Этот роман является художественным произведением. События, имена, название факультета университета – вымышленные. Все совпадения случайны.
Старое здание бурого цвета, пристанище боли…
Томас Харрис
© Грановская Е., Грановский А., 2013
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо, 2013
Глава 1
1
Мария шла по узкому каменному коридору, вслушиваясь в шорохи… Где-то капала вода. В памяти возникли слова старой, полузабытой песни:
Поворот. Коридор. Эхо мечется в сводах
И дробится в пролетах…
Отче, давший мне душу,
Отпусти мое тело на волю!..
Впрочем, воля Твоя…
Отче? Похоже, в это место он даже не заглядывал.
Пряча за усмешкой страх, Мария двинулась дальше. В центре коридора скопилась вода. Мария переступила через лужицу и двинулась дальше. Воздух был сырой и затхлый. Помимо сырости, пахло живым существом. Да, тьма, вне всякого сомнения, была живой. Казалось, все вокруг пронизано некими вибрациями. По коже Марии пробежали мурашки.
На одной из стен тускло светились буквы граффити, намалеванные флуоресцентной краской:
ЖИВУ В ПАДВАЛЕ ОБРАЗ ТВОЙ ХРАНЯ ИСУС ПРИДИ И ЗАБИРИ МИНЯ!
Раздался страшный, угрожающий звук. Рядом никого не было, но Мария слышала – рычит собака. Может быть, притаилась сзади? Мария стала медленно поворачиваться. Было очень темно, но это не помешало ей увидеть смутные очертания огромного пса.
Зверь угрюмо смотрел на Марию мерцающими во тьме глазами. Шерсть на загривке хищника встала дыбом, из пасти вырвалось глухое рычание. Даже через разделявшие их два метра Мария ощущала исходящий изо рта животного мерзкий запах.
– Тихо, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и не дрожал. – Я тебя не трону.
Подождав немного, осторожно двинулась дальше, с опаской поглядывая на зверя. Мерцающие глаза продолжали пристально следить за ней. Круглая голова медленно поворачивалась. За окном сверкнула молния, и в ее неверном свете Мария увидела, что глаза зверя затянуты мутной пленкой. Пес был слеп.
– Хорошая собачка… – пробормотала Мария осипшим голосом.
Свернув за угол, она попала в относительно светлую часть коридора. На каменных, замшелых стенах замка догорали берестяные факелы. Их тусклого света едва хватало на то, чтобы осветить часть стен и пол.
Мария услышала в отдалении чьи-то голоса. Сердце ее забилось быстрее, она на несколько секунд остановилась, чтобы перевести дыхание и успокоиться.
«Спокойно, – сказала она себе. – С тобой ничего не случится. Ты ведь помнишь, что все это – лишь сон, не правда ли?»
Утешение подействовало слабо.
По ногам потянуло сквозняком. Мария опустила взгляд и только сейчас увидела, что ноги ее босы. Едва она осознала это, как тут же по ее ступням к бедрам и паху поднялся мертвенный холод, заставив Марию содрогнуться и зябко повести плечами.
Факелы на стенах догорали. Еще немного – потухнут совсем. И тогда надежды найти девочку не останется. Да и самой ей уже отсюда не выбраться: в темноте дорогу назад не отыскать.
– Помогите, – донесся до слуха Марии сдавленный, слабый голос. – Помогите мне…
Похоже, это она.
Мария двинулась на голос и еще издали увидела черную дыру погреба. А прежде чем увидеть, почуяла прохладное, гнилостное дыхание земли.
Мария встала на колени перед дырой и осторожно заглянула вниз. Темнота была настолько плотная, что она ничего не увидела. Но девочка явно внизу.
– Пожалуйста… – позвал ее снизу детский голос. – Спасите меня.
Мария вцепилась пальцами в осклизлые каменные края дыры и вгляделась во мрак.
– Ты цела? – спросила она.
