Глава 1
1.1. Предвестие бури
Резные фонарики на потолке медленно покачивались от лёгкого сквозняка. Рассеянный свет мягко падал на красные с золотом атласные скатерти на пустых столах, скользил по барной стойке тёмного дерева, с барельефами1 карабкающихся по бокам драконов, и тонул в растекающейся из-за неё луже крови. Из кухни доносились раздражённые голоса, там что-то звенело и падало.
Внезапно двустворчатая маятниковая дверь распахнулась, открыв взгляду кружащееся под потолком облако специй, разбросанные по полу кастрюли и сковородки, распахнутые настежь дверцы шкафов и миниатюрную женскую ногу в потёртой зелёной сандалии в проходе между столами. В зал неспешно вышел мужчина лет тридцати, с поблёскивающим в руке пистолетом и в сдвинутой на лоб лыжной маске, из-под которой выбивались свалявшиеся рыжие патлы, водившие лишь шапочное знакомство с шампунем и расчёской. Он обвёл взглядом пустой ресторан и крикнул:
– Ну что, ничего нет?
Ему ответил прокуренный, надтреснутый голос:
– Да нет тут ни хрена. Проклятые китаёзы! Отгрохали хоромы почище гробницы своего императора, а в кассе триста двадцать семь долларов!
– Ладно, наплевать, прихватим бухло и валим отсюда. Мы и так потратили уже больше часа, чтобы всё тут перерыть, разве что стены не разнесли.
Подельник рыжего, чертыхаясь, тоже вышел из кухни, пнув попавшуюся ему на пути эмалированную кастрюлю. Им оказался низкорослый плюгавенький тип в потёртой кожаной куртке, с вызывающе торчащими над бледными тонкими губами усишками и злобным лицом, делавшим его похожим на голодного крысёныша.
– Всё, пошли.
Он выбрал себе с полок несколько бутылок и направился к выходу, под его грязными строительными ботинками похрустывало стекло от разбитых бокалов. Рыжий тоже прихватил выпивку и, насвистывая под нос, побрёл вслед за плюгавым.
Не успел первый грабитель подойти к дверям, как вдалеке послышался стремительно нарастающий вой полицейской сирены.
– Чёрт, уносим ноги, у нас, кажись, появилась компания!
Распахнув дверь ногой и сдирая с головы маску, он ринулся к припаркованному у края тротуара синему, в разводах грязи и ржавчины, с помятым задним крылом и поцарапанными дисками, «форду». Запрыгнув на пассажирское сиденье, коротышка свернул крышку с одной из бутылок и сделал большой глоток, пока его напарник спешил к водительской дверце.
Рыжий сунул пистолет в боковой карман куртки, рывком открыл дверь и сел за руль. Оглянувшись, он увидел, как за спуском дороги со стороны парка разгорается зарево полицейских мигалок, и, подгоняемый крещендо сирен, как трубы архангелов, возвещающих о скором прибытии кавалерии, с остервенением вдавил педаль газа в пол. Дверца водителя захлопнулась, и колымага прыгнула вперёд, оставив позади отчётливые следы горелой резины.
Из ближайших магазинчиков стали выглядывать зеваки, побуждаемые любопытством относительно причин такого переполоха. Из-за угла, лихо войдя в поворот, завизжав покрышками, выскочила патрульная машина.
Старенький «форд» тем временем набрал скорость и устремился в сторону выезда из города, к, сворачивающей под прямым углом в дальнем конце Сильвер-лэйн, Эпл-роад, на которой ещё местами сохранились деревья, когда-то давшие ей название. Но другая полицейская машина уже выехала на перекрёсток и, резко затормозив, заблокировала проезд. Выскочившие из неё копы, прокричав в мегафон приказ остановиться и убедившись, что преступники не собираются подчиниться их требованиям, открыли прицельный огонь. Рыжий выругался, даже не подумав снять ногу с акселератора, но тут в одно из колёс вонзилась пуля. Вильнув пару раз, как пьяный, «форд» выскочил на тротуар и, высекая искры из стен, помчался дальше, сбивая опустевшие столики уличных кафе и поднимая за собой пыльные вихри.
