На передней линии обороны. Начальник внешней разведки ГДР вспоминает

© Гроссманн В., 2023

© ООО «Издательство Родина», 2023

От автора

Когда в декабре 2000 года я закончил написание этой книги, а в феврале 2001 года состоялась ее презентация в г. Берлине, я стоял на пороге своего 73‐летия. Причем 38 лет, больше половины прожитых лет, я отдал службе во внешней разведке – в Главном управлении «А»^[1] Министерства госбезопасности ГДР.

От начала и до конца моей служебной деятельности рядом со мной всегда находились граждане Советского Союза. Для меня, как и для всех моих сослуживцев, они были представителями Великой страны, которая освободила нашу Родину от фашизма, наследниками знаменитой ЧК, успешными разведчиками, работавшими в разных странах мира. Я гордился тем, что вместе с советскими друзьями участвую в борьбе за сохранение мира на планете.

Я познакомился со многими советскими чекистами. Со многими мы тесно сотрудничали по работе, многие стали моими хорошими друзьями в жизни. К ним принадлежат генералы Шебаршин, Бобков, Шишкин, Новиков и многие другие, но прежде всего – это полковники Олег Герасимов и Володя Будахин, которые длительное время являлись офицерами связи, а также их жены – Инна и Катя.

Это были люди разных национальностей: русские, украинцы, белорусы, уроженцы среднеазиатских, закавказских и прибалтийских республик. Перед нами всеми стояла политическая задача – принимать активное участие в защите социалистических стран от внешней угрозы, содействовать их экономическому и социальному развитию и увеличению благосостояния их граждан.

Эти 38 лет моей жизни – были годами холодной войны между двумя мировыми системами, которые обладали высокотехнологичным оружием. Это были годы, когда существовали ситуации возникновения опасности перерастания холодной войны в горячую, вплоть до применения ядерного оружия. Именно поэтому мы сообща отдавали все силы в борьбе за сохранение и укрепление мира на земле. Основная сложность в нашей работе заключалась в необходимости соблюдения строгих правил конспирации и обеспечении безопасности деятельности наших источников.

Между Главным управлением разведки МГБ ГДР и Первым Главным управлением КГБ СССР существовал регулярный обмен информацией, который существенно способствовал правильной оценке и анализу политического и военного положения в мире. К великому сожалению, данная информация не всегда правильно воспринималась и учитывалась политическим руководством наших стран.

Наше сотрудничество имело своей задачей достижение конкретных общих целей, но мы всегда с пониманием и уважением относились к позициям и возможностям друг друга. Тем не менее, мы сознавали, что нам отводится роль младшего партнера. За многие годы сотрудничества я неоднократно испытывал искреннюю радость за успехи нашей службы, достигнутые с помощью советских друзей. В знак признания я также награжден многими советскими орденами и медалями, а также другими знаками отличия. Моей жене и мне посчастливилось неоднократно бывать в вашей прекрасной стране, проводить отпуска в пансионатах и санаториях.

К сожалению, многие наши сотрудники и я пережили чувство глубокого разочарования, не получив никакой поддержки, особенно в последний период существования нашей службы в 1989–1990 годах, когда мы очень в ней нуждались и ожидали ее. Сегодня я знаю, что многие наши бывшие советские боевые друзья испытывают те же чувства.

С сожалением и горечью я и мои друзья воспринимаем тот факт, что государственное и политическое руководство Советского Союза, за исключением прежнего Председателя КГБ Крючкова В.А., не предприняло никаких усилий при переговорах с Правительством ФРГ, чтобы защитить наших кадровых сотрудников и разведчиков от уголовного преследования.

Разведчики, чьи достижения во времена холодной войны играли огромную роль для развития политической, военной, экономической и научной мощи СССР, после объединения Германии были приговорены к длительным срокам заключения и крупным денежным штрафам. Но чего можно было ожидать от таких людей, как Горбачев, Шеварднадзе и их приспешников, которые ради собственного благополучия и за объятия Запада предали собственный народ, своих бывших товарищей и боевых соратников из ГДР.