– Спасите меня…
– Потерпи еще немного. За тобой придут.
Мария отшатнулась от дыры и поднялась на ноги.
– Пожалуйста, не уходите! – крикнула снизу девочка.
Мария вздрогнула и быстро огляделась. Потом слегка наклонилась над дырой и сказала:
– Перестань кричать. Я ухожу, но вернусь с подмогой.
– Не уходите! Пожалуйста, не уходите! Он убьет меня!
– Кто – он? Ты знаешь, как его зовут?
– Его зовут Тусклый. Но, думаю, что это не настоящее его имя.
– Ты видела его лицо?
– Нет. Он носит маску. Вы спасете меня?
– Все будет хорошо.
– Не бросайте меня…
Девочка внизу заплакала, но Марию ее слезы не остановили. Она повернулась и двинулась обратно. Перед тем местом, где встретила зверя, Мария замедлила шаг. Что, если пес все-таки бросится?
Зверь стоял там же и, завидев Марию, снова глухо зарычал. Он почувствовал ее страх. Если ей не удастся взять себя в руки, тварь бросится на нее и разорвет на куски.
Мария зажмурила глаза и мысленно досчитала до десяти. «Главное – не бояться, – сказала себе она. – Не бояться и не оглядываться. Скоро я проснусь, и все будет хорошо».
Она снова открыла глаза. Проговорила жестко, сжав кулаки:
– Пошла прочь, тварь. Прочь, пока я не свернула тебе шею!
И двинулась на зверя. Тот заскулил, попятился назад.
– Вот так, – властно проговорила Мария.
Она прошла через черный холл и вышла на улицу.
Во дворе горел костер. Перед костром, на большом круглом камне, сидела, сгорбившись и закутавшись в плащ, человеческая фигура. Было ясно, что это мужчина, но лица его Мария не разглядела.
«Он меня не видит, – сказала она себе. – Не должен видеть. Это – мой сон, и законы здесь устанавливаю я».
Затем бесстрашно двинулась дальше.
Человек у костра насторожился. Секунду прислушивался к тишине, затем медленно повернул голову в ее сторону. Мария остановилась и прижалась спиной к каменной кладке стены.
– Кто здесь? – хрипло спросил мужчина, вглядываясь в темноту.
Что-то хрустнуло под ногой Марии, и сердце ее обмерло. Мужчина еще несколько секунд вслушивался, затем снова повернулся к костру и продолжил смотреть на огонь.
«Он меня не слышит», – поняла Мария.
Подошла к калитке и обернулась, чтобы взглянуть на табличку, прибитую к каменной стене. Теперь она знала адрес.
2
Мария открыла глаза. Сидевший напротив нее лысоватый, стареющий мужчина сдвинул брови.
– Наконец-то вы проснулись. Как вы себя чувствуете?
– Паршиво, – ответила Мария, шевельнула руками и поморщилась от боли – руки, лежавшие на подлокотниках кресла, затекли.
– У вас кровь, – сказал мужчина.
– Да, я знаю.
Она взяла со стола платок, обмакнула его в тарелку с холодной водой и приложила к носу. Все как всегда. Когда-нибудь эта работа убьет ее. Но, скорей всего, еще не скоро.
Сидевший рядом с лысоватым мужчиной импозантный красавец в дорогом костюме хрипло спросил:
– Вы что-нибудь видели?
Мария перевела взгляд на него и сказала:
– Ваша дочь жива.
Мужчина облегченно вздохнул, но тут же снова подался вперед, взволнованно спросил:
– Где она? Где моя дочь?
Мария отняла платок от носа и взглянула на алые пятна крови.
– Ее держат в погребе, в заброшенном доме, – ответила она. – Номер дома я рассмотреть не успела, но название улицы помню – проспект Лермонтова. В Москве осталось не так много частных домов, и найти его будет несложно. Человек, который ее похитил, называет себя Тусклый. Поищите по картотеке; может быть, что-нибудь найдете.
