Решение офицера

Есть решения, которые отрезают путь назад. Их непременно надо принимать.

Франц Кафка

Вступление

Из чего возникают сны?

Из мечты? Тогда нам видятся покоренными самые высокие вершины, к подножию которых мы только подошли, нас любят самые красивые женщины, с которыми мы даже не набрались смелости познакомиться.

Из прошлых утрат? И мы запросто болтаем с давно ушедшими друзьями, лишь тихо удивляясь, как им удалось вернуться в наш, такой прозаический, мир. Мы делимся с ними сомнениями, рассказываем сокровенные тайны. Почему? Может быть потому, что где-то там, глубоко внутри себя, видим в них камертон, по которому неосознанно сверяем правильность своих дел, верность принятых решений? Они не были безупречны, но во сне что-то происходит с нашей памятью, давая друзьям несомненное, безусловное право судить.

В эту ночь Жану снился его учитель. Опер, которому когда-то поручили сделать из выпускника минских курсов сотрудника, от которого можно требовать хоть каких-нибудь результатов.

Солнечным днем они сидели на крыльце старого дома посреди Зеленого квартала. Учитель – в невозможном здесь сером шерстяном костюме, белоснежной рубашке и сиреневом шелковом галстуке, в которых когда-то ходил на службе. Жан – в легкой кожаной куртке, кроссовках и джинсах. Вокруг слонялись местные оборванцы, но никто не обращал внимания на необычно одетых и говорящих по-русски собеседников.

– Ты же умер!

– Конечно, ты же был на похоронах.

– Тогда как оказался здесь?

– Все просто: ты звал – я пришел.

– Я никогда этого не говорил.

– Верно. Но разве нам всегда были нужны слова? Или с тех времен что-то изменилось?

– Нет… Да… Не знаю… В конце концов, с тех пор я сам успел умереть!

– Правда? А мне кажется, ты вполне себе жив, даже сын у тебя появился.

– Да. Здесь, но не там. А так ты прав, повезло. Счастливая случайность с вероятностью бесконечно малой. Я вообще счастливчик, ты же знаешь.

– Не думаю. Мне кажется – наоборот, в твоей жизни все было закономерно. Ты не мог не родиться, потому что твои родители любили друг друга. Ты пошел в ту школу, потому что жил в том районе. В этой школе работал учитель физики, который увлек не одного тебя, поэтому ты выбрал тот институт. Ну а уж в нашу контору случайно вообще никто не попадал, тебе ли не знать.

– Но жена – ее-то я встретил случайно?

– На комсомольском выезде в дом отдыха? – Учитель добродушно усмехнулся. – Там было много девчонок, но ты увидел только ее – разве это случайность?

– Хочешь сказать, что я шел по жизни, как слепой за поводырем?

– Вовсе нет. Сам знаешь, сколько наших друзей ушли в сторону. Легкие заработки, легкие женщины, легкая выпивка. Нам лишь предложили путь, а уж идти ли по нему – каждый решал сам. Я к чему… Если посмотреть так – согласен, что в твоей жизни не было случайностей?

– Ну, если так, то, наверное, да, согласен.

– Тогда вспомни – если в ряду закономерностей происходит что-то необычное, о чем это говорит?

– О том, что случайность – непознанная закономерность. Есть некий неучтенный фактор, который надо найти.

– Вот и ищи его. Хотя, боюсь, в свое время он сам тебя найдет. И тогда придется понять, зачем тебя поставили на эту вторую дорогу. А пока… пока ты неплохо поработал в этом городе.

– Надеюсь. Но почему моя работа несет смерть?

– Ты никого не убил. Во всяком случае, не в бою. Кроме одного, но тот сам напал на тебя.

– Да. Только погибшим от этого не легче. Почка, Шантерель, Мэтью Серый. Маршанд, сына которого убили в драке, вдова сошла с ума. Робер – он был сволочью, но не заслуживал, чтобы его зарезали в подворотне как барана. Я вытащил из грязи девчонок, но даже боюсь подумать, в какое дерьмо еще их окунет жизнь.

