Вознесение

«Травмпункт»

Тамбур был мной или я стал тамбуром? Уже неважно. Мой остов сотрясался от холода, колючие мурашки проступали на коже. Текущее состояние не смущало меня. Беда крылась в том, что я стал свидетелем диких событий. «Дьявольщина».

Вектор внимания изменился. Мигрень разорвалась внутри осколочной гранатой. Она выжигала глаза.

Просверливала сотню отверстий в гудящем черепе. Я стал узником боли. Пытался сжимать руками голову, сдерживая болезненные ощущения в себе.

«Что это?». Непонимание болезненно сжимало сердце. Я стоял в серых брюках и мятой белой рубашке. На ногах не было обуви, ступни начинали болеть. Вдох.

Ломота отступила. Думается ненадолго. Я знал, что ей хочется поиграть в кошки-мышки. Извести меня. Но думать об этом не было времени. Нужно было внимательно осмотреться.

Собранный из пластиковых панелей тамбур. Вместо глазниц у него были тонкие стёкла. Но снаружи ничего не было. Лишь накипь белого тумана и хлопья чёрного снега, медленно сползающие по слоям реальности.

Стеклопакет пропускал дыхание холода, казался непрочным. Хотелось держаться от него подальше. Только сейчас заметил, что на правой створке мозолит глаза кровавый развод. «Какого чёрта? ».

В пластиковую дверь заколотили. – Мама! – кричал человек в больничном халате. – Мама! Запертая дверь не поддавалась.

У него не было возможности попасть в помещение тамбура. Меня сковал страх, помогать дёрганному совершенно не хотелось. – Я не могу – неуверенно произнёс я, отстраняясь от злосчастной двери.

Человек продолжал кричать. Вокруг него начали проявляться контуры чуждых фигур. Мои глаза зафиксировали появление нескольких пожарных.

Они были полностью облачены в рабочую форму, лоснящуюся от чёрной копоти. Даже здесь чувствовался исходящий от них запах горелого мяса.

Лица их были скрыты под мутными стёклами противогазов. Они посмотрели на меня, синхронно помахав руками.

Я заметил, что на некоторых складках моей рубашки остались следы от нагара. Мне стало не по себе.

Человек брыкался в их тяжёлых руках, пытался выпрыгнуть или вырваться, но у него ничего не выходило. Его страшный вопль звенел в моих ушах. Через момент вернулась боль.

Не в голове, а в кишках. Казалось, что внутренности лезут наружу. Было ощущение, словно я сломал каждое ребро. Меня начало тошнить. Желудочный сок не хотел выходить, застряв где-то в горле. Я скрючился в тамбуре, силясь прийти в себя.

«Травмпункт». Выцветшая табличка постепенно проникла в мой разум. Я посмотрел на неё, пытаясь понять, как сюда попал. Оторвался от размышлений, осматривая свой живот. Не было ни порезов, ни синяков, ни гематом. Была только колющая боль, значит я попал по адресу.

Я мог попасть в аварию, где и ударился головой. Странные ощущения были симптомами амнезии. Иногда в новостях рассказывали о людях, которые долгое время не могли ничего вспомнить.

Если это так, то хорошо, что я очутился здесь. Речь могла идти о сотрясении мозга. Могло открыться внутреннее кровотечения, селезёнка могла разорваться на части. Сглотнув липкую слюну, я вошёл в помещение. Вошёл и ужаснулся.

Вонь, тут стояла ужасная вонь. Медицинский спирт, человеческие выделения, запах стухших больничных простыней. Меня чуть не вывернуло прямо на пороге. Я держался за бока, пытаясь не умереть от очередного приступа раскалённой боли.

Дышать полной грудью было невозможно. Я задыхался, пытаясь осматриваться по сторонам. Когда я привык к мерцающему свету синей лампы, моим глазам открылось страшное зрелище.

Голова закружилась уже от одних видов длинного коридора, вдоль стен которого сидели поломанные люди. Вздохи, стоны, крики – от этого постоянного шума голова начинала болеть ещё сильнее.

По больничному помещению распространялись флюиды людских страданий. Боль мешалась с отвратительным запахом, множилась на звуки зубовного скрежета, а в конце выворачивала тебя наизнанку.

Слева от меня прямо на полу лежал какой-то бездомный. На его шее был красный след от петли, а внутренности уже давно выпали из лопнувшего живота на пол. Я увидел, что они уже засохли. «Боже! ». Кто-то умер прямо здесь. Был брошен на съедение больничным бактериям.

Мутило всё сильнее, разделять участь мертвеца не хотелось. Нужно было выбираться отсюда, да поскорее. – Кто последний? – громко спросил я, складывая руки рупором. Перекричать какофонию больничных звуков не получалось.

