Смертный приговор

Посвящается

Петеру Хиссу и Томасу Фрёлиху. Спасибо, что вы вдохновили меня на романы о Снейдере.

Изучай своего врага пристально, потому что тебе суждено стать таким же, как он.

Поговорка

Пролог

Силы ее были на исходе, но она продолжала бежать. Легкие нестерпимо жгло. Сколько она уже не дышала свежим воздухом? Только подвальная вонь семь или восемь месяцев. А может, и дольше? В любом случае целая вечность.

Колючки и шипы царапали руки и ноги. Ветка хлестнула по бедру и рассекла бледную кожу. Камни и иголки впивались в босые ступни. Она чувствовала болотный запах и ощущала холодную лесную почву.

Прочь, прочь отсюда!

В боку кололо, словно кто-то пытал ее раскаленным шампуром. Только бы не лишиться сознания. Пока она еще способна передвигаться, нужно идти вперед. В какой стороне поляна? Ее охватила паника, потому что она понятия не имела, куда бежит и когда закончится лес.

Некоторое время казалось, что деревья редеют, потому что вечернее солнце проглядывало между ветвями, но теперь снова стало темно. По ее щекам катились слезы. Она идет в неправильном направлении? Нужно развернуться? Существует ли вообще правильный путь? Она должна наконец-то найти людей, встретить какого-нибудь туриста, а может, даже выйти к дому. Тогда она будет в безопасности. Она ни за что не хотела возвращаться в подвал. Этой боли она больше не вынесет.

Бедром она зацепилась за колючий куст и резко дернулась в сторону. Вскрикнула и побежала дальше, чувствуя, как кровь стекает вниз по ноге. На коже выступил холодный пот. От ветра ее бил озноб. Внезапно деревья перед ней расступились, и низко висящее солнце на мгновение ослепило.

Шатаясь, она неуверенно направилась к поляне. Под ногами у нее оказалась утоптанная тропинка с растрескавшейся сухой землей. Она пошла по этой тропинке. Заметила на одном из деревьев – желтые и фиолетовые сорняки проросли между его корнями – деревянную табличку со стрелкой и надписью: «2 км до Вены». Она ускорила шаг и наконец увидела бревенчатый дом со старыми оконными ставнями, замшелой кровлей и высокой каминной трубой.

Участок земли перед домом был обнесен ветхим штакетником. Рядом стоял автомобиль. Открытый багажник напоминал пасть жестяного монстра. В машину села женщина. Мужчина захлопнул крышку багажника. Она не могла поверить своему счастью и побежала быстрее.

– Помогите! – прохрипела она, но ее не услышали.

Они что, глухие?

– Помогите! Я здесь! – Она попыталась поднять руки, но силы покинули ее.

Мужчина тоже сел в машину.

– Помогите! – крикнула она из последних сил.

Мужчина завел мотор. Она подбежала ближе и оказалась в тени дома, дрожа всем телом. Автомобиль тронулся с места и на секунду осветил ее фарами. Затем снова наступила темнота.

Когда автомобиль, взвизгнув тормозами, остановился, она в изнеможении упала. Она чувствовала траву и землю на губах. Ее веки дрожали.

Хлопнула дверь, и кто-то направился к ней.

– Отто, мне не показалось! Иди сюда! Здесь кто-то лежит.

Женщина опустилась рядом с ней на колени. В воздухе стоял запах лаванды. Пальцы коснулись ее лба и откинули в сторону прядь волос.

– Это ребенок. Ей не больше десяти лет.

– Господи! – воскликнул мужчина. – Девочка же абсолютно голая и ужасно исхудавшая.

– Принеси плед из машины. Отто, ты только взгляни на ее спину. О боже, почти вся спина! – ужаснулась женщина. – Я такого никогда не видела. Ради всего святого, что с ней произошло?

– Кто мог сотворить такое? – пробормотал мужчина.

– Пожалуйста, не прикасайтесь! – закричала она. – Очень больно!

– Отто, посмотри. Она шевелит губами. Что с тобой произошло?

– Помогите же мне!

– Что с тобой случилось, девочка? Скажи что-нибудь.