– Они все не были ангелами. И умерли не от твоей руки, ты даже не хотел этих смертей. Проблема не в этом. Боишься сказать?

– Наверное, – Жан пожал плечами. – Да, пожалуй, ты прав – я действительно боюсь. Новой работы.

– Уверен, что именно боишься?

– Сам посуди, придется ловить крестьян, которые стали грабителями лишь потому, что не нашли другого способа прокормить свои семьи. Однако никому не будет дела до этого – приговор будет один. Семьи умрут от голода сами.

– Крестьян? Если действительно думаешь так, то я был плохим учителем. Ты умудрился не увидеть очевидного. Мне жаль, прощай. – Учитель встал и уверенным шагом пошел по грязной улице.

– Андреич, подожди! Что? Чего я не увидел? – Жан попытался вскочить, догнать, расспросить… Но ноги не послушались.

Учитель остановился, обернулся, посмотрел долгим пронзительным взглядом, потом вновь пошел прочь.

– Андреич!!!

Жан проснулся от собственного крика. Успокаиваясь, огляделся, стал собираться с мыслями, постепенно возвращаясь к действительности… В этот момент на главной башне собора Нотр-Дам д’Амьен ударил колокол. В Галлии начинался новый день.

Монпелье

Его преосвященство, верховный пастырь Окситании герцог Руади писал письмо в Париж. Получатель – глава реформистской церкви Галлии, могущественный человек, контролирующий четверть страны. Простолюдин, когда-то монах в забытом Богом и людьми мелком монастыре. Своим трудолюбием, верой и талантом убеждать народ, вести его за собой он выбился из низов церковной иерархии, стал аббатом ортодоксов. Лишь тогда осенила его благодать истинного учения, после чего приобщился бывший аббат к идеям реформистов, в церкви которых неожиданно быстро сделал головокружительную карьеру.

Теперь в руках этого человека сосредоточена огромная власть, а главной обязанностью монсеньора Руади является эту власть всячески преумножать, вселяя в головы галлийцев простую истину о том, что нет в мире иной истины, кроме той, что открывается последователям новой церкви.

А то, что герцог служит простолюдину… ну так говорил же Спаситель, что мирские титулы есть тлен и обман, ибо лишь церковь вправе выделять пастыря из овец.

Был, правда, еще один нюанс, о котором знало лишь несколько человек, высших иерархов нового служения. Маленький такой, но за знание о нем правитель Галлии, не задумываясь, пожертвовал бы своей рукой. Только кому нужна та рука? Нет уж, лучше об этом молчать – и король целее будет, и осведомленные люди богаче – всем хорошо!

А нюанс заключался в том, что много лет назад блестящий юноша, потомок одного из знатнейших семейств Кастилии, согласился назваться именем галлийского крестьянина и принять постриг в том самом захудалом монастыре. Потому и не чувствовал себя герцог ущемленным, отчитываясь перед своим духовным наставником, якобы выходцем из подлого сословия.

Перед тем юношей была поставлена достойная задача – пробиться наверх и сделать все возможное для отдаления церкви от галлийского престола.

И с тех пор он упорно шел к поставленной цели, удивляя учителей умом и ревностным служением. Рьяно, не жалея сил, не считаясь с трудностями. До того момента, пока Кастилия и Островная империя не осознали, что, несмотря на различия в вере, главный противник у них один – поднимающая голову Галлия, которая все уверенней заявляла о себе как о центральной державе Европы. А осознав, разработали план изменения ситуации, уделив особое внимание укреплению реформистской церкви как важнейшему элементу разрушения конкурента. А теологические споры… да ладно, кого они волнуют, когда на кону такие ставки.

Обо всем этом монсеньор Руади прекрасно знал, и такой расклад его прекрасно устраивал, позволив уже откусить немалый кусок от галлийского пирога и даря реальную надежду на дальнейшую сытую перспективу.