Прохожие разбегались с пути сумасшедшего водителя, укрываясь за деревьями и в магазинах; какой-то мужчина замешкался, пытаясь схватить поставленную до этого на асфальт сумку, и не успел среагировать на приближающуюся к нему смерть. Рыжий чертыхнулся и попытался объехать неожиданное препятствие, но тротуар, отнюдь не являющийся четырёхполосным шоссе, не предоставил ему такой возможности. Беднягу подбросило на капот, где он врезался в лобовое стекло, и отшвырнуло на проезжую часть, оставив лежать там безжизненной сломанной куклой.
От удара «форд» повело в сторону, он задел крылом бетонную тумбу, покрытую культурными слоями афиш и анонсов различных собраний; рыжий отчаянно попытался выровняться, но скорость была слишком высока, а повреждённое управление норовило по-своему распорядиться вверенными ему двумя тоннами стали. Машину занесло, и она влетела в стеклянную витрину магазина одежды, где наконец, признав своё окончательное поражение, замерла в облаке осколков, шарфиков и шляпок.
Рыжий с трудом поднял голову – при ударе его бросило на руль и оглушило, но приближающиеся звуки погони стучали в висках отмеряющим улетучивающийся эфир времени метрономом. Взглянув на пассажирское сиденье, он увидел, что коротышка, потеряв сознание, неподвижно распластался на передней, быстро краснеющей, панели. Ему досталось сильнее: он ударился головой о ветровое стекло, и по его лицу расползались кровавые, смахивающие на племенные, узоры. Рыжий закашлялся и протёр рукой глаза. Схватив катающуюся у него под ногами бутылку и, плеснув коротышке в лицо виски, попытался влить немного ему в рот. Тот замычал, откинулся на сиденье и прерывисто задышал.
– Вставай, копы уже здесь, уходим, быстро!
Отвесив коротышке пару оплеух поувесистей, рыжий наконец привёл его в чувство, но тот лишь моргал и никак не мог сообразить, что от него требуется. Под застывшими взглядами побледневших продавцов и покупателей рыжий выпрыгнул из машины и, опираясь на неё одной рукой, обошёл вокруг. Открыв пассажирскую дверь, он вытащил раненого подельника наружу и прислонил к измятому борту, затем достал свой пистолет и два раза выстрелил в потолок. Находившиеся в магазине люди, опомнившись, исчезли из поля зрения. Достав ещё один пистолет из бардачка он сунул его в руку коротышке.
– Держи крепче и приди, наконец, в себя, ты мне нужен!
Коротышка вцепился в рукоятку протянутого ему «кольта» обеими руками и, покачиваясь, отвалился от искорёженного крыла. Нетвёрдой походкой он побрёл за рыжим в глубь магазина, чтобы попытаться выскользнуть из захлопнувшейся ловушки через запасной выход.
В это время снаружи, визжа тормозами, остановились две полицейские машины. Копы выключили сирены и бросились к торчащему из разбитой витрины «форду».
– Чёрт, в таком состоянии нам не убежать! – зло прошипел рыжий и огляделся по сторонам.
Заметив сжавшуюся за вешалкой с блузками молодую женщину, которая, закрыв лицо руками, сидела на корточках и всхлипывала от ужаса, он подошёл к ней и, вцепившись в руку, заставил встать, не обращая внимания на то, что она вся дрожит и вот-вот упадёт в обморок. Закрывшись живым щитом, он начал отступать к заветному выходу, а коротышка, опираясь на стенку, следовал за ним. Один из полицейских уже карабкался через ослепший, изуродованный «форд», и коротышка несколько раз выстрелил в его сторону. Отдача чуть не заставила его упасть. Поскольку он еле держался на ногах, пули лишь разнесли пару витрин и разбили лампу в примерочной.
