Глава I
Жанна Рэндль направила свою лошадь к поросшему кедрами горному кряжу. Дикий вид высившихся кругом скал постепенно пробудил в ее груди раскаяние и страх.
«Значит, Джим не шутил, – промолвила она про себя. – Он серьезно взялся за дело и теперь мчится прямо к границе… О, зачем я только насмехалась над ним!»
Действительно, эта восточная пограничная полоса штата Айдахо имела весьма неприветливый вид, особенно в тот жуткий для всего Запада год. Погоня за золотом наводнила Калифорнию сбродом свирепых и беспардонных людей. Так называемый «усмирительный комитет» и богатые золотом участки в Айдахо отодвинули вглубь всю эту темную толпу, но жуткие рассказы о кровопролитиях и золоте продолжали еще ходить в народе. То и дело сталкивались охотники и золотоискатели со всевозможными таинственными личностями.
Жанна недавно рассорилась с Джимом Клэвом и теперь горько раскаивалась в этом. Она была стройной и сильной брюнеткой лет двадцати. Родилась она на Миссури, где ее отец занимал видное положение, пока, как и большинство его современников, не погиб от шальной пули. Тогда Жанна попала под покровительство своего дяди, тоже погнавшегося за золотом; таким образом, остальные годы своей жизни она провела в полной глуши.
Уже несколько десятков миль проехала она за Джимом и, наконец, решила слезть и посмотреть, действительно ли так свежи следы его лошади, как она думает. Из их маленькой деревушки он выехал еще до восхода солнца. Один крестьянин видел его и тотчас же сообщил ей об этом. Вероятно, Джим где-то задержался, так как солнце уже показывало полдень. Жанна принялась размышлять. К постоянным пустым угрозам Джима она уже привыкла, а его вечная нерешительность надоела ей. Ведь в самом деле, это было просто жалко. В общем, Джим был очень мил и любезен, но со времени знакомства с ней он еще ни в чем не проявил силу своего характера.
Жанна подошла к своей лошади и принялась вглядываться вдаль – в высокие и мрачные горы. Отважная и находчивая, привыкшая к переездам на лошадях, она всегда умела позаботиться о самой себе. В эту минуту девушка ясно видела, что заехала дальше чем следовало, но она так была уверена, что догонит Джима. Разве он не всегда готов каяться перед ней? Однако на этот раз все вышло по-иному. Она вспомнила его худое лицо, настолько побледневшее, что даже выступили маленькие веснушки, которых она до тех пор не замечала. А его глаза? Обычно такие мягкие и нежные, в тот момент они блестели подобно острой стали. Да, его лицо в самом деле выглядело очень расстроенным, даже больше того: оно выражало отчаяние. Но что же особенного она сказала ему? И Жанна начала вспоминать.
Вчера вечером, еще до сумерек, Жанна ожидала его. Из немногих молодых людей, живших в деревне, она всегда выделяла Джима, и, как ей это сейчас казалось, он недостаточно ценил такое внимание. Это сердило ее. Поведение Джима ни с какой стороны не выглядело удовлетворительным, за исключением только его нежной к ней привязанности. Но, увы, этого для нее было недостаточно. Все в нем казалось ей преувеличенным, даже его чувство.
Жанна задумалась, действительно ли так сильна любовь Джима к ней, и постепенно все детали прошедшего вечера ожили в ее памяти. Она увидела себя сидевшей возле блокгауза под большой сосной. Постепенно тени сгустились, но взошедший месяц снова заставил их побледнеть. Она прислушивалась к тихому жужжанию насекомых, к отдаленному смеху женщин в деревне и сонному журчанию ручейка. В тот вечер Джим заставил ждать себя дольше обыкновенного. Вероятно, он задержался в кабачке, в том самом кабачке, который, по словам ее дяди, с недавних пор сделался сборищем всех нарушителей спокойствия в деревне. Кроме того, Жанну раздражало постоянно возраставшее население деревушки. Слишком много набралось в одно место скандальных, вечно пьяных мужчин. Еще не так давно пойти в деревенскую лавку было одним удовольствием, теперь же это было риском. Особенно же дурно то, что все эти новые обстоятельства очень скверно повлияли на Джима, хотя он никогда не переходил границ дозволенного. Ее досада на него возрастала. Она больше не намерена дожидаться его. Ни одной секунды дольше. А если ей придется встретить его, то пусть не ждет от нее ничего больше, кроме черствой истины…
Но как раз в эту минуту позади нее послышался легкий шорох, и, прежде чем она успела обернуться, две сильных руки крепко обхватили ее. Хватка была настолько неожиданна, что Жанна не успела ни крикнуть, ни защититься. Темное лицо приблизилось к ее лицу. Быстрые и жгучие поцелуи загорелись на ее щеках, закрыли ей глаза и, наконец, страстно замерли на ее устах. Какая-то странная нега на секунду охватила все ее существо, однако в следующее мгновение она уже снова овладела собой.
