Должен ли я смотреть на зажатую в кольцо голову смерти, которая имеет мое лицо?
Джон Донн
Пролог
Двое механиков, одетых в теплые куртки и шерстяные шапочки, сидели в термопалатке, настраивая оборудование для бурения. За стенками мела метель, угрожая сорвать палатку, но опоры ее были прочными, и волноваться механикам было не о чем.
Тот, что помоложе, посмотрел на коллегу тревожно и сказал взволнованно:
– Филипп, у тебя хлещет кровь!
– Где? – не прекращая работы, небрежно осведомился механик постарше.
– Из носа! Ты что, не чувствуешь?
Пожилой стянул с руки перчатку и потрогал верхнюю губу. Затем посмотрел на руку и растер между пальцами алую кровь.
– Дьявол! – хрипло выругался он. – Лицо онемело. Наверное, от холода.
– Как на таком холоде может идти кровь? – недоумевал молодой.
– Спроси чего полегче, Марк.
Филипп Марстон выбрал из горы испачканных машинным маслом тряпок самую чистую и тщательно вытер нос и верхнюю губу.
Молодой полярник смотрел на него хмуро.
– Фил, ты в порядке? – осторожно спросил он.
– Да.
Пожилой полярник смял окровавленную тряпку и швырнул ее в угол термопалатки.
– Не отвлекайся, – сухо сказал он Марку. – И затяни потуже болт.
Молодой кивнул и снова склонился над оборудованием. Марстон опять потрогал губу и снова посмотрел на пальцы. Кровь все сочилась. «Что еще за новости?» – неприязненно подумал он и шмыгнул носом. Нижней части своего лица Марстон не чувствовал совсем, словно ему вкололи дозу новокаина.
– Дьявол… – прошептал он одними губами, разглядывая окровавленные пальцы. – Когда вернемся в обсерваторию, надо будет показаться доктору.
– Ты что-то сказал, Фил? – поднял голову Марк.
– Нет. Тебе послышалось. Ну, как там?
– Все готово. Думаю, теперь проблем не будет.
Марк убрал ключ в чемоданчик с инструментами.
– Слушай, – снова заговорил он, – а что босс будет делать со вчерашней находкой?
– Что делать? – Марстон поскреб ногтями небритую щеку и хмыкнул. – А что он делает со всеми находками? Запаяет в пластик, распихает по контейнерам и отправит в секретную лабораторию. Ну, или еще куда-нибудь. Наше с тобой дело маленькое – следить за тем, чтобы оборудование работало нормально. А в остальное нос лучше не совать.
– Почему?
– Потому что прищемят.
Марк улыбнулся:
– Тебе, я вижу, уже прищемили.
Марстон уставился на молодого коллегу холодным взглядом и скривил лицо:
– Очень смешно!
– Прости. Так, к слову пришлось.
Марк посмотрел на окровавленный нос коллеги и не удержался – хихикнул. Лицо Филиппа Марстона посуровело. Он хотел сказать юнцу пару ласковых, но вдруг насторожился – за стенками термопалатки ему послышался отдаленный рев.
– Ты слышал?
– Что?
– Кажется, к нам идет гость.
– Какой еще гость?
И снова в отдалении заревел зверь.
– Ты что, не слышишь?
– Нет.
Марстон усмехнулся:
– И как ты только медкомиссию прошел?
До его слуха вновь донесся яростный рев. На сей раз зверь ревел совсем близко, он явно был чем-то рассержен. По спине пожилого полярника пробежал холодок. Однажды он слышал, как ревет раненый белый медведь, и этот рев был очень похож на тот, который уже приходилось слышать Марстону. Если медведь пришел в ярость от боли и жаждет мести, то его ничто не остановит. Кроме пули.
Марстон поднял с пола чехол и достал из него дробовик.
– Ты чего? – удивился Марк.
Марстон не ответил, прислушиваясь к звукам метели.
– Что ты собрался делать, Фил? – снова спросил Марк.
Марстон передернул затвор дробовика и глянул на коллегу холодно.
– Хочу спасти твою задницу. А заодно и свою. Бери инструменты и пошли. Я – впереди, а ты иди за мной и не высовывайся. Если скажу «беги» – пулей несись к снегоходу. Понял?
