Высшая ведьма

Посвящается Тайлеру

Ты мое солнышко

Copyright © Rachel Griffin, 2021

© Наталья Дудкина, перевод на русский язык, 2022

© Елена Солодовникова, иллюстрация на обложке, 2022.

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Лето

Глава 1

«Быть высшей ведьмой означает, что ты могущественна и опасна».

– Всему свое время

Всё вокруг пылает. Пламени так много, что кажется, будто мы подожгли небо. Солнце давно исчезло, скрывшись за завесой дыма и пепла, но его магия все еще разливается по моему телу.

Пожар бушует уже шесть дней. Он начался с крошечной искры и в одно мгновение превратился во всепоглощающую огненную бурю. Пламя распространяется так стремительно и беспорядочно, будто за ним кто-то гонится.

Разжечь огонь легко. Но потушить его гораздо труднее.

Сегодня у нас последнее занятие по лесным пожарам в этом сезоне, и оно куда сложнее, чем все прошлые занятия вместе. Огонь сильнее. Пламя выше. А земля суше.

Однако сейчас нам угрожают настоящие лесные пожары, и потому мы должны учиться. В школу для этого приехало больше сотни ведьм со всего света.

Остальные ведьмы помогают. Вёсны дают топливо, выращивая многочисленные акры сосен для поддержания огня. Зимы вытягивают влагу из деревьев, а осени стоят вдоль учебного поля, не давая пламени распространиться дальше.

Нам нужно учиться, но это, конечно, не значит, что мы можем спалить всю школу во время занятий.

Остальное за ле́тами, и у нас одна задача: вызвать дождь.

И задача эта нелегка. Зимы вытянули столько влаги из земли, что она стала похожа на сухие опилки.

В глазах щиплет. Пепел толстым слоем покрывает вспотевшее лицо. Моя голова запрокинута, руки вытянуты, энергия течет по венам. Летняя магия – это непрерывный напор, сильный и яростный, и я подталкиваю эту магию к лесу, где вода напитает землю, а неспешный ручей заструится между деревьев. Сила окружающих меня ведьм следует за мной, и я веду ее глубже в лес.

Она оплетает деревья и скользит по лесной почве, пока не находит самый влажный участок земли. По коже бегут мурашки, когда жар моей магии сталкивается с холодной влагой. Воды здесь хватит, чтобы напитать ею облака; хватит, чтобы погасить пожар и очистить воздух от дыма.

Сегодня я участвую в групповом занятии впервые с тех пор, как тренировалась с лучшей подругой на этом самом поле. С тех пор, как моя магия молнией метнулась к ней, яркая, словно пламя, которое пылает сейчас передо мной. С тех пор, как подруга закричала так громко, что ее крик до сих пор эхом отдается у меня в ушах.

Я пытаюсь отогнать воспоминания, но меня всю трясет.

– Сосредоточься, Клара, – позади звучит твердый, уверенный голос мистера Харта. – У тебя все получится.

Я делаю глубокий вдох и собираюсь с мыслями. Мои глаза закрыты, но алые и рыжие отблески пламени все равно проникают под веки – тусклый свет, который я продолжу видеть даже после того, как пожар потухнет.

– Давай, – командует мистер Харт.

Остальные леты посылают мне магию, и ее поток вплетается в мою. Я чувствую напряжение под ее тяжестью. Наша совместная сила куда мощнее отдельных потоков, парящих по лесу, – точно так же, как полотно прочнее отдельных в нем нитей.

Но как же тяжело.

Обычные ведьмы не смогли бы выдержать такую магию. Лишь ведьме, связанной со всеми временами года, под силу управлять подобной мощью. И хотя высшие ведьмы рождаются редко, ведь даже в поколении наших учителей не было ни одной – я первая за все столетие, – обучаться нужно всем. Но удерживать магию стольких ведьм, мне кажется, как-то неправильно.

Совсем неправильно.

– Дыши глубоко, Клара, – говорит мистер Харт. – Ты хорошо справляешься.

Руки дрожат. Так горячо. Жар от пламени смешивается с жаром от солнца. Окружающая магия тяжело нависает над моей. Я направляю все силы на то, чтобы вытянуть влагу из земли.

Наконец над деревьями появляется небольшое облако.

