000
ОтложитьЧитал
План Александра I и план Наполеона
В ту пору, о которой идёт рассказ, императором (царём) России был Александр Павлович Романов. Историки ныне именуют его Александр Первый. Но в то время царя так никто не называл – ведь другого государя с таким именем тогда ещё не было. Точно так же никто не говорил «Наполеон Первый» – хотя Наполеонов в истории Франции будет ещё два.
Александр Павлович с детства страстно увлекался военным делом. Но так получилось, что в этом сложнейшем искусстве его прежде всего привлекали мундиры, парады и вообще – строжайший порядок. И окружил он себя генералами и офицерами, которые мало чем отличались в битвах, зато великолепно обучали солдат красиво маршировать. А это трудное дело. В армии насаждали беспощадную муштру, солдат по малейшему поводу строго наказывали.
Генералы парадов завидовали тем генералам, кто умел побеждать врага в тяжёлых боях. Зато в придворных интригах они были непревзойдённы.
Может, именно поэтому был отстранён от армии Михаил Илларионович Кутузов. В тот самый момент, когда на русскую землю надвинулась громадная армия Наполеона.
В русской армии, которая сосредоточилась на западной границе России, было в три раза меньше войск, чем в армии Наполеона. Против 600 тысяч солдат Великой армии стояли войска, в которых было всего 220 тысяч солдат.
Александр Павлович стал сам командовать армией, взяв себе в советники придворных генералов, и прежде всего немецкого военного теоретика Пфу́ля, который предложил блестящий, в чём убедил государя, план. По этому плану войска были разделены на три армии.
1-й армией командовал военный министр России Барклай-де-Толли.
2-й армией командовал генерал Багратион.
3-й армией командовал генерал Торма́сов.
Армия Тормасова находилась на юге России и в начале войны в боях не участвовала.
Ещё южнее стояли войска адмирала Чичаго́ва.
Удар Наполеона должны были отразить армии Барклая и Багратиона, отдалённые друг от друга. Согласно военной теории, победа им была обеспечена, и государь в этом был убеждён. Всё просто. Далеко от границы строится огромный укреплённый лагерь. К нему отступает армия Барклая и там располагается. Наполеон начинает осаждать лагерь – и в это время подходит армия Багратиона, наносит удары по тылам врага и громит их. А без прочного тыла воевать невозможно. И выскочка Наполеон по фамилии Бонапарт будет незамедлительно разгромлен.
Этот план теоретика Пфуля вроде бы весьма остроумен. Однако опытные генералы говорили, что это план сумасшедшего или изменника.
В самом деле: у Наполеона было в три раза больше войск! Он мог сразу напасть большими силами и на армию Барклая, и на армию Багратиона. И одновременно разбить обе армии, стоявшие порознь, на расстоянии в сто вёрст одна от другой.
Наполеон тут же воспользовался этими ошибками. Он знал от своих шпионов, что русские армии разделены, что пространство между ними – огромно, что сил у обеих армий мало по сравнению с его Великой армией. И он стремительно вторгся в Россию. Это произошло 24 июня 1812 года.
На 1-ю армию Барклая-де-Толли наступали главные силы Наполеона.
На 2-ю армию Багратиона наступали войска под командованием Жеро́ма – младшего брата императора.
В пространство между русскими армиями выдвигался огромный корпус маршала Даву.
Так 1-я русская армия была отрезана от 2-й армии, и Наполеон дал слово своим маршалам, что Барклай и Багратион никогда не встретятся. Он намеревался обойти 2-ю армию Багратиона, отсечь ей пути отхода, взять её в плен или полностью уничтожить.
В довершение всего оказалось (вдруг!), что знаменитый лагерь Пфуля толком не построен и вообще для обороны не годится.
Александр Павлович и его придворные генералы увидели свою бесполезность при армии Барклая-де-Толли и срочно вернулись в Петербург.
В таких тяжёлых и опасных для России условиях началась война 1812 года.
Что оставалось делать генералам Багратиону и Барклаю?