– Да. – Лицо Марка стало строгим и сосредоточенным, как у Филиппа. Тревога, прозвучавшая в словах старшего коллеги, передалась и ему.
– Все. Пошли.
И Марстон первым вышел из палатки, держа дробовик наготове. На улице мело, но несильно. По прогнозам метеорологов, настоящая метель начнется только через полторы недели, а то, что сейчас клубится в воздухе, – пустяк, легкая поземка.
Снежная пустыня была чиста. Ни людей, ни зверей – ни единого намека на чье-либо присутствие. Только термопалатка, сооруженная над буром, и снегоход, стоявший в двадцати футах от нее.
Механики успели пройти несколько шагов, как вдруг Марстон услышал за спиной скрип снега, быстро обернулся и – побелел от ужаса. Из-за термопалатки вышел огромный белый медведь. Зверь был худ, словно не ел по меньшей мере пару недель, а на боку у него темнело огромное светло-бурое пятно крови.
На мгновение медведь остановился, уставившись на Марстона глазами, в которых полыхал голодный свирепый огонь, затем взревел и ринулся вперед.
– Быстрее к вездеходу! – закричал Марстон, вскинул дробовик и нажал на спусковой крючок.
Выстрел прогремел как гром.
Марк, вскрикнув, побежал к снегоходу. Марстон понесся за ним. Он видел, что пуля не задела зверя, а лишь ошеломила на пару мгновений. Теперь, пока медведь не пришел в себя, нужно успеть добежать до машины.
За спиной у Марстона раздался страшный гневный рев.
– Быстрее! – отчаянно завопил Марстон.
Марк уже добежал до снегохода, вскочил на подножку, быстро открыл дверь и скользнул внутрь.
Марстон остановился и на бегу дал еще один залп из дробовика. Затем запрыгнул на подножку, ввалился в снегоход и крикнул:
– Держи!
Он всучил обомлевшему от изумления Марку дробовик, а сам захлопнул дверцу и завел мотор, внутренне сжавшись от ожидания нападения. Однако зверь не напал. Думать о том, что произошло, у Марстона не было времени. Снегоход мягко тронулся с места и понесся по снежной пустыне, набирая скорость.
Марстон машинально обернулся, и на лбу у него выступили крупные капли пота – он увидел медведя. Зверь не отставал и даже, наоборот, стремительно нагонял снегоход. Марстон взглянул на спидометр – сорок миль в час! Однако расстояние между медведем и снегоходом сокращалось.
«Этого не может быть! – в отчаянии подумал Марстон. – Белые медведи не бегают с такой скоростью!»
– Фил, ты…
– Он догоняет! – рявкнул на молодого коллегу Марстон. – Держись крепче!
Вцепившись в руль снегохода, Марстон вдавил педаль скорости до предела. Лицо его онемело, и он не чувствовал, что из носа снова потекла кровь. В мозгу билась одна мысль – белый медведь с кровавым пятном на боку гонится за снегоходом и не отстает ни на шаг, и если ослепленный яростью зверь нагонит снегоход, прыгнет на колпак – им конец. Даже если медведь не пробьет колпак лапой, он перевернет снегоход, а потом выцарапает их из кабины и сожрет.
– Фил! – закричал Марк, с ужасом глядя на спидометр. – Фил, какого дьявола ты так гонишь?
– Не возьмешь… – процедил Марстон сквозь сжатые зубы.
Впереди показалась стена полярной обсерватории. Еще немного…
– Фил! – с ужасом крикнул Марк. – Ты нас убьешь!
Стена стремительно приближалась, но Марстон словно бы не замечал этого. Тридцать футов. Двадцать. Марстон оглянулся и увидел, как громадное тело зверя взвилось в воздух в мощном прыжке. Дыхание сперло у Филиппа в горле. Зверь, которого он увидел, не был медведем. И даже больше – это был не зверь! Страшное чудовище из детских кошмарных снов Марстона вскочило на снегоход четырьмя огромными лапами, с оскаленных зубов твари на плексигласовый колпак закапала слюна.
– Фил, нет! – закричал Марк и машинально заслонил лицо руками.