– Вот так. Не спеши, – произносит мистер Харт.

Облако разрастается и темнеет. Магия внутри меня ширится, готовая вырваться наружу, и от ее мощи у меня начинает кружиться голова. Кошмарное чувство, словно я вот-вот потеряю контроль.

Я уже дважды теряла контроль. И больше не хочется – мне хватает ужаса, мучащего меня по ночам.

Капли пота проступают на коже, я дышу с таким трудом, словно стою на вершине Эвереста, а не посреди поля в Пенсильвании.

Я сдерживаю поток и делаю три вдоха. Всего три.

И начинаю сначала.

Вместо дождя с неба падает пепел. Пламя прыгает к небу, будто насмехается надо мной.

Я нахожу нить своей магии, парящей над лесной почвой. Выпускаю немного энергии из кончиков пальцев, чтобы нить двигалась дальше, но не более того.

– Дождь, – шепчу я.

Вода поднимается от земли и застывает. Появляются крошечные капельки. Мне нужно лишь соединять их, пока они не отяжелеют настолько, что не смогут удержаться в воздухе.

Вот так. У меня получится.

Я отталкиваю облако от деревьев, ближе и ближе к огню, пока оно не зависает над самым сердцем пожара.

Мощь вихрем вьется вокруг меня, и я направляю ее витками в воздух, прямо к каплям, которые уже почти превратились в дождь.

Во мне поднимается еще больше магии, готовой вырваться наружу. Дышать практически невозможно. Магии очень много, но мне страшно выпускать ее, страшно от того, что может произойти. Я посылаю небольшой поток, но давление внутри меня не ослабевает, и я направляю оставшуюся мощь назад.

Слишком мало.

Туча подрагивает, угрожая свести на нет все мои усилия. Ей нужно больше энергии.

– Не сопротивляйся, – говорит мистер Харт позади меня. – Дай ей волю. У тебя все получается.

Ошибаетесь. Дать магии волю – это как сломать плотину и надеяться, что вода сама поймет, куда течь. Я лучше знаю. Я знаю, какой разрушительной может быть моя сила.

Столько людей смотрит на меня, на тучу, сгущающуюся над огнем. Я сосредоточена на том, чтобы управлять и потоком собственной магии, и силой остальных, но мне все это кажется неправильным.

Не могу больше.

Не хочу.

Магическая нить рвется, и энергия начинает хлестать как из выпущенного пожарного шланга.

Окружающие меня ведьмы дружно охают. Я без сил опускаю руки, ноги подкашиваются, давление изнутри уже не удерживает меня. Я опускаюсь на землю, чувствуя лишь страшную усталость и ничего больше.

Я могла бы заснуть прямо здесь, на засушливой земле в окружении ведьм и пламени.

Я закрываю глаза и слышу ровный голос мистера Харта, дающего указания другим:

– Те, кто стоят на северо-восточной стороне, будут с Эмили. На северо-западной – с Джошем. Юго-восток – с Ли, юго-запад – с Грейс. Давайте уже потушим этот пожар.

Голос мистера Харта звучит спокойно, но я знаю, что он разочарован, ведь он целый год меня обучал.

Спустя несколько минут четыре крепкие нити магии восстановлены, и туча над огнем разрастается еще больше и чернеет. Эмили, Джош, Ли и Грейс машут вскинутыми вверх руками, и вся вода, вытянутая из земли, поднимается к небу, выше и выше.

Они хлопают ладонями в унисон, и капли соединяются, слишком тяжелые, чтобы удержаться в воздухе.

Я смотрю вверх. Когда первая капля дождя падает на щеку, меня пронзает неприятное ощущение. Нам понадобилось четыре сильнейших ведьмы, чтобы сделать то, что должно быть для меня естественным. Простым.

Другая капля падает.

Еще одна.

И небо разверзается.

Вокруг меня раздаются радостные возгласы, смешиваясь с шумом дождя. Ребята хлопают друг друга по спине, обнимаются. Джош поднимает меня с земли и обнимает за талию, кружа в воздухе, словно я и не потерпела крах на глазах у всех.

Волосы промокли, одежда прилипла к телу.

Джош опускает меня и раздает пять окружающим нас ведьмам.

– Получилось, – говорит он, обнимая меня за плечо и целуя в висок.