И тем значимее было прочитать в книге Крючкова В.А. «Личное дело» о высокой оценке нашей работы по обеспечению безопасности СССР и других стран социалистического содружества и сохранению мира на планете. Он пишет:

«Это находило выражение в том огромном вкладе, который наши боевые друзья – разведчики ГДР вносили в укрепление Советского государства, в развитие его экономики, науки и обороноспособности.

Целые отрасли промышленности, науки получили у нас развитие в значительной мере благодаря усилиям немецких друзей по линии разведки. Материалы по фундаментальным исследованиям, новейшим технологиям, технические образцы передавались нам безвозмездно в рамках сотрудничества. За десятки лет сотрудничества, если это можно перевести в денежное измерение, мы получили от друзей ценностей на десятки миллиардов долларов.

От друзей поступала политическая информация. Она учитывалась при разработке важных политических мероприятий, в том числе упреждающего характера.

Они оказывали нам бесценную помощь в обеспечении безопасности советских учреждений и граждан за рубежом. Помогали предупреждать нападения, похищения людей, провокации. Мы тоже не оставались в долгу, старались помогать со своей стороны, и все-таки надо признать, что разведка ГДР делала для нас куда больше».

Для меня и некоторых моих сослуживцев явилось особенным событие, когда по случаю 90‐летия Ю.В. Андропова, Академией безопасности, обороны и правопорядка за заслуги и достижения в работе мы были награждены орденом, который носит имя этого великого государственного деятеля, человека, которого все мы очень уважаем. Это говорит о том, что мы и наша работа не забыты.

В моей книге я не стал упоминать о другом аспекте моей тесной связи с русским народом. Это касается родственных отношений. Сейчас я хотел бы об этом сказать. Я хотел подчеркнуть, что я и моя семья с большим уважением относимся к русским людям, которых мы очень любим, понимаем и ценим.

С 1970 года моя дочь училась пять лет в МГУ имени Ломоносова в Москве. Там она познакомилась со своим однокурсником, русским парнем, родители которого жили в Баку. Они полюбили друг друга и в 1973 году поженились. Для меня и моей жены свадебная церемония показалась чем-то необыкновенным и прекрасным. Незабываемым остался праздник в кругу родных и друзей.

Наш зять – любящий муж и отец, интеллигентный и трудолюбивый ученый, любимый всеми членами нашей семьи, за короткое время добился больших успехов. Он защитил докторскую диссертацию. В семье не было деления на немцев и русских, там царила атмосфера единства мыслей и поступков в личных и общественных делах.

Переезд нашего зятя в ГДР произошел после того, когда мне было отказано в просьбе помочь ему с пропиской в Москве. Планировалось, что дочь с мужем будут и дальше учиться и работать в Москве. Этого не произошло. Почему мне было отказано в просьбе, никто мне так и не сказал. Самым большим потрясением для зятя было то, что на его глазах был порван его комсомольский билет, потому что он женился на иностранке (не было сказано на гражданке ГДР) и уезжает жить в ГДР.

Этот неправедный поступок потряс нас, но мы покорились имеющимся тогда политическим обстоятельствам. В 1990 году дочь и зять оказались безработными и пытались выживать, открыв собственное дело. К сожалению, в 1992 году наш зять умер от инфаркта. Родители зятя, жившие в Баку, также умерли. Моя жена и я навещали их в Баку, они тоже были у нас в Берлине. Наша семья, в особенности наша дочь, поддерживает связи с братом нашего зятя, проживающим в Московской области. Он очень помог мне в подготовке издания данной книги, за что я очень благодарен ему и его семье.

С момента издания моей книги в 2001 году прошло уже несколько лет. Я по-новому взглянул на события тогдашнего времени в Советском Союзе, приобрел новые знания и нашел понимание по отношению к действиям тогдашних боевых друзей. Это нашло свое отражение в изменениях, которые имеют место в данном издании.

Я очень рад, что моя книга появится в России на русском языке.

Пролог
Оглядываясь на прожитое

31 марта 1990 года после 38 лет службы я покидаю Главное управление разведки, внешнюю разведслужбу ГДР, а вместе с ними и Ведомство национальной безопасности. В отделе кадров я быстро, но не безболезненно улаживаю все необходимые формальности.

