000
ОтложитьЧитал
Я не хотел торопить отца, но пальцы сами набрали ему сообщение: «Па, когда позвонишь?», но ожидание ответа оказалось тягостней. Больная голова уже представила худший ответ: «Сегодня не выйдет», из-за этого я только сильнее себя мучал. Порой казалось, что самобичевание – мой личный сорт кайфа, но удовольствия я от этого не получал, поэтому идея быстро выбросилась на свалку. «Скоро, работы немного осталось», – ответил отец. На сердце отлегло, и я успокоился, затянувшись на кресле очередной сигаретой. Увидела бы мать меня курящего, да еще и дома, то схватилась бы за сердце, но я продолжал делать в укор ей, это стало словно моей миссией: все делать вопреки.
Заиграл телефон. На черном зеркале высветился «Олег». Я сразу же ответил. В голове промелькнула мысль: «Стоит его уже переименовать».
– Как у тебя там дела? – спросил отец. – О чем хотел поговорить?
– Поговорить? Честно, уже и не помню, о чем. О чем угодно, лишь бы закрыть дыру внутри себя. Я здесь уже волком вою от одиночества.
– Игорь, все мы рано или поздно…
– Знаю, – перебил я отца, – но столько всего не сказал ей. Столько ошибок совершил, а мог в любой момент приехать к ней, но нет. Сперва злился на нее, отрицал ее существование в своей жизни, а после было стыдно взглянуть в глаза. Я боялся показаться перед ней тем, кем стал, боялся любого укора в свою сторону. Боялся стать разочарованием. Однажды все-таки купил билет домой, но, оказавшись на вокзале, не смог сесть в вагон. Меня охватил страх, ноги сами отказывались идти вперед, а дыхание сперло до боли в груди. Я был парализован. А когда поезд тронулся, то позвонил матери и сказал, что опоздал, что на следующем мне уже нет смысла приезжать. Мне так стыдно перед ней, стыдно за то, что не мог взглянуть ей в глаза. Такой вот парадокс.
– У всех есть недосказанности к своим родителями, – отвечал мне отец, хоть с ним и говорил через телефон, но в голове воображалось, что он находится рядом со мной. – Мои за меня выбирали всю мою жизнь, лезли в любой аспект. Я бесился, но слушался. То одна невестка не понравилась, потому что нерусская, другая мусульманка, а твоя мама – потому что провинциалка. Они нам жить спокойно не давали, во всем ее упрекали, а меня, что поддерживаю ее. Когда ты родился, отец со мной не разговаривал до самого развода. Он презирал меня за то, что в семью привел такое недоразумение, порочащее всю семью. Мы не выдержали этого давления, поверь, это невыносимо, когда родные люди отказываются от тебя…
– А ты поверь, пап, что я знаю.
– Да, точно, прости меня за это. Твоя мама пыталась уберечь тебя от моей судьбы, но… но. Ты пошел против нее, в то время как я прогнулся под давлением своих.
– Тебе, видимо, это не нравилось, если ты нашел себе более молодую любовницу.
– Ха. Да. Это так. Мне нравился секрет, причем даже не от жены, а от родителей. Это был мой тайный протест им. Конечно, я был сволочью по отношению к семье, но в таких историях никогда не бывает так, чтобы все остались довольны. Только после смерти отца смог полюбить жену и сына. Я не горжусь этим, мне жаль, что не смог сразу распоряжаться своей судьбой сам.
– Жопа, – вдумчивым голосом сказал я. – А что сейчас с бабушкой?
– Да ничего, без отца не такая принципиальная стала, продолжает работать в библиотеке, ей нравится тамошний круг общения. Навещаем друг друга иногда. Она даже спрашивала о тебе, общаюсь с тобой или помогаю чем. Ответил ей как есть. Даже вроде как одобрила.
– А то, что ты меня скрываешь от жены, она никак не прокомментировала?
– Я уже давно ей обо всем рассказ. Разве об этом не говорил?
– Не-е-ет! – Я искренне удивился, ведь мне казалось, что он все так же продолжает жить в секрете. – И как она на все среагировала?