Но эти тренировки – ничто в сравнении с пламенем, бушующим в лесах Калифорнии. В этом году мы выпускаемся и начнем сражаться уже с настоящими пожарами. А они становятся все сильнее.

Столетиями ведьмы управляют природой, поддерживая спокойствие и порядок. И мы всегда справлялись. И всегда были сильны.

Но теневые – те, кто не обладает магией, – были поражены возможностями мира, защищенного магией; мира, каждый сантиметр которого можно использовать для своей выгоды. Они вынуждали нас и природу использовать все больше сил. Поначалу мы были не против, заразившись их энтузиазмом. Однако скоро их энтузиазм превратился в жадность – они отказались сбавить шаг и, не обращая внимания на наши предостережения, ринулись вперед, словно магия была бесконечным ресурсом. Словно планета была бесконечным ресурсом. И сейчас они переступили черту.

Мы пытались подстроиться и справиться с изменяющейся атмосферой, но просто не успевали. Мы как будто пытались задуть свечи в полыхающем доме. Когда мы поняли, что миру нужна передышка, то обратились к теневым. Мы умоляли сохранить наш дом. Но мы оказались в меньшинстве. А теневые лишь желали большего. Они осваивали земли, которые человек не должен был трогать. Они требовали распоряжаться природными зонами, которые должны были оставаться дикими.

Нам просто не хватает магии, чтобы справиться.

И теперь природа погибает.

Еще три года назад мы не тренировались так усердно тушить лесные пожары. Они быстро распространялись и приносили разрушения, но ведьмам всегда удавалось погасить их прежде, чем они начинали бушевать повсюду. А сейчас нам просто не хватает ведьм, чтобы справиться со всем, чем отвечает нам планета. Я вспоминаю все акры земли, сгоревшей в этом году в Калифорнии и Канаде, Австралии и Южной Африке, и мне становится все ясно. Ясно до боли.

Нам больше не хватает сил, и наше руководство надеется, что я смогу изменить что-то, изменить все.

Но не стоит им на меня полагаться.

Когда я закончу учебу, я уже ничего не смогу изменить.

Глава 2

«Просто помни: выбор, который ты сделаешь сейчас, отразится на будущей тебе».

– Всему свое время

Довольно долго я продолжаю стоять посреди поля. Земля покрыта пеплом, от многочисленных угольков к облакам тянутся струйки дыма. С трудом верится, что наш Летний бал был всего три дня назад. В честь окончания сезона на поле установили тонкий шатер.

Солнце скрылось за горизонтом. Вокруг тишина.

Последние мгновения лета. Сегодня равноденствие, и ведьмы заполонят сады, чтобы поприветствовать приход осени. Леты будут оплакивать окончание их сезона, а осени, наоборот, праздновать.

Позади меня раздаются шаги, и я оборачиваюсь – мистер Харт идет по обожженному полю. Завтра здесь хорошенько поработают вёсны, и трава вырастет в считаные дни, а всего через неделю от лесного пожара не останется и следа.

Мистер Харт расстилает плед и садится на него, наблюдая за струйками дыма вместе со мной. Спустя несколько минут он спрашивает:

– Что сегодня случилось?

– У меня не хватает сил.

Я не смотрю на него.

– Дело не в силе, Клара. С самого начала нашего обучения я видел, что ты сдерживаешь себя.

Я открываю рот, чтобы возразить, но он вскидывает руку, и я молчу.

– Я уже давно занимаюсь обучением. У многих учеников с трудом получается выпустить магию наружу. Я знаю, о чем говорю. Но ты же постоянно сопротивляешься этому, удерживая магию внутри. Почему?

Я смотрю на бесплодное поле передо мной.

– Вы знаете почему, – шепчу в ответ.

Мистера Харта не было здесь, когда погибла моя лучшая подруга, когда моя магия устремилась к ней и тут же убила ее, в один миг. Но он слышал об этом. И все же не сторонился меня. Когда его пригласили обучать меня, он не испугался, что может в какой-то момент разделить участь Никки.

Он шел мне навстречу, когда другие бежали прочь.

– Ее слишком много, – говорю я. – Я не могу с ней справиться.