Первое, и самое важное, что требуется от генерала, от офицера, от солдата и от каждого человека в опасные часы жизни, – это не испугаться, не растеряться. Надо не бояться противника, не страшиться опасности, а мужественно, спокойно оценить силу противника, увидеть его слабые стороны. И тогда будет ясно, что надо сделать, чтобы не только избежать опасности, но и нанести врагу поражение.
Так и поступили Барклай и Багратион. Оба генерала увидели, что непродуманный план войны провалился. Они понимали: при таких условиях нельзя ни нападать на громадную армию Наполеона, ни стоять и ждать его нападения.
Оставался один-единственный выход: с боями отходить. Как ни трудно и как ни горько смелым генералам, командирам закалённых в боях солдат, отступать перед противником, но приходится. Если у противника больше сил и драться с ним пока неразумно. Отступать, чтобы соединить силы 1-й и 2-й армий. Не дать возможности Наполеону разбить эти армии, каждую порознь. А вот когда подойдут наши резервы, когда силы сравняются – тогда и сойтись с агрессором в генеральном сражении.
Войска Барклая и Багратиона начали отход на восток. Войска Наполеона немедленно повели преследование.
40-тысячную 2-ю армию Багратиона преследовало 60-тысячное войско Жерома, а севернее её пытался обойти 70-тысячный корпус маршала Даву. 2-я армия шла насколько возможно быстро, но это было никак не бегство. Враг раз за разом получал отпор. Вот такой, например.
Багратион назначил для прикрытия армии казачьи полки донского атамана Матвея Платова. Под городком Мир в Белоруссии Платов устроил авангарду Жерома засаду. Он оставил в городке только один казачий полк, а семь казачьих полков с конной артиллерией спрятал в лесах поблизости.
Вскоре передовой отряд противника ворвался в городок Мир, и на его улицах завязалась кавалерийская рубка. На помощь своему авангарду Жером послал великолепных польских уланов. Тогда скрытые в лесу казачьи полки выскочили из леса с клинками наголо, с острыми пиками и атаковали уланов. А те, не готовые к внезапной атаке, обратились в бегство. Но не тут-то было. Атаман Платов заранее поставил в засаду у дороги ещё один отряд. Казачьи сотни бросились наперерез уланам и лихой казачьей лавой атаковали их. Авангард Жерома Бонапарта был разгромлен.
Надёжно прикрытый арьергардом атамана Платова, Багратион повёл свои войска дальше на восток. Задача была всё та же: соединиться с 1-й армией Барклая-де-Толли.
Наполеон потребовал незамедлительно окружить и раздавить армию Багратиона. И Даву перехватил-таки пути движения 2-й армии. Но Багратион быстро совершил манёвр, то есть повернул войска на новое направление, и увёл армию из-под удара.
Ещё раз Жером и Даву нагнали 2-ю армию, и ещё раз Багратион уклонился от них. И в третий раз он не дался врагам в руки, спас свою армию. Наполеон разгневался и удалил из армии своего бездарного брата, Жерома. А мастеру битв, маршалу Даву, ещё раз приказал во что бы то ни стало уничтожить армию Багратиона. Возле города Могилёва Даву удалось преградить русским путь.
Здесь с корпусом маршала столкнулся корпус генерала Николая Раевского. Раевский сам повёл войска в атаку. Стремились в бой и сыновья генерала – мальчики, которым было всего-то 11 и 17 лет.
Но прорыв не удался. Зато, под прикрытием корпуса Раевского, Багратион благополучно повёл свою армию к Смоленску.
А что же Барклай-де-Толли? В те же самые дни на 1-ю армию Барклая наступали главные силы Наполеона. Они атаковали под городом Витебском русский корпус генерала Остерма́н-Толсто́го. Русским было очень трудно защищаться. С фронта их атаковала пехота, с флангов – конница маршала Мюрата. Сюда же с основными силами подошёл и Наполеон.
Наступил очень опасный момент, когда, казалось, невозможно устоять. К генералу Толстому приезжали офицеры и спрашивали, что делать.
– Стоять и умирать, – отвечал русский генерал.
Корпус Остерман-Толстого таял с каждым часом. Но отражал атаки врага. К вечеру ему на помощь подоспела 3-я пехотная дивизия генерала Коновницына. Натиск Наполеона был и здесь отбит.