Лысоватый мужчина достал из кармана мобильный телефон и быстро набрал номер.
– Алло, Витя… Майор Самарин беспокоит… Срочно высылай группу на проспект Лермонтова. Нам нужен частный дом, номер неизвестен. Повтори… Да, все верно. И напряги Борисова – пусть поищет в базе данных человека по кличке Тусклый. Ну, и производные от этого… Да… Да, именно так.
Пока майор Самарин говорил по телефону, отец девочки смотрел на Марию.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он.
– Паршиво, – повторила Мария. – Но знание о том, что вы хорошо мне заплатите, поможет справиться с недомоганием.
– Если мою дочь найдут, я – ваш вечный должник, госпожа Варламова, – тихо сказал мужчина.
Майор Самарин отключил связь и убрал телефон в карман.
– Группа выезжает, – сообщил он. – Мария Степановна, хотите поехать с нами?
Она отрицательно покачала коротко стриженной головой:
– Нет. Мне там делать нечего.
Мужчины поднялись с дивана. Мария осталась в кресле. Она никогда не провожала гостей до двери. Слишком хлопотно и долго.
Когда дверь в прихожей хлопнула, Мария вздохнула и откинулась на спинку кресла. На лице ее появилась болезненная гримаса. Теперь она могла быть сама собой. Стареющей тридцатичетырехлетней женщиной, испытывающей почти беспрестанные боли.
Взгляд Марии скользнул по костяному набалдашнику трости, торчащему над подлокотником кресла, затем двинулся дальше и остановился на старом трельяже. Из зеркала на нее смотрела худощавая, бледная женщина. Короткая «мальчиковая» стрижка. Непропорциональное лицо. Сухие губы. Ни один мужчина на свете не нашел бы это лицо привлекательным.
Мария отвернулась от зеркала и протянула руку за сигаретами и зажигалкой.
3
Неделю спустя
– Проходите, – сказала Мария и посторонилась, впуская гостью в прихожую.
Та вошла и остановилась в нерешительности. Это была пожилая, почти старая, женщина, одетая в серое пальто устаревшего фасона и довольно нелепую черную шляпку.
– Вы пришли на пятнадцать минут раньше, – недовольно проговорила Мария.
– Правда? – Женщина смущенно улыбнулась. – Простите…
– Ничего страшного, но вам придется немного подождать. Раздевайтесь и проходите в комнату.
Не дожидаясь, пока гостья выполнит ее указания, Мария повернулась и, тяжело опираясь на трость, двинулась в сторону ванной.
Там она закрыла за собой дверь, защелкнула задвижку и повернулась к стеклянной полочке. Подрагивающими пальцами взяла с полки маленький шприц… Игла мягко вошла в голубоватую вену, и Мария блаженно прикрыла глаза. Ну вот, через несколько минут боль отпустит.
Когда она вошла в гостиную, гостья стояла у окна и смотрела на серые облака. Несмотря на пожилой возраст, она сумела сохранить стройность. Услышав постукивание трости о паркетный пол, женщина повернулась. На ее губах появилась неуверенная полуулыбка.
– Меня зовут Ольга Николаевна Сабурова, – представилась она. – Как мне называть вас?
– Мария.
– Хорошо.
– Садитесь на диван.
– Благодарю вас.
Гостья прошла к дивану. Сама Мария тяжело опустилась в кресло. Боль в покалеченной ноге стала меньше, но движения остались неуклюжими.
Женщина взглянула на старую театральную афишу, пришпиленную к стене кнопками. На ней была изображена молодая девушка в светлом платье с кринолином. Над головой она держала такой же светлый зонтик.
– Это вы? – удивленно спросила Ольга Николаевна.
Мария кивнул:
– Да.
– Вы были симпатичной девушкой.
– Некоторые считают, что я и сейчас ничего.