Полицейский открыл шквальный огонь, и платья на вешалках заколыхались, словно в них вселились привидения. Остальные гончие, с удвоенной осторожностью форсировав импровизированную баррикаду, спрятались за полками с сумочками и туфлями. Они не спешили: лиса уже попала в капкан, а значит, незачем рисковать, если можно просто дождаться, пока дичь перестанет огрызаться. Время от времени то с одной, то с другой стороны раздавались выстрелы, с потолка сыпались пыль и куски панелей.
Внезапно коротышка закричал и упал, рыжий оттолкнул всхлипывающую пленницу и бросился к нему, но отшатнулся, увидев на его затылке чернеющую глубокую рану. С яростью обречённого он схватил пистолет и стал беспорядочно палить в сторону преследователей. Лишь когда курок защёлкал вхолостую, рыжий отбросил ставшее бесполезным оружие и побежал.
Ему почти удалось скрыться, но, когда до служебного выхода оставались считанные ярды, в облаке пыли за его спиной возник полицейский; опустившись на корточки, он хищно оглядывался в поисках цели, которую тут же и обнаружил. Пистолет в его руке вздрогнул, и рыжий, уже схватившийся за ручку двери, так и не успел её повернуть.
1.2. Солнце закрывает тень
Набивая квартальный отчёт для шефа, Стэнли Брайт то и дело бросал взгляд на стоящие перед ним на столе часы. Зелёные цифры на их электронном табло сменялись, казалось, слишком медленно, нехотя приближая конец рабочего дня.
У «Индра Технолоджи» выдался хороший год, и статистика изобиловала графиками роста продаж и оптимистичными прогнозами. Закончив с разделом внедрения инноваций, Стэнли встал и пошёл налить чёрного кофе, чтобы взбодриться и успеть закончить работу за оставшиеся пару часов. Вернувшись на место, он откинулся на спинку кресла и, попивая небольшими глотками обжигающий напиток, посмотрел на фотографию Изабель, висящую на стенке его кабинки между календарём и расписанием, мысленно обращаясь к ней за терпением и поддержкой.
Он отлично помнил день, когда она была сделана, – солнечный и тёплый выходной в Голден-парке. Они с Изабель прокатились в ландо, запряжённом двумя ухоженными пегими лошадками, которыми правил седой, попахивающий сигарами и пивом, потёртый мужичок с длинными отвислыми усами. Ели мороженое в уличном кафе, гуляли по озорно извивающимся дорожкам под шелестящим пологом умудрённых временем раскидистых вязов, разговаривали и смеялись, по поводу и без, просто оттого, что им было очень хорошо. Проходя мимо пруда в центре парка, они увидели молодого фотографа, энергично предлагавшего всем желающим сделать это мгновение действительно незабываемым. Не устояв перед его напором, Изабель сняла широкополую шляпку с искусственной розой и, встряхнув густыми каштановыми волосами, подбежала к берегу, и теперь её фотография на фоне искрящегося солнцем пруда, с немного взъерошенной причёской и сияющей белозубой улыбкой, неизменно скрашивала время до тех пор, пока он не мог увидеть её воочию.
Допив кофе, Стэнли улыбнулся ей в ответ и, нехотя оторвавшись от нахлынувших мечтаний, занялся бумагами, стремясь поскорее вернуться домой и претворить мечты в реальность.
* * *
Капитан Блэкуотер мрачно грыз зубочистку и читал рапорт сержанта Брогана, иногда хмуро поглядывая на него из-под кустистых, с проблесками седины, бровей.
– Произошедшее на Сильвер-лэйн иначе как бойней и не назовёшь! Подобному непрофессионализму нет и не может быть никаких оправданий! Убиты пять гражданских, ранен полицейский, разгромлен магазин, оба подозреваемых мертвы! Пресса уже наседает на меня, требуя сделать заявление, комиссар в ярости, мэр настойчиво пожелал взять это дело под личный контроль, а у меня есть только вот эта маловразумительная жвачка! Позвонившая в 911 местная жительница сообщила о припаркованном возле китайского ресторана внедорожнике, оказавшемся, согласно номерам, принадлежащим разыскиваемым уголовникам. Пусть они и отмечены в базе как «вооружены и опасны», но прибывшие на место полицейские открыли пальбу в магазине, полном людей! В ходе перестрелки убиты два гражданских, ещё два трупа найдены в китайском ресторане ниже по улице, прохожий, которого сбила машина подозреваемых, умер в больнице. Топорная работа, которая может стоить мне головы!