Барклай повёл свою армию к Смоленску и вскоре соединился с подошедшей армией Багратиона.
Напрасно Наполеон обещал своим маршалам, что Барклай и Багратион никогда не встретятся.
Сражение у Смоленска
В русских войсках царила радость встречи. Но вскоре возникли разногласия. Дело в том, что Наполеон решил дать Великой армии передышку после её изнурительных маршей. Но чем кормить солдат? В походах армия императора кормилась тем, что отбирала у местных жителей. Вот её корпуса и разбрелись по русской земле, на десятки вёрст друг от друга.
Горячие офицерские головы стали убеждать Барклая-де-Толли, что пора бить врага. По частям. Разгромить Мюрата, например, с его кавалерией. Барклай нехотя, но согласился. И вот – обе русские армии опять разошлись, далеко друг от друга и от Смоленска. Дни похода сменялись днями… Но где же Мюрат?
Оказалось, что Наполеон стремительно стянул Великую армию в кулак. Стремительно переправился на левый, южный берег Днепра. И он уже у городка Красный, что близ Смоленска. Император всё рассчитал. Русские захотят отстоять Смоленск. И тогда генеральное сражение наконец-то состоится. Его 185 тысяч солдат разгромят 120 тысяч русских. И можно будет наконец продиктовать императору России мирный договор, угодный императору почти всей Европы.
Итак, Наполеон уже близко к Смоленску, а армиям Багратиона и Барклая нужно ещё два дня, чтобы достичь города. И оказалось, что путь Наполеону к Смоленску преграждает, у города Красный, всего лишь 27-я пехотная дивизия генерала Дмитрия Неверовского.
Но что могут 6 тысяч солдат одной дивизии против авангарда Великой армии? Тем более что эта дивизия ещё ни разу не была в бою. Служат в ней крестьяне, недавно взятые из деревень. Правда, уже обученные стрелять и слушать команду. И Неверовский стал отводить свою дивизию к Смоленску.
Маршал Мюрат был уверен, что 15 тысяч его бывалых, лихих конников разом порубят русских новобранцев саблями, потопчут лошадьми.
Колонны дивизии Неверовского шли широкой дорогой, обсаженной с каждой стороны двумя рядами старых берёз. Эти могучие деревья прикрыли, как живая крепость, русских солдат.
Мюрат развернул своих гусаров в широком поле и карьером повёл их в атаку на русскую пехоту. И вдруг из-за деревьев ударил в упор залп… другой… третий… На всём скаку стали падать кони, через их головы летели всадники. Массы кавалерии всё же домчались до дороги, и тут французы увидели за берёзами стальную щетину штыков.
Атака конницы была отбита. Мюрат не верил своим глазам! Он ещё раз послал свои корпуса в атаку, и снова пехотная дивизия, укрывшись за берёзами, встретила атакующих пулями и штыками.
Мюрату предлагали поставить на позиции артиллерию, расстроить ядрами строй русских и уже потом атаковать. Нет! Как это так: его, Мюрата, кавалерия – и не изрубит этих русских?! И он снова и снова строил конницу к атаке…
И снова вдоль рядов 27-й дивизии проходил, со шпагой в руке, в белой рубахе под расстёгнутым мундиром, красавец генерал Дмитрий Неверовский. Полётно звучал его голос: «Ребята, стойте твёрдо! Никакая кавалерия нам не страшна. Только не торопитесь и метко стреляйте. Никто не смей начинать без моей команды!» И новобранцы, впервые понюхавшие пороху в бою, увидели, что смелая пехота, построенная в плотные ряды, может залпами из ружей и штыками отбить атаки даже знаменитой конницы Мюрата.
Опять ряды за рядами, ряды за рядами, сверкая саблями, скачут к дороге французские кавалеристы… И опять им навстречу гремят залпы пехоты… И по-прежнему недоступны её солдаты за стволами родных берёз…
27-я пехотная дивизия Неверовского отбила пять, ещё пять… десять… двадцать кавалерийских атак!
Мюрат упрямо продолжал атаковать.
Наступил вечер. Дивизия Неверовского, отразив за день более сорока атак, уверенно отошла к Смоленску.