Отпрянув назад, Жанна остановилась, напуганная и возмущенная. Она была настолько ошеломлена, что сразу не узнала, кто перед ней стоит, и только смех выдал ей виновника. То был Джим.
– Ты всегда говоришь, что я слишком робок, – промолвил он. – Что же ты теперь скажешь?
В душе Жанны поднялась слепая ярость. Казалось, она могла бы убить его в ту минуту. Никогда не давала она ему никакого права над собой, никогда ничего не обещала, никогда не старалась уверить его, что хоть сколько-нибудь отвечает на его чувство. И он осмелился… Горячая волна прилила к ее щекам. Она злилась на него, но еще более на самое себя, ибо эти поцелуи пробудили в ней какое-то новое и странное чувство мучительного стыда. В тот момент Жанна от всей души ненавидела этого человека.
– Ты… ты? – вырвалось у нее. – Ну, Джим Клэв, теперь между нами все кончено.
– А по-моему, ты еще ничего и не начинала, – сказал он с горечью. – Так или иначе, все ведь осталось, как и было… но я не жалею… Черт возьми! Я… Да, я все-таки целовал тебя!
Он тяжело дышал. При неясном свете луны она увидела, как он побледнел. Во всем его существе произошла какая-то перемена. Жанна почувствовала в нем холодное упрямство.
– Ты еще раскаешься в этом, – сказала она. – Отныне наши дороги разошлись.
– Отлично, но я все-таки не раскаиваюсь и никогда не раскаюсь.
Жанна подумала сперва, не пьян ли он, но вспомнила, что Джим не любил напиваться – пожалуй, это было его единственное достоинство… Тогда какая же причина побудила его вести себя подобным образом? Может быть, он догадывался, что его поцелуи так сильно подействуют на нее? Если бы он только еще раз осмелился… При этой мысли она вся задрожала. Теперь она как следует отчитает его.
– Послушай, Жанна, я целовал тебя потому, что мне надоело ходить около тебя каким-то нераскаянным грешником, – сказал Джим. – Я люблю тебя и без тебя ни на что не годен. Давай поженимся. Я…
– Никогда! – жестко оборвала она. – Из тебя все равно не получится никакого толку.
– Ошибаешься! – страстно запротестовал он. – Еще не так давно я здорово работал, но с тех пор… с тех пор, как я встретил тебя, я сделался тряпкой. Я с ума схожу при мысли о тебе. Ты знакомишься с некоторыми мужчинами, которые недостойны даже… чтобы… чтобы… У меня постоянно так скверно на душе. Я истерзался от тоски и ревности… Ну дай мне хоть маленькую надежду, Жанна.
– Почему я должна сделать это? – холодно ответила она. – Ты все время слоняешься, не хочешь работать. А если и найдешь когда немного золота, то тотчас же его спускаешь. У тебя ничего нет, кроме твоего револьвера, и ты больше ничего не умеешь, как палить из него.
– Это может мне очень пригодиться, – легкомысленно заявил он.
– Джим Клэв, ты даже не способен стать настоящим негодяем, – резко сказала она.
При этих словах он круто повернулся к ней, и наклонившись, спросил:
– Неужели ты это серьезно?
– Конечно, – последовал ответ. Наконец-то ей удалось заставить разгореться его ленивую кровь.