– Да… – смущенно проговорила женщина. – Да, конечно. Я просто не так выразилась.
– Не извиняйтесь. Я пошутила. Я прекрасно знаю, как выгляжу. – Мария вставила в губы сигарету. – Простите, что не предлагаю вам чай и кофе. Я несколько дней болела, и у меня не было возможности выбраться в магазин.
Женщина взглянула на нее тревожно.
– Вам уже легче? – спросила она.
– Я почти здорова, – ответила Мария.
Зажигалка сухо щелкнула в ее худых, бледных пальцах. Мария помахала рукой, отгоняя от лица дым, и сказала:
– Слушаю вас.
– Я пришла к вам из-за сына, – начала женщина.
– Что с ним?
– Он умер.
– Сочувствую.
– Мой мальчик сгорел. Ему было двадцать лет, и Коля научился сидеть, он был гением, прикованным к инвалидному креслу. Сын учился в университете, жил там в общежитии.
– Вот как… – неопределенно проговорила Мария.
Глубоко затянулась и выпустила облако сизого дыма. Взглянула сквозь него на посетительницу и спросила: – Милиция, конечно же, уже провела расследование?
– Да.
– И к каким вы выводам пришла?
– Они сказали, что Коля… – Голос женщины дрогнул и, чтобы закончить фразу, ей пришлось сделать под собой усилие. – Сказали, что он сам облил себя бензином и поджег.
– Такое случается, – вздохнула Мария.
– Да, такое случается, – согласилась женщина. – Но только не с моим Колей.
Мария стряхнула с сигареты пепел и снова взглянула на женщину. Еще одна безутешная мать. Еще одна человеческая трагедия. Мария прислушалась к себе, пытаясь определить, волнует ли ее это?… Нет, ее это не волновало, что она отметила без всякого удивления. Слишком много человеческих трагедий прошло у нее перед глазами за последние пять лет.
– Ваш сын уже умер, – сказала Мария негромко. – Зачем нужно ворошить прошлое?
– Я не верю, что он покончил жизнь самоубийством. Он бы никогда на такое не пошел.
Мария пожала острыми плечами:
– Чужая душа – потемки.
– Если бы вы его знали, вы бы так не говорили! – слегка повысила голос Ольга Николаевна.
Мария сдвинула брови.
– Я не хотела быть грубой, – заметила она. – Возможно, вас неправильно информировали. Ко мне приходят, чтобы найти пропавших людей. Ваш сын мертв, и это официально признано. Не понимаю, чем я могу помочь?
Сабурова вынула из сумочки платок, промокнула глаза, взглянула на Марию и сказала:
– Я хочу, чтобы вы доказали, что мой Коля – не самоубийца.
Губы Марии дрогнули. Опять ее принимают не за ту, кто она есть.
– Ольга Николаевна, – начала она мягко, – я не милиционер и не частный сыщик. Тому, чем я занимаюсь, нет названия. Я вижу сны. Иногда мне везет, и в своих снах я вижу пропавших людей. Только и всего. Я не путешествую в загробный мир. Если вы думаете, что я могу встретиться с вашим умершим сыном и поговорить с ним…
– Десять тысяч долларов, – четко произнесла Сабурова.
Мария замерла с открытым ртом.
– Что? – переспросила она.
– Я заплачу вам десять тысяч долларов, если вы узнаете, как и почему погиб мой сын.
Мария закрыла рот, нахмурилась и внимательно посмотрела на гостью.
– Вы не похожи на миллионершу, – обронила она.
Женщина вяло и безрадостно улыбнулась.
– Я не миллионерша. Деньги мы с мужем копили на учебу Коли. Теперь Коли нет.
– Да, но… – Мария дернула плечами. – Ведь еще не конец света. Вы можете потратить их на что-нибудь более…
– Мой сын сгорел, – перебила гостья усталым голосом. – Мой муж после этого слег в больницу с инсультом и через неделю умер. У меня нет ни родственников, ни друзей. Я одна на целом свете. Все, что у меня есть, – память о сыне и муже.