Выслушивая разнос, сержант переступал с ноги на ногу и хмурился, когда же капитал умолк, вздохнул и, поправив форму, ответил:
– Мы ещё опрашиваем свидетелей, но приблизительная картина уже ясна. Подозреваемые убили владельцев ресторана при попытке ограбления, но их спугнули прибывшие по вызову из соседнего дома патрульные, так как проживающая там старая леди заподозрила неладное, обратив внимание на чересчур долго стоящую рядом, цитирую, «подозрительную машину». Убийцы попытались скрыться с места преступления, но, не справившись с управлением, врезались в витрину магазина одежды, где их и настигла полиция. При оказании вооружённого сопротивления оба были застрелены. Сбитый ими на улице местный турагент был доставлен в окружную больницу, где и скончался от полученных травм. До получения результатов баллистической экспертизы нельзя этого утверждать, но, по предварительному анализу, оба гражданских, погибших в магазине, – продавщица Эмили Стоунбридж и покупательница Изабель Меллоун – пали жертвой преступников.
– Ладно, побыстрее заканчивайте с показаниями очевидцев, и пусть каждый офицер, имеющий отношение к этой вакханалии, предоставит мне собственный рапорт о случившемся. А также проследите, чтобы, как только результаты экспертизы будут готовы, они тут же попали ко мне на стол. И оповестите родственников погибших, а я пока подготовлю вразумительное объяснение для мэра и прессы.
Сержант помялся, как будто собираясь что-то сказать, но лишь кивнул и, молча повернувшись, вышел, а капитан, выбросив изжёванную в щепки зубочистку в урну рядом со столом, уставился на разбросанные по столу бумаги так, словно под ними притаилась ядовитая змея. Он проработал в полиции достаточно долго, чтобы знать, что охватившие его мрачные предчувствия – лишь слабый отблеск приближающейся с пока неизвестной стороны грозы.
* * *
Стэнли вышел из дверей прохладного офиса наружу, и жара окатила его, как горячий душ. Он даже сбился с шага и закашлялся. Остановившись на пару минут, он подставил лицо увядающему солнцу, чтобы немного привыкнуть к кипящему супу городских улиц, прежде чем окунуться в него с головой; протёр глаза рукой, смахнув выступившую испарину, и, достав из пиджака ключи, направился к стоянке.
Невысокий кустарник, служащий одновременно украшением и оградой, устало вздыхал в такт лёгкому ветерку, покачивая сникшими ветками. Стэнли нажал кнопку сигнализации на брелоке, и его «мерседес» S-класса, послушно откликнувшись, разблокировал двери. В салоне Стэнли тут же включил кондиционер и, упав на раскалённое сиденье, нажал кнопку запуска двигателя. Автоматически включилась магнитола, и из неё полилась одна из слащавых песенок-близнецов очередной модной группы быстрого приготовления.
Несколько минут он сидел погрузившись в свои мысли, а затем вздохнул и поехал домой. Мотор негромко урчал, и Стэнли, расслабившись, глазел по сторонам.
Вдруг мимо с рёвом пролетел красный «мустанг». От неожиданности Стэнли вывернул руль и нажал на клаксон. Впрочем, лихой водитель не обратил на это ровном счётом никакого внимания и, проскочив на мигающий жёлтый свет, исчез за поворотом. Высказав про себя всё, что он думает о подобном стиле вождения, Стэнли потянулся к магнитоле: настроение слушать музыку испарилось.
Заметив передвижной киоск с булочками и кофе, он свернул к обочине чтобы успокоиться. Заказав капучино и булочку с маком заправлявшему киоском пожилому мексиканцу, он стал раздумывать о выходных, которые они запланировали с Изабель: поехать в кемпинг на Лазурное озеро, снять домик, жарить барбекю, наслаждаться тишиной, покоем и друг другом.
– Эй, парень, твой заказ!