Он успел увидеть черную стену обсерватории, стремительно наплывающую на лобовое стекло снегохода, а в следующую секунду свет померк в его глазах.
Глава 1
Приглашение
1
– Вот объясни мне, Валик, какой смысл в этой премии, если я ничего с нее не имею?
– Что значит не имеешь? Ты – гордость российского кинематографа. Знаешь, сколько людей тебе завидует?
Ульяна поморщилась:
– Глупости, завидовать тут нечему. Подумаешь – получила приз за короткометражку. Постояла минуту на сцене, дала три интервью, а на второй день обо мне все забыли.
– Не все. Кое-кто не забыл.
– Кто, например?
– Я, – ответил Валик и поцеловал Ульяну в голое плечо. – Я не забыл. И работу я тебе подкинул что надо.
– Фильм про коровники? – Ульяна наморщила нос. – Это все, что я заслужила?
– Зато неплохо платят. К тому же ты – гений, а для гения нет запретных тем.
– Валька, я устала от халтуры. Хочу настоящей работы. – Ульяна возвела очи к потолку, раскинула в просящем жесте руки и проговорила: – Господи, и почему мне не предложат полететь в космос и снять фильм про космонавтов? Я бы такое сняла…
Валик засмеялся и погладил ее ладонью по худой спине.
– Не сомневаюсь, – весело сказал он. – С таким небесным телом, как у тебя, только про космос и снимать.
– Дурак! – буркнула Ульяна и хлопнула Валика по лысому темени.
Валик поймал ее руку и поцеловал. А затем выпустил пальцы девушка из ладони и стал выбираться из-под одеяла.
– Уже уходишь? – спросила Ульяна, глядя, как он натягивает трусы на тугие ягодицы.
– Угу, – не оглядываясь, отозвался Валик и потянулся за футболкой.
– Торопишься к жене?
– Тороплюсь. Сегодня мы всем семейством решили выбраться в театр.
– На что идете?
Валик снял со спинки стула джинсы и запрыгал на одной ноге, всовывая другую в штанину.
– На «Белую гвардию».
– Хорошая постановка?
– Не знаю. На афише заявлены Хабенский с Пореченковым. Если, конечно, состав не заменят.
– Ясно. – Ульяна презрительно дернула губой. – Очередная попса.
– Народу нравится, – небрежно проговорил Валик. – Ну все, малышка, я побежал!
Он наклонился и хотел поцеловать Ульяну в губы, но та увернулась. Внезапно «лысый женатик» Валик стал ей противен, и девушка едва не ударила его.
– Ты чего? – удивился Валик.
– Ничего. Катись уже!
– Ладно. – Он выпрямился. – Слышь, Уль, а про коровники все же подумай. Не возьмешься за этот проект, отдам кому-нибудь другому. Не позволяй деньгам проплыть мимо тебя.
– Топай к жене, доброхот.
Дождавшись, пока в прихожей хлопнет дверь, Ульяна схватила подушку, на которой лежал Валик, и яростно швырнула ею в стену, зло воскликнув:
– Катись-катись! И чтоб на тебя упал театральный софит, болван!
Оставшись одна, Ульяна некоторое время валялась в постели, хмуро глядя в потолок и о чем-то задумавшись. Затем вздохнула, выбралась из постели и прошлепала босыми ногами к зеркалу.
Некоторое время стояла перед зеркалом, осматривая себя и размышляя. Она красивая, молодая, талантливая. И сильная. Да, сильная. Ну почему ей так не везет, а? Почему на пути попадаются одни кретины, слизняки да женатики?
Ульяна наморщила нос и отвернулась от зеркала. На несколько секунд замерла посреди комнаты – голая, задумчивая, растерянная. В душе все еще клокотала злость. Двадцать девять лет, а жизнь уже летит псу под хвост. А ведь как хорошо начинала!
На курсе Ульяну Макарскую считали лучшей. Сам мастер неоднократно говорил про нее:
– Видите эту девочку? В ней всего метр шестьдесят пять, но через несколько лет она станет гигантом российской кинодокументалистики.
И вот прошли годы. Премию Ульяна получила, но гигантом так и не стала. Что осталось? Метр шестьдесят пять! Вместо грандиозных проектов, о которых она когда-то мечтала, ей предлагают снимать фильм про коровники. Хоть профессию меняй!