Никто не отвечал, каждый из находившихся был закован в цепи из собственных мучений. Я начал идти вдоль обшарпанных стен. Зелёные и белые цвета коридора выцвели под бактерицидными лампами.

Краска сползала во многих местах, с потолка на меня сыпалась побелка. Лёгкие начали гореть от спёртого и замусоренного воздуха. «Почему так сильно пахнет жжёной плотью?».

Ноги начали болеть от мозолей, а я всё шёл и спрашивал. – Кто последний? «Кто последний?». Ни одного слова в ответ. Ни одного встречного взгляда.

Тут всё было соткано их сумеречных людей. Фантомы обрели плоть и заняли каждый сантиметр пространства. Им оставалось только нечленораздельно мычать, выпуская жалобные стоны вовне.

Сломанные марионетки из мяса сидели на жёстких скамейках, спали на полу, пытались хоть как-то здесь обустроиться. Некоторые тряслись от судорог, кто-то припадочно хватался за живот или голову, а кто-то лежал под моими ногами. Без признаков дыхания.

Сначала я шагал осторожно, пытаясь не запачкать ноги, но потом плюнул на это, ускоряя свой шаг. Мятые салфетки, лужицы крови, размазанная по полу блевотина – это лишь малая часть того, что поджидало заблудшую душу в этом месте.

Здесь нигде не было чистого клочка пола, ни в одном месте нельзя было присесть. Ни на одну стену было нельзя облокотиться. Оставалось идти вперёд, повторяя одно и то же. «Кто последний?».

Боль и страх пожирали мои внутренности, а я пытался сдерживать их усилиями воли. Волосы слипались от пота, из глаз струились солёные слёзы. Но останавливаться было нельзя. Нужно найти кабинет травматолога, так или иначе. Это единственный выход отсюда.

Некоторое время я шёл на автомате, пока не почувствовал, что произошли перемены. Синий цвет лампы сменился на бледно-жёлтый. В воздухе появилась какая-то рябь. Дымка искажала лики людей, обнажая белёсые кости.

Часть коридора отсутствовала, появились неровные дыры, сквозь которые можно было видеть фиолетовую землю. В одном месте сильно треснул потолок. Трещины открывали вид на гротескное небо. Три коричневых солнца освещали это место, кружась в причудливом танце.

Я смотрел на это заворожённо, пока не понял, что у светил есть глаза. Белки с лопнувшими капиллярами уставились на меня, заставив меня закричать от страха. А-А-А-А

Сломя голову я побежал вперёд, стараясь больше не смотреть на небо. Стопа угодила в лужицу крови, разбрызгав её во все стороны. Противная жижа попала на лицо, от мерзких ощущений начались рвотные позывы.

Мечтая прийти в себя, я вновь посмотрел на окружающих людей. Зря. Моя сознание слилось в спайке с разумом лежавшей на полу девушки. Я увидел, что это из-под её головы натекла отвратительная лужица красной плазмы.

Чернота сменилась ярким светом. Мы оказались с ней в заснеженном городе. Снежинки падали на наши плечи, стремились растаять на наших языках. Мы дурачились и делали чудного снеговика.

Минут пять я шоркал по округе, пытаясь найти ему нос, а она смеялась где-то сзади. Неожиданный снежок прилетел в мою голову. – Получай! – закричала громко она.

Шапка чуть не слетела с головы, но я совсем не злился. Засмеявшись во весь голос, я решил отомстить. Набрал в руки горсть снега и побежал следом за ней.

Так мы и бежали, смотря друг на друга. Прямиком на проезжаю часть. -БАЦ- Газель врезалась в наши тела, раскрошив наши кости.

Чувство самости разбилось вместе с головой об асфальт. Закричав от ужаса, я снова очутился в больничном коридоре. Мне было жаль девушку, но я устремился вперёд. Вновь сливаться с чьим-то сознанием не хотелось.

На окружающих людей больше нельзя было озираться. Они не только источали боль, они могли ей делиться. После пережитого опыта мне было страшно и представить, где ещё я мог оказаться. Чужие головы могли утянуть меня на самое дно мрачных кошмаров.

Я часто заморгал, пытаясь прогнать чувство подступавшей усталости. Оно было ложным, навеянным. Глубокая иллюзия не хотела меня отпускать. Прошло много времени. Хотя время не имело тут значения.

Резко всё вернулось на свои места. Коридор вновь стал синим, неприметным, облезлым. Солнц больше не было видно.

И я окончательно потерялся в водовороте своих ощущений. Больше я не мог отличить реальность от вымысла.