– Так, значит, по-твоему, я такой тюфяк, что не могу стать даже негодяем?
– Я в этом уверена.
– Так вот ты какого обо мне мнения, хотя из любви к тебе же я и дошел до этого?
Она расхохоталась. Какую странную и горячую радость ощущала она, причиняя ему боль.
– Клянусь, я докажу тебе обратное! – воскликнул он хрипло.
– Ну-с, с чего же ты начнешь, Джим? – спросила она насмешливо.
– Я уйду из этого лагеря и доберусь до границы, найду Келса или Гульдена… И ты еще услышишь обо мне, Жанна Рэндль.
Гульден и Келс! Это были жуткие имена страшных главарей постепенно разраставшейся пограничной шайки бандитов. Где-то там, далеко, жили десперадо – разбойники, грабители и убийцы. Все новые и новые слухи доходили о них до этой когда-то совершенно мирной деревеньки. Сердце Жанны ущипнул легкий холодок страха. Но стоило ли беспокоиться? Это одна из обычных высокопарных угроз Джима. Такой поступок совершенно не вяжется с ним. Кроме того, и она никогда не допустит его до этого. Однако по непонятной женской прихоти она ничего ему не сказала.
– Ба! – воскликнула она с издевкой. – У тебя и смелости не хватит.
Мгновение посмотрев на нее растерянными и дикими глазами, он вдруг повернулся и, не сказав больше ни слова, удалился. Жанна осталась сидеть, пораженная, немного напуганная и растерянная, но обратно его все же не позвала.
А на следующее утро она уже мчалась следом за ним в горы. Он поехал по широкой дороге, по которой обычно ездят все охотники и золотоискатели. Заблудиться она не боялась, но зато могла встретить на пути какого-нибудь негодяя из пограничной шайки, уже начавшей понемногу навещать ее деревню. Буквально за каждой скалой, за каждым кедром высматривала она Джима. Может быть, он только пригрозил? Но ведь она говорила с ним в таком тоне, какого не может перенести ни один мужчина.
Раскаяние и страх Жанны все больше возрастали. В сущности, Джим еще совсем мальчик, он только двумя годами старше нее. А вдруг он и в самом деле натворит что-нибудь? Неужели она ошибочно судила о нем? Если это так, то, значит, она была очень, очень груба. Но ведь он имел дерзость поцеловать ее!
Внезапно, к своему глубокому изумлению, Жанна почувствовала, что, несмотря на оскорбленное самолюбие и всю их ссору, несмотря на то, что Джим все-таки поехал на границу, а она теперь в страхе и раскаянии едет по его следу, несмотря на все это – в ней растет странное и робкое чувство уважения к Джиму Клэву.
Поднявшись на второй холм, девушка снова остановилась. На этот раз она увидела в заросшем кустарником овраге одинокого всадника. Сердце ее сильно вздрогнуло. Без сомнения, это Джим. Значит, он просто грозил и теперь возвращается обратно? Жанна почувствовала себя разом радостно и легко, но в глубине души все же шевельнулась легкая тень сожаления.
Однако постепенно она разглядела, что то была вовсе не лошадь Джима. Спрятавшись за кустами, Жанна принялась следить оттуда. Тем временем всадник подъехал ближе, и она узнала не Джима, а хорошего друга своего дяди, Гарвея Робертса, из одной с ней деревни. При звуке голоса Жанны Гарвей вздрогнул и схватился за револьвер – жест, характерный для беспокойной местности.
– Хелло, Жанна! – воскликнул он, увидев ее. – Однако вы здорово напугали меня. Совсем одна?
– Да, одна. Я поехала за Джимом и увидела вас, – ответила она, – приняла вас сперва за Джима.
– За Джимом? Что такое стряслось?
– Мы поругались, и он поклялся отправиться на границу. Я же точно с ума сошла и подзадорила его… И теперь страшно раскаиваюсь в этом.
– Вот оно что! Так значит, это следы Джима я только что видел там, мили за две на повороте к границе. Я знаю эту дорогу, не раз сам ездил по ней.