Мария затянулась сигаретой, выдохнула облако дыма и посмотрела сквозь него на гостью.
– Почему вы не верите в самоубийство? – спросила она.
– В последнее время Коля был сам не свой, – ответила Ольга Николаевна. – На выходные, перед самой смертью, он приезжал ко мне. Все два дня просидел у себя в комнате и звонил кому-то по телефону. Говорил Коля тихо, но очень раздраженно. Я услышала только, как он твердил – «я ваш, я ваш». А ночью Коля сильно стонал во сне. Я вошла к нему, чтобы проверить, все ли в порядке. Тогда он открыл глаза, посмотрел на меня и сказал – «посредник». Потом снова опустил голову на подушку и уснул.
– Посредник… – задумчиво повторила Мария. – Кого он мог так называть?
Ольга Николаевна удрученно покачала головой:
– Понятия не имею. Но, думаю, он очень сильно боялся того человека. И это еще не все. Мария Степановна, я не знаю, как вам сказать, но… – Сабурова потупила взгляд, словно ей предстояло признаться в чем-то непристойном. – Иногда мне кажется, что Коля все еще жив.
Марию признание женщины не удивило. Родителям нелегко поверить в смерть ребенка. Иногда отрицание факта смерти может стать настоящим навязчивым психозом. Тут нужно сразу расставить все точки над «и».
– Опознание тела проводили вы? – уточнила Мария.
Сабурова кивнула:
– Да.
– И?
– Это был он, мой мальчик.
– Простите, но тогда я не…
– Он звонил мне.
Мария замерла с открытым ртом, глядя на бледное лицо гостьи. Потом сглотнула слюну и с усилием переспросила:
– Кто он? Кто звонил вам?
– Коля. – Ольга Николаевна нервно улыбнулась. – Он определился у меня на телефоне. Он пытался что-то сказать, но голос был очень слабый. Я ничего не смогла разобрать. – Ольга Николаевна помолчала, боясь встретиться взглядом с Марией. Потом тихо пробормотала: – Вы думаете, я сумасшедшая?
Мария предпочла не отвечать на вопрос. Она стряхнула с сигареты пепел и спросила:
– Телефон Коли так и не нашли?
Ольга Николаевна покачала головой:
– Нет.
Варламова задумчиво сдвинула брови. Десять тысяч долларов – большие деньги, но не настолько большие, чтобы браться за дело, в котором ничего не смыслишь. Однако в душе Марии проснулось любопытство.
Гостья с надеждой и тревогой вглядывалась в ее лицо. Вдруг она подалась вперед и быстро проговорила:
– Вы ведь и сами были матерью. И тоже потеряли сына. Пожалуйста, помогите мне! Я знаю, что вы не занимались такими делами, но… Что, если ваши возможности гораздо шире, чем вы сами о них думаете?
Слова Сабуровой заставили Марию задумчиво сдвинуть брови. Она ведь действительно не знает своих возможностей. Пять лет назад Мария уцепилась за первое, что помогло ей вернуться к жизни. А что, если ей дано от Бога больше?
Как знать, вдруг, помогая этой женщине и, возможно, ее сыну, она каким-то образом поможет и своему сыну… Мария не слишком верила в посмертное существование, но за последние несколько лет видела много такого, что не укладывалось в привычные представления о мире.
Человеку не дано предугадать, как отзовутся его поступки. Но иногда стоит рискнуть.
– Вы ничего не теряете, – словно бы прочла ее мысли Ольга Николаевна. – Я просто хочу, чтобы вы попробовали. Если есть хоть один шанс…
Она замолчала и опустила взгляд на свои худые пальцы, сжимающие платок.
– Ольга Николаевна, – осторожно начала Мария, – допустим, что я попробую. Но… Что, если официальная версия окажется верной?