Потому и отчет сейчас требовалось составить тщательно, не упуская мелочей, описывая перспективы усиления реформизма в старой и доброй Окситании. Соответственно, в это время беспокоить его запрещалось под страхом пасторского неудовольствия. За исключением, естественно, ситуаций чрезвычайных. К ним, разумеется, относилась и та, что заставила секретаря войти в кабинет. Доклад был краток.

– Ваше преосвященство, к вам молодая дама, представилась герцогиней де ла Гер.

Есть! Тончайшая, блестящая игра, что началась пять лет назад, вошла в завершающую стадию! Сколько положено трудов, сколько пролито крови, сколько принесено жертв… Если бы эта девочка, что сжимает в приемной кулачки, сверкает глазами и желает вот прямо здесь, прямо сейчас добиться высшей справедливости, если бы она только могла представить, что этот день был отмерен, просчитан и указан так давно. Пусть не конкретно сегодня – что значит плюс-минус несколько дней? Даже месяцев? Ей-богу, не важно.

Что же, игра вошла в решающую стадию, карты противника известны, дело за малым – красиво и грамотно разыграть концовку.

– Приглашайте!

И сразу, как только Лилиан вошла в кабинет…

– Герцогиня, как я рад вас видеть! – с широкой, искренней улыбкой умудренного годами человека герцог Руади встал из-за стола и семенящей походкой поспешил к гостье. Главное – не дать ей броситься в атаку, произнести обвинения, отмываться от которых придется долго.

– Вижу, вы получили мое письмо. Поверьте, оно было написано в минуту отчаянья, но теперь все будет хорошо – вдвоем мы решим все проблемы, сметем все преграды! Господи, как же вы повзрослели!

Голос хозяина кабинета обволакивал и успокаивал, словно говорил кто-то самый близкий, от которого немыслимо ждать даже не подлости – просто недоброго отношения. Чтобы он приказал убивать детей? Да никогда, именно он, этот добрый мудрец, на это не способен по самой сути своей!

А собеседник говорил, говорил… Не убеждал, не спорил, просто рассказывал. О ситуации в Окситании, лживом тулузском графе, окружившем себя продажными советниками. И, разумеется, о семействе де Безье, о гнусном мерзавце – старшем сыне, с которым Лилиан, к несчастью, пришлось столкнуться, и не раз. Ложь? Боже избави! Свидетелей полно, можно сказать – все баронство. Да вот вы и сами съездите в ближайший женский монастырь, спросите у сестры Джиннайн. Это мать того несчастного мальчика. По остальным же его художествам, да только пожелайте, к вам очередь свидетелей выстроится… И не по моему приказу, просто людям часто надо, чтобы кто-то выслушал их горе.

А разве бывает, чтобы такие звери у добрых людей вырастали? И верховный пастырь реформистской церкви в Монпелье, его преосвященство Руади продолжил рассказ.

Это еще не была вербовка. Да какая может быть вербовка… кого? Герцогини де ла Гер? Кем? Священником? Боже упаси. Просто привлечение юной высокородной магини даже и не к сотрудничеству, простому взаимодействию, определение общих интересов и целей.

С другой стороны – какая разница? Иное название, но в нем ли дело? Не сейчас, позже, может быть много позже, но эта девушка будет делать то, что нужно новой, действительно истинной церкви. А названия – оставим их теоретикам. Нам без надобности, нам суть важна.

Глава I

– Что может быть лучше хорошей погоды?

– Плохая погода, мой друг.

И. Морозов

Сержант Тома вел группу по зимнему лесу. Мелкий нескончаемый дождь, от которого давно уже не спасали насквозь промокшие плащи, промокший заплечный мешок с промокшим провиантом. По-зимнему стылый сырой воздух, пропитанный запахом прелой листвы, дурманил голову. Висящие на перевязи тесаки и колчаны, которые за время пути, казалось, утроили свой вес, гнули к земле уставшие плечи. В руках луки, точнее – длинные палки, которые, упаси Господи, нельзя использовать вместо посоха. Командир за этим следит особо – если у кого обнаружит затиры от земли, загоняет так, что демоны прослезятся.