– Оставь ее, – буркнул мужчина. – Ты же видишь, что она не говорит. Я думаю, она немая. Помоги мне, ей срочно нужно в больницу.

Женщина поднялась и опасливо посмотрела в сторону лесной опушки.

– А не та ли это девочка, которая пропала здесь год назад?

I. С воскресенья, 1 сентября, по понедельник, 2 сентября

Вся жизнь есть страдание.

Артур Шопенгауэр

1

Большую часть года Висбаден казался местом, где никак не может произойти ничего плохого, – умиротворяющий образ складывался из школ, больниц, реабилитационных клиник, аллей и широких торговых улиц.

Но в этот ночной час курорт с термальными купальнями и минеральными источниками погрузился в глубокий сон и демонстрировал совсем другую свою сторону. Дождь хлестал в лобовое стекло машины Сабины, и фары лишь едва выхватывали из темноты размытые фасады домов.

«Дерьмовая погода!» С волос Сабины стекала вода, одежда промокла до самого нижнего белья. Гнусавый голос Клауса Кински, который она загрузила для навигатора, вел ее по городу. Она ехала мимо изысканных магазинов, на посещение которых у нее вряд ли когда-то будет достаточно денег. Но в настоящий момент у нее все равно не было настроения для шопинга. А вот что ей сейчас действительно необходимо – так это горячая ванна и сухая одежда.

Пять часов назад она выехала из Мюнхена и слушала в машине радио. За несколько километров до Висбадена лопнула левая передняя шина, и Сабине кое-как удалось остановить машину на обочине. Она позвонила в аварийную службу, но те могли приехать только часа через два. После выполнения более ранних заявок. Поэтому она вышла под проливной дождь, чтобы вытащить из багажника светоотражающий жилет и обозначить место аварии предупредительным треугольником.

Никто не остановился, чтобы узнать, почему ее машина стоит на обочине с включенной аварийной сигнализацией. Проезжающие мимо автомобили раз за разом окатывали ее водой, пока она сидела на корточках и, ругаясь, поднимала домкратом машину, отвинчивала крестовым ключом гайки и устанавливала запасное колесо на передний мост.

Все это время ее мучили сомнения, правильно ли она поступает. И так уже промокнув до нитки, она могла бы пройти сейчас два километра пешком до ближайшего съезда и дождаться аварийную службу на заправке, попивая кофе. Но у нее не было столько времени. Не сегодня вечером! К тому же ее джинсы были в грязи, руки в масле, а в обувь набралось столько воды, что она ощущала себя лягушкой. Наверное, скоро между пальцами на ногах вырастут перепонки.

До этого она никогда не задумывалась, достаточно ли вообще воздуха в ее запасной шине. Воздуха, разумеется, было маловато, но с шиной, которая выглядела как проколотая надувная лодка, она разве что смогла съехать с автобана. Громко ругаясь, Сабина затянула гайки и загрузила поврежденную шину в багажник. В общей сложности она потеряла больше часа.

Забравшись наконец в машину, она вытерла воду с лица. Мельком взглянула в зеркало заднего вида и убедилась, что выглядит как проигравшая турнир по боям в грязи.

Вот дерьмо!

Сабина завела мотор. Из динамиков тут же зазвучал хип-хоп. Эту дрянь она слушать не станет. Сейчас ей нужно что-нибудь ободряющее, мотивирующее, поэтому она вытащила из бардачка и вложила в CD-проигрыватель аудиокнигу Ника Хорнби. Из динамиков раздался голос Маттиаса Швайгхёфера, и через мгновение в мире снова воцарился порядок. Съехав с автобана, она даже нашла заправку, где удалось накачать запасную шину.

