Бумажное радио. Прибежище подкастов: буквы и звуки под одной обложкой

Для кого эта книга?

Для тех, кому интересен журналистский дневник, одновременно записанный как текст и как звуковой файл (в начале каждой главки имеется гиперссылка) в период с марта 2008 по март 2012 года. То есть в период «тучных нефтяных лет» (или в период Дмитрия Медведева, разницы нет).

Для радиожурналистов, которым интересна работа коллеги, ведшему программы и шоу на «Радио России», «Маяке», City FM, «Вести FM».

Для людей из новых медиа, включая блоггеров, потому что подкаст – это звуковой вариант блога.

Для студентов и аспирантов журфаков, исследователей, преподавателей, – всех, кому интересны подкасты как жанр (полагаю, в России я стал записывать подкасты одним из первых). Возможно, им будет интересно посмотреть на различия в письменном и устном выражении одной и той же идеи.

Ну, и для историков-русистов.

Как вообще случилась эта книга?

В 2008-м году в Фонде Радио мне сказали, что начинается новый проект – «Подстанция» – и будет здорово, если я стану записывать там свои подкасты.

Я спешно согласился. Если человек провел полторы тысячи эфиров на радио и еще полтысячи на телевидении, ему проще кивнуть головой, чем признаться, что он не знает, что такое «подкаст».

И стыдливо потом выяснял у коллег, что они имеют в виду под этим словом («Яндекс» этого тогда не знал), пока с облегчением не обнаружил, что подкаст – это симптом радио, инфицированного интернетом. У такого радио трансляция перестает быть единственным способом передачи звука, потому что звук можно расфасовать по файлам и отсыпать слушателю, когда ему хочется (а не когда радиостанция велит). Звуковой файл и есть подкаст (в отличие от broadcast, бродкаста – обычного вещания).

«Подстанция» – podst.ru – была (и остается) проектом информационного вещания нового типа: по выбору и по требованию. И я для реализации этого выбора записывал раз в неделю по реплике на злобу дня. В выборе тем (и уровне злобы) меня никто не ограничивал.

Для этой книжки я отобрал подкасты, которые мне кажутся не потерявшими злободневности и сегодня.

Можно ли использовать эти подкасты в своих целях?

Не просто можно! Более того, мои подкасты можно использовать безо всякого разрешения: я, выкладывая их на сайте подстанции, заведомо отказывался от имущественных прав.

Берите, хватайте, используйте – в информационном обществе от копирования информации выигрывают все, включая автора.

Д.Г.

Огромная благодарность Алеку Петуку (alekpetuk.com), смелому и самоотверженному художнику, бросившему «Газпром», чтобы стать человеком-зайцем, – и сделавшему обложку этой книги.

4 марта 2008

Складки империи
О прошедших выборах, а точнее, о том, как жить дальше, поудобнее (об)устраиваясь в имперском пейзаже

http://www.podst.ru/posts/524/

Лет семь назад мой приятель писатель Дима Быков публично признался в любви к империи. Я удивился, потому как не мог понять – а на дворе еще стояли либерализм и свобода, – зачем Быкову империя, но Быков объяснил: «Понимаешь, в складках империи можно так уютно спрятаться!»

Тогда мне это показалось дикостью, но теперь уже нет. Не кажется же никому дикостью, что в стране, где согласно конституции, источником власти является народ, этот народ выбирает себе царя, а царь проводит выборы своего преемника. Настолько не кажется, что публично не возмущается никто.

Империя воссоздалась, пусть и против моей воли.

Я впервые ощутил уют ее складок во время выборов престолоблюстителя. Появились вдруг смешные политические анекдоты. Такого не бывало со времен Брежнева. Чего стоит одна шуточка, что Винни-Пух на выборах проголосовал за Богданова^[1], потому что вымышленные персонажи должны поддерживать друг друга.

Мне нравится, что анекдоты появляются. Они придают сладость, прелесть и остроту существованию в условиях бесчеловечной стужи. Вопрос о том, как жить, спрятавшись в складках, не является праздным. Он имеет отношение по крайней мере к двум существенным точкам этого внутрискладочного бытия.

Первая точка называется «телевизор». В условиях империи он лишний, поскольку не транслирует ничего, кроме имперского назидания в любых формах – от проклятия до восторга. Но попробуйте убрать телевизор из своей жизни. У вас появится время, исчезнет раздражительность, и вы начнете гулять – или читать.