– Она любит меня, так что нормально. Обиженная ходила пару дней, но это так, чисто для показного наказания. Я ей в ноги бросился со всеми грехами, особенно после случившегося с Ваней. Думаю, общее горе нас объединило.
– Как он там кстати?
– Да вроде ничего. Он уже год как в завязке.
– Я рад за него. Откликов никаких нет? Нормально себя после зависимости чувствует?
– Да вроде. Ему невестка со всем помогает, сейчас готовятся к свадьбе. Думаю, она держит его от срыва. Ради нее он старается жить правильно.
– Хорошо, что у него есть цель.
– А у тебя она есть?
– Нету, в этом и проблема. Я все так же блуждаю в пустоте.
– Не думал… – отец тормозил, видимо, подбирал правильные слова, но остановился на прямом варианте: – Может, сходишь к психологу?
– Я ходил, от него стало только хуже. Знаешь, – я думал, что ему стоило говорить, а что нет, – может и причина моего приезда сюда нерадостная, но это как будто попытка все исправить, причем я об этом и не думал. Впервые за долгое время появилось желание жить, решать проблемы, ковыряться во всем. Мне прям хочется во всем участвовать, ко всем лезть и обо всем узнавать. Я столько старался отдалиться от всего этого, что потерял вкус к жизни, а сейчас все не так. Проблемы создают стимул жить. Так что я рад, что приехал сюда, как бы больно ни было.
– Главное, что уже все позади…
– Нет, совсем нет, с каждым днем тут понимаю, что все только впереди. Сегодня приходил следак по делу местного маньяка, а я ему такую лапшу на уши навешал. Теперь даже не представляю, что будет дальше.
– Что ты ему наплел?
– Да самый распространенный стереотип, хотя у самого с детства свое мнение по делу. Мы с другом сами пытали вычислить этого урода, но это все было подростковым бредом. Теперь мне стыдно. Как всегда, сперва делаю, потом думаю. Просто он так внезапно появился и выбесил, что стал лезть в мое пространство. Мудила. Из-за него теперь совесть будет грызть.
– Думаю, будет еще шанс все ему объяснить.
– Надеюсь нет. Совсем не до него.
– Страшно тебе, конечно пришлось. Видел в новостях сюжет про вашего Родищенского палача. Ты ведь застал тот и этот его приход.
– Только тот. С нынешнего приезда сюда никто при мне еще не помер от его руки. Ну-у… Почти никто. Думаю, все уже прекратилось. Тем более в этот раз сдохли те, кто заслуживал.
– Игорь, так нельзя говорить. Никто не должен решать, кто заслуживает смерти, а кто нет. Ты можешь не знать, почему человек стал тем, кем является. Злодеи не выбирают свой путь.
– Я знаю, но в моей памяти сохранились лишь негативные воспоминания о тех, кто погиб недавно. Единственное мое мнение о них: это избалованные деньгами и властью придурки. Из-за того, кем были их родители, они позволяли себе слишком многое, им все прощалось, что еще сильней бесило. Кто-то да должен был их остановить. Без понятия, как их судьба сложилась после моего с ними расставания, но я до сих пор не могу себя не потешить мыслью, что их выходкам пришел конец. Сейчас только подумал, что это главная причина не помогать следаку. Может, наш маньяк делает благое дело. Черт возьми, следак, он представился, а я уже не помню его имени. Червь. Офисный планктон. Прости, пап, что говорю противоположно твоим словам, хоть я с ними согласен, но меня сейчас так распирает от эмоций, а это большая редкость. Я так соскучился по чувствам.
– Я понимаю, – тихо произнес отец на другом конце. У меня прошло ощущение, что он находится рядом.
– Прости, меня правда занесло. Ты мне что расскажешь? Что у тебя нового? Что планируешь?
– На работе полный завал, одна проверка за другой. Везет только, что в отпуск ухожу, а то от духоты и высоток задач мог бы уже выйти в окно.
– Поедете куда-нить?
– Обязательно. Надо съездить обмакнуться хоть на море. Я больше года нигде не плавал, уже мышцы забыли о таком виде нагрузки.
– А я тут запланировал на местный завод устроиться, кстати. К старому знакомому. Надеюсь, поможет от ежедневной тоски.