Через пятнадцать минут Сабина доехала до центра города, теперь ее навигатор показывал, что нужно покинуть автомагистраль, которая вела через Висбаден, чтобы ехать в направлении Гайсберга. Это была ее цель, там она проведет следующие два года. К тому же снова увидит Эрика. В шестнадцать лет они были парой. Она любила вспоминать то время, но после окончания школы Эрик пошел служить в бундесвер и сейчас, после многолетней учебы, работал комиссаром в висбаденском БКА – Федеральном ведомстве уголовной полиции. Год назад они снова сошлись – отношения на расстоянии Висбаден – Мюнхен, из которых, однако, ничего путного не вышло. Поэтому она с тяжелым сердцем завершила их месяц назад. Эрик еще даже не знал, что она приезжает. Сабина хотела его предупредить, но уже целую неделю не могла с ним связаться – ни по мобильному, ни по Интернету. Возможно, у него новый номер или его неожиданно направили в командировку за границу. В любом случае она надеялась, что теперь у их отношений появится новый шанс… если он этого вообще захочет.

Когда Сабина добралась до самой высокой точки Гайсберга, где начинались владения Федерального ведомства уголовной полиции, она выключила проигрыватель, и голос Маттиаса Швайгхёфера смолк. Сквозь дождь виднелись высокий забор, стальные ворота, шлагбаумы и камеры видеонаблюдения, которые окружали территорию. Таерштрассе, узкая глухая улочка, вела к участку и заканчивалась разворотным тупиком с несколькими парковочными местами для посетителей. Отсюда многоэтажное офисное здание со стеклянными коридорами разделялось на несколько секций. Весь комплекс напоминал современную крепость.

Сабина припарковалась, сняла светоотражающий жилет и вылезла из машины. Под дождем взбежала по лестнице к главному входу, прошла мимо охранника и затем миновала вертящуюся дверь. Ее встретил неоновый свет. В десять вечера холл выглядел почти вымершим. Слева находился пост вахтера, справа сканер в полный рост, за ним зона, где проверяли сумки. Перед турникетом-вертушкой стояли женщина и двое мужчин в форме и с оружием – сотрудники службы внутренней безопасности. Рации у них на поясах издавали прерывистый шум и потрескивание. На настенном мониторе демонстрировался информационный рекламный ролик. В каждом углу висела камера с табличкой «Ведется видеонаблюдение». Ресепшен выглядел таким же гостеприимным и дружелюбным, как зона досмотра пассажиров перед выходом на посадку в аэропорту после предупреждения об угрозе теракта.

Она откинула мокрые коричневые волосы с лица и наклонилась к прорези в большой стеклянной перегородке.

– Сабина Немез. – Капли дождя стекали с ее волос на стойку. – С завтрашнего дня я начинаю учебу в академии.

Вахтер, тоже в униформе и с оружием, подкатился на своем вращающемся стуле к прорези и взглянул на монитор компьютера.

– Вы поздно.

– Я знаю. Может, у вас найдется для меня полотенце?

Лишь теперь он поднял на нее глаза: на вид около пятидесяти, черные волосы, короткая бородка и южные черты лица. На бейдже, прикрепленном к рубашке, значилось: «И. Фальконе». Наверное, Игнацио или Инносенцо?

– В общежитии вы найдете все необходимое. Но прежде всего мне нужен ваш паспорт и разрешение.

Скорее, Игнорант!

Сотрудники службы внутренней безопасности наблюдали за ней, не сходя с места. Сабина заметила напряжение на их лицах. Она вытащила паспорт и разрешение из кармана куртки и просунула все в прорезь. Уже много раз она посылала свое резюме в БКА и все время получала отказ, но теперь, в двадцать восемь лет, точнее, два дня назад в пятничное утро, она неожиданно узнала, что ее допустили к учебе в академии для особо одаренных молодых кадров в качестве комиссара-стажера уголовной полиции и что семестр начинается завтра.

Конечно, это было странно. Уже только потому, что ежегодно тысячи молодых людей подавали заявления на зачисление в академию, но только пятьдесят получали места. И вот теперь, после того, как БКА много лет отклоняло ее резюме, Сабину вдруг допустили к учебе здесь – и к тому же без единого вступительного экзамена. За этим стоит Эрик?

Вахтер тщательно проверил ее документы. Затем поднял на нее свой острый подбородок.

– Пункт выдачи в это время уже закрыт, поэтому вы получите документы и снаряжение здесь.