– Лук – ваше главное оружие, ваша защита и спасение в лесу! – так он говорил в начале обучения. Тогда это казалось новым, увлекательным делом – им сказали, что будут учить самой интересной из охот – охоте на людей!

Три месяца назад полицейский сержант Ажан вывел свой взвод из города на учения. К этому солдаты были привычны – пройти по лесу пару-тройку десятков километров для разведчиков труда не составляло. Но в тот раз все было не так.

Во-первых, Ажан ехал на телеге, в которой лежал какой-то груз, прикрытый мешковиной. А, во-вторых, рядом с ним сидела – …Прекрасная Марта! Та самая трактирщица, что держала в городе несколько таверн, в одной из которых Тома любил проводить редкие свободные вечера. Увидеть ее в расположении разведчиков – такое невозможно было представить в самых сказочных снах.

Но это было! Телега ехала к городским воротам, и обалдевший взвод топал за ней. За городом свернули на тропу, что вела к стрельбищу – большой поляне у подножия высокого холма.

Марта вышла перед кое-как построившимся взводом, уперла руки в бока, бросила насмешливый взгляд и обратилась к солдатам неожиданно громким голосом:

– Ну что, орлы, считаете себя великими бойцами? Похвально! Тогда шаг вперед, кто может поразить три мишени на расстоянии двадцати метров за десять секунд. Нет таких? Так будут! Ваш командир попросил научить, и провалиться мне на этом месте, если через три месяца кто-то из вас не научится. Впрочем, я вижу гнусные ухмылки на ваших гнусных рожах. Жан, будь добр, поставь три мишени на пятьдесят шагов.

Пока командир бегал устанавливать мишени, Марта взяла в руки лук, а стрелы на островной манер воткнула перед собой в землю.

– Ну что, мужчины, смотрите!

Три стрелы вылетели с невероятной скоростью, и когда первая вошла в мишень, третья уже уходила с тетивы.

Солдаты мастерство лучницы оценили, желание смеяться над этой женщиной пропало навсегда.

Началась учеба. Каждый день по часу Марта учила их своему страшному искусству. Вначале стреляли медленно на пять метров, потом на десять, потом двадцать. Дальше, как сказал Ажан, не надо – в их деле этого расстояния достаточно. Только после того как попадания стали уверенными, темп стрельбы стал возрастать.

А кроме этого, взвод учился ходить по лесу бесшумно, не оставляя следов, читать эти самые следы, сродниться с лесом, стать его частью, словно хитрые и жестокие лисы. Словно безжалостные волки, умеющие как загонять добычу, так и уходить из самых тщательно организованных облав. Раньше разведчики учились другому. Их дело – просочиться в охраняемый лагерь, устроить диверсию, взять «языка» и вернуться к своим.

Взводу Тома предстояло бороться с такими группами. И самым тяжелым в этом ремесле оказалось научиться терпению. Разбойники сами определяют, когда и как им нападать, какими тропами уходить. У них тысяча дорог. У бойцов Тома будет только одна, и ошибаться в выборе нельзя – каждая такая ошибка обернется новыми разграбленными караванами, убитыми людьми, которые так надеялись на сержанта и его солдат.

Поэтому и шла сейчас группа в учебный выход измотанная, промокшая и злая, но твердо намеренная выполнить поставленную задачу – дойти до одного из лесных озер, обследовать берег и найти следы недавней стоянки, при этом не оставив своих. Привычное уже дело. Настолько привычное, что последние месяцы все разговоры в его взводе начинались с сакраментальной фразы: «Идем мы, замотанные». Впрочем, последнее слово чаще заменялось другим – более соленым, точнее описывающим истинное состояние бойцов.