– Любое занятие полезно для психики.
– Ага, особенно для Родищенского палача. У него самое полезное занятие.
– Завязывай паясничать, тебе не идет. Ты давно не ребенок.
– Ну, па-а-ап!
– Ладно, давай прощаться. Смотрю, у тебя хорошее настроение. Я-то думал, ты там в депрессии очередной.
– Можно радоваться и с разложившейся психикой.
На том конце замолчали. Это был бессмысленная тема для разговора, и я ни в чем не обвиняю отца, ведь сам не знал, что на это ответить.
– Ладно, ты прав, пора заканчивать наш разговор.
Счастье – что это слово значит? Я и правда забыл. Давно у меня не было таких легких разговоров, особенно с родными. С матерью диалог проходил сухо, с моей стороны из-за коротких предложений, а с ее с длинными и утомительными рассказами о своей жизни. Сколько я потерял, не отвечая на все это взаимностью. Я сам себя заключал в ненужные рамки, которые сдерживали мои эмоции. Однажды мне хотелось с ней поделиться личным, рассказать о своих проблемах с учебой. Мне требовалось высказаться, слезы сами напрашивались, но я посчитал это лишним: тратить свои силы и ее переживания за меня.
Зачем? Я для чего-то оберегал себя и ее, но до сих пор не знаю зачем. Мои внутренние демоны ведомы моими сомнениям, которые, как говорят психологи, исходят из детства, все ответы надо искать там. Проблема в том, что все размыто: младенческие годы отсутствуют в моей памяти, школьные легкие насыщенные и монотонные, а студенческие разгульные и шумные, а после – неинтересная тянущая пустота. Жизнь словно гоночный кар, мы быстро разгоняемся, но тормозной путь получается длинный и блеклый.
Даже приход Червя оставил приятный осадок, какой бы ужас за этим ни таился. Возмездие. Годы унижений, что я прошел, наконец-то воздались. Мир не заслуживал ни одного из моих обидчиков, как они не заслуживали этот самый мир. Странно, что так поздно об этом узнал, словно было табу на разглашение имен жертв Родищенского палача, с другой стороны, последние годы прошли для меня в забвении. Не понимал только, почему Родищенский палача во второй раз становился частью моей жизни.
Глава 8
Смерть последователя Церкви Истинного Бога прошла тише, чем предыдущие три жертвы до него. Парень был не таким значимым для Родищенска, не занимался важным для общества делом. Очередная серая мышь среди кучи похожего мусора, проживающего на дне Нижнего. Никому до нас не было дела. Никому не было дела до меня и Кулака, нашедших тело очередной жертвы Родищенского палача. Наши родители пытались с нами поговорить, но кроме неловких пауз ничего не выходило. Кулаку мертвое тело было безразлично, я даже завидовал ему, ведь со мной все наоборот. Он, в отличие от меня, навидался жестокости на улицах Нижнего, а я кроме мордобоя на старом стадионе ничего и не видел. Бой стенка на стенку для меня был спортивным зрелищем, добровольным для участников, красивым и изящным, но насилие против воли жертвы стало шоком.
События того лета меня выбили из эмоционального равновесия, мои мысли не могли сконцентрироваться на одном несчастье, они прыгали пинпонговым шариком друг от друга, вызывая букет чуждых для меня чувств.
Полиция ни о чем нас не спрашивала: то ли им было все равно на мнение детей, то ли уже давно плюнули на все это дело с Родищенским палачом. Все для всех было нормой. Зато моя мать не могла усидеть на месте, постоянно причитала что-то в духе: «Я же говорила». Запретила мне выходить из дома, чтобы со мной ничего не случилось. Конечно, мой возраст позволял ее ослушаться и делать что вздумается, но после такого потрясения волновать ее не хотелось. Несколько дней после случившегося она каждый день выпивала успокоительное, жалуясь, что сердце ее не выдержит, что меня скорей надо увозить из этого опасного города. Мне хотелось ей рассказать про желание поступать в Москву, но боялся. Было страшно представить, как она отреагирует, но момент подвернулся. Когда прислали результаты ЕГЭ, оба обрадовались высоким результатам, и это был мой ключ в любой престижный ВУЗ. Я аккуратно в разговорах с мамой подводил к тому, что это мой шанс прыгнуть даже выше, чем мы планировали. У мамы снова возникали сомнения и опасения. Москва – большой и страшный город, там со мной может произойти что-то хуже, чем дома, но впервые мои доводы убедили ее, ведь она больше всего желала, чтобы я выбился в люди, чтобы не горбатился и не губил свое здоровье на заводе. После этого она в целом мягче относилась к последним событиям: к ссоре с сестрой, к новости об отце, о найденном мной мертвом теле. На мой вопрос: «Можно ли пойти на улицу?», спокойно отпустила, уже меньше переживая за меня.