Кофе и булочка с кунжутом и изюмом стояли на бумажной тарелке на краю прилавка. Даже на такой жаре от стаканчика шёл пар. Не став пререкаться, Стэнли расплатился и сел обратно в машину – перекусить в относительной тишине и прохладе. Отхлёбывая дрянной кофе, он разглядывал уличную суету: проезжающие машины, женщину в майке с эмблемой ирландского кафе и фиолетово-розовыми прядями волос на голове, неспешно прогуливающуюся по тротуару, безликое кирпичное здание на противоположной стороне улицы, спешащую на вызов машину скорой помощи с включенной сиреной, вышагивающего по бордюру разморённого жарой голубя. Наконец, одним глотком допив остывающий кофе, он сжевал последний кусок булочки и, вырулив на проезжую часть, сосредоточился на привычной дороге.
Когда Стэнли выехал на свою улицу, то почти сразу увидел припаркованную у их дома полицейскую машину и прибавил скорости. Предчувствие беды обволокло, как вата, он остановился на подъездной дорожке и медленно, будто выплывая из глубины, вышел наружу, отстранённо слушая приглушённый участливый голос полицейского, сообщавший, что миссис Меллоун убита в перестрелке бандитов с полицией и нужно будет поехать в морг, чтобы опознать тело.
* * *
Утро робко предъявляло свои права на владение Розвиндом: дождевые капли чертили на оконном стекле размытые иероглифы, негромко работал телевизор, приглушённый свет торшера мягко падал на диван из красного плюша и стеклянный журнальный столик с разбросанными по нему газетами и тарелкой с недоеденным сандвичем.
Стэнли находился в состоянии полудрёмы с того самого момента, как полицейский сообщил ему о смерти Изабель. На него как будто накинули пыльный мешок, через который можно с трудом разглядеть окружающее и нельзя свободно дышать.
Нехотя поднявшись, Стэнли выключил телевизор и отправился в душ: наступил понедельник, а значит, пора идти на работу, которую он теперь выполнял совершенно машинально, как скверно запрограммированный робот, делающий слишком много ошибок. Он понимал: если так будет продолжаться, его выгонят, но не мог заставить себя проявить к этому интерес.
Включив горячий, какой только мог вытерпеть, душ, он постоял под ним, чтобы немного прийти в себя, а затем долго растирал всё тело махровым полотенцем, в конце экзекуции почувствовав себя сваренным заживо на обед какому-то людоеду. Вытащил из сушилки линялую майку с изображёнными на ней облезлыми пальмами и надписью «Алоха, приятель!», надел джинсы и кроссовки, снял с крючка около двери связку ключей и вышел в сонный рассвет.
Его внимание не задерживалось на происходящем вокруг. Наверное, даже если бы на дорогу перед ним упал метеорит, он просто объехал бы досадное препятствие. Навалившаяся беспросветная апатия порой удивляла его самого, но лишь так получалось справиться с терзающей душу потерей. Из двух вариантов – не чувствовать ничего или чувствовать, как лава бежит по твоим венам, постепенно сжигая мозг, – он выбрал первый, дабы сохранить рассудок.
На работе он привычно разбирал документацию, поступающую от различных отделов и клиентов, отправляя готовые подборки в соответствующие подразделения. Рутина, до этого утомлявшая, теперь, наоборот, успокаивала, позволяя уйти от реальности в свои мысли, в которых он снова и снова возвращался то в день, когда они с Изабель попали на вечернику по случаю открытия шикарного отеля в центре города и танцевали под разбрасывающими хрустальные брызги света огромными люстрами, пили шампанское и ели изысканные деликатесы, обсуждали наряды гостей и, как школьники, целовались за бархатными портьерами; то в день, когда он сделал ей предложение в одной из прохладных аллей Голден-парка, словно в ажурной колоннаде, сотканной из теней и зелени; она была в простенькой бежевой кофточке из джерси и синих джинсах, но и одежда из золота и шёлка не сделала бы её прекраснее в тот момент, когда она сказала: «Конечно, Стэнли, я согласна».