А где-то сзади – Ажан. Смотрит следы, оставленные группой, слушает – хрустнет ли под ногами ветка, прозвучит ли чей-то голос, проклявший не к месту пришедшуюся кочку. А на следующий день проведет «разбор полетов». Какое отношение полеты имеют к хождению по лесу и на какие части их надо разбирать – солдатам было абсолютно непонятно, но задавать вопросы никто не решался. Всем хватило истории, когда кто-то из солдат поинтересовался, зачем им знать, где зимуют раки. В ответ командир на потеху горожанам устроил десятикилометровый кросс вокруг города, после чего выстроил взвод и спросил, у кого еще остались вопросы по поводу зимовья раков. Среди измотанных бойцов интересующихся не нашлось.

Все эти мысли, отвлекая от усталости, крутились в голове Тома, не мешая тем не менее делать свое дело – определять направление движения. Поскольку заблудиться в диком лесу, среди нагромождений упавших от времени деревьев и зарослей лезущего в глаза кустарника, да еще под низкими дождевыми тучами, напрочь затянувшими небо, было делом пустяковым, не расслабиться хоть на мгновение.

Наверное, благодаря этой собранности или в силу уже выработанной привычки обращать в лесу внимание на все необычное, сержант отметил мутную воду в одной из луж. Прошел зверь? Возможно. На плотном слое опавшей листвы следы не отпечатались. Значит, надо осмотреться. Вообще-то похоже на звериную тропу. Прошел кабан или олень? Надо проверить. Расширим поиск – командир учил, что оставлять за спиной неизвестность смертельно опасно.

Вскоре все разъяснилось. Метрах в двухстах от лужи обнаружился сломанный сучок. На высоте лица человека, он смотрел вверх. Так ломают только люди. А кто в дождь может идти по зимнему лесу, где нет даже тропинок – лишь звериные тропы? Девочка с пирожками для любимой бабушки? Высокая такая девочка. Судя по сучку – ростом со здорового мужика.

Ситуация интересная, но лучше подождать командира.

Ажан подошел через четверть часа.

– Что случилось? Почему остановка? – шепотом спросил командир.

В ответ сержант показал на лужу и сломанный сучок.

– Молодцы, – Ажан похвалил все так же шепотом – лес не любит громких разговоров. – Расширить поиск, должны быть еще следы.

И они нашлись. Шли двое мужчин, особо и не скрываясь – просто тропа, а это оказалась именно нахоженная тропа, в основном проходила под деревьями, где опавшая листва не давала отпечататься следам. Но пользовались ей часто.

– Четверо, натянуть луки и за мной на пределе видимости, и не дай бог наследите! – Ажан показал крепкий кулак. – Остальным укрыться в стороне, выставить наблюдение, себя без команды не обнаруживать ни при каких обстоятельствах.

И началось преследование. Без беготни, осторожно, внимательно вглядываясь вперед. Главное – не обнаружив себя, понять, кто и зачем гуляет под зимним дождем с риском намочить ноги и получить насморк.

Выручил опыт пограничья и предельная внимательность. Лесные путешественники понадеялись на дождь, глушащий звуки, а может, просто расслабились, но державшийся в стороне от тропы Ажан услышал хруст ветки и едва успел залечь. У его солдат было больше времени, и они не подвели, мгновенно слившись с лесным пейзажем.

Мимо прошли двое мужчин. Типичные крестьяне в дешевых кожаных куртках, старых шляпах, впрочем, надежно защищавших от дождя, и коротких сапогах, в которых удобно пробираться звериными тропами. Вооружены большими ножами, скорее похожими на тесаки. По лесу шли привычно, но совершенно беспечно, словно по своему огороду. Да, старались не оставлять следов, но при этом болтали о каких-то своих делах. Словно кто-то приказал им соблюдать осторожность, но забыл объяснить зачем.

Разбойники? Скорее всего. Причем уверенные в своей неуловимости, обнаглевшие, что радует. Однако что делать? Захватить? Можно, а смысл? Они прошли в сторону города полчаса назад, судя по следам, и уже возвращаются. Проводили своего человека? Зачем? Город не на военном положении, местный житель может приехать открыто, если он действительно местный. А если нет, и им заплатили за сопровождение? Тогда почему расстались так далеко от города? Не знающий леса человек, да еще в такую погоду, будет выходить из него очень долго, это если вообще в болоте не утонет.