Первым делом я направился к Кулаку, чтобы уже вживую, а не по переписке обсудить последние новости.
– Идем на наше место, – произнес он, разворачивая меня рукой в нужном направлении.
– А нам разве можно там находиться? – запаниковал я. – Как-никак место преступления.
– Чего? Что за бред! Кому сдался этот пятачок. Меньше кино смотри, там обо всем врут.
– Ну мало ли. Мы же всего не знаем.
Кулак лишь скорчил противную рожу на мои слова.
– Знаю, что говорил, что мне пофиг, но одна мысль меня замучила. Хочу с тобой обсудить.
– Выкладывай тогда, нам необязательно идти к реке.
– Я… – Кулак замялся, пытаясь ответить. – Я не уверен, что готов это на улице обсуждать. Тут такой вопрос…
– Какой? Чего ты мнешься, как девчонка. Ты так никогда не делал. В чем дело? – Я остановился, чтобы показать свою уверенность в давлении на него, но понимал, что со стороны выглядел смешно.
– Кажется, я знаю, кто это все делает…
– Ты угораешь, что ли?! – О чем идет речь, несложно было догадаться, самым важным событием того лета стало столкновение с Родищенским палачом, поэтому с легкостью можно было догадаться, о чем пойдет речь.
– Нет. Я правда так думаю.
– Кто?! – Я собрался уже развернуться, так как для меня это была бессмысленная погоня. Меньше всего хотелось столкнуться в живую с Родищенским палачом, мое будущее было для меня важней бессмысленных теорий Кулака.
– Идем на место. Прошу. Я там все объясню. Здесь я боюсь, что кто-то услышит и не так поймет.
– Я уже ничего не понимаю. И я никуда не пойду пока не скажешь, что ты нашел.
– Боря. Я почти что уверен, что это он. Идем! Пожалуйста, я все объясню там.
Эта новость уже меня заинтриговала, так как в ней был замешан мой знакомый, мой друг. До этого было страшно влезать во всю эту историю с Родищенским палачом, потому что мне оставалось до побега из Родищенска не так много, и влипать в такое опасное приключение совсем не хотелось, хотя для самого самым опасным за все детство было пройти по замерзшей реке, и то эту затею я загубил, провалившись под лед через пару шагов, благо со мной были Славик и Кулак которые мигом под руки меня вытащили обратно. Все то же самое происходило и с версией Дрона – он затягивал меня в очередное рискованное приключение.
На своем пути к пяточку у реки мы не могли обойти церковь и дом Бори, внутри меня защелкала секундная стрелка, ведь если верить Кулаку, то наш общий друг был маньяком-убийцей. Я, как хранитель его тайны, могу стать следующей его жертвой. Перед глазами снова возник убитый паренек, отчего голова закружилась и захотелось выплюнуть наружу все свои органы.
Приближаясь к церкви, Андрей замедлил шаг, я хотел обратного, поэтому лишь дернул его и указал, что надо быстрее идти. Он кивнул головой в сторону ворот – там стоял отец Феофан и общался с седовласым мужиком, но не они привлекли наше внимание, а девочка, которая, как и ее спутник, была полностью седая.
– Кто это? – спросил у меня Кулак.
Я готовился ответить: «Не знаю», но, подойдя поближе, разглядел собеседника отца Феофана.
– Это Писцов! – полушепотом, но восторженно произнес я. – Глава Церкви Истинного Бога. Его последователя мы нашли.