Ровно в 61 год я заканчиваю свою профессиональную деятельность. Когда в 1986 году я стал руководителем Главного управления, я решил для себя, что пойду на пенсию в свой 65‐й день рождения. Более молодые сотрудники были бы тогда готовы и достаточно квалифицированы для того, чтобы стать достойной сменой. Только вот на самом деле все вышло иначе. Полон грусти, а также и гнева, в полной неизвестности я прощаюсь со всеми. Меня сопровождают вопросы о собственных успехах в жизни, раздумья о собственной ответственности, о вине и невиновности.

Пребывание в «должности» пенсионера для меня удручающе. Выработанный за долгое время ритм жизни нарушен, день проходит совсем иначе. Воспитанные привычки в один миг больше не важны, не хватает друзей и товарищей. Все, что я говорю и решаю, касается по большому счету только меня и моей семьи.

Когда я уехал в Берлин 1 апреля 1952 года и приступил к службе в институте научно-экономических исследований, мне только что исполнилось 23 года.

Все больше я размышляю над тем, откуда я, где мои корни.

Детство и юность

Я появился на свет в одно прекрасное воскресенье в Оберэбенхайте у Пирны в квартире моих бабушки и дедушки. Это было 9 марта 1929 года. В Европе царит лютый холод. В Германии 3,2 млн. безработных зарегистрированы как особо нуждающиеся в поддержке. Денег хватает только для 800 000 из них Моя мама, 2‐й ребенок в семье из 5, живет все еще у своих родителей. После 8 лет школы она работает домработницей у мясника в Пирне. Ее отец работает сортировщиком на ж/д в Пирне, а мама обеспечивает быт всей большой семье.

Мой отец самый старший из 5 детей, живет у своих родителей в Куннерсдорфе у Пирны. В поисках работы он, получивший образование плотника, путешествует по Германии и Австрии. Однако к моменту моего рождения он как раз снова дома. Будучи строителем, зимой он не работает и надеется на лето.

Сначала мои родители не оформляют своих отношений. Им не хватает денег на собственную квартиру и обеспечение жизни. Только в 1934‐м они строят маленький домик с подвалом на участке своих родителей. Дом моих родителей состоит из кухни-столовой и одной комнаты. В маленьком сарае сложены дрова, которые собираются летом.

На Пасху 1935‐м я иду в школу. В Эбенхайте у Пирны преподают два учителя в двух классах детям из трех деревень. Малыши с 1 по 4 год обучения учатся в одном помещении, старшие, с 5 по 8 класс, в другом. Девочки и мальчики вместе.

В конце 30‐х годов в вечерних разговорах бабушки и дедушки, родителей и их братьев и сестер я постоянно слышу слово война. Слухи расползаются по стране. Люди, живущие вблизи границы с Чехословакией, боятся оказаться между двумя фронтами. Они опасаются разливов открытых водохранилищ на верхней и нижней Эльбе, а также горящей нефти на реке. Паника взрослых способствует появлению ужасных видений в моих детских фантазия.

Страхи приграничного населения исчезают, когда 1 октября 1938 года вермахт оккупирует Судеты и в марте 1939 году вступает в Прагу, Гитлер провозглашает имперский протекторат Богемии и Моравии. Мы, дети, чувствуем толь ко лишь ужас взрослых перед будущим, незнание, что ждет каждого, страх мамы, что отец должен стать солдатом. Многие выжидают, покоряются неизбежному, чувствуют себя бессильными. Все надеются, что хуже уже не будет.

После нападения немцев на Польшу в сентябре 1939 года ситуация в нашей деревне полностью меняется. Первые мужчины должны идти на войну. Семьи держатся только на женщинах. Весной 1941‐го мой отец становится солдатом. Мы получаем полевые письма из оккупированной Польши.