Значит что?

Встреча с осведомителем? Который под дождем поперся в лес для десятиминутного разговора? Тоже ерунда. Тогда – маяк. Место безличной связи, где оставляются письма с информацией и инструкциями. Вот это скорее всего. И в этом случае группу лучше отпустить. Пусть себе идет. Есть, правда, вариант отработать следы, поискать базу… Только стрёмно. Если ребята не полные лопухи, где-то могли посадить дозор, нарваться на который означает плюнуть в лицо Фортуне. Не стоит грубить даме.

Поэтому, пропустив группу «неустановленных лиц», сержант продолжил отработку следов. Маяк нашелся действительно недалеко – связные, а Ажан мысленно называл прошедших именно так, ненадолго остановились и пошли назад. Солдаты обыскали территорию и под корнями одного из деревьев, на котором была сделана приметная зарубка, нашли пустую, неплотно запечатанную пробкой бутылку.

Значит, действительно, приходили связные за сообщением.

И значит, учеба кончилась. Началась работа.

Глава II

В кабинете интенданта Амьена виконта де Романтена было тепло и сухо. Уютно горел камин, отражаясь веселыми огнями в застекленных окнах.

Гурвиль, нахально пользуясь привилегией доверенного сотрудника, с бокалом вина расположился в любимом кресле в углу комнаты. Виконт вольготно развалился в другом, стоящем около камина. Создавалось впечатление, что старые знакомые собрались просто поболтать о пустяках. Занимательных, но совершенно не важных.

– Я правильно понимаю, что Ажан полностью сосредоточился на подготовке солдат, а полицейские дела забросил?

– Не совсем, ваша милость, – Гурвиль, несмотря на доверительный характер беседы, был подчеркнуто вежлив, – я бы даже сказал, что в полку он проводит менее половины своего времени. Остальное – в наших архивах – изучает материалы по нападениям на караваны, а еще… ну… в общем, работает с подчиненными. Теми «стариками», которых мы ему выделили.

– Помню, ты как-то уже докладывал, что с этим что-то не так, но, честно говоря, я так и не понял. Вроде как они у него на службу ходить перестали, даже зарплату за них получает Ажан. Но ты поклялся, что все под твоим контролем. Или это не так? И все-таки, что, черт возьми, у тебя происходит?

– Как сказать, ваша милость. – Гурвиль подобрался – болтовня кончилась, начинался серьезный доклад. – Сержанту известно, что за прошедший год в Амьене погибло шесть полицейских. Одного прибили табуреткой в пьяной драке, двое погибли при задержании преступников, а троих убили, когда они следили за подозреваемыми. Трое за год – согласитесь, это много.

– Все верно, и что? – раздражаясь, спросил интендант. – На то и полиция, что здесь иногда убивают. За это им и деньги платят. Не хватало еще, чтобы солдаты в армии на потери жаловались.

– Потери потерям рознь. Там ведь не только наши погибли, но и преступники ушли от наказания – нечем оказалось их прижать. До сих пор мерзавцы на свободе, среди своих даже в героях ходят. А почему? Да потому всего лишь, что слежку заметили.

И Гурвиль начал рассказывать подробно.

Ажан предложил работать в двух направлениях.

Во-первых, подготовленные им разведчики амьенского полка должны были найти базы разбойничьих банд. Для этого и потребовалась длительная подготовка – нужны были пленники, которые могут сообщить информацию, которых можно заставить работать на полицию. Как? В эти подробности Ажан не вдавался, заявив, что вначале нужно хоть кого-нибудь поймать.

Во-вторых, банды не смогли бы действовать так эффективно без сведений из города. Значит, информаторов надо найти и обезвредить, а для этого нужно научиться следить. Грамотно, так, чтобы получать результат и не терять людей. И именно для этого Ажан решил использовать приданных ему ветеранов, прекрасно знающих и город, и повадки преступников.

