Как-то лошадь входит в бар

Шутить надо уметь. И еще обладать определенной харизмой, чтобы люди любили не только твои шутки, но и тебя самого. Причем чтобы их не волновало как ты выглядишь.В романе показывается одно из сольных выступлений стендап комика, на которое он специально позвал своего старинного друга. Когда мы слышим слово “стендап” и “комик”, кажется, что вечер пройдет задорно, мы услышим несколько веселых историй, попьем пивка и расслабимся. Ведь так?А что если вы приходите на стендап, а выступающий на сцене не шутит. Он рассказывает историю из своего детства, показывает вам изнанку своей жизни и души. Становится как-то уже не особо смешно. А если еще добавить, что речь про похороны, так и вовсе взгрустнулось. И начинают появляться мысли о бегстве из бара. Так и сбежала большая часть тех, кто попал на такой стендап, лишь несколько людей дослушали его до конца.Книгу хотела прочитать давно, но вот по итогу расстроилась. Немного иного ожидала. Думала, что прочту на одном дыхании, а пришлось себя заставлять, ибо книга не “пошла”. Думала будет смешной стендап, но нет: шутки конечно были, но не смешные. Думала, что пойму, что хотел донести автор, но не сложилось.Возможно нам хотели показать, что не надо быть равнодушными к трагедии другого человека, как не был равнодушным водитель, что вез его на похороны. Он искренне хотел узнать чьи они, ругал тех, кто прикрылся следующей инстанцией, надеясь, что те расскажут правду. Равнодушие.

Не являясь рьяной любительницей стэндапа, я всё-таки иногда поглядываю некоторые выступления, при этом не стараясь совершенно отключить мозги и испытывая попеременно то удовольствие от удачных шуток, то отвращение от тематики и манеры исполнения. Вот именно таким отвращением я встретила начало книги, где на сцене – стэндапер 57-лет, физически жутко непривлекательный (пузень, очки, мокрый рот), но бодро скачущий по сцене, вращая бёдрами, и агрессивно-неприятный по манере общения с залом, сыплет то бородатыми анекдотами, то грубыми намёками в адрес жителей Нетании, городка, где проходит его выступление. Хорошо, что я прочитала вступление от переводчика (кстати, изумительная работа, при том, что текст очень сложный для подачи на другом языке – множество арабских словечек, армейского и молодёжного слэнга, израильских политических и теологических реалий) и поняла, что надо перетерпеть. Примерно так же воспринимает начало выступления и судья Верховного суда Авишай Лазар, сидящий за одним из столиков.Публика смеется уже с удовольствием, а я пытаюсь понять этих людей, которые не в первый, и возможно, не во второй раз приходят на его представления: что же он им дает?Голый и нищий – что он может дать из того, что имеет?Судья – друг детства стэндапера, с которым они не виделись бог знает сколько лет. И он даже старался не вспоминать об их дружбе, потому что кончилась она тем, что Лазар предпочёл бы никогда не вспоминать – его равнодушием, равным предательству. Уже придя в клуб по просьбе Довале и слушая начало, судья вдруг понимает, что этот странный, неприятный и беззастенчивый человек вполне может каким-то образом приплести ту старую историю и привлечь внимание публики к его, Лазара, поступку. И пусть это детско-подростковая история, но иногда такие моменты выбора меняют всю жизнь. И сам Довале, отвлекаясь от своих заезженных анекдотов, постепенно начинает именно рассказывать историю своей жизни, в которой тоже был ужасающе тяжёлый момент выбора, сделавший его таким, какой он есть. Судью, правда, он ничем не выдал, о его роли в истории ни слова. А вот выступление, естественно, пошло наперекосяк. Люди понемногу покидают зал, и остаётся в конце совсем мало зрителей… Один, уходя и вспоминая зря потраченные 240 шекелей, говорит жене:Он нам тут устроил фестиваль рассказчиков жутких историй!На самом деле жутковатая история, когда взрослый, чтоб не сказать – старый, человек выворачивает душу на публике, перебирая маленькие, ужасающей яркости детали своего детства: о постоянных провальных гешефтах отца, о своём клоунском старании развеселить маму, которая очень редко улыбается, о бермудском треугольнике их странной, но такой обыкновенной семьи.Я говорю с вами о мальчике, которому едва исполнилось четырнадцать, Довик, Довале, зеница ока своей мамы. Гляньте на меня, теперешнего, видите? Вылитый он, точь-в-точь, только за вычетом лысины, щетины и ненависти к человечеству.Понемногу оставшаяся публика втягивается, заворожённо отмахивается от рядового анекдота и требует продолжения. Не представляю, как я бы повела себя, придя веселиться и получив историю о поездке четырнадцатилетнего пацана из летнего военизированного лагеря на похороны … кого – матери, отца? … ему не сказали, и он весь долгий путь до Иерусалима хоронит по очереди одного и другого, составляя списки претензий, счета счастливых и горьких моментов, и конечно же, промахивается с решением этой задачи......тогда я по-настоящему увидел, что без нее он ничего не стоит, что вся его жизненная сила происходила из того, что она была с ним. В одно мгновение он стал половиной человека.Если вы хоть когда-нибудь кощунственно задумывались о том, что бы вы предпочли: чтобы раньше умер папа или мама, закройте глаза, постарайтесь забыть. Или наоборот – читайте эту книгу, и уже не забудете о том, как делали выбор…Мне срочно нужен анекдот, просто анекдот, чтобы преодолеть горечь во рту.

Стендап получился совсем не смешной. Автор даже сам сказал, что никогда на таком мероприятии не присутствовал. Так, возможно, стоило, прежде, чем садиться писать об этом? Я понимаю, что основа заложена совсем о другом, но ведь вся история – это одно выступление на сцене, то оно должно быть, хотя бы не скучным. Хотя с другой стороны, и в книге люди покидали выступление, то, возможно, так было задумано, но мне то от этого интереснее не стало. Я бы и сам, скорее всего, ушел бы. Думаю, трагичная история из детства, которую рассказывал стендапер, выглядела бы лучше в чистом виде, без вот этого кривляния на сцене и не смешных шуточек. Тогда и прочувствовать ее получилось бы лучше. А так она лишь ближе к концу привлекла мое внимание и то лишь тем, что мне стало любопытно, кто же все-таки умер. Но это можно было и просто найти в финале, не читая все остальное. А еще лучше было не начинать книгу вообще. Автор хотел показать безразличие людей, но тем не менее абсолютно незнакомые люди помогали парню в дороге всем, чем могли. Выходит, что не все так и плохо в нашем мире. Странная попытка показать безразличие присутствием в истории на первом плане достойных людей. Тут разве что безразличие близких, которые не смогли сообщить плохую весть. Израиль страна маленькая, можно было кому-то приехать за несколько часов и лично все рассказать или хотя бы позвонить, ведь стационарные телефоны то появились уже давно, тем более как-то же сообщили командирам. Но все эти люди остались где-то в тени, а на первом плане оказались лишь достойные. В общем добавляю один балл лишь за небольшое любопытство.Оценка 2 из 10