Фальконе просунул в прорезь ее новый служебный жетон и заламинированное служебное удостоверение со встроенным чипом, защищенным от подделки. А также именной бейдж с зажимом.

– Это вас легитимирует в академии. С прошлой недели в здании действует повышенный уровень безопасности. Поэтому всегда носите удостоверение на ленте так, чтобы его было хорошо видно, тогда проблем не возникнет, – пробубнил он скучающим голосом, словно повторял сегодня это предложение уже в пятидесятый раз.

Тут дама из службы внутренней безопасности вышла из оцепенения и достала из ящика за стойкой, куда Сабина не могла заглянуть, несколько предметов и разложила их перед Сабиной.

– Я уже решила, что эти вещи лишние, – объяснила женщина.

Сабина узнала «ЗИГ-Зауэр 229» в защитной кобуре с затвором и спусковым крючком. В полиции Мюнхена ей выдали «хеклер-и-кох», но переучиться на «ЗИГ» будет несложно.

Женщина положила сверху магазин.

– Боевые патроны? – спросила Сабина.

Женщина улыбнулась своим коллегам.

– Всего одну минуту здесь и уже хочет боевые патроны. Это учебный магазин для тренировок, фрау комиссар. – Потом она выложила на стойку еще один магазин. – Вот патроны Action.

Их Сабина тоже знала. Старые пули пробивали тело, а эти останавливались сразу после столкновения и детонировали в тканях.

Женщина достала темно-синюю куртку БКА, застегивающуюся на липучки, спортивную сумку, наручники, баллончик с перцовым газом и телескопическую дубинку. Сабина должна была расписаться в получении. В это время Игнорант Фальконе выдвинул через стеклянное окошко на стойку кучу учебных пособий, расписание занятий и план помещений, с помощью которых Сабина должна была ориентироваться в молохоподобном здании БКА.

Он хлопнул ладонью по стопке и ободряюще посмотрел на Сабину.

– Если у вас появятся вопросы, пожалуйста, не обращайтесь ко мне. Здесь все написано. – Затем он положил сверху еще одну папку и скривил рот. – А, специальность «Криминалистический анализ». Значит, Мартен Снейдер возьмет вас под свое крыло.

– Мартен С. Снейдер, – поправила его женщина из службы внутренней безопасности. – Поздравляю! – добавила она без особого воодушевления.

Сабина открыла папку и тут же наткнулась на список имен.

– Только пять студентов попали на этот курс?

– А больше никогда и не бывает, – заметил вахтер. – Остальные распределены на другие специальности. Но вы успеете познакомиться со своими коллегами; учебные планы отчасти пересекаются. Вот соглашение о конфиденциальности и неразглашении информации. – Он пододвинул ей лист бумаги. – Подпишите и возьмите завтра с собой на первое занятие.

Затем он выставил на стойку биометрический сканер.

– Обе руки, на каждой – большой палец, указательный и средний. Мы берем по шесть отпечатков пальцев у всех сотрудников, чтобы…

– Да, я знаю, – прервала его Сабина и приложила первый палец к сканеру. «Чтобы на месте преступления можно было отсеять отпечатки собственных людей».

По окончании процедуры Фальконе снова убрал сканер за свою стойку.

– Хорошо, вы зарегистрированы. Добро пожаловать в Академию. Кампус расположен напротив главного здания. – Он указал на выход.

Вот как все просто!

Вахтер вручил ей магнитную карту-ключ от ее комнаты с номером пятьдесят. Кто приехал последним, получает оставшееся жилье. Хочется надеяться, что это не какой-нибудь клоповник. Как студентка она будет получать только девятьсот евро в месяц, зато жилье бесплатное. Сабина расторгла договор аренды своей мюнхенской квартиры – но так как сообщение о приеме в академию пришло неожиданно, письмо еще не дошло по почте. О квартире она ничуть не сожалела. Сабину гораздо больше огорчало, что она долго не увидит своего отца и сестру, а главное, трех племянниц пяти, шести и восьми лет, которые выглядели как образцовый выводок – мал мала меньше – и которые всегда так гордились своей тетей Виной. Но зато у нее будет возможность чаще видеться с Эриком.