Но иногда память вытаскивала на свет красную тряпку воспоминаний о том дне, когда он узнал о её гибели, и тогда у него перед глазами снова появлялось восковое, безжизненное лицо, принадлежащее брошенному душой телу, более не имеющему с его любимой ничего общего. В такие дни он был ещё более отстранённым, поглощённый неудержимой злостью к тем, кто готов растоптать любого на своём пути ради денег или развлечения, совершенно не заботясь о причинённом ущербе. Он проклинал не только двух убивших его жену ублюдков, он ненавидел всех подобных им носителей вируса бешенства.
Сегодня настал как раз такой день, и ему приходилось надолго прерывать работу, пока не спадала багровая пелена и не разжимались стиснутые до дрожи кулаки.
Когда на него в очередной раз накатил кипящий прилив ярости, он встал с кресла и пошёл в туалет, чтобы сполоснуть лицо холодной водой. Он с трудом переставлял ноги, видя только просвечивающее через красную вуаль мёртвое лицо жены, а другие работники офиса боязливо перешёптывались у него за спиной, замечая его перекошенное лицо и слыша с присвистом вырывающееся через крепко сжатые зубы дыхание.
Зайдя в сверкающий кафелем и зеркалами туалет, Стэнли на минуту зажмурился и глубоко вздохнул, затем подошёл к отделанной под мрамор раковине, повернул хромированный вентиль на полную мощность и, подставив под ледяную струю голову, стоял так, пока череп не начало ломить, а кровавый туман не рассеялся. Опершись на раковину, он смотрел в зеркало, а вода ручьями стекала с волос и струилась по лицу, смешиваясь с хлынувшими из глаз, как только выдохся охвативший его гнев, слезами. Это приносило некоторое облегчение, как будто концентрат боли растворялся и вытекал из мышц и сухожилий, оставляя внутри лишь блаженную пустоту.
Стэнли закашлялся: оказалось, он не заметил, как перестал дышать. Зажмурившись, он судорожно вздохнул, пытаясь унять боль в лёгких, и схватился правой рукой за грудь. Наконец он медленно открыл глаза, перед которыми назойливыми суетливыми мошками плавали бурые точки, и ещё раз посмотрел в зеркало, откуда на него таращился взъерошенный, мокрый, в измятой потной майке и с застывшим в покрасневших глазах страданием, тяжелобольной человек. Вздрогнув, он попытался хоть немного привести себя в порядок.
Вдруг в зеркале мелькнул расплывчатый образ. Видение продолжалось всего пару мгновений, и Стэнли не смог разглядеть фантом как следует, но ему показалось, что он похож на кадры из фильма ужасов – по границе восприятия прошло существо неправдоподобно ужасное. Дело было не в каком-то одном элементе, а в безупречной совокупности черт, пробуждающих какие-то потаённые древние инстинкты в ответ на неотвратимую угрозу, заставляющую диких животных при встрече с ней замереть и покорно ждать смерти, так как ни бежать, ни сопротивляться больше не имеет смысла. Он попытался закричать, но смог выдавить только сиплый шёпот, не громче комариного писка.
Отшатнувшись в ужасе, Стэнли чуть не упал, но, покачнувшись, всё-таки удержал равновесие. Мысли катались в голове, как разбитые шары на бильярдном столе: сталкиваясь, разлетаясь в стороны и не желая попадать в лузы.
– Видимо, я окончательно лишился рассудка, – сказал он в пустоту, не в состоянии принять увиденное за реальность.
Стэнли начало трясти, его пронзил такой холод, что мышцы свело, и, обхватив плечи руками, он застонал и уставился в пол. Через пару минут его немного отпустило, и, усилием воли ослабив хватку, он судорожно задышал, всё ещё не решаясь снова заглянуть в тьму зазеркалья. Медленно, как приговорённый к эшафоту, он заставил себя поднять взгляд к предательскому стеклу – в слое амальгамы отражался только раздавленный горем, а теперь ещё и смертельно напуганный, человек.