Моя жизнь тоже меняется. Мой учитель рекомендует моим родителям отправить меня с Пасхи 1940 года в государственную среднюю школу для мальчиков в Пирне. Мама и папа усматривают в этом для меня шанс позже вырваться из жалких условий существования. Но моего самосознания не хватает, чтобы радоваться этому. В результате своего воспитания и ограниченного пространства, в котором я расту, я не готов к тому, чтобы утвердиться в другом месте. Для нас, деревенских, в городе живут лучше и выше по статусу. Мои родители колеблются. Мой учитель их все-таки убеждает.

На Пасху 1942‐го для меня начинаются занятия для мальчиков в средней школе в Пирне. Из первых 3 классов я единственный из семьи рабочих, да еще из деревни. Почти все мои новые школьные товарищи из городского среднего слоя. Они производят на меня впечатление самоуверенных и ловких. У каждого есть велосипед, а в карманах звенит мелочь. Мальчишки из моего класса не боятся прикасаться ко мне и не ограничивают себя в общении со мной. Но они не понимают моей замкнутости. Когда они идут в единственное в городе итальянское кафе-мороженое, я остаюсь снаружи. Мне не хватает требуемой мелочи.

Занятия доставляют мне много сложностей. Я никогда не пойму, почему должен учить латинский. Этот предмет становится моим кошмаром. Мой первый классный руководитель очень старается мне помочь. И хотя я послушный, я, наверно, чересчур спокоен и сверх меры замкнут. Это заметно уже по первым отметкам. Мое нежелание учиться становится все больше.

22 июня 1941 года гитлеровский вермахт нападает на Советский Союз. Моя мама говорит: «Это разобьет Гитлеру затылок». Страх потерять своего мужа ее больше не покидает, и она постоянно надеется на прекращение убийств.

Я радуюсь, если моих успехов в школе достаточно для перевода в следующий класс. Моя мама этого абсолютно не понимает. От ее слез мне очень больно. Я все больше активен в спорте и в службе в Югендфольк. Другие мальчишки уважают меня как лучшего гандболиста школы. Мое самосознание растет, я хочу стать твердым как сталь Круппа, быстрым как борзые, жестким как подошва.

Я не осознаю этого, но моя мама очень чутко на меня влияет. Ее честная манера любить и уважать людей, помогать другим, жить прилежно и ответственно незаметно озаряет мое поведение.

Во время своего отпуска мой отец также заставляет меня задуматься. Он рассказывает об избиениях немцев во время Варшавского восстания, о которых он слышал. В кругу семьи, друзей и знакомых растет количество сообщений об убитых и тяжело раненных. В непосредственной близи от места нашего проживания, в Зонненштайне в Пирне, мы наблюдаем автобусы с завешанными окнами. Слухи становятся фактами: они едут в крематорий лечебницы для умственно отсталых людей. Там сжигают жертв эвтаназии.

Когда рожденные в 1927–1928 годах ученики покидают школу и призываются солдатами или помощниками зенитчиков, нам нетрудно догадаться, что скоро и нам предстоит то же самое. Желания учиться у нас вообще больше нет. Скоро приходят первые сообщения о первых погибших школьных товарищах. Военный церемониал в школе в Пирне явно показывает нам нашу дилемму: в школу мы больше не хотим, а фронта боимся. 14 февраля 1945 года на кладбище Пирны падают несколько бомб. Мама, которая там работает, остается невредимой. Позже мы узнаем, что эти воздушные мины предназначались Дрездену.

Уроженцев 1929 года учителя в марте 1945‐го провожают из школы. Мы попадаем в военно-оздоровительный лагерь Альтенберга в Эрцгебирге. Футболисты известного дрезденского спортивного клуба DSC, служащие там унтер-офицерами и одновременно тренирующиеся, обучают за каждый учебный курс больше сотни молодых парней. Большинство хотят только одного – невредимыми пережить последние дни войны и в добром здравии вернуться домой.

В середине апреля 1945 американские войска продвигаются на территорию Чехословакии. В скором времени они уже стоят перед стенами Хемнитца. Во время одной из утренних поверок должны вызваться добровольцы для защиты Альтенберг. Потому добровольцы, что не каждый парень в лагере имеет оружие. Те, которые не желают, рассматриваются как трусы, но им разрешается поехать домой. Я уже знал об этом, так как во время караула подслушал с несколькими друзьями разговор командиров. Итак, мы идем на утреннюю поверку уже подготовленными и, конечно же, не идем в добровольцы.