– У меня еще один вопрос, – сказала Сабина, укладывая оружие и учебные пособия в спортивную сумку.

Вахтер кивнул на бумаги:

– Там все написано.

– Возможно, – ответила она. – Вы не знаете, комиссар уголовной полиции Эрик Дорфер находится сейчас за границей или в отпуске?

Фальконе окинул ее взглядом, словно хотел сказать: «Синьорина, я похож на того, кто знает служебное расписание всех двух тысяч здешних сотрудников?»

Но, очевидно по выражению ее лица, он понял, что ей это было важно – или же она просто вызвала у него жалость в своей насквозь промокшей одежде и с перепачканными в машинном масле руками.

Без комментариев он пощелкал клавишами и взглянул на монитор.

– М-м-м. – Он скривил рот. – Дорфер на больничном. Лежит в госпитале Святого Иосифа.

– Здесь, в Висбадене?

Он поднял на нее глаза.

– Да, мне очень жаль. Больше я ничего не знаю. – Затем не удержался и съязвил: – И отвезти вас туда я тоже не могу.

Сабина проигнорировала его тон. Краем глаза она заметила, что трое сотрудников службы безопасности беседовали между собой. Наконец от группы отделилась женщина и подошла к Сабине.

– Вы хорошо знаете Дорфера?

– Да, он… мой друг, мы вместе ходили в школу.

– Когда вы видели его в последний раз?

Сабина ненадолго задумалась.

– Около месяца назад, когда он приезжал в Мюнхен. А что?

– Мы говорили о нем только сегодня днем. Думаю, вы должны знать. Он лежит в реанимации.

Сабину словно обухом по голове ударили. Она недоверчиво уставилась на женщину.

– Мне очень жаль. – Сотрудница полиции понизила голос, и новый, мягкий, сочувствующий, тон совершенно ей не подходил. – Ему выстрелили в голову, и теперь его ввели в искусственную кому.

– Что? Я… – «В Эрика стреляли?» В голове у Сабины вертелись десятки вопросов. – Это на службе?..

Женщина кивнула.

– Я не имею права вам больше ничего сообщать.

В полусознательном состоянии Сабина запихнула спортивную сумку в багажник. Она даже не заметила, что дождь снова промочил ее до нитки. Как парализованная, она вырулила с парковки для посетителей, выехала из тупика и медленно покатила на противоположную сторону – на территорию кампуса.

Она прижала свое удостоверение с чипом к сканеру, после чего автоматический шлагбаум поднялся, пропуская ее на территорию академии. Сквозь пелену дождя в свете фар показалось двухэтажное U-образное здание. Современная постройка из стали и бетона со стеклянными фасадами. Множество указателей и табличек помогали Сабине сориентироваться на территории. Слева находились фитнес-центр и плавательный комплекс с глубоким бассейном, в котором темно-синяя вода поблескивала в аварийном освещении. Посередине располагались учебные аудитории, а справа – общежитие для студентов. Здесь уж точно нет никаких клоповников. Под крышей висели многочисленные камеры видеонаблюдения. На территории перед зданием живой изгородью была огорожена посадочная площадка для вертолета.

Радость от того, что старая жизнь осталась позади, что она получила место в академии и сможет пройти двухгодичный курс учебы и тренировок, как рукой сняло.

Эрик!

Коллега из службы безопасности ответила на ее вопрос не «Я не могу вам больше ничего сообщить», а «Я не имею права вам больше ничего сообщать». Во что там Эрик, черт возьми, вляпался?

Припарковав машину, Сабина под дождем докатила чемодан до здания академии и, следуя указателям, направилась к комнатам. Благодаря датчикам движения свет в коридорах включался автоматически. Каждое ее движение фиксировалось камерами.

Ее комната находилась в самом конце коридора. Она уже хотела открыть дверь электронной карточкой, как заметила конверт, воткнутый в дверную раму. В конверте была записка, написанная от руки.

«Приходите завтра в 7:30 в аудиторию номер 1.

Мартен С. Снейдер».

Больше ничего, и Сабина снова задалась вопросом, почему ее пригласили сюда именно сейчас.