– Брошу все и уйду снимать свадьбы и похороны, – с угрозой проговорила Ульяна. – Там хоть деньги платят.
На тумбочке зазвонил мобильник. Ульяна протянула руку, взяла трубку и, плюхнувшись в кресло, прижала ее к уху:
– На проводе!
– Добрый день, – поприветствовал ее мужской бас. – Я говорю с Ульяной Макарской?
– Да. – Голос показался Ульяне знакомым, и она нахмурилась, стараясь его припомнить. – А кто это?
– Меня зовут Игорь Константинович Прозоров.
– Прозоров? – Лицо Ульяны просветлело, и она даже привстала с кресла. – Гошка?
– Он самый!
Ульяна вскочила на ноги.
– Черт! Гошка! Сто лет тебя не видела! Ты сейчас…
– Я сейчас в Москве, – договорил за нее басовитый собеседник. – И горю желанием тебя увидеть. Найдешь для меня время?
– Время – это единственное, чего у меня завались. Где мы встретимся?
– Где скажешь. Но лучше в центре. Я всего на день в Москве и не хочу тратить время на пробки.
– Понимаю, – кивнула Ульяна, припомнив, что ее бывший школьный дружок Гошка Прозоров теперь вроде бы заделался каким-то крутым начальником. – Знаешь ресторан «Сакуракаи» на Спиридоновке?
– Да.
– Давай там.
– Когда?
– Через час.
– Идет. Только не опаздывай. У меня к тебе серьезное предложение.
И он положил трубку.
Ульяна улыбнулась и швырнула мобильник назад на тумбочку. Вот так звонок! Гошка Прозоров собственной персоной! Ульяна не видела своего школьного бойфренда лет восемь. Значит, сейчас ему уже… Наморщила лоб, но подсчитывать не стала, лишь махнула рукой – за тридцать, это точно. Должно быть, он страшно изменился. И заматерел. Где же Гошка работает?
Ульяна задумчиво сдвинула брови. Кажется, где-то в нефтянке… Нет-нет, он был помощником губернатора какой-то нефтяной губернии. Или что-то вроде этого… А может, и нет. Ладно, неважно. Важно другое – во что одеться? Восемь лет назад Гошка был красавцем, а сейчас, должно быть, к красоте добавились солидность и импозантность.
Пожалуй, следует одеться в деловой костюм, но светлых тонов. А под пиджак – шелковую блузку. Этакий сдержанный эротизм не помешает. Ульяна кивнула сама себе и зашлепала босыми ногами к шкафу.
2
Она узнала Прозорова сразу. Гошка сидел за угловым столиком и читал газету. Такой же красивый, как восемь лет назад, только чуть не в два раза шире, с поредевшими волосами, в великолепном костюме и с печатью барской солидности на породистом лице.
«Солидный партнер солидных господ», – усмехнулась Ульяна.
Однако, увидев Ульяну, «солидный партнер» радостно расплылся в улыбке и преобразился, снова став тем Гошкой Прозоровым, с которым они когда-то воровали яблоки в колхозном саду.
– Ульяна, ты?
– Она самая! А что, я так сильно изменилась?
Гошка вскочил со стула, и они обнялись. От Прозорова пахло дорогой туалетной водой и дорогой материей. Никакого запаха табака. Краем глаза Ульяна увидела, что двое крепких парней в темных костюмах, сидевшие за соседним столиком, слегка напряглись и переглянулись.
«Охрана, – поняла она. – У Гошки есть свои телохранители! Видать, он и правда высоко взлетел».
– Черт, Гошка, как же я рада тебя видеть!
– Я тебя тоже. – Слегка отстранившись, Прозоров внимательно осмотрел ее, снова улыбнулся и сказал: – Ты такая же, как была.
– Глупости, я стала в десять раз лучше! – смешливо воскликнула Ульяна. – А ты, я вижу, бросил курить? Раньше от тебя несло табаком за версту.
– Бросил. Еще пять лет назад.
– С чего вдруг?
– Здоровый образ жизни. Должность обязывает. Присаживайся!
Он отодвинул для Ульяны кресло, и она уселась. Вытянула из пачки «Мальборо-лайт» белую сигарету и потребовала:
– Давай рассказывай. Где ты сейчас? Кто ты?