Дивизия пусть на несколько часов, но задержала Великую армию, её авангард. Пехотный корпус Раевского соединился с 27-й дивизией Неверовского, и они стали на защиту Смоленска!
Бой за город
Но и теперь Смоленск находился в опасности. У Раевского было 15 тысяч солдат, а Наполеон уже подвёл к городу 185 тысяч. Раевскому говорили:
– Вы идёте на верную гибель.
Генерал отвечал:
– В Смоленске я защищаю всю русскую армию, а может быть, всю Россию.
Опытный генерал видел, что Смоленск можно оборонять малыми силами. Город был прикрыт стеной, толщиною несколько шагов и длиной 5 вёрст, сработанной из крепчайших кирпичей два века тому назад, в царствование Бориса Годунова. Её высокие башни позволяли хорошо видеть и обстреливать атакующего противника.
И защитников добавилось: на помощь армии поднялось население Смоленска. Жители углубляли рвы перед городской стеной, строили завалы у городских ворот.
Древний город, «Ключ-город», запиравший дорогу на Москву, готовился к отпору.
В ночь на 16 августа с высоты смоленских башен наблюдатели увидели море костров. Казалось, это варит себе ужин вся Великая армия Наполеона.
С рассветом 16 августа белый туман, стоявший над Днепром, растаял в лучах восходящего солнца. Стало видно, как строятся колонны французов.
В 9 часов утра к войскам подъехал сам Наполеон. По его приказу открыли огонь 150 пушек. Корпус Нея атаковал предместье Смоленска. Затем в атаку пошли ещё три корпуса. Их встретил огонь 70 русских пушек. Французы, неся потери от русских ядер и картечи, всё же достигли рва у городских стен. Им навстречу бросились русские пехотинцы. Запылал рукопашный бой. Французы не выдержали штыкового удара русских и отошли.
Снова гремели пушки. Снова били барабаны, собирая в строй полки. Гудел набат церковных колоколов, скликая смолян тушить пожары, помогать русским воинам в бою.
Новые и новые дивизии бросает Наполеон на город. Из последних сил держится, истекая кровью, пехота генерала Раевского. К вечеру на взмыленном коне примчался к Раевскому офицер с запиской Багратиона.
«Друг мой! – писал Багратион. – Я не иду, а бегу. Желал бы иметь крылья, чтобы скорей соединиться с тобой. Держись! Бог тебе помощник».
И корпус Раевского держался. Весь жаркий августовский день отражал он атаки французской армии. И отстоял Смоленск. К Смоленску подоспели войска Багратиона и Барклая-де-Толли. Они расположились на правом, северном берегу Днепра. Со Смоленском их связывали надёжный мост и возможность вести огонь из пушек по врагу – ядра долетали до южного берега.
Наступил следующий день – 17 августа. Наполеон не отказался от своего плана. Он готовил генеральный штурм Смоленска. Зная упорство русских, поставил для обстрела их позиций уже не 150, а 300 орудий.
Под их огнём запылал весь город. Горели дома и магазины, амбары и сараи. Среди огня, в дыму и пыли метались жители, плакали дети, стонали раненые.
По счастью, почитаемую всеми икону Смоленской Божией Матери успели передать, для сбережения и защиты, батарейной роте 3-й артиллерийской бригады.
После страшной бомбардировки города Наполеон бросил на штурм корпуса Нея и Даву. Бои шли у городских ворот, на бастионах. На улицах, в садах кипели схватки.
И этот генеральный штурм французской армии был отражён корпусом Дохтурова, дивизией Коновницына.
Миновал ещё один день боёв.
Наполеон понял, что штурмом он не возьмёт Смоленск, и решил обойти его. Но Барклай и Багратион разгадали этот манёвр и решили ещё отступить на восток.
Дохтуров получил приказ оставить пылающий Смоленск, в котором из 2500 домов уцелело 350. Перейдя Днепр по также уцелевшему мосту, смоляне, вместе с солдатами, покинули город.
Утром Наполеону доложили, что Смоленск пуст. Французские войска вступили в город. Император видел дымящиеся развалины – и не видел победы. Он потерял в бою за Смоленск 20 тысяч солдат… И не достиг цели… Русская армия, потеряв 10 тысяч солдат, сохранила свои силы и отошла. Наполеон преследовал её от самой границы, много раз настигал – и каждый раз, неся большие потери, получал отпор. Его снова поразила стойкость русских солдат.