Жанна пристально посмотрела на Робертса. Его изрытое оспой, обросшее седой щетиной лицо выглядело серьезно. Он старательно избегал ее взгляда.
– Неужели вы думаете, что Джим действительно отправился к границе? – быстро спросила она.
– Похоже на то, Жанна! – ответил он, немного помолчав. – Джим достаточно глуп для этого. За последнее время он распустился окончательно. Да и времена теперь не такие, чтобы парень мог остаться безупречным. Вчера вечером Джим попал в паршивую перепалку: чуть было не укокошил молодого Бредли, но ведь вам все это должно быть уже известно.
– Я ничего не слыхала, – отвечала она. – Расскажите.
– Кто-то сболтнул, будто бы Бредли недостаточно почтительно отозвался о вас.
Жанна почувствовала, как волна горячей крови сладко прокатилась по ее телу. Опять совершенно новое и незнакомое для нее явление. Бредли она не терпела. Он всегда был страшно навязчив и вел себя самым оскорбительным образом.
– Почему же Джим не рассказал мне всего этого? – спросила она, обращаясь больше к самой себе.
– Вероятно, ему было не особенно приятно вспоминать вид Бредли, в котором он его оставил, – заметил Робертс со смехом. – А теперь, Жанна, повернем-ка обратно восвояси.
Несколько мгновений девушка молчала. Взгляд ее скользил по зеленым холмам, к высившимся вдали громадным серо-черным горам. Странное чувство шевельнулось в ее груди. В молодости ее отец был авантюристом, и его кровь заговорила в ней с неожиданной силой.
– Я поеду дальше, – сказала она.
Робертс нисколько не удивился. Он только посмотрел на солнце и, повернув лошадь, лаконически произнес:
– Надеюсь, что мы догоним его, и до захода солнца успеем вернуться домой. Сейчас поедем наперерез и спустя мили две снова нападем на его след. Ошибиться невозможно.
Тронув удила, он поехал рысью, а Жанна последовала за ним.
Вскоре они свернули в долину, лежавшую между ближайшими горами, и поехали несколько быстрее. Долина оказалась в несколько миль длиной. Доехав до середины, Робертс неожиданно издал радостный возглас. Жанна поняла, что они снова напали на след. Всадники пустили лошадей галопом и ехали таким темпом все время, пока не оставили за собой поляны и не наткнулись на узкую тропинку, шедшую в глубину гор. Полная надежды увидеть Джима, девушка беспрестанно жадно всматривалась в даль. Однако впереди никто не появлялся. Робертс все чаще поглядывал на садившееся солнце, а Жанна начала беспокоиться о своих домашних. Она была так уверена, что догонит Джима и вернется домой еще днем, что ей и в голову не пришло предупредить кого-нибудь о своих намерениях. Вероятно, ее уже разыскивают. А тем временем и местность становилась все более и более дикой. Всюду громадные обломки скал, кедры и колючий кустарник. В зарослях часто пробегали олени, а дикие куропатки прыскали из-под самых копыт лошадей.
– А не лучше ли отказаться от этого дела? – крикнул Робертс через плечо.
– Нет, нет! Поедем дальше, – сказала Жанна.
И они быстрее погнали лошадей; наконец взобрались на самую вершину склона. Перед глазами Жанны раскинулась залитая светом долина, но и здесь она не увидела никого. Мужество девушки ослабевало. Очевидно, не было никакой надежды догнать сегодня Джима. Как раз в эту минуту лошадь Робертса попала в размытую водой впадину и захромала. Робертс слез на землю и принялся осматривать ее ногу.
– Ого! Нога-то еще осталась цела, – сказал он, давая понять, насколько серьезно повреждение. – Ну, Жанна, как бы нам не пришлось здорово помаяться на обратном пути. Ваша лошадь с двойной ношей не справится, а я пешком идти не могу.
Жанна молча сошла с лошади и помогла Робертсу застоявшейся в канаве водой обмыть вывихнутую и сильно вспухшую ногу лошади.