Раньше такого не было – слежку, если требовалось, вели сами патрульные. Иногда получалось, но часто опытные, самые опасные бандиты обнаруживали «хвост», и хорошо, если просто отрывались. Нередко они наводили полицейских на засады, и у тех не всегда получалось отбиться.

В принципе, Ажан, оценив ситуацию, сделал достаточно логичные выводы. Действительно, у него есть пять подчиненных, немолодых, опытных патрульных. Что дает им опыт? Знание города и повадок преступников. Вот, пожалуй, и все.

Для работы в лесу есть почти готовые специалисты – разведчики амьенского полка. Но лесные разбойники имеют сообщников в городе, который эти пятеро исходили вдоль и поперек. Поэтому и было принято решение полностью освободить их от обычных занятий полицейских.

– Вот Ажан своих и готовит, следить учит, – закончил доклад Гурвиль.

– Следить? – язвительно усмехнулся интендант. – Всех пятерых? Не много ли? Это что они, толпой ходят, чтобы в глаза не бросаться?

– Как раз не толпой. Я, ваша милость, недавно такой же вопрос задал. А сержант со мной на дорогое вино поспорил. Сказал, что за мной целый день следить будут, и вечером он мне подробно расскажет, где я за день побывал и с кем встречался. Так вот, если я смогу описать тех, кто за мной следил, с него бутылка.

– И как?

– Ажан сказал, что вино было превосходным, – Гурвиль расстроенно развел руками.

В это время в кабинет вошел секретарь.

– Господин интендант, по вашему вызову прибыл сержант Ажан.

Доклад сержанта был краток и информативен. Во время учебного выхода в лес группа разведчиков обнаружила тайник, вероятно использующийся для связи одной из банд с городом. Одно из капральств оставлено для наблюдения с задачей – установить того, кто придет из города. При возможности разведчики постараются захватить бандитов. Не получится – уничтожат.

– Желаешь заявить о себе на все графство? – иронично спросил де Романтен. – Чтобы все окрестные бандиты узнали, что сержант Ажан во главе бравых разведчиков начал на них охоту?

– Наши люди хорошо подготовлены, ваша милость. Я уверен, что они смогут сработать тихо.

– Рад, что ты уверен. А наблюдателей своих в лесу сколько держать планируешь?

– Сколько потребуется. Если в течение недели ничего не произойдет, их поменяет другое капральство, потом третье и так, пока не будет результата. Но и просто сидеть никто не собирается – уже завтра купеческая гильдия начнет формировать караван в Кале – у них действительно скопились на складах запасы тканей, и каждый день отсрочки оборачивается убытком. Охранников сейчас в городе мало, потому добычей караван станет сладкой, если лесные молодцы вовремя о нем узнают. Так что понесет кто-то из города письмо очень срочно. А там этого кого-то уже будут ждать.

– Получается, что сегодня мы приступили к новому делу? Отлично! – интендант азартно потер ладони, подошел к секретеру, достал новую бутылку вина и бокал для Ажана. Налил себе, Гурвилю и сержанту. – Тогда выпьем за удачу – пусть она не оставит нас в нашем деле! Не хочу никого пугать разговорами о последствиях провала, но заявляю уверенно – если, пусть не все, но что-то хорошее у нас, – де Романтен подчеркнул голосом «у нас», – получится, награда будет достойной. Его сиятельство умеет быть благодарным!

Когда Ажан уже покидал кабинет интенданта, тот остановил его вопросом:

– Сержант, а почему ты поручил слежку старикам? Скажу по секрету, у графа в свое время обсуждался вопрос о создании такой службы. Его старший сын предложил набрать мальчишек из низов и поручить это дело им. Вроде как их никто не замечает, бегают они везде, все знают. Эта идея казалась перспективной.