– Может, сперва что-нибудь закажем?
Ульяна чиркнула зажигалкой и покачала головой:
– Я не хочу есть. Закажи мне бокал вина.
Прозоров подозвал официантку и заказал вино, а Ульяна закурила. В отличие от Гошки она никак не могла избавиться от пагубной привычки, превращающей ее легкие в решето, хотя и не раз пробовала. Даже участившиеся бронхиты не заставляли решить дело в пользу здорового образа жизни.
Отпустив официантку, Прозоров взглянул на Ульяну.
– Я много о тебе слышал.
– Да? – Брови Ульяны слегка приподнялись. – И что же именно?
– Ты теперь маститый режиссер-документалист. «Приз экуменического жюри за лучший короткометражный фильм». Об этом много писали.
Ульяна поморщилась:
– Не сыпь мне соль на рану.
– Не понимаю… – удивился Прозоров.
Ульяна хотела рассказать о тяготах и превратностях творческой судьбы, о гадах-заказчиках, о продюсерских центрах, где работают одни идиоты, о коровниках, но вдруг подумала, что Гошке, процветающему и респектабельному, будет неинтересно обо всем этом слушать. Она выпустила изо рта облачко бледно-голубого дыма, махнула рукой и небрежно проговорила:
– Ладно, не бери в голову. Лучше расскажи о себе. Я слышала, ты выбился в большие начальники. Работаешь чуть ли не в аппарате президента.
– Не совсем так. Но суть ты уловила верно – я о-о-очень большой начальник!
Прозоров широко улыбнулся, а Ульяна махнула сигаретой в сторону двух парней за соседним столиком и уточнила:
– Твои доберманы?
– Мои, – кивнул Гошка.
– Красавцы! Где бы и мне таких раздобыть?
– Не думаю, что тебе это нужно.
Официантка поставила перед ними по бокалу и аккуратно наполнила их вином из темной пузатой бутылки. Ульяна взяла свой бокал, подождала, пока Прозоров тоже возьмет, затем провозгласила:
– За то, чтобы годы меняли нас только к лучшему!
– Поддерживаю!
Они засмеялись, чокнулись и отпили по глотку.
Дальнейшие минут десять они вкратце пересказывали друг другу свою жизнь. Прозоров был открыт и улыбчив – было видно, что он действительно рад встрече. Глядя на него, Ульяна спрашивала себя: чувствует ли она еще что-нибудь к этому парню? И не находила ответа. Перед нею, без сомнения, был все тот же Гошка Прозоров. Однако что-то изменилось. Что-то в оттенке глаз, в уголках губ. Нечто неуловимо мелкое, но которое в любой момент могло вдруг разрастись и, заслонив собой все остальное, превратить Гошку в человека, незнакомого Ульяне. В «солидного господина», в большого начальника, в хладнокровного и жесткого «босса».
Ульяна закурила новую сигарету. Посмотрела на Гошку сквозь облако дыма и вдруг спросила:
– Ты женат?
Он кивнул:
– Да.
– Есть дети?
– Двое. А как ты?
Ульяна усмехнулась:
– Так же, как восемь лет назад. Ни мужа, ни детей.
Прозоров улыбнулся и хотел что-то сказать (что-то сочувственное или утешительное, как поняла Ульяна), но тут в кармане у него зазвонил сотовый.
– Уль, прости. – Он вынул телефон, нажал на кнопку и прижал трубку к уху: – Прозоров слушает… Так… Так… – Гошка нахмурился и глянул на часы. – Хорошо… Да, я подъеду.
Он сунул мобильник обратно в карман, посмотрел на Ульяну и красноречиво вздохнул. Ульяна хмыкнула:
– Судя по твоему виноватому лицу, тебе пора смываться по делам?
– Да. Работа, будь она неладна…
– Ну, тебе хоть деньги за нее платят. А вот я – вольная птица.
– Это плохо?
– Как посмотреть. Летать – приятно. Подбирать с асфальта крошки – не очень.
– Значит, у тебя сейчас немного работы?
– Тоже как посмотреть, – уклончиво ответила Ульяна. – А что?
