Фанданго

«Фанданго» – ритмическое внушение страсти, страстного и странного торжества. Вероятнее всего, что он – транскрипция соловьиной трели, возведенной в высшую степень музыкальной отчетливости.В целом толком мне и нечего сказать об этом рассказе, почему-то именно седьмое, последнее из моего списка «готических» рассказов Грина, которые я решила послушать, да еще и самое объёмное из всей семерки произведение оставило самые слабые впечатления, которые можно описать буквально тремя словами – «странно и просто».Даже решила глянуть чужие рецензии, вдруг это я чего-то не поняла в этом рассказе. Из интересного – тут бытует теория(?) о том, что это произведение могло повлиять на создание Михаил Булгаков – Мастер и Маргарита . В остальном – нет, ничего я не пропустила, просто меня не зацепил этот рассказ.Хотя да, это не по большей мере даже не рассказ, потому что трехчасовое (2ч 46мин, если хотите точности) произведение с таким количеством сюжетных линий скорее похоже на повесть или новеллу, но ни как не на рассказ.В целом «Фанданго» вполне так хорош и интересен, но, на мой взгляд, у этого автора есть и произведения занятнее

Давайте проведем эксперимент. Вы на момент забудете о всех своих важных и вечных делах, проблемах, Вы отвлечетесь о звуков окружающей Вас природы, от привычных городских шумов, автомобилей, мигалок, кондиционеров и шороха штор, попробуйте закрыть себя от всех соседей, телефонов, телевизоров и компьютеров. Ни-че-го Вам не мешает! А теперь представьте, что Вы хотите поразиться чем-то удивительным, загадочным. Какую музыку Вы при этом слышите? Расскажите! Мне очень интересно! Я, например, слышу чарующий скрипичный концерт позднего Вивальди на аутентичных инструментах: две скрипки и одна виолончель!… Если кто-то заинтересовался, то моим любимым является исполнение итальянского женского ансамбля Амандины Бейер скрипичного концерта №2 (RV578), ну, или в исполнении полного аутентичного оркестра I Musici. Если я еще остаюсь по ту сторону ощущений, я слышу потом концерт Баха для скрипки и гобоя BWV 1060 (а тут у меня абсолютный лидер Гидон Кремер вместе с оркестром Сент-Мартин-ин-зе-филдс), после чего начинаются знаменитые бранденбургские концерты. Моя жена услышала бы в такой ситуации нежный вальс Евгения Дога «Мой ласковый и нежный зверь»! А вот переводчик и искусствовед Александр Каур слышит тогда.. испанское фанданго в исполнении оркестра, ну, или хотя бы гитары и кастаньет!…Тогда, как если бы оркестр был действительно здесь, хлынуло наконец полной мерой единственное «Фанданго». о котором я мог сказать, что слышал его при необычайном возбуждении чувств, и тем не менее оно еще подняло их до высоты, с которой едва заметна земля. Чрезвычайная чистота и пластичность этой музыки в соединении с совершенной оркестровкой заставила онеметь ноги. Я сам звучал, как зазвеневшее от грома стекло. С трудом понимал я, что говорит рядом Бам-Гран, и бессмысленно посмотрел на него, кружась в стремительных кругообразных наплывах блестящего ритма. «Все уносит, – сказал тот, кто вел меня в этот час, подобно твердой руке, врезающей алмазом в стекло прихотливую и чудесную линию, – уносит, разбрасывает и разрывает, – говорит он, – гонит ветер и внушает любовь. Бьет по крепчайшим скрепам. Держит на горячей руке сердце и целует его. Не зовет, но сзывает вокруг тебя вихри золотых дисков, вращая их среди безумных цветов. Да здравствует ослепительное „Фанданго“!» Оркестр замедлил и отпустил глухую паузу последнего перехода. Она перевернулась в сотрясающем нервы взрыве последнего ликования. Музыка взяла обаятельный верх, перенеслась там из вышины в вышину и трогательно, гордо сошла вниз, сдерживая экспрессию.Как это божественно красиво!!!Многие читатели безумно любят читать современные романы Макса Фрая, Харуки Мураками, Габриэля Гарсиа Маркеса, Чарльза де Линта, Исабель Альенде. Но, оказывается, в начале прошлого века были тоже солидные авторы, у которых реализм, романтика и магический реализм жили рядом, мирно существовали в одном произведении, плавно сменяя друг друга. Эта новелла относится к золотым строкам таких повествований. На первых страницах мы, казалось, никуда не денемся из холодного заснеженного Петрограда 1921-го года. Течение жизни Александра плавное, спокойное, как в лучших романа Жозе Сарамаго. Мы поддаемся этому течению и следуем за героем, изучая с интересом какие-то картины, где никто из людей не нарисован на фоне неких обстановок. И вот, наш герой совершенно случайно оказывается на том месте, куда приезжает какая-то загадочная делегация, то ли из Испании, то ли из Кубы. И вот тут все началось!… Музыкальные инструменты, цыгане, танцы, богатые одежды и ковры, и мы переносимся в загадочный город… Зурбаган!..Как можно понять уже из прежних описаний моих, помещение, залитое резким золотым светом, было широкой галереей с большими окнами по одной стороне, обращенной к постройкам. Я дышал веселым воздухом юга. Было тепло, как в полдень в июне. Молчание прекратилось. Я слышал звуки, городской шум. За уступами крыш, разбросанных ниже этого дома, до судовых мачт и моря, блестящего чеканной синевой волн, стучали колеса, пели петухи, нестройно голосили прохожие.Ниже галереи, выступая из-под нее, лежала терраса, окруженная садом, вершины которого зеленели наравне с окнами. Я был в подлинно живом, но неизвестном месте и в такое время года или под такой широтой, где в январе палит зной.Стая голубей перелетела с крыши на крышу. Пальнула пушка, и медленный удар колокола возвестил двенадцать часов.Тогда я все понял…Какой красивый, богатый, лучистый, сочный язык! У меня не хватает слов рассказать все свои волшебные ощущения, которые меня также ведут в такую комнату путешествовать и искать свою мечту и ловить прекрасные мгновения! Какой он все-таки мощный, этот волшебник Александр Грин! Как можно уметь так сталкивать реализм с нереальностью!А теперь, закройте глаза и вспомните Ваше любимое «Фанданго»! Феерическое – рядом с Вами!