– И никогда не сможешь, если не позволишь мне научить тебя. Неужели ты хочешь прожить всю жизнь, страшась самой себя? Клара, ты не научишься управлять магией, если будешь избегать мощи, которой обладаешь. Тебе нужно овладеть ей. Представь, сколько хорошего ты смогла бы сделать, если бы посвятила себя этому.

– Как я могу посвятить себя тому, что отняло у меня так много? – спрашиваю я.

Мистер Харт смотрит прямо перед собой. Он поправляет очки в позолоченной оправе, и лунный свет отражается от его белых вьющихся волос.

– Когда-нибудь ты перестанешь корить себя за то, что уже не в силах изменить. Учиться использовать свою магию не значит смириться с потерей, которую она принесла. Прекрати приравнивать это.

– Как будто это так легко.

– Нелегко. Возможно, сложнее уже ничего и не будет.

В глазах начинает щипать от слез, и я опускаю взгляд. Я никогда не плакала перед мистером Хартом и не хочу начинать.

– Тогда зачем пытаться?

– Потому что ты заслуживаешь покоя.

Ошибаетесь. Не заслуживаю.

Я знаю, что наше руководство давит на мистера Харта, но он никогда не вынуждает меня переступать через себя. Он всегда идет мне навстречу. Но я должна стать самой могущественной ведьмой из ныне живущих, и школа начинает терять терпение из-за нас обоих.

– Да и ты наверняка устала.

– Устала? – переспрашиваю я.

– Слишком много сил приходится тратить, чтобы сдерживать магию. Куда больше, чем использовать ее.

– Может, вы просто скажете, что моя магия не работает?

– Никто в это не поверит. У тебя есть сила, хочешь ты того или нет, Клара. Ты нужна нам.

Я молчу. Школа давит на меня, как будто я ответ всем бедам, как будто я смогу в одиночку восстановить баланс в природе. Только будь это правдой и умей я пользоваться всей мощью внутри меня, магия никогда бы не причинила вред моим близким. Она бы не сеяла смерть.

Магия забрала у меня так много, слишком много, и я ненавидела ее за это.

– Посмотри на меня.

Мистер Харт поворачивается ко мне, и я встречаюсь с ним взглядом.

– Что я сказал тебе, когда мы начали работать вместе?

– Никогда не лги мне. Говори все как есть.

Он кивает.

– Все верно.

Какое-то время мы просто молчим. Поле окутано темнотой, в небе ярко сияют звезды. Вдалеке поднимается легкий ветерок, унося остатки дыма к деревьям.

– Да, я устала, – говорю я. Мой голос не более чем шепот. – Ужасно устала.

Впервые в жизни мистер Харт видит мои слезы.

* * *

Уже поздней ночью я наконец добираюсь до своей небольшой лесной хижины со старой, повидавшей так много сезонов черепицей, но с прозрачными, словно хрусталь, окнами. Только сквозь них в мое скромное жилище проникает свет, поэтому я протираю их с какой-то одержимостью. Хижину построили полвека назад для местного смотрителя, но он женился и уехал из школьного городка, а домик пустовал много лет. Пока не приехала я.

Стряхнув паутину с потрескавшегося побеленного потолка, я отмыла стены, и теплые деревянные доски снова заиграли красками. Но сколько бы я ни убиралась в домике, затхлый запах так никуда и не исчез. Впрочем, я уже привыкла к нему.

Проходя мимо общежитий, где разместили остальных учеников, я иногда спрашиваю себя: уйдет ли когда-нибудь боль? Раньше я жила вместе со всеми летами, но после гибели Никки руководство школы заставило меня переехать в хижину за садами.

Поначалу мне было очень горько. Когда я покидала общежитие, где мы жили с Никки, мне казалось, что я снова ее потеряла. Но я знала, почему не могу оставаться там.

Когда умирает тот, кого ты так сильно любил, умирает и частичка тебя, способная на любовь. И ты переезжаешь в хижину подальше от других, чтобы подобное не повторилось.

Я толкаю дверь, и пол скрипит, когда я вхожу внутрь. Джош ждет меня, сидя за рабочим столом. Сумрак лежит рядом с ним, мурлыча и прижимаясь черной головой к нему.

– Что ты здесь делаешь?

– Сегодня моя последняя ночь. Хочу провести ее рядом с тобой. – Джош чешет Сумрака за ушком и добавляет: – И с тобой, Сумрак.