– К вам у меня не будет никаких претензий. Поймите, Мария, мне больше не к кому обратиться. Вы – моя последняя инстанция.
Варламова скосила глаза на раскаленный кончик сигареты. Для людей, которые приходили к ней, она всегда была последней инстанцией. Иногда это сильно ее утомляло, иногда – нервировало. Оправдана ли была их надежда? В двух случаях из трех она ошибалась. И даже когда угадывала – зачастую полученной в видениях информации все равно было недостаточно, чтобы обнаружить пропавшего человека.
Пять лет назад у нее были приличная работа, квартира, шестилетний сын и подержанная темно-вишневая «Мазда».
А потом случилась авария. Виною всему мокрая дорога и любовь Марии к быстрой езде. При столкновении с грузовиком сын вылетел сквозь лобовое стекло и, как сказали позже эксперты, погиб мгновенно. Мария выжила, но лишилась селезенки и левой почки. Ее правую ногу хирурги собрали из осколков и склеили как могли (Мария находила, что не очень удачно). Но больше всего досталось голове. В результате сотрясения и ушиба головного мозга Мария девять дней пролежала в коме. Врачам пришлось трепанировать ей череп, чтобы откачать излившуюся в мозг кровь.
Через девять дней Мария пришла в себя и узнала, что сына у нее больше нет. Вот тогда-то и начались эти странные приступы. До жути реальный бред, во время которого мир, окружающий Марию, менялся и превращался черт знает во что.
Первый приступ случился в больничном сквере. Небо вдруг потемнело, а деревья превратились во вбитые в землю высоченные колья, на вершине каждого из которых болталась человеческая голова. Приступ продолжался всего две или три минуты, но за столь короткое время она испытала едва ли не такой же лютый ужас, как в то мгновение, когда узнала о смерти сына. Вскоре Марию выписали домой, и жизнь ее круто изменилась.
Мария вздохнула:
– Хорошо. Я попробую вам помочь. Где все это случилось?
– В студенческом общежитии. Вы знаете университетское здание на Воробьевых горах?
– Да. Студенты называют его ГЗ.
– Коля жил в секторе «Г». Блок 935. Левая комната.
Мария взяла со стола блокнот и ручку и, откинувшись на спинку кресла, снова взглянула на Ольгу Николаевну.
– Расскажите обо всем подробней, – попросила она.
4
Держа в руках визитную карточку Мария неторопливо набрала номер. Самойлов взял трубку почти сразу.
– Слушаю вас! – послышался в трубке его бодрый голос.
– Андрей Иванович, это Варламова.
– Мария Степановна! Как я рад вас слышать! Я как раз собирался позвонить вам и еще раз поблагодарить!
Мария поморщилась. Ей бы очень хотелось опустить «дежурную» часть разговора, состоящую из изъявлений признательности и пожеланий доброго здоровья, но такова уж необходимая часть обычного ритуала.
– Как ваша дочь? – поинтересовалась она.
– Два дня назад вышла из больницы. Врачи говорят, что с ней все будет в порядке.
– Уверена, что вы об этом позаботитесь, – заметила Мария. Отлично, можно перейти в цели звонка. – Андрей Иванович, помните, вы называли себя моим должником?
– Конечно! Чем я могу вам помочь?
«Соберись, будь строгой и веской», – сказала себе Мария.
– Андрей Иванович, я знаю, что вас связывает близкая дружба с министром образования. Это так?
– Так. Мы с ним когда-то вместе учились. А что?
– Я хочу, чтобы вы помогли мне устроиться на работу.
– Вот как? Куда именно?
– В Московский университет.
На том конце «провода» повисла пауза.
– Понимаю, что звучит довольно дико, – снова заговорила Мария, – но для меня это очень важно.
– Гм… – пробормотал Самойлов. – Вы меня озадачили. Московский университет – место престижное. Попасть туда с улицы невозможно.