– Откуда ты знаешь?
– Телевизор надо смотреть, а не отнекиваться, что там неправда одна, – передразнил я недавние слова друга.
Мы не успели подойди к воротам церкви, как Писцов пожал руку Отцу Феофану и направился вместе с девочкой к нам навстречу. Только вблизи я разглядел ее. Передо мной был маленький ангел, чья улыбка в мою сторону испарила все беспокойства внутри. Она была младше нас на пару лет, в ее глазах читалась неподдельная радость от жизни, как будто с ней не случалось ничего страшного. В глубине закралась скрытая зависть, я многое хотел отдать, чтобы так же смотреть на мир без призмы боли и разочарования.
– Здравствуйте, Отец Феофан, – игриво, в свойственной ему манере, затараторил Андрей. – Что-то случилось? Чего приходили эти неверные?
– Здравствуйте, ребята. Да ничего страшного, спрашивали про парнишку, что нашли недавно. Хотели узнать, из-за чего Борька с ним ругался.
– И что вы ему ответили?
– А что я могу ответить? Он мной так воспитан: дом Господин надо защищать. Все остальное инакомыслие. – Отец Феофан провожал Писцовых презрительным взглядом, каким одаривают нежеланных гостей. – А вы к Борьке? Он не выйдет. Наказан за свое поведение. Надо быть сдержанней и не сквернословить, даже в угоду Господу.
Мы обменялись последними новостями, после чего попрощались с Отцом Феофаном и направились на берег.
– Если все это правда, то Отец Феофан в курсе? – спросил я.
– Не знаю, но он меня пугает не меньше.
На нашем пяточке никого не оказалось. Из напоминания о случившемся была лишь затоптанная вокруг земля: службы спасения после звонка Кулака слетелись по щелчку, пытаясь быстрее со всем покончить. Зачистка в Родищенске проводилась оперативно.
– Андрей, так почему Боря?
– Я… я же не раз у него бывал… больше всех же с ним общаюсь… никто другой… он просто не видит разницы, мы все для него скот, а что делают с больной скотиной? Убивают. Все эти люди для него больны, если они не видят той же истины, что и он. Он считает неверие болезнью.
– Андрюх, ты несешь откровенную чушь. Вслушайся в свои слова. Бред же.
– Нет! Подожди. Дай мне все объяснить, но я правда знаю… пытаюсь найти правильные домыслы, но это не так просто. Ты не был так близко к нему. Он давно отделился от нашего мира. Я сильно за него переживаю, ведь он не плохой человек, даже хороший. А главное – он мой друг. Просто все дело в его воспитании. Ты же слышал отца Феофана. «Дом Господин надо защищать». Представь, что ты эту чепуху слышишь каждый день.
– Есть множество православных семей, и что, в каждой из них растет маньяк?
– Нет. Нет. Нет. Иош, ты меня не понимаешь никак…
– Ты так объясняешь…
– Знаю! Но… Посмотри на нас. Мы результаты воспитания наших родителей. Мы бы не были теми, кто мы есть, если не они. Все хорошее и плохое в нас происходит из детства.
– Это из учебников по психологии, что читают мои одноклассницы?
– Твои одноклассницы ищут эту истину, а я к ней пришел сам. Чувствуешь разницу?
– Нет. Чувствую только фальшивый пафос, а ответа на вопрос «Почему Боря?» так и не услышал. Если у тебя нет весомых объяснений, то я тогда пойду. Я хотел с тобой отвлечься от произошедшего, завидовал твоему бесстрашию, а ты сам утонул в поисках ответов. Прости, что не понимаю тебя.