2

На следующее утро Сабина сварила у себя в комнате чашку крепкого кофе и затем направилась по безлюдным коридорам академии в аудиторию номер 1. В семь тридцать одну она постучала в дверь и вошла.

Утреннее солнце светило в большие окна. О ночной грозе ничто не напоминало.

Помещение выглядело как типичный университетский лекционный зал, только меньше. Посередине стояла кафедра докладчика с всевозможными регулируемыми по высоте хайтековскими прибамбасами. Позади висел большой экран для видеопроектора. К потолку крепились три камеры видеонаблюдения так, чтобы в зале не было ни одного мертвого угла. Три ряда современных рабочих мест для студентов с ноутбуками, розетками и подключением к Интернету напоминали амфитеатр, поднимающийся вверх уступами.

Мартен С. Снейдер уже сидел за кафедрой, наклонив голову и погрузившись в какие-то бумаги.

– Вы опоздали, Белочка, – пробормотал он, не поднимая головы.

– Мне очень жаль. – Сабина слишком хорошо знала Снейдера, чтобы понимать, что он не шутит. Она огляделась. К счастью, кроме них со Снейдером, в аудитории больше никого не было. Еще год назад она ненавидела, когда он называл ее Белочкой. Он абсолютно точно знал, что ее отец придумал для нее это прозвище из-за густых каштановых волос и больших глаз миндального цвета, – и она запретила Снейдеру называть себя так, однако он намеренно ее запрет игнорировал.

Снейдер отодвинул папку в сторону и положил свои большие, как тарелки, руки на кафедру.

– Добро пожаловать в Висбаден. Я надеюсь, что вы не пожалеете о своем решении приехать сюда. – В его голосе отчетливо слышался голландский акцент с растянутым «Л».

– А почему я должна пожалеть? – Снейдер знал, что она мечтала работать в Федеральном ведомстве уголовной полиции.

Он смерил ее холодным взглядом.

– Здесь вас выдрессируют и превратят в хорошо подготовленную собаку-ищейку, которая бросается по команде «фас!». Сдружитесь с этой мыслью.

С их последней встречи, когда Снейдер привлек ее к расследованию одного преступления, прошло больше года, но в его внешности ничто не изменилось. Ростом он был чуть больше метра восьмидесяти, на его худой фигуре болтался дизайнерский костюм. Сабина знала, что ему сорок семь лет, но уже тогда он выглядел старше. Работа сказалась на нем. Тонко выбритые бакенбарды начинались возле ушей и узкой полоской шли до подбородка. Этот контраст с лысиной и бледным лицом, которое уже несколько лет не видело солнца, создавал эффект черно-белого фильма.

Снейдер был лучшим профайлером БКА, и Сабина задавалась вопросом, почему именно такой циничный мизантроп, как Снейдер, который любого разбирал по косточкам, занимался тем, что обучал молодые кадры.

– Мысль о том, чтобы стать собакой-ищейкой, должна меня расстроить? – спросила Сабина.

– Зависит от вас. Вы знали, что звери в цирке в среднем живут дольше, чем звери в зоопарке? – Он откинулся назад. – Их тренируют и перед ними ставят определенные задачи. Они служат какой-то цели. Осознанное занятие продлевает жизнь.

– Вы именно поэтому преподаете в академии?

Снейдера это замечание не впечатлило.

– Смысл жизни в том, чтобы придать жизни смысл, не так ли? Не годы, а бездействие и отсутствие интереса старят нас. – Он похлопал по стопке папок. – Это личные дела. Придать студентам нужную форму – тяжелая работа.

Сабине не хотелось обсуждать эту философскую ерунду – тем более в такую рань.

– Зачем вы меня вызвали?

– Вам наверняка было любопытно снова взглянуть на меня.

У нее заходили желваки на щеках. Снейдер нисколько не изменился.

– Вообще-то…

– Приятно, что я смог удовлетворить ваше любопытство.

– Хм-м-м-м… – Сабина шумно выпустила воздух.

– Почему такое раздражение?

– Я впустую трачу здесь свое время. Вступительная лекция начинается в девять часов, и перед этим я хотела навестить Эрика в больнице.