Сразу после поверки мы пакуем наши вещи и едем по узкоколейке, так называется узкоколейная железная дорога Альтенберг-Дона, до конечной остановки и потом небольшой отрезок по государственной ж/д до Пирны. Меня обнимает счастливая мама. Мы собираемся вместе дома ждать окончания войны. Уже на следующий день перед дверью стоит руководитель местной группы СА. Он приказывает, чтобы я зарегистрировался в народных штурмовиках в школе Адольфа Гитлера. Мое штурмовое объединение расквартировали в одной из школ в Пирна-Роттвендорф. Один из старых унтер-офицеров посылает нас небольшими группами строить окопы вокруг Пирны. Наряду с этим мы учимся обращаться с оружием. В этот раз каждый получает стрелковые боеприпасы.

Когда мы ждем наступающие советские войска, мы попадаем под огонь гранатомета. Моему лучшему другу отрывает обе голени. Он истекает кровью в коляске мотоцикла, который должен был доставить его к доктору. Я хочу только одного – прочь отсюда.

Наш унтер-офицер, с которым мы, четверо юношей, выкапываем окопы на западной окраине Пирны, просто посылает нас домой. Он тоже хочет быть со своей живущей неподалеку семьей. Мы договариваемся, что каждый из нас может прийти к другому, если вдруг дома у кого-то из нас небезопасно. Я бросаю свое оружие в речушку Готтлеуба, снимаю в нашей квартире форму и закапываю ее в лесу.

Аэрофотосъемка последствий американской бомбардировки Пирны 19 апреля 1945 г. Видны разрушенный мост через Эльбу и горящий вокзал

Моя мама опасается, что за мной кто-нибудь наблюдал, и отправляет меня к бабушке и дедушке в Оберэбенхайт. Я еду туда на дребезжащем велосипеде. Едва прибыв, там в крестьянских дворах гнездятся обращенные в бегство эсэсовцы. Я еду в Гуннерсдорф у Кенигштайна к родителям моего товарища. Там я остаюсь в течение трех дней. Когда я слышу о безоговорочной капитуляции, я еду домой части, как в принципе, и в ближайших окрестностях. Первое время боевые объединения лишь проезжают по местности. Они маршируют назад, в направлении Востока. Кроликов, петухов, уток, часы и велосипеды они берут с собой. Позже останавливаются элитные подразделения, солдаты очень дисциплинированны. Офицеры располагаются в квартирах, чьи жильцы ищут приюта у других семей. По истечении короткого времени совместная жизнь нормализуется. Советская Армия создает в Пирне комендатуру, солдаты расселяются в казармах.

Наш дом, как и другие дома и квартиры, остается невредимым. Только вот начинается охота на продукты питания. Голод подгоняет нас. В Эбенхайте, где живут мои бабушка и дедушка, я работаю с раннего лета до самой осени у крестьян за несколько грошей почасовой оплаты, но зато получаю достаточно продуктов питания.

Осенью 1945‐го вновь открываются школы. Неохотно я беру книги и вновь становлюсь учеником. Я чувствую себя уже слишком взрослым, зубрить у меня нет никакого желания. Между тем мой отец снова дома. У него тяжелое желудочное заболевание. В Польше он попал в советский плен и из-за своей болезни был скоро отпущен. Мы часто сидим вместе и дискутируем о будущем, о том, что необходимо. Я хочу начать что-то новое. Он одобряет мое желание и говорит: «В стране много руин, будут нужны каменщики». В декабре 1945 года школьная дверь окончательно захлопывается за мной. Я хочу основательно поменять свою жизнь.

На стройке

На следующий день после наступления нового 1946 года я надеваю белый костюм каменщика, закидываю рюкзак на плечи и отправляюсь вместе с отцом в строительную фирму Ульбрих в Пирне. Это мой первый день в качестве ученика каменщика. Мой отец работал там еще до войны. После его возвращения мастер сразу же восстановил его на работе. Он принадлежит к так называемым кадровым рабочим, которые уже долгое время хранят фирме верность. Тем временем я учусь обращаться с мастерком и известью, с теркой и штукатурным раствором. Моего отца уважают в кругу его коллег. В скором времени его выбирают в члены производственного совета.