Вторая точка называется «деньги». Я вообще считаю, что откат от либеральной демократии начался в тот момент, когда интеллигенция стала продаваться. В СССР интеллигенция нередко прогибалась от страха, но тут она продавалась за деньги. И дело не в числе серебряников, а в том, что продалась: согласилась делать то, с чем не была согласна. Так что для уюта внутри складок империи про деньги лучше забыть точно так же, как про телевизор. Деньги – это временное тепло. Они как наркотик: короткая эйфория – и долгое тяжелое послевкусие.

Оказавшись в империи, как в мышеловке, можно и нужно – тут я согласен с Быковым – утешаться другими вещами. Дружба, любовь, семья, интеллектуальный труд и вообще все то, что имеет отношение к счастью. А счастье возможно при любых холодах. Если, конечно, не мучают деньги и не бубнит над ухом телевизор.

11 марта 2008

Нас унижающий обман
О квартирном ремонте, о декорациях, имитациях и о подделках жизни

http://www.podst.ru/posts/539/

Мы только что с женой закончили в Петербурге ремонт своей новой квартиры. Квартира новая, дом тоже новый: делай что хочешь. Вот мы и решили сделать то, что нам всегда нравилось. А нравились нам квартиры-декорации, квартиры с условной обстановкой, в которой звучит одна какая-то тема. И именно в этой теме, а не в квартире с дверьми и окнами, ты и живешь.

Конкретно: нам хотелось смешать в своей декорации Петербург рубежа XIX и XX веков и те страны, что называются словом «Средиземноморье». Немного Прованса, немного, возможно, Коста-Васка, хотя это уже не Средиземное море, а Атлантика, – словом, кое-что из того, что находится там, где цветут фиги и плодоносят оливы.

В принципе, нам это удалось. Хотя стоило немалых сил. Например, замечательный вологодский деревенский двухсотлетней давности буфет мы купили на бензозаправке под Сестрорецком, – да, прямо на бензозаправке! – потому что там какой-то умник догадался открыть магазин старой мебели: типа за недорого обставить дачу. И мы вцепились в него обеими руками, потому что он удивительно похож на буфет, который в XIX веке мог стоять в крестьянском доме где-нибудь в Тоскане.

Нам очень нравится эта наша квартирка-декорация. Но вот какую вещь мы обнаружили. Пока мы занимались ремонтом, мы пересмотрели десятки, если не сотни журналов по дизайну. Со снимками шикарных и почти всегда очень дорогих квартир. И всегда задавались одним и тем же вопросом: «Тут у вас все абсолютно новое! А куда же, спрашивается, делась та жизнь, которой вы до этого жили?» Нет, я понимаю, что материальных свидетельств советской эпохи выживает мало, хотя бы по причине их низкого качества. Но тогда ведь свою собственную историю можно показать через другие предметы, порою жившие в других странах, однако впитавшие в себя то время, о котором ты хотел бы сохранить память…

Но ничего подобного в дорогих дизайнерских квартирах нет. Эти дорогие квартиры даже не знаменуют собой некий отсчет эстетики с нуля – как когда-то начинал с нуля великий финский дизайнер Алвар Аалто, предложив в своей крестьянской стране новый, невиданный, пропускающий природу внутрь архитектуры дизайн. Нет, эти люди пытаются имитировать в своих петербургских или московских квартирах то ренессанс, то модерн, – но с неизменной приставкой «псевдо-».

Это не декорации. Это фальшивки, посредством которых их обладатели пытаются себя убедить, что живут всерьез. Причем и убеждают они себя в этом не посредством, например, антиквариата, но современных копий. Потому что старого – имеющего историю – они ужас как боятся, ибо это старое может выявить отсутствие истории у них самих.

Самообман – он в чем-то даже хуже обмана других. Самообманывающийся выдает никогда не бывшую историю – своей семьи или своей страны – за подлинную. Увы.

18 марта 2008

В поисках места под крышей
О том, с чем сталкивается мужчина, пытающийся снять квартиру в Москве

http://www.podst.ru/posts/553/

Неожиданно в моей жизни случилась радость – как водится, со слезами на глазах. Моя квартирная хозяйка, милейшая дама 78 лет от роду, решила выйти замуж. В связи с чем предупредила, что сдавать мне квартиру больше не будет. Ей теперь самой требовалось любовное гнездышко. Деньги ее тоже больше не интересовали, ее интересовало лишь счастье.

Возразить на это было нечего.