– Боже мой, сама наивность. – Он криво усмехнулся. – Двое коллег приставлены к палате охранять его. Без специального разрешения вы и приблизиться не сможете к отделению.

Сабина не очень любила Снейдера, однако в ее памяти о нем сохранились более приятные впечатления. По крайней мере, он мог бы выразить сочувствие, вместо того чтобы унижать.

– Вы были вместе с Эриком Дорфером, верно?

«Были»? Видимо, он знал о том, что они расстались.

– Я хотела помириться с ним, – объяснила она.

– Дела у него не очень хороши, вы наверняка уже знаете.

Ее сердце сдавило железным корсетом.

– Почему в него стреляли?

Не ответив, он вытащил из ящика розовый листок, который заполнил и подписал. Передал листок Сабине.

– С этим разрешением на посещение вы пройдете через пост охраны в палату Эрика.

– Спасибо. – Она взяла листок и направилась к двери. На полпути обернулась.

– Но вы можете мне сказать?..

Он указал на дверь.

– Обычно выход там же, где и вход. – В следующий момент Снейдер уже снова был погружен в досье студентов.

3

Госпиталь Святого Иосифа находился недалеко от Гайсберга – в нескольких минутах езды на машине. Сабина вошла в отделение реанимации и показала свое разрешение. Санитар провел ее к палате Эрика, перед которой стояли двое полицейских. Один из них со стрижкой «ежиком» и квадратным лицом напоминал шкаф. Сложно сказать, было ли у него под пиджаком оружие.

– Ваша фамилия? – спросил он с бесстрастным лицом.

Она показала ему свое удостоверение БКА.

– Я… подруга Эрика, – солгала она, потому что так надеялась получить больше информации. Затем она протянула свое гостевое разрешение.

Полицейский приподнял густые брови.

– Подписано самим Снейдером. – Бросил взгляд на коллегу.

Очевидно, он был впечатлен.

– Вы знаете, почему в Эрика стреляли?

– Я не уполномочен предоставлять вам данную информацию.

Впечатлен, но не настолько. Он открыл для нее дверь, и Сабина вошла в палату.

Жалюзи были опущены. Единственным звуком было пищание аппаратуры. Эрик находился в искусственной коме, подключенный к многочисленным приборам и с маской на лице. Сабина присела на кровать и стала рассматривать его. С одной стороны из-под повязки выбивались светлые волосы. С другой его наверняка обрили. Тень трехдневной щетины лежала на заострившемся подбородке.

Сабина коснулась его щеки. Шероховатая кожа была прохладной. Ей казалось, что Эрик вот-вот откроет глаза, но они оставались закрытыми. Только длинные ресницы беспокойно подрагивали. Он выглядел таким уязвимым – от крепкого парня, каким она видела его еще несколько недель назад, не осталось и следа. Но худшее в этой ситуации было то, что она не могла ему помочь вернуться в реальность.

– Ну почему у нас ничего не вышло? – прошептала она. Все вдруг показалось ей таким сюрреалистичным. Одиннадцать месяцев они мотались между Мюнхеном и Висбаденом или просто встречались на один день где-нибудь на полпути, чтобы побыть вместе – но им тут же приходилось расставаться. Сабина уже собиралась уволиться из Мюнхенской полиции и перевестись в Висбаден. Работая следователем в оперативном отделе, она всегда первой оказывалась на месте, выясняла, было ли совершено преступление, ограждала территорию, снимала отпечатки, опрашивала свидетелей и готовила факты для коллег из отдела по расследованию убийств. Она все равно не хотела заниматься этим всю жизнь.

Но в отношениях с Эриком вдруг возникла напряженность. Можно ли вообще сказать, что они отдалились друг от друга? Они ведь никогда по-настоящему и не сближались.

Сабина бережно держала его за кисть руки, в тыльную сторону которой была воткнута игла капельницы.

– Мне нужно было всего лишь подождать еще один месяц.