– Придется, видно, нам здесь переночевать, – сказал Робертс. – Хорошо еще, что я кое-что прихватил с собой и смогу устроить вас поудобнее. Однако с огнем нам следует быть поосторожнее: как только стемнеет, костер придется затушить.
Робертс отстегнул от своего седла пакет, а затем снял и самое седло. Едва он принялся снимать и седло Жанны, как вдруг вся его фигура разом напряглась.
– Что это такое? – резко проговорил он.
Сначала Жанна услыхала мягкий и глухой стук по траве, а затем раздался резкий топот неподкованных копыт по голому камню. Обернувшись, она увидела троих всадников, находившихся по другую сторону канавы и ехавших прямо на них. Один из седоков указал на нее рукой. На светлом фоне неба, красного от лучей заходящего солнца, они выглядели мрачно и жутко. Жанна боязливо взглянула на Робертса. Тот не отрываясь смотрел на подъезжавших, и в его лице отразилась какая-то догадка, словно он ожидал встретить нечто знакомое. Приглушенным голосом он пробормотал проклятье. Жанне показалось, будто по его лицу скользнула какая-то тень.
Трое всадников остановились у края канавы. Один из них держал под уздцы мула, нагруженного узлами и тушей убитого оленя. В своей жизни Жанна перевидела множество всадников, в общем-то очень схожих с этими тремя, однако ни один из них еще не действовал на нее так странно и властно.
– Добрый день! – сказал один из мужчин. И тут Жанна увидела, что лицо Робертса превратилось в пепельно-серую маску.
Глава II
– Так это вы… Келс?
Вопрос Робертса был в то же время и ответом на его мысли. Смех вопрошаемого как бы подтвердил это.
Двое других перебрались через канаву и снова остановились. Все они были еще молоды, каждому лет по тридцати. Своей примитивной одеждой и грубыми чертами они напоминали людей, каких Жанна привыкла видеть почти ежедневно. Но Келс явно выделялся. Пока он не смотрел на нее, ей казалось, будто она уже где-то встречала этого мужчину, однако когда его взгляд упал на нее, то она в странном смятении поняла, что еще никогда в жизни не видела такого человека. Бледный, с серыми глазами, интеллигентный и любезный, он, вероятно, когда-то был порядочным человеком, но теперь его окружало нечто странное, непостижимое и чудовищное. Создавалось ли такое впечатление в его присутствии, или то было действие его имени? Келс! За последние годы множество мрачных историй передавалось в Айдахо из лагеря в лагерь, и некоторые из этих слухов бывали настолько необычны и жутки, что им трудно было поверить. С каждой вестью слава Келса возрастала. Росла также и ужасная уверенность, что там, на границе, организуется шайка жутких бандитов. Но никто в лагере никогда не признавался, что когда-либо встречался с этим Келсом. Неужели страх заставлял всех умалчивать об этом? Услыхав, что Робертс знаком с ним, Жанна поразилась.
– Где мы в последний раз виделись с вами? – спросил Келс.
– Как будто под Фресно, – ответил Робертс, явно стараясь отделаться от какого-то неприятного воспоминания.
Слегка прикоснувшись к своей шляпе, Келс бросил мимолетный взгляд на Жанну.
– С пути сбились, не так ли? – спросил он Робертса.
– Очевидно, – ответил Робертс. Затем его сдержанность слегка ослабела, голос зазвучал ровнее.
– Выслеживали любимого коня мисс Рэндль. Недавно удрал. Постепенно заехали дальше, чем предполагали. Как на грех, и моя лошадь повредила себе ногу. Боюсь, нам не попасть сегодня домой.
– Откуда вы?
– Из Хоудли. Билла Хоудли стоянка, миль так за тридцать отсюда.
– В таком случае, Робертс, если вы ничего против не имеете, мы тоже заночуем здесь вместе с вами, – продолжал Келс. – У нас есть свежее мясо, закусим.
И он коротко отдал приказание своим товарищам, которые тем временем расположились неподалеку под кедром и уже начали расседлывать лошадей.