Я понял, что придется съезжать и приискивать новую квартиру. Мне казалось, сделать в Москве это так же легко, как в Лондоне, где я уже как-то жилье искал. (Кстати, в Лондоне жилье крайне некачественное и переоцененное. Однако за пару тысяч долларов в месяц вполне себе можно снять квартирку-студию в паре минут от Гайд-парка: мне в свое время эта стратегическая близость была важна, поскольку по утрам я в парке бегал или катался на роликах). Представлял я себе и цены на квартиры в Париже, где за тысячу евро с небольшим хвостиком можно снять мансарду с видом на крыши где-нибудь на Правом берегу, на бульваре Сен-Жермен, в минуте от метро – но, впрочем, в Париже такое метро, что всюду до него рядом…

В Москве же началось невообразимое, потому что первый вопрос, который агенты по телефону задавали мне, был таков: «А вы, простите, чьих кровей будете?» Требовалось отвечать быстро и не задумываясь: «Славянин!»

Вторым вопросом всегда был вопрос о регистрации, хотя какая регистрация может быть у человека, ищущего жилье?

Третий вопрос был о семейном статусе: я был сражен, узнав, что даже славянам, но холостым, квартиру решаются сдать немногие.

Но все же наибольшее изумление вызвал совет не говорить, кем я на самом деле работаю (хотя, казалось бы, не жилец, а мечта: главред журнала и телеведущий). «Не говорите им (в смысле, квартировладельцам) ни за что, вы их испугаете!» Риэлторы обучали меня новой легенде: я женат, детей нет, живу в Подмосковье, но, как только сниму квартиру, жена приедет ко мне из Питера. А работаю я в супермаркете «Ашан» менеджером среднего звена, но имею хорошие шансы на повышение.

И так повторялось изо дня в день, хотя искал я вовсе не хоромы на Остоженке, а обычную однокомнатную квартиру в районе Новослободской.

День на пятый я понял, что российский рынок жилья и есть страна по имени Россия.

Со всеми ее страхами, надеждами, со всеми ее представлениями о прекрасном, где, чтобы жить, важно соответствовать тому, что в массовом представлении является нормой. Чтобы славяне. Чтобы семейная пара. Чтобы в торговле. И никаких детей.

Вот как Россия при соблюдении этих условий может стать великой державой – это вопрос интересный. Но совершенно другой.

7 апреля 2008

Нефть и снег
О том, что роднит Россию с Норвегией, не делая их, однако, родственниками

http://www.podst.ru/posts/592/

Сейчас, когда вы меня слушаете, я, скорее всего, катаюсь в Норвегии на горных лыжах. То, что в Норвегии – не мое баловство, а служебная командировка, а кататься на лыжах – моя служебная обязанность, и весьма серьезная.

Дело в том, что снег в последнее время превращается в важный экономический фактор, а отсутствие снега – в потенциальную экономическую катастрофу. Поясню: людей, которые хотят кататься на лыжах или на сноуборде, в мире становится все больше, а стабильного снежного покрова зимой в мире становится все меньше. То есть можно заплатить немалые деньги за билеты, отель и оборудование, приехать в горы – и снега там не найти. Вот почему в журнале Robb Report, который я редактирую, в этом году исчезнет номинация «Лучшие горнолыжные курорты мира», а вместо нее появится «Лучшие горнолыжные курорты на ледниках». Сегодня владельцы многих альпийских курортов – включая такие знаменитые, как «эспас Килли», «пространство Килли», названный в честь знаменитого горнолыжника Жана-Клода Килли: это в пространстве Килли находится Валь д’Изер – пребывают в размышлениях. Они думают, например, о том, не отменить ли строительство очередного лыжного подъемника, – и не построить ли взамен спа-центр. Потому что люди все чаще едут в горы не для негарантированных лыж зимой, а для гарантированной прохлады летом.

А я еду в командировку в Норвегию, где в данный момент, в апреле 2008 года, в горах лежит полтора метра снега – и, похоже, не думает таять. Мне интересно: так ли рискован в горах Норвегии становится зимний отдых, как он рискован в Альпах?

Вторая причина командировки заключается в том, что Россия с Норвегией удивительно похожи. И у них, и нас зима – практически национальное достояние. И у них, и у нас, национальным достоянием является нефть. И у них, и у нас высокие мировые цены на нефть вздымают на немыслимую высоту внутренние цены. Я слышал уже много раз, что Норвегия куда дороже и Лондона, и Токио.