Моя цель достаточно ясна. Сначала я хотел стать подмастерьем, потом как-нибудь получить аттестат об окончании средней школы и потом поступить в ВУЗ. Я уже представляю себя строительным инженером или архитектором. Ремесло дается мне легко и доставляет радость. Через некоторое время подмастерья признают во мне своего товарища. У них я учусь, как выложить вертикально стену, как квалифицированно вывести угол и как чисто положить оконную перемычку из раствора. Настроение разлома в стране захватывает и меня. Война пережита, повсеместно я слышу клятву от родственников и знакомых, от коллег и друзей: «Лучше всю жизнь есть сухой хлеб, чем снова вступить в войну». КПГ делает из этой мысли удобный для себя лозунг: «Нет фашизму нет войне». Он задевает людей за живое, хотя для многих 8 мая 1945 года мир, в переносном смысле, рухнул. Без какого-либо ориентира они прежде всего обеспечивали свое ежедневное выживание. Все-таки необходимо сначала привести новый мир в порядок.

Мой интерес к политике взрастает. Я замечаю, что отец моей мамы социал-демократ, а семья моего отца – коммунисты. Эти различные направления присутствуют в виде разных вещей во многих семьях. В расположенных одна на другой деревнях здесь больше социал-демократов, а там – больше красных.

В нашей деревне на меня влияют коммунисты, которые знают моего отца. Когда он возвращается из военного плена, это влияние увеличивается. Деревенские жители избирают моего отца в первое представительство общины. Я присутствую при многих разговорах. 1 марта 1946 я становлюсь членом КПГ. Меня абсолютно устраивает, что КПГ и СПГ объединяются. И мой отец тоже.

10 апреля 1946 года я вступаю в только что образованный ССНМ. Будучи самым младшим в местной группе СЕПГ я должен создать группу ССНМ. Это мне быстро удается, так как в нашей маленькой деревне и в пограничной Пирнской местности мало что происходит. Молодые люди снова хотят предпринимать что-либо вместе, танцевать или просто вместе сидеть. Но у нас есть также и политические амбиции. 30 июня в Саксонии проводится референдум. Люди должны решить, должны ли быть экспроприированы большие заводы у национал-социалистов и военных преступников. Опросить людей в Саксонии имеет смысл так как они являются пробным камнем для всей Восточной зоны. 40 % промышленного потенциала Востока сконцентрировано здесь. Рассчитывают также на то, что об успехе лучше всего может позаботиться сильнейшая организация СЕПГ в оккупированной Советским Союзом зоне. В наших деревнях очень легко агитировать за это. Всем жутко надоела война, а богатые люди здесь не живут. Нет ни одного представителя молодежи между 14 и 18 годами, который бы нас не поддерживал, независимо от того, кто его родители, рабочие или крестьяне или занимаются промыслом. Мы мастерим транспаранты и рисуем плакаты. Когда 77,62 % избирателей Саксонии голосуют за экспроприацию, это и наш успех тоже. Когда открытые представления вновь разрешают, наша организация ССНМ ставит театральные постановки, строит кулисы и устраивает для жителей местечка «яркие вечера». С нашей программой мы странствуем по земле. На деньги с входных билетов мы покупаем материал, что смастерить игрушки и одежду для детей из бедствующих семей.

Каждую программу должен одобрить офицер культуры из советской комендатуры в Пирне. Он германист и разбирается в немецкой литературе, истории и искусстве лучше, чем я, неудавшийся абитуриент. Наши с ним разговоры для меня служат уроками.