– Я был на пьянке Отца Феофана и Отца Михаила. И остался на ночь у Бори, но его отец позвал нас присоединиться. Сперва все было культурно, пока отцы пили, мы с Борькой пировали на славу. Проблемы начались, когда отец Михаил перебрал, он учил отца Бори, как правильно распоряжаться пожертвования, как денежные приходы отмыть и пустить на свое благо. Я в тот вечер Борю впервые увидел таким злым, он же и так детина немаленькая, но когда злится… страшно, хотя ты и сам видел на днях. Весь покраснел, похож был на быка, а в глазах огонь. Я думал, что он порвет Отца Михаила. Мы с трудом его осадили. Боря не хотел верить в такое отношение к вере, так легкомысленно распоряжаться тем, что преподношено Господу. И когда мы столкнулись с ним у ворот, я снова увидел тот взгляд, того самого разъяренного Бори. Я боялся, что он натворит глупостей и просто придушит этого инакомыслящего. И когда я выловил тело этого парня, то сразу обо всем этом подумал. Это точно был Боря. Та училка, что умерла первой, это же его учительница, а он ее ненавидел за то, что она смеялась над его верой. Его же Отец Феофан из-за этого забрал из школы на самообучение. Он боялся за своего сыночка. Или боялся, что он натворит.
– А Шпаров?
– А что Шпаров? Он чуть ли не каждый день вещал по телевизору, что не допустит строительства храма, что населению необходима новая больница. Боря же не понимал и этого, считал, что молитва способна вылечить от любого недуга и сила этого благословения связана с количеством приношений Господу. Все его жертвы разложены были перед ним. Такому детине ничего не стоит стукнуть любого по темечку.
– А стигматы?
– Не знаю, но думаю, что он видит в этом некий божественный смысл.
– Андрюх, это не может быть правдой…
– Знаю, но это так. Нам надо его уговорить остановиться.
– Что? Мы должны его сдать ментам, если это правда.
– Он наш друг. Жертва воспитания и окружения.
– Ты сбрендил. Я пас. Я не ввяжусь в это спасение душ. Люди не меняются. Взгляни на наших родителей. Они те же, что и десять лет назад.
– Но они прошли путь, чтобы стать такими.
Я уже не слушал его, махнул на прощанье рукой и двинулся прочь с берега. Кулак проматерился мне вслед, что не слушаю его. Домой я идти не собирался, там ждала меня одиночная камера, поэтому выбрал блуждание по улицам Нижнего. Кулак не остался на пятачке, а последовал за мной, но на расстоянии. Я не пытался от него сбежать, догадывался, что это бездумное следование без каких-либо намерений. Неважно, что Кулак мне наговорил, я доверял ему и знал, что он не навредит. Мне же необходимо было все обдумать, ведь все, что он рассказал, имело место быть, но я не хотел в это ввязываться. Это не моя проблема. Да и Боря же был не таким значимым другом для меня, а после уезда в Москву я забуду о его существовании, он лишь станет далекой тенью моего прошлого.
На улицы Нижнего в жаркий летний день народ повылазил из своих домов, матери с детьми, ребятня на велосипедах, пенсионеры на лавках. Каждого второго я знал, с каждым приходилось здороваться и перекидываться стандартными фразами в духе: «Как дела?», «Как ваше здоровье?», «Неплохая сегодня погодка». Мимо промчалась скорая без мигалок. Люди вокруг устремили свои взгляды за машиной, но не оторвались от своих повседневных занятий, лишь когда медики остановились в конце улицы, все прекратили следить.
Ноги меня сами вели к скорой, даже не из любопытства, просто чтобы внимание отвлеклось на что-то иное, помимо моих проблем.
У дома, где остановилась скорая помощь, уже стояла полицейская машина. Скорей всего очередная разборка и необязательно криминальная, возможно, семейная ссора. Одно от другого было неотделимо. Приблизившись к скорой, я увидел Славика, крутившегося между машинами из стороны в сторону. Обветшалый, наклоненный ветром дом был мне незнаком и, насколько мне было известно, никак не относился к Славику. При этом скорая помощь стояла уже на заваленном и заросшем травой заборе. Только поравнявшись с техникой, Славянов увидел меня с Кулаком.
Он заметил на наших лицах возникший вопрос: «Что происходит?» и открыл уже рот, чтобы ответить, но врачи из дома выносили тело Шпаги. Как и дом, его кожа была облуплена, глаза запавшие, а кости резали взгляд. Только от его вида внутри пробежался холодок. Очередная смерть, очередная внезапность. За свою жизнь я привык к смерти от старости или болезни, даже от нелепой случайности или несчастного случая, но за последние дни уже второе мертвое тело меня шокировало, только недавно видел в них жизнь, желание действовать, мыслить, но никак не умирать.