Он уставился на своего зеркального двойника, как будто пытаясь разглядеть за зыбкой серебристой поверхностью какой-то другой мир, но измерений по-прежнему оставалось четыре, и, заставив себя собраться, Стэнли выключил продолжавшую хлестать из крана воду. Не проронив ни слова, он повернулся и направился к своему рабочему месту, не обращая внимания ни на тревожные взгляды, которыми провожали его коллеги, ни на их острожное перешёптывание; отклеил со стены кабинки фотографию Изабель и так же молча вышел на улицу – о возвращении сюда можно забыть, если он дорожит уцелевшими в катастрофе осколками разума.
Как ни странно, приняв это решение он полностью успокоился и начал планировать необходимые для выживания шаги: машину он пока оставит, а вот жильё придётся найти подешевле и там, где его никто не потревожит. Если экономить, сбережений должно хватить на пару лет, и за это время он сможет прийти в себя, а если нет… то дальнейшее не будет иметь значения.
Пока он шёл к машине, ему показалось, что мир изменился: ветер то напевал в ветвях деревьев, то злобно шипел в кустах, воздух, обретя вес, давил на плечи со всей безжалостной мощью атмосферного столба; здания вокруг превратились в лабиринт, в котором люди-мышки носятся по выученному маршруту в поисках кусочков сыра, избегая мышеловок и кошек, что удавалось им не всегда, и тогда последний жалобный писк знаменовал окончание их суеты. Но потом он понял: мир остался прежним, что-то сломалось в нём самом, какая-то важная шестерёнка соскочила с оси, и механизм его реальности начал сбиваться с ритма, скрипеть и грозил вот-вот остановиться.
Он ускорил шаг, а затем побежал. Ему не терпелось поскорее оказаться в тишине и знакомой обстановке, чтобы осмыслить корёжащие его перемены. Руки тряслись, как у заправского алкоголика, и он не сразу смог попасть в зажигание. Когда мотор всё-таки завёлся, ему пришлось сдерживаться, чтобы не нажать на педаль газа со всей силы.
На дороге он пристроился за голубым седаном с парой старичков. Откинувшись на сиденье, наугад включил радио на популярной станции, где диджей с прокуренным голосом лез из кожи вон, перемежая скабрёзные шутки недолгими музыкальными паузами. Стэнли не вслушивался в неиссякаемый поток возведённых в ранг искусства плодов деградации, просто хотел снова почувствовать себя частью привычного мира, начинавшего расплываться в дымке нереальных событий. Истошные дифирамбы2 большим грудям и дешёвому алкоголю сменились аляповатой песней, в которой солист на все лады подвывал сбивчивой атональной мелодии, но Стэнли не пытался разобрать слова: музыка служила лишь фоном его собственным мыслям, которые, словно заевшая пластинка, без конца возвращались к увиденному им в зеркале чудовищу.
Безо всякого интереса он скользил взглядом по проезжающим машинам. На заднем сиденье одной из них Стэнли увидел прильнувшего к стеклу бульдога, казалось, пристально наблюдающего за ним, то ли чрезвычайно заинтересовавшись бликами на капоте, то ли почувствовав окружающую его мрачную ауру. По тротуару куда-то спешила женщина с ребёнком – мальчик в коротких баклажановых шортах и синей майке на два размера больше, смотря под ноги, увлечённо лизал мороженое, а мать целеустремлённо тащила его вперёд, как буксир, выводящий лайнер на рейд.
Впереди загорелся красный свет, и Стэнли, увлёкшийся сопереживанием малышу, которого, как и его самого, влекла куда-то некая сила, едва успел среагировать на остановившийся перед ним седан. Он резко надавил на педаль, и тормоза недоумённо заскрипели, а вокруг послышались гудки разгневанных водителей. Стэнли выключил радио и заставил себя сконцентрироваться на управлении машиной, чтобы случайная авария из-за его погружённости в своё горе не сделала путь домой намного длиннее.