Сабина знала, что Эрик сильнее страдал из-за их расставания, чем она. Сабина всегда предпочитала конец с болью, чем боль без конца. Но это вовсе не означало, что она легко справилась с тоской. Просто больше не могла этого вынести. Ей нужна была перспектива. Теперь перспектива появилась. Предложение поступить в БКА все изменило. Но почему это не произошло месяцем раньше?

– Ты, дурачок, конечно же с головой окунулся в работу. Это был твой способ справиться с нашим расставанием? – Она смахнула слезу со щеки и заметила, какие у нее ледяные пальцы.

Несмотря на повязку, Эрик по-прежнему выглядел озорным. Ее баварское восклицание «Jo mei»^[1] смешило его еще в школе и наверняка заставило бы улыбнуться и сегодня. Она посмотрела на приборы, которые показывали кровяное давление, частоту сердечных сокращений и температуру тела Эрика. Искусственное питание поступало через желудочный зонд.

– Jo mei, – сказала она, сжала его руку и расплакалась.

Спустя полчаса Сабина вышла из палаты Эрика. Через двадцать минут начнется вступительная лекция в академии – а Снейдер не терпел опозданий.

Когда она шла по коридору, перед ней со звуковым сигналом открылись двери лифта. Из него вышел врач в белом халате и направился ей навстречу. Он был худощавый, с узким лицом. Как завороженная она уставилась ему в глаза. Они были налиты кровью и слегка навыкате, как при базедовой болезни. Кроме того, под глазами набрякли большие темные мешки. Мужчина, несомненно, слишком мало спал. «Надеюсь, это не лечащий врач Эрика».

Сабина вошла в лифт и нажала на кнопку первого этажа. Прежде чем двери успели закрыться, она увидела, как он кивнул обоим охранниками и скрылся в палате Эрика.

4

Мартен Снейдер вошел в лекционный зал ровно в девять часов и ни секундой позже. Сабина знала, что он не только думает так же точно, как часовой механизм, но и действует соответствующе. Не удостоив аудиторию даже взглядом, он прошагал на своих длинных ногах к кафедре.

Кроме Сабины на курсе было еще четыре студента. Она сидела во втором ряду, соседнее место было свободно. Рядом с безучастным видом развалилась молодая женщина и грызла ручку. В первом ряду сидели остальные трое: одна женщина и двое мужчин примерно того же возраста, что и Сабина, – около тридцати. У них был критический взгляд и, как показалось Сабине, минимум четыре-пять лет опыта за плечами. Она наблюдала за поведением своих коллег. Никто не шутил, казалось, все воспринимают происходящее очень серьезно.

Снейдер оперся длинными руками о кафедру, наклонился вперед и оглядел присутствующих.

– Хочу прояснить раз и навсегда: я плюю на корректные с гендерной точки зрения понятия типа студентки и студенты. Для меня вы все студенты. Если вам это не нравится, можете обратиться с жалобой к президенту БКА Хессу. Но я вас предупреждаю! Список жалоб к моей персоне длинный. – Он застыл в принятой позе.

Сабина посмотрела через широкое окно на вертолетную площадку. Кусты гнулись от ветра.

– И сразу второй момент, и это также касается вас, госпожа Немез: в академии много разных направлений. Вы выбрали оперативный криминалистический анализ. Мы не профайлеры, а полицейские аналитики, специалисты, занимающиеся случаями похищения людей, и судебные психологи-криминалисты. Мы должны не только владеть аналитическим мышлением, но и докапываться до самой сути дела. – Его взгляд скользнул по головам студентов, и в следующий момент на лице появилась любезно-презрительная улыбочка, которой он так великолепно владел. – Я изучил ваши досье. Все вы якобы незаурядно умны, но на мой взгляд все равно сырой материал. – Он посмотрел на присутствующих и вздохнул. – Не могу сказать, что я счастлив видеть вас на своем курсе, но попытаемся найти компромисс.

Снейдер на секунду закрыл глаза и помассировал виски. Он выглядел скверно. Охота за убийцей была для него лекарством от ужасных кластерных головных болей, которые в несколько раз сильнее мигрени и которые он пытался подавить с помощью наркотиков. В это утро настроение у него было скверным, вероятно, потому, что он уже давно не гонялся ни за каким преступником.