Спустя тысячу шагов я увидел полицейского. Удивлению моему не было предела. «Очередной обман?». Стремительным шагом я направился в его сторону, мне были нужны ответы.

Полицейский, судя по погонам полковник, проводил опись. У него в руках был блестящий планшет и красная ручка. Быстрыми росчерками он вписывал в свои бумаги какие-то данные. Посмотрит на человека, улыбнётся себе под нос, что-то запишет. Так он и шёл, шагая от одного страдальца к другому.

Я подошёл к нему, вглядываясь в его невозмутимое лицо. Передо мной предстал бородатый брюнет с зелёными глазами. В такие посмотришь ровно один раз и всё поймёшь. Человек он был властный и проницательный; такого не обманешь, с таким не посюсюкаешь.

– Пётр – представился он мне. – Вас беспокоит что-то, гражданин? – на время его планшет опустился вниз, к выглаженным брюкам. Что здесь творится? – возмутился я. – Вы разве не видите, да тут везде права человека нарушаются! – руками я обводил помещение, пытаясь подчеркнуть жестами всю несправедливость нашего положения.

Полицейский засмеялся. – Да что вы говорите. Права нарушаются? – смех показался ледяным и наигранным. Было понятно, что этот вопрос задают ему не в первый раз.

– О правах и речи быть не может – он ткнул пальцем в мою грудь. – О ваших тем более. Я засмущался и задел его этим.

Пётр приблизился ближе и приобнял меня, симулируя приятельскую позу. Мне сразу же захотелось вырываться. Дискомфорт мигом ударил меня током. – Вон там – его рука указывала куда-то вдаль. – Кабинет травматолога – он ухмыльнулся. – Дойдёшь до него и будешь свободен.

Полковник полиции отпустил меня и снова вернулся к записям. На этот раз он вносил туда моё имя. Я чувствовал это.

Он ещё раз взглянул на меня, пристально осмотрев с головы до ног. – До того момента придётся помучиться, содрогаясь душой в этом месте – глазами он обвёл помещение. – Страдая от боли и страха.

Начало приходить смутное понимание. Хотелось возразить что-то. Но было понятно, что вести переговоры бесполезно. Всё было решено.

Мне хотелось окончательно убедиться во всём. – Как же все эти люди? – спросил его я. – Всему своё время – только и ответил он, театрально пожимая плечами. Великая печаль проникла в моё нутро.

– Бесчеловечно это всё – тоскливо протянул я. Полицейский ничего не ответил. Он осматривал людей, продолжая заполнять документы на каждого. – Как вы так можете поступать? – не успокаивался я. – Посмотрите на человека в начале коридора, он умер, так и не дождавшись вашей помощи!

На этот раз полицейский по имени Пётр засмеялся по-настоящему. – Умер? – он оценил мою наивность по достоинству. – Ошибаетесь, гражданин. Не умер он. Пётр временно застыл на месте и уставился на меня немигающими глазами – Это Иуда.

Мне всё стало понятно окончательно. Полицейский остался где-то позади. Я снова шёл по бесконечному коридору, всматриваясь в лица высохших людей. «Кто последний?».

«Бытие»

На носу был важный школьный проект. Я готовился к нему со всей прытью. Периодически приходилось пробираться через путину лени, попутно отмахиваясь от назойливой хандры.

По началу было трудно. Обычно меня никто не поддерживал в моих начинаниях. Родителям до меня не было дела, вечно они занимались своими делами, ссылаясь на то, что у них нет времени. Бабушек или дедушек у меня не было.

В классе дела обстояли не лучше: преподавательница была вынуждена разрываться между десятком учеников, а с одноклассниками я не общался. Вот и выходило, что каждый свой замысел приходилось воплощать в одиночестве.

Сидеть на месте, как все, я не мог. Творчество поглощало меня, не оставляя меня в покое ни на минуту. Мне хотелось писать стихи, создавать рассказы, рисовать натюрморты.

Нужно было найти такое хобби, от которого мурашки пробегут по коже. И это стало возможно благодаря двум школьным предметам – биологии и физике.

Они мне всегда нравились. Чувствовалась какое-то родство между мной и этими предметами. Книжные полки дома ломились от научной литературы, где я вычитывал удивительные формулы. Страницы пестрели многочисленными гипотезами, объясняющими происхождение окружающего мира. Каждый раз во время чтения я был в восторге.

Мне хотелось создать что-то своё. Нечто особенное. И под конец семестра преподаватели решили объединить усилия, создав масштабный творческий конкурс. Ученики должны были вооружиться знаниями о фундаментальных науках, чтобы создать на их основе что-то своё.

Это могла быть гипотеза, рисунок, формула, работающая модель – нечто такое, что опиралось бы на науку, но в то же время демонстрировало определённую новизну.