Когда Джош устает, его акцент становится сильнее. Завтра он улетит в Англию, и мы больше не увидимся.

Он приехал сюда три недели назад на занятия по лесным пожарам. Он не стал слушать никаких предостережений обо мне, потому что слишком высокомерен, а я не стала его останавливать, поскольку знала, что не влюблюсь.

Возможно, несколько лет назад да, могла бы, но не сейчас.

К тому же сегодня равноденствие, и когда осень придет на смену лету, все нежные чувства к Джошу тут же растворятся без следа. Такова жизнь высшей ведьмы – со сменой сезонов меняюсь и я.

Завтра утром мои чувства к Джошу исчезнут, как раз к тому времени, когда он улетит в Лондон. Но пока еще лето, и сейчас больше всего на свете я хочу тепла его тела.

– Тогда оставайся, – говорю я.

Я беру Джоша за руку, и он делает три шага вместе со мной к постели, притягивает меня к себе и касается губами моей шеи.

До этой минуты я даже не понимала, как сильно нуждалась в этом, нуждалась в нем. Я закрываю глаза и отпускаю тяжесть этого дня. Она будет ждать меня завтра, но сейчас я лишь хочу ни о чем не думать, отбросить снедающее чувство вины, все тревоги и ожидания, которые полностью занимают мои мысли.

Я притягиваю Джоша к себе на кровать, и под весом его тела забываю обо всем. Еще на одну ночь я могу притвориться, будто страшное одиночество не изъедает меня. Еще на одну ночь я могу притвориться, будто помню, что значит любить. И быть любимой.

И я притворяюсь.

Темнота наполняется нашим тяжелым дыханием, переплетением рук и жаркими поцелуями, и когда луна достигает вершины в небе, Джош уже спит, лежа рядом со мной.

Осеннее равноденствие начнется через семь минут.

Через семь минут и одну секунду действительность обрушится на меня. Моя магия переменится, чтобы слиться с осенью, и я стану кем-то другим.

Внезапно меня охватывает гнев, жгучая ярость пронзает с головы до ног. Я опасна, а моя магия причиняет вред близким. Неужели этого мало? Но нет, со сменой сезонов и я невольно меняюсь, и частички меня уносятся прочь, словно листья, подхваченные течением реки.

Кожа становится горячее, а дыхание – быстрее и прерывистей. Изо всех сил я пытаюсь успокоиться, но что-то внутри меня надламывается. Как же я устала терять других.

Терять себя.

Солнце притянет меня к осени, как луна притягивает море, вызывая приливы и отливы.

В груди все сдавлено. Боль такая глубокая, такая пронзительная. Мне кажется, она проникает даже в Джоша.

Еще четыре минуты.

Мне больно, потому что я пытаюсь лежать неподвижно, совершенно неподвижно, чтобы Джош не увидел, как я мучаюсь. Он поворачивается и покрепче притягивает меня к себе.

В комнате тихо, слышится лишь ровное, размеренное дыхание Джоша, и я пытаюсь подстроиться под него.

Полминуты.

Я снова прижимаюсь к Джошу. Как можно ближе, чтобы между нами не осталось ни миллиметра.

На этот раз я буду бороться. Я буду держаться за Джоша, я не отпущу. Равноденствие пройдет, и я останусь. Я хочу остаться.

Я хватаю Джоша за руку, и он во сне бормочет мое имя, зарываясь лицом в мои волосы.

По спине бегут мурашки, и я цепляюсь за Джоша, не желая отпускать.

Три.

Не отпущу.

Два.

Ни за что.

Один.

Осень

Глава 3

«Первый день осени особенный – воздух превращается в лезвие, невидимое острие которого стирает все следы лета.

Времена года очень ревнивы. Они хотят всегда быть в центре внимания».

– Всему свое время

Я выпускаю руку Джоша. Ладони горячие и влажные оттого, что я сжимала его руку слишком крепко. Дыхание выравнивается, и гнев постепенно угасает, уступая место горечи.

Я проиграла. Снова.

И зачем я все еще пытаюсь, зачем так поступаю с собой? Ведь ничего не меняется.