– У меня есть высшее образование, – сообщила Мария. – И я сдавала кандидатский минимум. Что, если я прочту какой-нибудь спецкурс? Совсем небольшой.
– Спецкурс? – Вновь пауза. – Что же вы хотите читать?
– Ну… что-нибудь связанное с магическими культами. Я изучила на данную тему огромное количество книг и неплохо разбираюсь в вопросе.
– Не сомневаюсь. – Собеседник снова выдержал паузу. Затем заговорил голосом все еще участливым, но уже слегка отстраненным: – Мария Степановна, вы спасли мою дочь, и я перед вами в неоплатном долгу. Но ваша просьба… как бы помягче сказать…
– Ясно. – Мария провела ладонью по волосам. – Что ж, спасибо, что выслушали. Всего доброго.
Она хотела положить трубку, но Самойлов окликнул:
– Постойте! Не горячитесь, я ведь не сказал «нет». Просто это будет очень сложно – вас устроить. Могу я для начала узнать, для чего вам это?
– Мне надоело мое положение. Мне не верят, меня презирают, меня ненавидят. Но если у меня будет статус преподавателя, даже мои недруги будут вынуждены принимать меня всерьез.
В паузе, возникшей затем, ощущалось сомнение. Наконец Самойлов заговорил:
– Мне не очень понятны ваши мотивы. Люди в очередь выстраиваются, чтобы встретиться с вами, а вы говорите о каком-то статусе. Вы спасаете жизни, разве этого мало?
– Выходит, что мало, – вздохнула Мария.
– Гм… Что ж, если так… Я попробую что-нибудь сделать. Но, конечно же, я ничего не гарантирую. Кстати, я показывал вашу фотографию дочери, и она сказала, что видела вас во сне. Удивительно, правда?
– В самом деле, – согласилась Мария. – Передавайте ей привет.
– Обязательно! А по поводу вашего вопроса… Давайте сделаем так: я попробую что-нибудь выяснить, а завтра утром, в крайнем случае – вечером, позвоню вам и обо всем расскажу. Идет?
– Идет.
– Тогда до связи?
– До связи.
– Берегите себя, Мария Степановна.
– Обязательно.
Самойлов перезвонил на следующее утро. Он сдержал слово и выхлопотал для Варламовой «пробный» спецкурс по истории мистических культов и тайных доктрин. Мария подозревала, что Андрею Ивановичу пришлось привлечь связи весьма высокого уровня. По крайней мере, когда он разговаривал с ней по телефону, голос у него был усталый и не очень благожелательный.
– Постарайтесь меня не подвести, – попросил он в заключение беседы.
Мария пообещала.
Вечером она сидела в кресле с бокалом сухого красного вина в руке и смотрела на закат. Окно комнаты выходило на восток, но стекла противоположных высоток отражали оранжевые всполохи заката, и это зрелище было куда более изысканное и великолепное, чем вид закатывающегося за горизонт багрового шара.
Мария думала о шприце и ампулах с лекарством, лежащих в заветной шкатулке. А еще о Самойлове. Красивый мужчина. И почти ее ровесник. Сложись ее жизнь чуточку иначе и будь она чуточку покрасивее, то, пожалуй, могла бы…
Чушь! В тридцать четыре года женщины не мечтают о принцах. Да и какая из нее принцесса? Стареющая тетка с тростью в руке. Кто сможет разглядеть в подобном чудовище пламенную красавицу? Только идиот или сумасшедший.
Мария тихо засмеялась и отпила из бокала. Вино прохладной, ароматной волной прокатилось по языку. Мария любила это ощущение. Никакой наркотик не заменит вина. Удовольствие, которое приносил наркотик, попахивало смертью. Во вкусе вина была жизнь.
Стекла соседних домов погасли. На город опускались сумерки. Мария задремала в кресле с пустым бокалом в руке.