– Кто я такой, чтобы спорить с графом? – обернувшись от двери, спросил Ажан. – Но я всегда считал, что именно на детей мы обращаем внимание прежде всего, люди именно так устроены. Кроме того, они часто отвлекаются, болтливы, любят похвастаться перед сверстниками, что в нашем деле недопустимо. А самое главное – вы уверены, что заметивший слежку преступник пожалеет ребенка? Сможет ребенок себя защитить? Вы готовы послать его на такой риск?

Выходя из здания полиции, Ажан думал о последней части разговора. В прошлой жизни ему частенько приходилось читать книги, в которых спецслужбы запросто использовали детей. Разумеется, они были написаны дилетантами, близко не представляющими себе реальной работы. Но ведь не надо быть профессиональным физиком, чтобы не посылать ребенка в ядерный реактор. Не надо быть альпинистом, чтобы не отправлять ребенка покорять Эверест. Но нашелся режиссер, который снял фильм о подготовке детей-диверсантов, и нашлись искусствоведы, давшие фильму какую-то награду. А уж о детях, ведущих слежку, в фэнтези, кажется, только ленивый не писал.

Эти грустные размышления были прерваны мелодичным женским голосом:

– Господин сержант, уделите время бедной девушке!

Она стояла на другой стороне улицы. В отсветах факелов, что горели у входа в здание полиции, и ярком свете полной луны были видны роскошные волосы, стройная фигура, светлое платье и темная меховая накидка… Судя по одежде, именно эту девушку никак нельзя было назвать бедной.

– Вы ко мне?

Красавица, а девушка была по-настоящему красива той трогательной, доверчивой красотой, что никогда не оставляет равнодушным мужское сердце, подошла вплотную, окутав запахом пудры, дорогих духов и пота. Увы, без него никуда, только истосковавшееся без женской ласки сердце… ну, или… в общем, плевать было Жану на этот нюанс.

– Моя госпожа просит вас встретиться с ней завтра, – и эти скромно опущенные веки, этот случайно брошенный на тебя взгляд, это чудо мгновенного понимания, что вот сейчас возьми ее за плечи, посмотри в глаза, и ты утонешь в них навсегда!

– Кто ваша госпожа?

– Мадам де Ворг, графиня де Бомон. Завтра в полдень она будет обедать в таверне «У Прекрасной Марты». Надеется, что вы составите ей компанию!

Фигассе! Вот так запросто, его, затрапезного простолюдина, приглашает отобедать графиня! От таких предложений не отказываются, но пути бегства начинают продумывать незамедлительно. Только о чем можно думать, когда рядом стоит сама Судьба! От запаха волос кружится голова, сердце готово вырваться из груди!

– А как вас зовут, милая девушка?

– Николь.

Боже, какое имя! Эти плечи, к которым сами тянутся руки, эти щечки, на которых играют отсветы фонарей, эти губы, которые невозможно не целовать. Черт, она почти прижалась к нему! Если она сейчас поманит пальчиком, за ней можно уйти на край света!

…Кому-то другому. Жан уже видел эти глаза. Тогда в них застыла ненависть, по этим прекрасным щекам катились слезы, а губы скривились от страха.

Этой встречи он не ожидал. Хотя все логично. Четыре года назад в Клиссоне прекрасная Колетт влюбила в себя юного графа де Бомон. Естественно, влюбила, куда бы он делся, при таких-то ее талантах. Элегантная интрига была организована кастильской разведкой с целью простой и незамысловатой – дискредитировать этого графа, обвинив в убийстве галлийского офицера.

Не получилось, не вовремя вмешался Жан, тогда еще барон де Безье. Колетт с соучастником были арестованы и… ну да, отправлены в Амьен для разбирательства и суда у владетельного графа.

Что же, девушка никого не убивала, более того, сценарий кастильцев предполагал и ее смерть. Мог граф ее не просто помиловать, а еще и на службу взять? Рыцарь, такую красавицу, да еще и умницу? Запросто!

Тогда главный вопрос – узнала или нет! Какая тут любовь? Не до нее.

– Передайте ее сиятельству, что я непременно буду.

– А вы разве не проводите меня до замка? Ночь холодная, темная…