И все же мне хочется узнать, каково это заснуть с уверенностью, что наутро мои чувства к человеку рядом со мной не угаснут. Но я тут же отбрасываю эту мысль.

Никогда я не проснусь с точной уверенностью в чем-либо, уж тем более в своих чувствах.

Мы лежим слишком близко, я и Джош. Я встаю с кровати и широко раскрываю окно. Осенний воздух холодит. За окном простирается ясная ночь.

Джош слегка ворочается в кровати. Я натягиваю спортивный костюм и ставлю чайник. Я смотрю, как спит Джош, спокойно и безмятежно. Когда чайник начинает свистеть, он просыпается.

Его присутствие уже не такое сильное. По мере того, как Земля меняет свое положение по отношению к Солнцу и лето отдаляется, магия Джоша ослабевает. Когда снова наступит лето, его сила достигнет былой мощи на три удивительных месяца.

Но сейчас он слабеет, и я вижу это по его лицу.

Я же слабее не стану. Такова реальность. Моя магия никогда не иссякает. Никогда не исчезает. Она просто меняется.

– С равноденствием тебя. – В голосе Джоша звучит нотка грусти.

– С равноденствием. Чаю?

Джош кивает, и я беру две кружки, стоящие на краю стола. Джош встает и одевается, а потом снова садится на постель.

Я слышу, как ведьмы приветствуют осень, хотя на дворе стоит ночь. Джош смотрит на меня. Взгляд его голубых глаз скользит по мне, пока я завариваю чай.

Я протягиваю ему кружку и сажусь на стул рядом с кроватью. Пар поднимается, клубясь между нами.

– У тебя же сегодня день рождения, да?

– Да, – говорю я. – Откуда ты знаешь?

– Мистер Харт как-то обмолвился. – Джош поднимает кружку. – С днем рождения, Клара.

– Спасибо. – Я слегка улыбаюсь, но посмотреть ему в глаза не могу.

Ведьмы рождаются в день солнцестояния или равноденствия, но никто не знает, что связывает высшую ведьму со всеми временами года. Я родилась в день осеннего равноденствия и должна была стать обычной ведьмой осени. Но когда я родилась, что-то произошло и превратило меня в это: в того, кто едва может взглянуть на человека рядом, потому что все чувства к нему испарились в одно мгновение.

– А ты не преувеличивала, когда говорила, что станешь другой, – произносит Джош. В его голосе нет ни капли злости и обиды, но мне все равно слышится в нем упрек. – Как ты ведешь себя, как держишься… Ты словно замкнулась в себе.

Я молчу.

– На что это похоже? – спрашивает он.

Вопрос застает меня врасплох.

– Что похоже?

– Изменение. Переход от лета к осени. Всё.

Никто до это не спрашивал меня о подобном вот так. Когда другие понимают, что больше мне неинтересны, они уходят. И я не виню их. Но в голосе Джоша звучит искренний интерес.

– Сначала все происходит резко, словно меня бросают из горячей ванны в холодный океан. Хотя я знаю, что́ произойдет, мне все равно сложно к такому подготовиться. Магия изменяется в одно мгновение. Осенняя магия не такая бурная, как летняя, поэтому все немного замедляется. И я, наверное, тоже. Вся летняя страсть угасает. – Я делаю глоток чая, ерзая на стуле.

– Как сейчас ко мне? – спрашивает Джош.

– Да.

Он вздрагивает и опускает взгляд на кружку.

– Прости, Джош.

Я говорю спокойно, но внутри меня все кричит. Ненавижу извиняться за то, кто я есть.

Или, может, я просто ненавижу себя.

Я уже не знаю.

– Не беспокойся, – говорит он. – Ты же предупреждала.

Его голос звучит ровно и обыденно, но улыбка у него немного печальная.

Из открытого окна доносятся смех и пение.

– Поверь, лучше так, чем по-другому.

Едва проговорив эти слова, я тут же хочу забрать их обратно. Завтра Джош уезжает. Не нужно ему знать обо мне то, что я хочу скрыть.

– Ты о чем?

– Моя любовь тебе ни к чему.

Я смотрю в окно, но вижу не ночь, а Никки, родителей. Я зажмуриваюсь и прогоняю образы прочь.

Джош дует на чай, хотя тот уже холодный.

– Ты о подруге, да?