То ли я отвыкла читать на русском, то ли совсем испорчена English’ем с его аналитическими цепочками придаточных под стройным караулом предлогов, послелогов и вспомогательных глаголов, но с большим трудом продралась через этот «богатый» текст, у которого, для начала, нелады с грамматикой. Честно признаться, я мало знакома с творчеством А. Грина, но даже специально взяла с полки, открыла, перелистала «Алые паруса» – неужели тот же автор? Или, может, попался бракованный файл? Я всё понимаю про раздвигание границ обыденного и писание поперёк листа в линейку, но, простите, не усматриваю решения эстетической задачи в перевёрнутом употреблении деепричастий («лопнули, упав», «налил, выпив», «спустился, войдя») и вдобавок диком порядке слов («Стоявшая впереди меня протискалась назад, к разговаривающим, подслушивая их, старуха…»). Спотыкаешься и на совершенно неуместных варваризмах («Основное качество „слуха“ есть тончайшая эманация факта…»), и на отнюдь не наглядных сравнениях («его нос напоминал трефовый туз, выраженный тремя измерениями», притом что туз – это собственно игральная карта, следовательно, четырёхугольный кусочек картона, а символ масти трефы, чтобы быть похожим в трёх измерениях на мясистый нос, должен быть как минимум взят вверх ногами), и на престранных эпитетах («игривые щёки», «гортанные существа», «расхолаживающая математика красок»), и на прямо-таки наглых тавтологиях («плохая, плохо обставленная комната», «кружась в кругообразных наплывах»), и на ритмически поломанном квази-переводе Гейне. Не знаю уж, винить ли автора, или наборщика, или редактора за стабильную простановку запятых между неоднородными определениями, упорное заключение названия танца в кавычки и написание его с большой буквы, как будто речь идёт о каком-то уникальном произведении, вроде “Rondo Alla Turca”, и коверканье орфографии Тристан-да-Кунья (sic!).Идея, собственно, кондова и прямолинейна, как полёт вороны. Главный герой раздражает своей ни на чём не основанной избранностью. Все-то вокруг него мелкие и приземлённые с рыбно-кухонными фамилиями. Людей он вообще любит делить на «типы», безошибочно определяя это, скажем, по усам; достойному человеку в его представлении полагается непременно любить южную жару и голубое море и ни в коем случае не искать красоты, тепло одевшись, в сверкающем царстве льда и мороза. Сам герой, будьте любезны, и романскими языками в совершенстве владеет, что не преминёт продемонстрировать, и зорко видит живопись, и питается пищей духовной (i.e. spirits) из трактирного чайника с синими разводами. Махрово романтические цыгане и кубинцы точно грубо вырезаны из открытки и прилеплены на вечно бесплодную, безрадостную русскую, петроградскую действительность. (Кстати, у меня ещё закрадываются сомнения насчёт того, не была ли Куба всю дорогу против испанского владычества и, следовательно, насколько правомерна идея их симбиоза «ради неизвестных северянок».) Хотя все эти лещи, гобелены, пиастры и висельники вперемешку с остальным набором стереотипов прекрасно анализировались бы в рамках урока литературы. Как будто и фанданго, которое никто не танцует, тут ради красного словца, деталька местного колорита. Описать звучащую музыку – дело, конечно, специфическое, вопрос вкуса, но даже статья из музыкального словаря дала мне больше представления о характере фанданго, чем пассажи Грина. Or maybe, it’s just me. Может быть, просто неудачно совпал злосчастный Грин с резким похолоданием ранней осени, нетопящимися батареями, насморком и санкциями Евросоюза.