Эта возможность окрылила меня, наделив меня пищей для размышлений. Только представьте: физика, биология, немного биохимии – во что может вылиться подобное сочетание предметов?

Меня не устраивала возможность создания гипотезы, не хотелось мне и корпеть над написанием скучного реферата. В моей голове фундаментальные науки смешались с инженерным делом и архитектурой. Я решил создать работающую модель космоса.

Взять муравьиную ферму – это возможность посмотреть на жизнь нашего общества в срезе. Есть рабочие муравьи, есть муравьи-разведчики, а есть муравьи, которые ничего не делают. Мир насекомых может продемонстрировать работу микрокосма.

Остаётся лишь сделать что-то подобное. Уникальный взгляд на муравьиную ферму, с законами и иерархией. Оставалось лишь объединить все разрозненные знания вместе.

Спустя часы раздумий меня осенило. Дома я часто работал над кодированием тех или иных программ, набираясь опыта в компьютерных симуляциях.

Что, если я смогу смоделировать физические законы на компьютере, запустив возможность биологической самоорганизации? У меня получится инженерный слепок нашей реальности, демонстрирующий возможности творческого потенциала неживой материи.

Толчком в проекте буду я, но затем творчество начнёт само прокладывать себе дорогу. Меня буквально выворачивало от восторга наизнанку. Столько всего крутилось в голове – словами это не описать. Я сел за компьютер и начал делать первые шаги на пути к победе в конкурсе.

Вы не ослышались, я нацелился на победу. Конец семестра должен был ассоциироваться с моим именем, а для этого нужно выложиться по полной программе.

На целый месяц я выпал из жизни. Часами я сидел за монитором подгоняя под проект физические константы. Дни уходили на программирование панспермии. Мне показалось оригинальным, что жизнь сформируется в космосе. Сотни багов, тысячи ошибок – мне приходилось продираться через нестабильность обрабатывающих программ.

Под конец года у меня всё было готово. Я смоделировал свою модель, дал ей имя и закачал программу на объёмную флешку. «Победа у меня в кармане».

Научный фестиваль проходил уныло. Большая часть учеников предпочла ничего не делать, остальные выполнили задание для галочки. Одни читали скучные рефераты, другие показывали презентации со скачанными картинками. Меня же поставили выступать самым последним.

Мой энтузиазм помог мне не заснуть на скучном мероприятии. Наконец объявили мой номер, и я с гордостью направился навстречу публике. В своих силах я был абсолютно уверен. Сегодня я стану Творцом, в свои-то четырнадцать лет.

Для своего номера я попросил выключить лампы, мне требовалась темнота. Я не ошибся, уже такая подготовка всех удивила и заставила обратить на меня своё внимание. – Дамы и господа – торжественно сказал я – представляю вам «Солнечную систему».

Программа начала работать, проектор уже несколько минут выводил кадры яркого взрыва, что запустил формирование вселенной – Да будет свет! – сказал я.

Мы неслись сквозь скопления звёзд, смотрели, как собирается галактика, стали свидетелями образования первых планет – Да будет твердь! – не унимался я. Мне нравилось быть в центре внимания.

На тверди начала собираться вода, мёртвая земля покрылась со временем травой – Да будет же вода, трава и воздух! – я с упоением смотрел на творение рук своих. Оставалось совсем чуть-чуть.

В грязевых водоёмах появлялись первые признаки жизни, формировались белки, создавались простейшие цепочки РНК. – Да будет жизнь! Мой проект работал. Ещё как работал.

Вместе с аудиторией мы неслись сквозь года эволюции, навстречу неожиданным поворотам. Тут я уже не имел власти, программа была запущена, её алгоритмы создавали всё более и более причудливые формы жизни.

И потом появился он – «гомо сапиенс».

Свет в помещении снова загорелся, люди начали мне рукоплескать. Моя программа сработала, проект расцветал на глазах, собирая благодарные улыбки толпы. – Молодец! – скандировала аудитория.

Ко мне подошла учительница и по микрофону произнесла:

– Иегова – люди так и не могли привыкнуть к моему имени – ты большой молодец. У тебя получился удивительный проект. Есть только одно «но», что ты будешь делать вот с этим – её рука показывала на группу первобытных сапиенсов, возносящих прошения к небу.

Я озадаченно посмотрел на неё. Учительница же продолжала – видимо они обращаются к тебе, Иегова. Подумай дома, что со всем этим будешь делать. Меня дружески похлопали по плечу, подарили диплом участника и освободили от профильных экзаменов.

В смятении я пошёл домой, думая, что же мне делать с этими странными созданиями. Как мне быть с «человеком»?