Робертс сделал вид, будто распаковывает собственную поклажу, и, наклонившись к Жанне, хрипло прошептал:
– Джек Келс, калифорнийский грабитель больших дорог. Опасный стрелок, дьявольски хитрая гремучка! Когда я его видел в последний раз, он стоял с петлей на шее, но товарищи его вызволили. Жанна, если он только вздумает, то прикончит меня. Я прямо не знаю, что делать. Ради всего святого, придумайте какой-нибудь выход. Испробуйте свою веселость, женскую хитрость. Все, что захотите! Хуже вляпаться мы уже больше не можем.
Усталая Жанна опустилась на землю. Ее точно оглушило. Какая-то большая опасность нависла над ней. Люди, подобные Робертсу, зря так не говорят. Смелая девушка привыкла ко всяким опасностям. Однако здесь дело шло о чем-то совершенно ином. Она не вполне уяснила еще себе намеки Робертса. Почему его непременно должны убить? С собой у них не было ни денег, ни драгоценностей. Даже их лошади не были настолько хороши, чтобы пробудить разбойничьи аппетиты. Вероятно, опасность для нее и для Робертса заключается в том, что она – девушка и может сделаться добычей этих бандитов. Подобные истории она уже не раз слыхала. Но ведь Робертс защитит ее, и, кроме того, этот любезный, воспитанный Келс так не похож на обычных диких грубиянов.
Так она сидела, терзаясь душою и переходя от опасности к предчувствию всяческих неожиданностей. Тем временем мужчины занялись устройством лагеря. Казалось, ни один из них не замечал ее. Во время работы они болтали, смеялись и перешучивались между собой, как будто были обыкновенными работниками. Келс наносил воды, разжег костер и наломал кедровых веток, чтобы ночью поддерживать огонь. Один из незнакомцев, которого они называли Биллом, спутал лошадей и, развязав узел, достал холщовую простыню; Робертс месил тесто для лепешек.
В красном зареве садилось солнце; воздух отсвечивал дрожащим пурпуром. Но вскоре краски поблекли. Темнота уже окутала лес, когда, наконец, Робертс подошел к Жанне, держа в руках хлеб, кофе и кусок жареной дичи.
– Вот ваш ужин, Жанна! – воскликнул он громко и весело, и тут же тихо добавил: – Может быть, все обойдется хорошо. Выглядят-то они довольно приветливо, но я все-таки боюсь, Жанна. Если бы вы только не были так чертовски хороши, и если бы он мог каким-нибудь чудом не увидеть вас.
– А не можем ли мы ночью улизнуть? – тихо спросила Жанна.
– Попробовать было бы не худо, но вряд ли это помогло бы нам, если только эти парни задумали плохое. Я еще не знаю, что нас ожидает. Хорошо, если вы разыграете пугливую овечку. Только не теряйте мужества.
После этого он снова вернулся к костру. Жанна была голодна и с удовольствием подкрепила свои силы. Несмотря на свою все еще не улегшуюся тревогу, она почувствовала любопытство. Ей стало даже казаться, что это неожиданное приключение вовсе не лишено некоторой прелести. Она всегда была страстной натурой, с сильной волей и хорошим самообладанием. И всегда ее тянуло куда-то вдаль, к чему-то неизвестному. А к чему, собственно, она даже и сама точно не знала.
Ночь наступила черная, густая. Бледный Млечный Путь, весь пронизанный звездами, раскинулся по темно-голубому небу. Ветер стонал в верхушках кедров и раздувал огонь в костре. Искры летели во все стороны, исчезая в темноте. Легкая струйка дыма, долетавшая до Жанны, нежно и приятно пахла паленым кедром. Где-то далеко в кустах лаяли койоты, и с холмов доносился упорный вой волка. Лагерная жизнь не была в новинку для Жанны. На телегах и в фурах переезжала она по равнинам, и не раз ее провожал протяжный клич враждебных индейцев. Со своим дядей она по неделям живала в горах в поисках золота. Но еще никогда так живо не проникала в ее душу вся прелесть этой дикой и пустынной местности, как в эту ночь.