– Эта была его последняя доза, – полумертвым голосом, словно на похоронах, произнес Славик.
– А вы этой дряни радовались, – с язвинкой произнес Кулак. – В жопу такие развлечения, надеюсь, из этого извлечете урок.
– Дрон! – выпалил я. – Заткнись уже! Наш друг умер!
– Он? – Андрей указал на Шпагу. – Какой из него друг? Полрайона подсадил на наркоту. Таких тварей не должно быть жалко.
– А жалеть Родищенского палача нормально? – произнося эти слова, я с трудом сдерживал желание врезать Кулаку в челюсть. Меня тошнило от его противоречивых взглядов: желать помочь маньяку, но не пожалеть дилера. Возможно, двулик был и я, это зависело от точки зрения, но перед телом Шпаги распинаться о взглядах на правосудие не хотел. Ни я, ни Кулак не судьи, а лишь сторонники своих позиций. – Могу чем-то помочь? – обратился я уже к Славику.
– Нет. Я даже не представляю, кто его будет хоронить.
– Захоронят, как бомжа, на краю кладбища.
– Дрон! – возмутился Славик. – Никто не просит тебя тут находиться.
Кулак ничего не ответил, а лишь с оскорбленным видом развернулся и пошел в обратную сторону.
– Иош, ты не обязан здесь быть. Шпага был моим другом, так что я пойму, если ты уйдешь.
– Да, пожалуй, я пойду, не хочу перед матерью снова проштрафиться. Она не поймет, если буду рядом с мертвым дилером.
Славик на это лишь кивнул, а другого я и не ожидал, все равно не представлял, чем мог ему помочь в сложившейся ситуации. Все-таки Леха был призраком в моей жизни, незначительным отголоском, из-за чего я себе давал команду не переживать, но у меня не выходило. Те эпизоды, что связаны с ним, отчетливо отпечатались в сознании. Он куда больше давал пищи для размышлений, чем любой пьяный взрослый. Возможно, это связано с тем, что он был нашим ровесником и поэтому пройденный им путь был для нас наглядней, чем советские годы наших родителей.
Я продолжал блуждать по улочкам Нижнего. В этот раз за мной Кулак не увязался, чему был несказанно рад. Уже раздражало его мельтешение на фоне, тем более у моего организма был определенный запрос, который Андрей не оценил. Мне чертовски сильно хотелось курить, отпустить свое сознание приятному дыму и затеряться уже в пустоте. Мысли о Боре и Лехе только навалились на старые проблемы, отчего в голове создавалась неприятная тяжесть. Когда стало еще неприятней, я чуть ли не бегом двинулся в сторону дома Мансура, к нашей заначке. По пути опустился под мост, чтобы не разминуться с другом, вдруг он уже там, но кроме молодняка, балующего бросанием камней по воде, там никого не было.
Оказавшись в подъезде, где живет Мансур, я бросился к забытому почтовому ящику, но он оказался пуст. Ни сигарет, ни зажигалки, ни «курительных трубок» там не оказалось. Вариантов было немного: либо все забрал Мансур и пошел курить за гаражи или к заброшенной местной постройке, либо нашу заначку раскрыл кто-то другой. Сперва я решил подняться наверх к квартире своего друга, проверить, дома он и знают ли родители, где он.
– Здравствуй, Игорь, – встречала меня на пороге тетя Эля. – Заходи, Мансур у себя в комнате. – Мне даже не пришлось спрашивать, лишь слегка приоткрыв рот, на выдохе произнес: «Здрасти». – Сегодня ему досталось от отца. Нашли его заначку внизу. Небось ты с ним тоже курил? Да, Игорь?! – Она с укором посмотрела на меня, а я ничего умнее удивленного выражения лица не придумал и тем самым сам себя заложил. – Матери позвоню… – она ожидала моей реакции, но ее не было, лишь принятие обстоятельств. – Ладно, вы уже взрослые, будете дальше самостоятельно принимать решения. Впереди студенчество, а там немало пороков.