– Видишь ли… – Прозоров снова взглянул на часы («Патек Филипп», – отметила про себя Ульяна. – Тысяч двадцать евриков, не меньше»). – Как раз о работе я и хотел с тобой поговорить. Ты отличный режиссер. Говорю так не потому, что я – твой друг. Видел твой фильм и интересовался на твой счет у знающих людей.
– Вот как? – Ульяна слегка прищурилась. – И что же сказали тебе «знающие люди»?
– Что ты – лучшая.
Ульяна слегка покраснела. Как любая творческая личность, она была падка на лесть, но в устах преуспевающего импозантного Прозорова лестные слова звучали как-то странно.
– За недостатком времени буду краток. – Гошка достал из кармана пиджака какой-то листок и положил его перед Ульяной. – Взгляни-ка…
Ульяна взглянула. Наморщила лоб и отрицательно качнула головой:
– Ничего не понимаю. Это что – разрешение на съемку?
– Да. А вот… – положил он на столик еще один листок, – договор на производство фильма. Здесь стоит твоя фамилия. Прочти и, если согласна, подпиши.
Ульяна уткнулась носом в договор, держа листок в длинных, подрагивающих от волнения пальцах. Перед глазами у нее мелькали строчки: «в связи с особой важностью проекта…», «полная творческая свобода…», «сумма гонорара…», «оплата сразу после подписания договора… вся сумма лично в руки или на банковский счет лицензиара…»
Наконец Ульяна отложила договор, взяла бокал и сделала несколько больших глотков. Потом поставила почти опустевший бокал на стол и взглянула на Прозорова недоверчиво.
– Это все серьезно?
– Абсолютно, – кивнул он.
– Что же такого важного в документальном фильме про полярную станцию?
– Понимаешь… – Прозоров понизил голос. – Кому-то там, наверху, взбрело в голову снять ролик о нашей новой полярной станции «Заря-1». Через месяц к нам приезжают высокие иностранные гости, и фильм должен сломать стереотипы.
– Какие стереотипы?
Гошка усмехнулся:
– Макарская, ты что, голливудских фильмов не смотришь? Вспомни, как там изображают наши станции и наших полярников – пьяные мужики в драных тулупах измеряют температуру воды медицинским термометром. И это еще в лучшем случае.
– Гм… – Ульяна прищурилась. – А я, значит, должна разрушить данный стереотип. И зачем?
– Что – зачем? – не понял Прозоров.
– Зачем его разрушать?
Гошка усмехнулся.
– Видишь ли… Дело в том, что те самые высокие гости собираются инвестировать деньги в новый исследовательский проект. Со всеми вытекающими последствиями. Но прежде чем они станут вникать во всякие технические нюансы и сложности, мы хотим преподнести им красивую картинку. Что-то вроде рекламного буклета. Понимаешь?
– Или что-то вроде рекламного ролика, – с сухой усмешкой проговорила Ульяна.
– Верно.
Ульяна снова взяла в руки договор и взглянула на строчку, куда была вписана сумма гонорара. «Однако… Таких деньжищ и за десять коровников не заработаешь», – подумала она. Облизнула пересохшие губы, взглянула на Прозорова и спросила:
– Когда должен быть готов фильм?
– Через неделю.
– Слишком мало времени.
– Я понимаю. Но время не ждет!
Ульяна задумалась. Было очевидно, что за неделю хороший фильм не сделаешь. Правда, если у нее останется отснятый материал… Что ж, с ним можно будет поработать…
Ульяна вновь взглянула на Прозорова.
– Какая концепция удовлетворит заказчика?
– На твое усмотрение, – ответил большой начальник Гошка. – Ты ведь художник, тебе и карты в руки. Но лучше, если ролик будет представлять собой нечто вроде репортажа. Поменьше глянца и побольше настоящей жизни.
– Настоящей?
– Да. Но в определенных рамках, конечно.
– Что ты имеешь в виду?
Прозоров улыбнулся:
– Установка простая: никакого негатива и максимум позитива. Как в любой рекламе.
Ульяна хмыкнула:
– Ты противоречишь сам себе.
– Я знаю, – согласился Прозоров. – Но ты умная и талантливая, а значит, сможешь сделать так, как надо.