Всю оставшуюся дорогу он внимательно следил за движением и светофорами, хотя это давалось нелегко – на лбу выступили капли пота, а руки так вцепились в руль, что заболели пальцы. Когда он наконец загнал «мерседес» в гараж и вышел наружу, то чувствовал себя пробежавшим стомильный марафон, и настоящим подвигом стало открыть парадную дверь, проковылять до дивана в гостиной и упасть на него совершенно без сил. Как только голова коснулась подушки, на Стэнли упал тяжёлый, не приносящий отдыха сон.
* * *
Они с Изабель гуляли по красивому лугу под безоблачным небом, держались за руки и смеялись. Увидев перед собой холм с одиноким дубом-великаном, они побежали к нему, но, как только оказались на вершине, небо грозно нахмурилось, зарядил ледяной дождь, просачивающийся в каждую пору кожи промозглой липкой изморосью. С другой стороны холма оказалась река, её чёрные яростные воды неистово обрушивались на берег, и он начал подаваться, обваливаясь рваными пластами, исчезающими в раскрывающихся, как голодные рты, бурлящих водоворотах.
Тем временем дождь усилился, и к нему присоединился злой, сбивающий с ног ветер. На ветке над их головами, как ни в чём не бывало, сидел ворон и молча косил то одним, то другим глазом. Холм начал подрагивать, а ветер рыдал и вопил, словно умоляющие о пощаде души грешников. Они упали возле казавшегося незыблемым могучего дерева на колени, в ужасе обхватив друг друга руками.
Холм теперь сотрясался в агонии – река пожирала его огромными ломтями, которые со стоном тонули в бездонных разъярившихся водах. По вершине холма пробежала трещина, и вековой исполин нехотя, цепляясь за землю толстыми, уходящими глубоко в недра корнями, начал заваливаться.
Ворон каркнул и взлетел в небо, но продолжал, сопротивляясь шквальному ветру, описывать вокруг них ломаные круги, зорко наблюдая за происходящим.
Холм тряхнуло, словно под ним взорвалась мощная бомба. Стэнли не удержался на ногах и кубарем скатился вниз по склону, оставив оглушённую толчком Изабель лежать на самом краю воющей пропасти. Из последних сил он встал на четвереньки и пополз наверх, чтобы вытащить её из этого адского хаоса. Он почти дотянулся до её ноги, когда земля обречённо ухнула и стала медленно оседать, погружаясь в огромную раскрывшуюся пасть чёрной, как безлунная ночь, воды.
Замерев, не в силах произнести ни слова, он смотрел, как ярд за ярдом исчезает в ревущем водовороте раздробленная вершина холма с сокрушённым великаном и маленькой безжизненной фигуркой с развевающимися волосами. На мгновение, когда вздыбленные над проваливающимся в бездну хрупким островком, вращающиеся в безумном хороводе стены воды сошлись вокруг погибающей Изабель, время, казалось, замерло: умолк ветер, даже ворон застыл в воздухе, словно отлитый в янтаре, а готовый вырваться крик застрял в горле свинцовым удушающим комом.
На несколько бесконечных секунд всё вокруг остановилось, будто вырванное из лап скаредного времени подкараулившим удачный момент фотографом, а затем, навёрстывая упущенное, хаос сорвался с поводка, и исполинские аморфные горы рухнули в образовавшуюся воронку, поглотив Изабель под рыдания и свист безумного ветра, танцующих джайв3 в обсидиановой, поглощающей любые отблески света рассвирепевшей пустыне водоворотов и его собственный жалобный крик, напоминающий вой одинокого койота, а над всем этим накручивал расплывающиеся в глазах круги зловещий чёрный страж.
Наконец время утомилось и, прервав спринт, вновь перешло на размеренный шаг. Смолк крик, начал стихать ветер, перестала дрожать земля, и только вода, будто вытекшая прямо из адских глубин, бесновалась и рычала внизу.
Ворон прекратил кружить над головой Стэнли и спикировал на уцелевший кусок холма перед ним. Усевшись, он уставился прямо в глаза человеку, и от его взгляда становилось ещё более тоскливо, хотя и до этого Стэнли казалось, что пришитую суровыми нитками к его естеству душу безжалостно, с мясом, вырвали, и теперь она кровоточит и задыхается.