Видимо, до всех доходят эти слухи. Даже до Джоша, который приехал сюда всего три недели назад.

Я киваю, но ничего не говорю. Сумрак запрыгивает мне на колени и смотрит на меня, словно желая убедиться, что я все еще люблю его. Я целую его в макушку, и он начинает мурлыкать.

– Ты же завтра улетаешь, так что ни о чем не беспокойся, – говорю я чуть громче, пытаясь заглушить повисшее в воздухе напряжение.

– А знаешь, я все равно отлично провел время. Пятьдесят фунтов стоили этого.

– Что?

– Я поспорил с ребятами, что даже после равноденствия ты не разлюбишь меня, – смеется Джош, но немного неловко. – Не всегда же выигрывать.

Живот у меня как-то мерзко скручивает, и я делаю глоток чая, чтобы заглушить это чувство.

– Ты поспорил на меня?

Джош встречается со мной взглядом, и выражение его лица меняется. Кажется, он только сейчас понял, как ужасно прозвучали его слова.

– По-дурацки как-то вышло. Я просто хотел сказать, что мне было очень хорошо с тобой. Правда.

Джош тянется к моей руке, но я отстраняюсь.

– Так хорошо, что ты поспорил на деньги с друзьями об этом.

– Да это просто глупое пари. Прости меня. Я сказал чистую правду.

Джош опускает глаза, а у меня просто нет сил на огорчения.

Мне неловко. Но еще больше становится неловко от того, что его слова задели меня. И я не хочу, чтобы он узнал об этом.

– Мне тоже было хорошо с тобой, – наконец говорю я. – На пятьдесят фунтов точно потянет, – добавляю колко, но Джош улыбается.

– Да, – соглашается он.

Как обычно, в конце лета я клянусь больше не заводить романов. Летом я жажду прикосновений, жажду близости другого человека, и я поддавалась своим чувствам эти три года, потому что они неважны. Моя привязанность длится недолго, и опасность никому не грозит.

Однако со временем постоянные перемены стали казаться мне проклятьем, и больше я не хочу их. Не хочу видеть, как моя собственная неуверенность отражается в глазах других.

И сейчас, с наступлением осени, увидев разочарование на лице Джоша и выдавив из себя извинения, я понимаю, что оно того не стоило.

Я беру из рук Джоша пустую кружку и встаю как раз в ту минуту, когда черное небо пронзает ярко-зеленая вспышка.

Я смотрю в окно. Джон подходит ко мне.

Еще одна вспышка.

– Видел? – спрашиваю я.

– Да.

В его голосе звучит резкость, который не было ранее.

Затем появляется темно-красный свет. Он плывет по небу, словно атласная лента, которой взмахивает гимнастка. Его сложно не заметить.

Я выпускаю кружки из рук. Они падают на пол и разбиваются.

Я выбегаю из хижины, Джош держится рядом.

Нестабильность атмосферы обжигает кожу, как только мы оказываемся снаружи. Тысячи крошечных разрядов щиплют руки так, что волоски встают дыбом. Пока мы бежим к садам, световое шоу продолжается. Цвета танцуют в ночном небе зелеными и голубыми волнами, фиолетовыми и желтыми завитками, словно само солнце, как художник, рисует по небу.

Северное сияние заливает наш городок удивительным светом. Но мы ведь не на Аляске, не в Норвегии или Исландии. Мы на севере Пенсильвании недалеко от гор Поконо.

И меньше всего мы ожидаем увидеть здесь северное сияние.

Ученики праздновали в саду равноденствие, но смех и радостные возгласы быстро сменились тревожным шепотом, а потом и вовсе молчанием. На мощеных дорожках стоят брошенные кружки с сидром и чаем с корицей. Все ведьмы смотрят на небо.

Джош стоит рядом со мной. Он больше не расслаблен, как обычно, спина выпрямлена, а кулаки сжаты.

– Ты такое уже видела раньше?

Его глаза широко распахнуты, в голосе звучит любопытство. Любопытство и страх.

– Нет.

В небе висят ярко-зеленые арки, мерцающие вверху оттенками красного и розового. Кто-то позади ахает, и холодок бежит у меня по спине.