Что в связи этим происходит внутри Норвегии? Расслаивается ли она так же сильно на богатых и бедных, как Россия? Если нет, то чем достигается социальное равенство, и как чувствуют себя при этом медицина, общественный транспорт и так далее, включая отдых на горных лыжах? Ведь внутри России сегодня кататься на лыжах может только очень богатый человек: однодневный ски-пасс на подъемники в Сорочанах под Москвой или на Пухтоловой горе под Петербургом давно стоит дороже такого же в Европе.

Словом, я еду туда, где много похожих с Россией процессов должно, по идее, происходить – но почти уверен, что они совершенно по-другому происходят.

Но это, как говорится, тема следующего разговора.

15 апреля 2008

С норвежской горочки спустился
О том, чему учит норвежский снег, норвежские горы и норвежские боги

http://www.podst.ru/posts/687/

В минувшие выходные меня эвакуировали. В Норвегии. А потому эвакуировали не мою машину, что обычно подразумевают под словом «эвакуация» в Москве, а персонально меня. Меня эвакуировали снегоходом.

Деваться было некуда: на горнолыжном курорте Хемседал намело полтора метра снега, к ним за ночь прибавилось еще полметра… Автобус не проезжал.

В Норвегии я был в замечательной командировке, смысл которой состоял в том, чтобы покататься всласть на лыжах. Но была и еще одна цель: попробовать понять, как устроена изнутри эта страна, с которой нас роднят, как минимум, две вещи. Во-первых, невероятно высокие цены (и сразу скажу, что и правда невероятные: стакан колы в обычной забегаловке стоил, в пересчете, полтораста рублей). А второе – это, конечно, наличие нефти. А уж между первым и вторым найдет логическую связку любой…

И хотя времени разобраться досконально было мало, кое-какие детали кольнули: например, даже в дорогих коттеджах не обязательно тебя ждали в ванной шампунь и мыло (но это при желании можно списать на особенность культуры – такую же, как наличие электрочайника и запасов чая и кофе в самом захудалом английском отеле). А вот на уровне серьезных надкультурных вещей все было куда как сложно.

Вот взять такую штуку, как спорт. В России самым популярным видом спорта является кидание понтов: выше, дальше, быстрее. А в Норвегии место понтов занимает спорт. Там неважно, как ты одет и какая у тебя машина (боюсь, неважно даже, пользуешься ли ты тем самым шампунем). Спорт – это мерило всего. Ни в одной другой стране я не видел стольких людей, катающихся на лыжах, как боги. А поскольку эти богочеловеки хорошо относились ко мне, они немедленно поволокли меня на самую верхотуру, – так что я, катальщик довольно средний, впервые в жизни спускался по «черному» могулу. И впервые в жизни – по олимпийской трассе скоростного спуска. И впервые в жизни попробовал офф-пист – спуск вниз по целине вне трассы. Довольно крутой был спуск, кстати.

Эти добрые норвежские боги хотели подарить мне лучшее, что у них было. А лучшим в их жизни был спорт, то есть выяснение отношений один на один с природой. Вот преодолеешь ты страх – или нет. Спустишься с этой горы – или не сможешь. И моя решимость была для них очень важна.

Норвегия, в итоге, показалась мне довольно суровой страной. Куда более суровой, чем, скажем, Финляндия. Но спорт как завоевание земли, на которой живешь; спорт как завоевание земли без уничтожения самой земли (что сплошь и рядом встречается в иных странах, где кидают понты) – вот это меня, что называется, вставило.

В моей жизни было не так уж много вещей, которыми я мог бы реально гордиться. Но то, что я спустился по этому черному чертову могулу, – это преисполняет мое сердце гордостью… То есть чересчур красиво сказано… Хотя нет, оставлю как есть: преисполняет.

6 мая 2008

Прощайте, Владимир Владимирович!
О последнем дне президентства Владимира Путина, о некоторых итогах эпохи (или как там потом это время назовут?) и о прогнозах на будущее

http://www.podst.ru/posts/825/

Когда-то поэт Давид Самойлов заметил, что строй в России сильнее власти, отчего власть порой тягается со строем.

Такое «тягание» заметно и сейчас, когда Владимир Путин оставляет президентский пост. Последние восемь лет были временем единственного героя. Так сказать, «вот окончилась зима, наступило лето, лично Путина Вэ-Вэ поблагодарим за это». Эта ироничная, однако точная формула и показывает, в чем состоит общественный договор, существующий в России. А он, есть такая гипотеза, состоит в том, что народ перекладывает ответственность за судьбу страны на власть. Власть же, в свою очередь, обещает народ либо кормить, либо давать народу кормиться. Правитель, соблюдающий договор, переходит в герои. И с этой точки зрения Владимир Путин – герой. Ведь это при нем произошло окормление народа автомобилями, сотовыми телефонами, компьютерами и случилось опоение народа пивом ста пятидесяти сортов. С точки зрения общественного договора, это важнее реальных результатов пенсионной реформы, реформы здравоохранения, сокращения общей протяженности российских автодорог примерно на 7 % или роста коррупции. Коррупция – это ведь вариант кормления, она общественному договору ничуть не противоречит. Еще при Ельцине многие бывали голодны – а вот при Путине они наелись. Поэтому Путин и герой. У нас народ неизменно приписывает власти все свои достижения: приписывает и Путину, как Сталину когда-то была приписана заслуга победы в войне.