Одного из них он видел сейчас мёртвым на берегу Днепра. Это был русский егерь. (Егеря – особо меткие, особо проворные солдаты, обученные драться не только в строю, но и поодиночке.)
Накануне Наполеону доложили, что русский солдат, укрывшись на берегу, удерживает у переправы роту французов. Каждый выстрел русского бил наповал. Пришлось подтащить пушку. Её ядра разбили в щепы дерево, служившее ему укрытием… Только к ночи русский прекратил стрельбу. Погиб – но не отступил.
Наполеона тревожила не только стойкость русских солдат. Его страшила ещё и ненависть мирных жителей России. Он видел, что так же, как пуст Смоленск, были пусты все города и сёла на пути, которым шла Великая армия. Люди не хотели оставаться с завоевателями, отнимавшими хлеб, коней, скотину… Крестьяне закапывали своё зерно в землю, угоняли скот и прятались в лесах. Во всех странах Наполеон заставлял население кормить его армию. А в России на его пути не оказалось ни провианта, ни людей.
Сама природа противилась. Нежданная жара подрывала силы солдат. Чистой воды на марше не хватало. Пили что придётся и откуда придётся. Хоть из грязной лужи. И началось то, что страшнее пуль, – заразные болезни, перед которыми бессильны любые храбрецы.
И ещё: Наполеону пришлось оставлять охрану в городах, на всех дорогах. И потому у Смоленска оказалось примерно 185 тысяч солдат из 600 тысяч, двинувшихся на Россию.
Конечно, резервы велики, и ещё десятки тысяч солдат подойдут. Но когда? А ведь Наполеон был уверен, что русская армия будет уничтожена на самой границе. Её солдаты будут перебиты, ранены, взяты в плен. Что поход кончится в Смоленске, а вероятнее – ещё раньше, западнее. А далее – мирный договор с обезоруженным царём Александром.
А что же на самом деле?
В тревоге были и маршалы. Поговаривали, что отважнейший Мюрат на коленях умолял императора остановиться в Смоленске. Не идти на Москву.
Но Наполеон уже не мог остановиться. Он знал, что русские войска сохранили силы, что к ним на помощь идут резервы, что русские сами перейдут в наступление.
У Наполеона осталась одна надежда – догнать войска Барклая и Багратиона и разбить их в генеральной битве.
И Великая армия двинулась дальше, на восток.
Полководец Кутузов
Русская армия отходила от Смоленска к Москве, и в армии, и в народе всё сильнее слышался ропот: до каких пор будем отступать? До Москвы оставалось чуть больше 200 вёрст. Дальше так не могло продолжаться. И в армии, и в народе всё чаще, всё громче спрашивали, где тот полководец, который поведёт русские войска к победам, к спасению России.
Барклай-де-Толли и Багратион были замечательными генералами, но они не водили такие большие массы войск в такой большой войне, как Отечественная война 1812 года. К тому же они спорили между собой о том, как лучше действовать, и действовали порознь. Нужен был полководец, способный командовать всеми вооружёнными силами России.
Такой полководец в России был, и народ и армия его назвали – Михаил Илларионович Голени́щев-Кутузов.
Кутузов родился в 1745 году в Петербурге. Его отец Илларион Матвеевич прослужил 30 лет военным инженером. Он был высокообразованным человеком и свою любовь к знаниям и труду привил сыну Мише с самого детства. Когда Миша подрос, его отдали в Артиллерийскую и инженерную школу.
Мальчик рос здоровым, весёлым. Товарищи любили его за доброту, преподаватели ценили за ум, способности и прилежание. Будущий полководец отлично учился. Он усвоил математику, тактику, изучил языки – немецкий, французский, латынь. А затем ещё и турецкий, английский, шведский. Он любил литературу, военную историю. Но особые способности проявил в инженерном деле и в артиллерии.
В 1761 году Миша Кутузов окончил Артиллерийскую и инженерную школу. Хотя ему было всего 15 лет, его оставили при школе – помогать опытным офицерам в обучении офицеров будущих.