Жанна видела Робертса, стоящего на коленях и посыпавшего костер мокрым песком. Его большая, косматая голова кивала, озаренная светом пламени. Он производил впечатление глубоко задумавшегося, тяжело удрученного человека. Человек, названный Биллом, и его товарищ прислонились спинами к обломку скалы и о чем-то тихо разговаривали между собой. Келс стоял во весь рост возле самого костра. Держа в руке трубку, он глубоко вдыхал дым и затем медленно выпускал его к небу. Издали в его фигуре не было ничего внушительного, и ничего сколько-нибудь интересного в его лице. Однако уже с первого взгляда было ясно, что этот человек выделялся из ряда обыкновенных людей. От него веяло энергией и властностью. По временам он бросал взгляды в сторону Жанны, но она не была в этом точно уверена, ибо издали его глаза походили на два круглых темных пятна. Сбросив куртку, он остался в расстегнутой жилетке, из-под которой виднелась мягкая пестрая рубашка с черным галстуком, беспорядочно болтавшимся на шее. С его бедер свисал широкий пояс, на конце которого торчал в кобуре тяжелый револьвер. «Странный способ носить револьвер, – подумала Жанна. – Прямо смешно! Во время ходьбы ремень, вероятно, болтается взад и вперед и бьет хозяина по ногам».
– Скажите, у вас есть одеяла для девушки? – вдруг спросил он Робертса, вынув трубку изо рта.
– У меня есть только одеяла из-под седла, – ответил Робертс. – Мы, видите ли, не думали, что нам придется заночевать в горах.
– Можете взять мое, – сказал Келс и отошел от огня. – Будет очень холодно. – Через минуту он возвратился с одеялом и бросил его Робертсу.
– Очень благодарен, – пробормотал тот.
– Я буду спать тут, возле костра, – продолжал Келс и, опустившись на землю, погрузился в размышления.
Собрав свои подстилки и предложенное одеяло, Робертс направился к Жанне. Бросив все на землю, он принялся ногами и руками расчищать от камней и сучьев место на земле.
– Чертовски каменистое ложе, – сказал он, – но, надеюсь, что хоть немножко вы все-таки поспите.
Раскладывая одеяла, Робертс незаметно дернул Жанну за платье.
– Я буду совсем близко от вас, – прошептал он, прикрывая рот своей широкой рукой, – и ни на секунду не сомкну глаз.
После этого он вернулся обратно к костру, а Жанна послушно улеглась на свои одеяла. Разговор разбойников утих. Однажды Жанна услыхала звон шпор и треск кедровых веток. Спустя мгновение к ней подошел Робертс, таща за собою свое седло, и улегся возле нее. Слегка приподнявшись, Жанна увидела около костра неподвижно сидящего, задумавшегося Келса. Он выглядел нервно и взволнованно. Она вновь медленно опустилась на свое ложе и устремила взгляд к далеким, ярким звездам. Что-то будет теперь с ней?
Спать она не должна. Об этом нечего и думать. Внезапно в ее лихорадочно работавшем мозгу мелькнула мысль тихонько прокрасться к лошадям. Этот план некоторое время сильно занимал ее, но затем она отказалась от него: слишком хорошо ей были известны условия этой местности.
Время шло, становилось поздно. Огонь в костре то замирал, то снова ярко вспыхивал, тени то сгущались, то рассеивались. По временам кто-нибудь из мужчин вставал и подбрасывал в огонь веток. Стук спутанных лошадиных ног гулко звучал в ночной тишине. Ветер утих, и койоты примолкли. Глаза Жанны слипались, как будто веки ее были смазаны клеем. Постепенно исчезало ощущение ночной поры, дикой местности, исчезло и само убаюкивающее чувство сонливости…
Когда она проснулась, было очень холодно. Верхушки кедров поблескивали в красноватых лучах восходящего солнца. Костер весело трещал, и синий дым, клубясь, вздымался к небу. Вздрогнув от неожиданного воспоминания, Жанна быстро села. Робертс и Келс возились у костра. Человек по имени Билл носил воду. Другой разбойник только что пригнал лошадей и снимал с них путы. Казалось, Жанны для них не существовало. Встав на ноги, девушка кое-как пригладила свои сбившиеся волосы, которые во время верховой езды всегда носила заплетенными в толстую косу. Значит, она все-таки спала, как есть – в сапогах. Этого с ней до сих пор не случалось. Когда она подошла к ручью, чтобы вымыть лицо и руки, ее спутники все еще ни разу не взглянули на нее. Робкая надежда шевельнулась в ее груди: может быть, Робертс все-таки преувеличил опасность? Лошадь Жанны была с норовом и никого чужого к себе не подпускала. Узнав, что путы ее лошади оказались порванными, Жанна отправилась искать ее и зашла так далеко, что лагерь скрылся из виду. Поймав коня, она возвратилась обратно и крепко его привязала. Затем решила подойти к огню и поздороваться с мужчинами.