Другое дело – переход Владимира Путина в статус первого, но министра. Ни один из министров – за исключением Шойгу – в нашей новейшей истории героем не был. То есть все хорошее у нас было заслугой исключительно президента, а все плохое было недоработкой кабинета министров.

То есть пока все идет как по маслу, и хлеб с маслом есть в каждом доме, а в каждом втором есть хлеб с маслом и с икрой – народ не шевелится, поскольку договор соблюдается. А вот если нефть подешевеет? А если нечего станет есть? Вот тут и может оказаться, что герой, который не выполняет договор, слетает с пьедестала. Или, не желая слетать, объявляет виновным того, кого принято объявлять.

Так что Владимиру Путину следует пожелать либо тихого-мирного ухода в тень, либо стать опять президентом.

20 мая 2008

Чего хотят честные бюргеры?
О трех простых вещах, поражающих в Дюссельдорфе. А именно…

http://www.podst.ru/posts/1006/

Недавно я вернулся из Германии, из Дюссельдорфа. В этом славном городе я был уже трижды, но на этот раз вернулся с разинутым ртом. Первое: я узнал, что местный аэропорт закрывается на ночь! Но изумился я даже не тому, что с 23.00 до 7.00 аэропорт не работает, а причине, по какой он закрыт. Вот на секундочку представьте: крупный немецкий город, большой аэропорт, на ночь его закрывают, почему? Может, он не выдерживает конкуренции с круглосуточными аэропортами-хабами во Франкфурте или Мюнхене? Или потому, что за ночные смены нужно дополнительно платить? Вовсе нет. Причина банальна, хотя и не сразу приходит в голову. Дело в том, что жители города Дюссельдорфа хотят ночью спать. И, чтобы самолеты не мешали спать, на ночь и закрывается аэропорт. Раньше он вообще закрывался чуть ли не в восемь вечера!

Второй раз меня изумила реконструкция старого порта, превращение его в офисный район. Туда ради этой конверсии пригласили молодых архитекторов и дали им оторваться по полной. Они и оторвались. Один офис представляет собой самые большие в мире часы, другой покрыт мятой нержавеющей сталью, третий облеплен гигантскими резиновыми человечками. Но удивила меня не архитектура, а то, что по завершении дел архитекторов призвали опять. Дело в том, что бизнес-район после рабочего дня становился совершенно мертв, и вот теперь архитекторам там предлагалось создать жилье, причем как очень дорогое, так и очень дешевое, и все это вместе. Почему? Да потому, что если все живут порознь за своими заборами, то это резервация, гетто, а никакая не жизнь. Жизнь – это когда много всего вперемежку.

Ну а в третий раз я был сражен резиденцией дюссельдорфского бургомистра. Мне ее показали, и я спросил, нельзя ли заскочить на чаек. «Нельзя!» – ответили мне немцы. И пояснили: дело в том, что бургомистр в своей резиденции не живет. Собственником резиденции является город Дюссельдорф, и город Дюссельдорф сдает резиденцию своему бургомистру в аренду, а зарплата у бургомистра небольшая, ему аренду не потянуть. Но, поскольку он все-таки градоправитель, город оплачивает в резиденции официальные встречи и приемы. А так бургомистр, как любой честный бюргер, живет в том жилье, какое ему по средствам. И вот от этого я, признаться, ахнул. Потому что представить себе, чтобы мэр Москвы Юрий Лужков… Или петербургская губернатор Матвиенко… нет, невозможно представить!

А когда я вернулся в Россию, то прочитал, что в Петербурге Смольный недавно обновил весь свой автопарк, причем средняя стоимость новой машины была 180 тысяч долларов.

И подумал, что, похоже, правы те историки, которые утверждают, что выигрывает войну не та страна, что принимает капитуляцию, а та страна, что извлекает больше преимуществ из ситуации, в которой она оказалась в результате войны.

27 мая 2008