Вскоре Кутузов сам получил офицерский чин и перешёл на строевую службу – стал командиром роты в Астраханском полку. Полком командовал Александр Васильевич Суворов.
Началась новая школа – великая школа суворовской науки побеждать. Суворов учил свой полк стремительным штыковым атакам, прицельной стрельбе. Он учил пехоту стойко отражать отчаянные атаки кавалерии, а кавалерию – неудержимой атаке на пехоту.
Для этого Суворов строил роту Кутузова в одну шеренгу и посылал на неё конницу. Бешено мчались всадники на солдат. А те должны были, выставив штыки, твёрдо стоять, не боясь, что их затопчут лошади.
Кони рвались сквозь шеренгу, потому что за этой стеною людей в ярких мундирах и с ружьями наперевес стояли лукошки с овсом, поставленные там по приказу Суворова. И лошадей, рвавшихся к овсу, трудно было удержать. Только в последнюю секунду пехотинцы делали шаг в сторону, пропуская всадников.
Суворов часто поднимал полк ночью по тревоге, то есть так, как будто нужно незамедлительно идти в бой. Люди спешно одевались, хватали ружья, патроны, быстро строились. Командир полка вёл его по полям и лесам, через холмы и овраги, переправлялся через реки. Приучал солдат совершать марши по любой местности.
Суворов проводил учения днём и ночью, в жару и в мороз, в дождь и снег. Тяжела была солдатская служба, но Суворов говаривал: «Тяжело в ученье, легко в бою».
И главное, Кутузов видел, что Суворов бережёт солдат. А в те времена в армиях всех стран их жестоко наказывали за малейшую провинность, за всякую ошибку, а часто и ни за что. Солдат, бывало, прогоняли сквозь строй. Страшное наказание. Две шеренги солдат строились лицом друг к другу, со шпицрутенами (прутьями) в руках. Затем между шеренгами вели приговорённого к наказанию человека, раздетого до пояса. По приказу офицера каждый солдат хлестал несчастного по спине прутом. Многие не выдерживали наказания и умирали.
Такого не было в войсках Суворова. Служба в них была сурова, но Суворов требовал от офицеров справедливого отношения к подчинённым. Его солдаты всегда были сыты, хорошо обмундированы, их не наказывали понапрасну, не издевались над ними, не мучали шпицрутенами.
Суворов верил в русских солдат, и солдаты шли за ним в бой и побеждали. Кутузов учился у Суворова науке побеждать, понял, что сила армии в солдате, и всю жизнь ценил и берёг русских солдат.
А жизнь офицера, а затем генерала Кутузова была долгая, трудная и опасная. Немало было сражений, а уж отдельных боёв – и не счесть.
Особенно опасен оказался бой во время войны с Турцией, летом 1774 года, в Крыму, на берегу Чёрного моря, у деревни Алушты. Кутузов, со знаменем в руках, повёл свой батальон навстречу врагу. Солдаты опрокинули противника. И в этот момент Кутузов был тяжело ранен. Пуля пронизала ему голову.
Вот что написал об этом начальник Кутузова: «Ранен подполковник Голенищев-Кутузов. Сей офицер получил рану пулею, которая, ударивши его между глазу и виска, вышла напролёт в том же месте на другой стороне лица».
Доктора были уверены, что Кутузов умрёт. Но могучий организм победил смерть. Хотя правый глаз стал слепнуть. Несмотря на это, молодой подполковник (только-только 30 лет исполнилось) вернулся в строй.
Кутузов был представлен государыне Екатерине II. Она наградила смельчака боевым орденом Святого Георгия и велела полечиться за границей. Для чего приказала снабдить своего офицера немалыми деньгами.
В бою у турецкой крепости Очаков, летом 1788 года, Кутузов был ещё раз тяжело ранен – и снова в голову. И опять победил смерть.
Он окреп и, пользуясь отпуском, путешествовал по странам Европы. Встречался с выдающимися учёными, знакомился с достижениями науки, беседовал с иностранными полководцами, познавая их военное мастерство. Он стал образованнейшим человеком.