Вот уже двадцать лет как ведьмы работают на северном и южном полюсах, помогая направлять заряженные частицы Солнца. Мы невосприимчивы к излучению этих частиц, но, если они проникнут сквозь атмосферу, уровень радиационного отравления для теневых возрастет.

Теневые твердят, что магия – это наша стезя и они не хотят вмешиваться, не хотят стоять у нас на пути. Да только они не понимают одного – они уже стоят у нас на пути, такой огромной преградой, что мы не можем обойти ее. Их безразличие настолько ядовито, что разрушает наш единственный дом. Магия – лишь временная мера, стабилизатор. Она не решение. Нам нужна помощь теневых, но те и слушать не хотят, что это они вызывают проблемы, что сейчас они и есть проблема.

Мы делаем все, что в наших силах, но остальное уже зависит от них.

– Что за чертовщина творится?

Джош не сводит глаз с сияния, и сдается мне, что он не сильно жаждет получить ответ.

– Ведьм мало. Они не могут охватить все места, освоенные теневыми. Никогда мы не должны были использовать так много магии. Земле нужны неизведанные территории, свободные от людей и их влияния. – Я продолжаю смотреть в небо. – Теперь планета дает отпор, и мы не можем справиться с ним.

Налетает еще один порыв солнечного ветра, и небо озаряется фиолетовым светом, который в ту же секунду заливает весь сад.

– По идее, нам должно хватить сил, чтобы все стабилизировать, – произносит Пейдж позади меня.

Я не видела, как она подошла, но меня не удивляет, что она здесь.

– Ты о чем? – спрашивает Джош.

Пейдж оглядывает его с головы до ног. Она слегка хмурится и переводит взгляд на меня.

– А ты разве не знаешь? Мы благословлены, ведь в наше время родилась высшая ведьма.

– Не надо, Пейдж.

Шея у меня начинает гореть.

Я смотрю на Пейдж, но той все равно.

– Чего не надо? Мне кажется, он имеет право знать, что из-за тебя мы все в опасности. Ведь ты не хочешь использовать свою силу. Не случайно же, что за целое столетие высшая ведьма родилась именно сейчас, когда она так нам нужна. Только нам досталась такая, которая не хочет иметь дела с магией, – резко бросает Пейдж.

Вот что происходит, когда доверяешься кому-нибудь. И пусть отношения уже окончены, другие будут знать твои тайны. И будут знать, как уколоть больнее.

– У Клары есть на то причины.

Приятно, что Джош заступается за меня, но это не поможет.

– Я знаю о ее причинах побольше твоего, – едко замечает Пейдж, и Джош проглатывает слова, которые хочет сказать. Она смотрит на меня. – Все изменилось. Если кому-то придется погибнуть, чтобы помочь тебе, так тому и быть.

Она звучит как истинная зима, но все же в ее голосе проскальзывает нотка грусти.

– Вряд ли Никки согласилась бы с тобой.

Я говорю это так тихо, что только Пейдж меня слышит. Слова больно ранят ее. Она отшатывается и с трудом сглатывает.

Как я хочу забрать свои слова обратно. Смерть Никки причинила Пейдж не меньше страданий, чем мне. Мы трое были неразлучны. Страстный и спонтанный характер Никки сочетался с искренней и добросовестной натурой Пейдж, и обе они были идеальным балансом для меня.

Когда мы с Пейдж начали встречаться, Никки даже бровью не повела. Мы часами думали, как сказать ей об этом, мучаясь над каждым словом.

Когда мы наконец признались, Никки расхохоталась и воскликнула:

– Да на вас лиц нет от ужаса!

Она смеялась так сильно, что начала задыхаться. Слезы текли по ее лицу, и вскоре я уже сама начала хохотать. Наш смех был таким безудержным и таким нелепым, что даже Пейдж не смогла спокойно смотреть. И все. Больше мы ни разу не говорили об этом, а Никки никогда не чувствовала себя третьей лишней, потому что никогда не была таковой.

Я отгоняю воспоминание и смотрю на Пейдж.

– Никто не смеет указывать, как мне жить. Даже ты.

Гнев в глазах Пейдж сменяется печалью, и она качает головой.

– Ты просто впустую тратишь жизнь, – произносит она.

Солнечный ветер сталкивается с атомами азота на высоте почти в сто километров, заливая Пейдж ярко-голубым сиянием, когда она уходит.