Такое наставление меня даже вдохновило, звучало весьма оптимистично, а именно оптимизм мне требовался после последних событий. Конечно, знакомство с новыми пороками – это не так весело, но свобода выбора и уже отсутствие контроля родителей меня устраивало.
Мансур сидел за компьютером в наушниках, которые были больше его головы. Он не замечал меня, настолько был увлечен игрой. Я без всяких осторожностей подошел к нему за спину и постучал по наушникам.
– К вам можно? – высоким голосом проговорил я.
– О! Игорек! Ты здесь. Ща, катку закончу.
– Не спеши. Я пришел к тебе по делу, но уже понял, что все накрылось.
– Да, батек сегодня устроил мне. Думал уже, как в детстве, выпорет, но обошлось только нравоучениями. Видно, я давно уже не ребенок.
– Твоя мать тоже так сказала. Это наше решение. По сути правильно, дальше они нам не указ. Больше они за нас не в ответе. – Я вальяжно завалился на диван в комнате Мансура, который служил кроватью для него. – Тебе пришли результаты то по ЕГЭ?
– Да. Уже все подал по ВУЗам.
– В Москву? – Мансур лишь кивнул на мой вопрос. – Я вот тоже решил, что туда.
– Чего?! – Мансур от восторга оторвался от игры и посмотрел в мою сторону.
– Не смотри так на меня. Тебя сейчас там убьют. Ну вот, убили.
– Да хер с ним. – Мансур лишь махнул рукой на игру. – Ты чего надумал? Ты же не собирался в столицу.
– После найденного трупа решил: ну его нахер, не хочу больше с таким сталкиваться. Надеюсь, в Москве будет поспокойней. Я устал от этой дыры. Здесь у меня просто не будет никакого будущего, стану обычным среднестатистическим работягой на минималку. Нахер. Не хочу.
– Братан. Это клево. Не придется терять друг друга из виду. Будем в общаги друг другу ездить, да и вообще собираться. Столица будет нашей.
– Я тут думал на этот счет. Может объединимся с Владиком и снимем одну хату на троих? Вроде Вячеслав Николаевич обещал подсобить по этому вопросу. Так что заживем.
– Владик? Это плохая идея, Игорек. От него жди беды. Как будто ты его не знаешь. Маленький дьяволенок. Ведь постоянно будут тусы без конца. Сам вдумайся. Я люблю отдохнуть, покутить немного, но с ним не будет остановок. Я об учебе еще молчу. Не-е-ет, Игорек. Это не то чтобы плохая идея, она никакая, даже рассматривать не хочу.
– Ты преувеличиваешь, не будет все так плохо. Нас двое, а он один, мы перевесим его разгульную жизнь.
– А если он будет козырять своим отцом?
– Не вариант, мы будем ему нужны не меньше.
– Ты ему будешь нужен, а не я.
– Мальчики! – прозвучал зовущий крик тети Эли, от которого я вскочил с дивана. – Чай готов, приходите.
– Все будет пучком, Мансур, я все устрою. Просто подумай получше об этом предложении. Я постараюсь уже на днях подойти и к Владу с разговором, думаю, он тоже обрадуется моему решению.
Мансур за время чаепития сменился в настроении несколько раз, при чем расстроенное задумчивое состояние выпадало на момент, когда он смотрел на меня. Я понимал его опасения, ведь тоже боялся тех же проблем с Владиком. Все те доводы, что озвучивал, предназначались в первую очередь для меня, а не для Мансура, а без них я боялся пропасть в Москве, что столица меня засосет. Так часто говорила моя мама, что люди, перебравшиеся в столицу, рано или поздно пропадают в местной суматохе. Я осознавал, что это обычные стереотипы для провинции.
– Готов к завтрашнему выпускному? – обратилась ко мне тетя Эля, чем меня застопорила, ведь я уже забыл совсем о выпускном. Все мои мысли были заняты готовящимся побегом из родительского дома.
– Конечно, готов. Завтра последний раз, когда собираемся всем классом, а дальше нас раскидает, даже не представляю, как мы сможем в будущем снова все собраться. Хотя я только расстроюсь, если это случится.