я вдруг задумалась о том, что за тринадцать долгих лет впервые воспользовалась этим надежным убежищем для души и тела. Так вышло, что в тяжелейшие моменты жизни это место было недосягаемым для меня. А теперь, оказавшись в этих стенах, так легко стало представить, что никогда не было аварии, судебного приговора, базы, Жданова, Жана, «Затмения»… И уж точно не было ужасного разоблачения двухнедельной давности. Вот мой письменный стол, за которым я делала школьные уроки и готовилась к поступлению в университет, вот платяной шкаф, в котором мама до сих пор бережно хранит мои первые наряды, купленные на скопленные с немалым трудом деньги, в том числе и мое выпускное платье. Как я когда-то мечтала вырваться в большой мир из семейного гнезда, и как, оказывается, бесценно иметь возможность сюда вернуться.

Родители не задали ни единого вопроса, что даже немного удивило. Неужели по моему лицу видно, что пока меня лучше вообще ни о чем не спрашивать? Усадили за столик на небольшой кухне, напоили чаем со свежеиспеченным пирогом. Как будто ждали гостей. Или, может быть, дома ждут всегда, каждый день, а мы и не догадываемся? – с нежностью подумала я.

Спустя пару часов, когда я в общих чертах рассказала родителям о кризисе в семье и попросила о возможности пожить у них и все обдумать, мама извиняющимся тоном сообщила, что как раз на этой неделе они уезжают в оздоровительный санаторий по путевке и планируют пробыть там все лето. Я поторопилась убедить ее в том, что они могут ехать, как и планировали, потому что мне будет достаточно пары-тройки дней, чтобы разобраться со своими проблемами. В последнем я, конечно, вовсе не была уверена. Впрочем, отъезд родителей был мне лишь на руку. Я смогу жить в своей родной квартире столько, сколько понадобится и не тревожить при этом близких своим подавленным состоянием. Правда, опять же придется быть одной, но ничего, как-нибудь переживу.

Последние дни до отъезда я провела с родителями. И только проводив их на вокзал, решилась снова наведаться к Жданову. По моим подсчетам он должен был вернуться несколько дней назад. Зная его, я сомневалась, что он покинет работу дольше, чем на неделю.

И я не прогадала. Первое, о чем я подумала, зайдя в кабинет мужа и увидев его загорелым и посвежевшим, это о том, чтобы обнять его и сказать, как я соскучилась. Я даже сделала несколько шагов навстречу, а губ моих коснулась легкая улыбка, но взгляд его светло-зеленых глаз, так выделяющихся на фоне загорелого и чуть обветренного лица, остановил меня. Я покорно опустилась на стул, так и не достигнув цели.