Меня озадачивает, что он запрещает определенные вещи в программе. Когда мы хотим петь песню «Мысли свободны», он беспощадно это вычеркивает. Я слушаю долгий доклад о свободе и необходимости. Он заканчивает тем, что можно бы не делать и соответственно думать, что хотелось бы. До конца я это так и не понял и еще долго размышлял об этом. Появляются первые переводы советских книг. Они представляют собой сброшюрованные тома, которые переходят из рук в руки. Я читаю «Поднятую целину» Михаила Шолохова и «Мои университеты» Максима Горького. Меня сильно впечатляет Павел Корчагин, герой книги «Как закалялась сталь» Николая Островского. Я даже хочу походить на этого молодого коммуниста. Мы долго обсуждаем фильм Вольфганга Штаудте «Убийцы среди нас». Старшие, те, которые, как мой отец, были долго на войне, и мы, молодежь, которые видели ее лишь в народном штурме в качестве помощников зенитчиков, чувствуем себя задетыми. Вопреки всей культуре и политике у нас постоянно урчит в животе. Мы постоянно пребываем в поиске съестного и отапливаемого. Продуктовые карточки на предстоящую неделю очень быстро заканчиваются. Во время сбора урожая мы идем на поле и собираем колосья и картофель. Мы молем зерна, мама готовит из этого суп, картофелем мы делимся с 10 кроликами, которые когда-нибудь закончат свою жизнь на сковородке.

Брикетов и дров мы почти не получаем. В выходные дни мы собираем в лесах ягоды и грибы или выкорчевываем корневища. Обливаясь потом, мы выкапываем пни вместе с корнями из земли и перевозим громоздкие грузы в тележках домой. Там мы измельчаем их клинами, кувалдами и топором. Иногда отец приносит полный рюкзак древесных отходов со стройки, а однажды мы идем в близлежащий лес и тайно валим одно из государственных деревьев.

Если голод становится чересчур сильным, я добываю ночью колосья, картофель и свеют на полях, где еще не успели собрать урожай. Мои родители боятся. Отец думает о позоре, если бы кто-нибудь застал сына представителя общины за воровством. Наичестнейшая мама с ужасом смиряется, она все-таки хочет снова поставить на стол для ее мужчин на следующий день что-нибудь съедобное. Она тихо терпит.

Однажды моя честность снова подвергается вызову. У школьного забора в Пирне стоит шикарный легкий мотоцикл марки Ява. дин из расквартированных в школе солдат видит мои жадные взгляды и дарит мне его. Для него это «капут». Однако повозка новенькая и исправная. В переднем колесе не хватает нескольких спиц. Я разбираю мотоцикл дома и прячу его отдельные части на чердаке и в сарае.

Позже можно легализовать обладание приобретенных таким способом вещей, нужно их лишь зарегистрировать и оплатить. Так как я еще несовершеннолетний, за меня все улаживает мой отец. Машина стоит 250 марок Отец ездит на нем на работу, я гоняю на нем без водительских прав по полям и лесным дорогам.

По прошествии двух третей времени обучения осенью 1947‐го я овладеваю ремеслом и выполняю норму подмастерья.

Собственно говоря, этим я закончил свое обучение. Что еще мне здесь делать? Вдруг я узнаю, что при ВТУЗе в Дрездене открываются подготовительные курсы. Появляется возможность стать абитуриентом. Я непременно хочу попасть туда, но мой отец очень болен. У него рак желудка. После операции надежды на выздоровление нет. Что я должен делать? Мой отец уговаривает меня поступать. Он очень гордится, когда все удается. Отсутствие диплома о специальном образовании меня вообще не беспокоит.

Отец мужественно борется за жизнь. Моя мама и я ухаживаем за ним долгое время дома и скоро отчаиваемся от нашей беспомощности. Ежедневные уколы морфия снимают боль лишь на короткое время. С начала учебного года в октябре вечера я провожу дома, силы мы на исходе. 7 ноября 1947 года мой отец умирает.

По большому счету мы были вместе лишь 14 лет. Но все это время он был моим старшим другом, который помогал мне встать на ноги и направлял меня политически, особенно в 1946–1947 годах. Я уже достаточно взрослый и интенсивно забочусь о моем аттестате зрелости и о политической активности.

Меня беспокоит мама. Она, та, которая всю жизнь до сегодняшнего дня слишком много работала и слишком многого была лишена, потеряла еще и мужа. Всю свою силу и безграничную любовь она направляет на меня, чтобы сделать мой дальнейший путь легче, насколько это возможно.