Ульяна побарабанила пальцами по столу. Что-то во всей этой истории ей не нравилось. Деньги, конечно, хорошие, но и ответственность… Вдруг она сделает совсем не то, чего от нее ждут? Люди уровня Прозорова легко могут перекрыть ей кис-лород. Нет, не сам Гошка, конечно, а те, кто над ним, и те, кто рядом с ним. Да и с творческой стороны как-то все это… неприятно и нечисто.
Ульяна облизнула губы кончиком языка и неуверенно проговорила:
– Видишь ли, Гошка… Вообще-то у меня наклевывался другой проект.
– Вот как? – вскинул брови собеседник. – Но ведь ты только что сказала, что свободна.
– Да, но… – Поняв, что зарапортовалась, Ульяна нахмурилась. – Ладно, давай начистоту. Если честно, я бы могла снять этот фильм.
– Но тебя что-то останавливает?
– Есть один вопрос.
– Только один?
– Нет, но он – самый важный. Могу я потом на основе отснятого материала смонтировать новый фильм – настоящий, с полным метражом и со своей авторской концепцией?
Прозоров качнул головой:
– Прости, но нет.
Ульяна вздохнула:
– Так я и думала. Значит, опять халтура.
– Прости, – растерянно проговорил Прозоров, внимательно вглядываясь в ее лицо. – Я привык общаться с дельцами и пиарщиками и совсем уже забыл, как нужно разговаривать с художниками. Я думал, это хорошая работа. Но если ты не согласна…
– Я согласна, – возразила Ульяна. – Не то чтобы твое предложение было жутко интересно с творческой стороны, но мне нужны деньги.
Прозоров вздохнул с облегчением.
– Вот и отлично. Я сразу сказал – лучшей кандидатуры, чем ты, не найти. Если бы ты не согласилась, мне бы пришлось остаться в Москве еще на день или два. А это…
У Прозорова снова зазвонил телефон.
– Прости. – Он приложил сотовый к уху. – Да… Да, конечно. Уже выезжаю… Нет, без меня не начинайте. – Сложив трубку и убрав ее в карман, Прозоров посмотрел на Ульяну с грустью: – Мне нужно ехать. Извини, что все так спонтанно и бегом.
Ульяна вытянула из пачки новую сигарету и усмехнулась:
– С вами, дельцами, всегда так. Только встретишься и сразу нужно прощаться.
Прозоров мягко засмеялся, достал из кармана пиджака серебристый прямоугольник и положил на стол.
– Вот тебе визитная карточка координатора проекта. Свяжись с ним – и он все тебе расскажет. Да, и закажи себе еще чего-нибудь. Счет уже оплачен.
– Оплачен? Еще до того, как я заказала?
Прозоров улыбнулся.
– Одна из привилегий моей должности. – Он поднялся из-за стола, нагнулся и поцеловал Ульяну в щеку. – Будь здорова и не скучай! Когда вернешься в Москву, я тебя разыщу, и мы пообедаем по-настоящему, без моих дурацких понтов и идиотской спешки. Пока!
– Пока, – рассеянно кивнула Ульяна.
Прозоров повернулся и стремительно зашагал к выходу, однако двое охранников оказались еще стремительнее. К тому моменту когда босс достиг двери, один из них уже вышел на улицу и, бросая по сторонам быстрые взгляды, придержал для Прозорова створку и проводил его до черного представительского «Мерседеса».
«Странно все это», – подумала Ульяна, когда «Мерседес» уехал. По идее, она должна бы радоваться, а на душе почему-то тяжело. Даже какое-то неприятное предчувствие гложет. С чего бы, интересно?
Ульяна вздохнула: ладно, не стоит о плохом думать. Повернулась и подозвала официантку.
– Я могу взять все, что хочу, и это входит в оплаченный счет, правда? – уточнила она.
Официантка улыбнулась и кивнула:
– Правда.
– Гм… А у вас есть французское шампанское?
– Нет.
Ульяна досадливо поморщилась:
– Черт, надо было назначать встречу во французском ресторане… Тогда дайте мне самый дорогой суши-набор и бутылку сливового вина. Да, и не забудьте десерт.
– Что именно?
– На ваш вкус, цена меня не интересует.