– Добрый день! – сказала она весело.
В эту же самую минуту Келс повернулся к ней спиной, ни одним жестом не показав, что слышал ее. Билл бесцеремонно уставился на нее, но также не проронил ни слова. Один Робертс ответил на ее приветствие, но, услыхав его голос, она удивленно взглянула на него. Он сейчас же отвернулся. Его лицо было мрачно и озабоченно.
Радостное, полное надежды настроение Жанны в тот же миг исчезло. Неожиданно во всех своих членах она почувствовала странную, гнетущую тяжесть. С большим трудом дойдя до ближайшего камня, она с облегчением на него опустилась. Робертс принес ей завтрак, но ничего не сказал и старался не смотреть на нее. Его руки дрожали. Жанна испугалась.
Внезапно она заметила, что Келс и Робертс о чем-то спорят, но говорили они настолько тихо, что разобрать их слов Жанна не могла. Она видела, как Робертс сделал протестующее движение. Но его собеседник оставался по-прежнему холоден, непреклонен и повелителен. Он даже перестал отвечать, как будто вопрос был вполне решен. Робертс же поспешно и взволнованно схватил свой тюк и подвел лошадь. Животное все еще хромало, но чувствовало себя уже гораздо лучше. Оседлав коня, Робертс крепко привязал тюк. После этого он стал приготовлять лошадь Жанны. Когда все было готово, он повернулся к девушке с видом человека, которому предстоит лицом к лицу столкнуться с неминуемой опасностью.
– Вперед, Жанна! Мы готовы! – крикнул он. Его голос прозвучал громко и неестественно.
Жанна встала, намереваясь подойти к нему, но в ту же минуту Келс преградил ей дорогу. Она могла и вовсе не трогаться с места, так как этот жуткий человек, казалось, совершенно не замечал ее присутствия. Подойдя к Робертсу, он тихо произнес:
– Робертс, садитесь на свою лошадь и убирайтесь отсюда. Слыхали?
Вместо ответа Робертс отбросил поводья и выпрямился. Этот жест был гораздо отважнее всего его поведения до этой минуты. Возможно, что он сбросил маску: неясные страхи сделались очевидностью, хитрость и притворство не помогли. Настала минута, когда он должен был действовать прямо. Глубокое волнение отразилось на его лице, побледневшем и суровом.
– Нет, – сказал он, – без девушки я не поеду.
– Но вам не удастся взять ее с собой.
Услышав это, Жанна вздрогнула. Так вот что ей предстояло! Ее сердце вдруг почти перестало биться. Вся дрожа, она уставилась на обоих мужчин.
– Ой ли! В таком случае, я остаюсь с вами, – ответил Робертс.
– Ваше присутствие здесь нежелательно.
– Ха! Все равно я не отстану.
«Пока это только игра слов», – подумала Жанна. В Робертсе она почувствовала свирепую решимость пойти навстречу неминуемой опасности. А голос Келса! Что таилось в этом голосе? Он был все так же ровен, непринужден и любезен.
– Я не думал, что вы так неразумны, Робертс, – сказал он. Робертс молчал.
– Отправляйтесь домой! Болтайте или молчите, как вам угодно будет, – продолжал Келс. – Когда-то в Калифорнии вы оказали мне услугу. Подобных вещей я никогда не забываю. Образумьтесь и уезжайте.
– Только с девушкой, иначе… – заявил Робертс, и руки его странно задергались, задрожали.