Всё это очень помогло Кутузову впоследствии, когда он водил русские войска в европейские походы. А пока Кутузов вернулся в Россию, и потянулись годы и десятилетия строевой и боевой службы.
Кутузов не сразу сделался знаменитым полководцем. Более сорока лет провёл он в походах и войнах, прежде чем стал главнокомандующим русской армией. За эти сорок лет командовал ротой и батальоном, полком и дивизией, корпусом и армией.
Когда Кутузов достиг 45 лет и был уже генералом, командиром корпуса егерей, ему приказали участвовать в штурме турецкой крепости Измаи`л. Эта крепость на берегу Дуная считалась неприступной. Она была обнесена высоким земляным валом, окружена глубоким рвом. Имелись и каменные укрепления. Крепость, как говорили тогда, без слабых мест. Русские войска долгое время пытались взять Измаил – и раз за разом терпели неудачу. Тогда к Измаилу был послан Суворов.
Полководец ценил и любил Кутузова за его храбрость, умение воевать и говорил о нём: «Умён, умён, хитёр, хитёр – никто его не обманет». Он поручил Кутузову и его егерям выполнить труднейшую задачу на левом фланге армии. Суворов докладывал после штурма: Кутузов «оказал новые опыты воинского искусства и личной своей храбрости, он шёл у меня на левом фланге, но был у меня правой рукой».
Холодным туманным декабрьским утром 1791 года Кутузов повёл своих егерей на штурм Измаила. Его встретил огонь пушек и град пуль. Но Кутузов увлёк за собой егерей, пробился сквозь этот яростный огонь и занял глубокий крепостной ров. Отсюда егеря стали подниматься на крепостной вал, но были отброшены обратно, на дно рва.
Турки сбрасывали на солдат бочки с горящей смолой, камни, брёвна. Падали убитые и раненые егеря. Кутузов запросил у Суворова поддержки. Тот не послал ему на помощь войска, а передал, что Кутузов уже назначен комендантом крепости Измаил. Михаил Илларионович понял, что Суворов уверен в его успехе. А коль скоро так, значит, надо взять вал во что бы то ни стало.
Кутузов снова повёл своих солдат на штурм. И егеря на штыках взошли на вал, затем ворвались в крепость. На улицах закипел кровавый бой. Турецкие солдаты сражались отчаянно. Дрались врукопашную, штыками и прикладами, саблями и ножами, даже кулаками. Навстречу колонне Кутузова пробились с разных сторон другие колонны армии Суворова. Измаил пал.
После боя Кутузов спросил Суворова, как мог он назначить коменданта крепости, когда она ещё в руках противника. Суворов ответил:
– Я знаю Кутузова, а Кутузов знает Суворова; если б не пал Измаил, Суворов умер бы под его стенами и Кутузов также. – И добавил: – Не было обороны отчаянней и крепости крепче, чем Измаил.
Как просто… Не возьмём крепость – умрём. Только и всего…
На следующий день Кутузов писал своей супруге: «Любезный друг мой, Катерина Ильинишна… Я не ранен, и Бог знает как. Век не увижу такого дела. Волосы дыбом становятся. Вчерашний день до вечера был я очень весел, видя себя живого и такой страшный город в наших руках, а ввечеру приехал домой, как в пустыню… Кого в лагере ни спрошу, либо умер, либо умирает. Сердце у меня облилось кровью, и залился слезами… Деткам благословение…»
Порядок в городе был немедленно установлен. Об этом постарался комендант Измаила, генерал Михаил Кутузов.
Потом он охранял со своим корпусом границы России на Дунае, на Буге. Выслеживал шпионов, преследовал разбойников, которые пытались увести жителей за границу, в рабство, угнать скот, сжечь сёла и деревни.
Долгие годы длился этот воинский труд… Труд тяжкий, но обязательно нужный для великой державы.
И всё же, когда императрица Екатерина II посещала свои новые владения на юге, Кутузов получил от неё строгий нагоняй. Во время показательных манёвров он так отчаянно скакал на горячем жеребце, что пришлось выслушать от государыни выговор: «Вы должны беречь себя. Запрещаю вам ездить на бешеных лошадях и никогда не прощу, если услышу, что вы не исполняете моего приказания».