1. Гаврош.
Мерзкий холодный дождь мелко моросил весь вечер и захватил первую часть ночи. Казалось, все дома и улицы вместе с проезжающими машинами и редкими прохожими уже потеряли надежду на сухие и теплые деньки. Благодаря этому дождю ночь выдалась не самая лучшая.
Вдоль улицы по мокрому тротуару быстрым шагом, строго направив свой взор впереди себя, шел высокий мужчина в длинном плаще и широкополой шляпе. Несмотря на непрекращающийся дождь зонта у него не было. Одной рукой он сжимал поднятый воротник плаща перед лицом, а другую, правую, держал в кармане плаща и время от времени доставал ее с платком и, шмыгая носом, вытирал его. При свете довольно тусклых фонарей на лице странного незнакомца можно было разглядеть только нос массивных размеров. Багрово-красный и болезненно распухший он высовывался из-за поднятого воротника и утопал временами в тени широких полей черной, сильно натянутой на голову шляпы.
Обладатель странной внешности четко отмерял шагами тротуар, быстро передвигаясь по улице и не обращая ни на кого внимания. Следом за ним практически по пятам семенил мальчонка лет семи. На первый взгляд можно было подумать, что это сын с отцом откуда-то поздно возвращаются домой, но, присмотревшись более внимательно, сразу становится ясно, что это совсем не так. Одежда на мальчонке была слишком бедная и изношенная. Несмотря на холодную осеннюю погоду на нем была надета поверх полинявшей футболки синяя ветровка, на ногах черные короткие штанишки, из которых малец уже порядком вырос, они безжалостно оголяли голые посиневшие от холода тощие щиколотки. Штиблеты, надетые на босую ногу, были очень побитыми и потерявшими от времени свою первоначальную форму. На коротко стриженой голове сидела сильно потертая кепка с длинным козырьком. Мальчишка был до нитки промокшим, и даже такая одежда не давала ни малейшей надежды на тепло. Он очень замерз, его трясло мелкой дрожью, губы посинели. Пальцы рук, закостеневшие от холода, мальчик все время пытался отогреть своим еле теплым дыханием, постоянно потирая их при этом.
Мальчонка бежал следом за странным незнакомцем в черном одеянии и, жалобно постанывая, со слезами на глазах твердил одну и ту же фразу: «Дяденька, ну дайте что-нибудь на хлебушек, очень вас прошу». Незнакомец, не обращая внимания на слова и на самого мальчишку, продолжал, не сбавляя шаг идти, закутавшись в плащ. Дождь непринужденно, но с жестокой беспощадностью прогонял с улицы все живое, тихо провозглашая свое господство в городе. Незнакомец словно слился с дождем своими мыслями и душой и, так же ритмично отмеряя шагами тротуар, покрывал расстояние ночных улиц.
«Дяденька, ну прошу вас, дайте хоть что-нибудь на хлебушек!» Незнакомец внезапно вздрогнул от этих слов, будто они пробудили его ото сна. Он остановился и резко обернулся, словно испугавшись чего-то. Мальчик, совсем не ожидая таких действий от преследуемого им человека, вовремя спохватился и поспешно попытался остановиться, чтобы не врезаться в мокрый плащ, вставший перед ним черной стеной. Но легко остановиться ему не удалось и, чтобы не задеть человека, мальчишка остановился и упал на асфальт коленями.
Со стороны представилась картина: на ночной улице под дождем стоит высокий человек, а перед ним на коленях сжавшийся от холода и страха стоял беспризорник и жалобно что-то говорил.
Незнакомец медленно наклонился к мальчику, вглядываясь в лицо. Черные глаза блеснули острым любопытством из-под полы шляпы, пронзая насквозь и без того напугавшегося мальчонку. Последний в нерешительности отшатнулся. Он уже не рад был, что увязался за этим странным типом. Сердце стучало в бешеном ритме. Незнакомец медленно протянул руку мальчику. В глазах мальца потемнело от страха, ужас сковал маленькое тельце. Мужчина двумя пальцами слегка приподнял подбородок ребенка и заглянул ему прямо в глаза, затем из кармана вынул правую руку и протянул мальчику. На ладони лежала десятирублевая купюра. Мальчик понимал, что деньги дают ему, но в нерешительности боялся их взять. На лице незнакомца появилась улыбка полная доброты и сострадания. «Держи она твоя». – Тихо, но убедительно проговорил он. Мальчонка, набравшись смелости, протянул дрожащую руку за десяткой. Мужчина взял левой рукой детскую ладонь, а правой мягко вложил в нее купюру, затем так же медленно выпрямился, развернулся и, ускоряя шаг, продолжил свой путь. Вскоре он исчез за зыбкой пеленой дождя в темноте.
Мальчик еще несколько минут простоял в напряжении, приходя в себя от пережитого. Но когда понял, что ужас ушел вместе с тем незнакомцем, так обессилел, что рухнул всем телом на мокрый асфальт. В глазах потемнело, стало тяжело дышать, липкий пот покрыл все тело, подступила тошнота. Мальчик закашлялся и тяжело задышал. Дождь теперь служил не злым властелином, а нежной хозяйкой, ласково с заботой своими каплями освежал лицо лежащего на спине мальчишку. Сознание стало проясняться, тошнота и тяжесть отступили. Мальчик вдохнул полной грудью и протяжно с облегчением выдохнул. В этот момент он обнаружил себя распростертым на сыром асфальте посреди ночной улицы, окончательно промокшим под непрекращающимся дождем. Оглядевшись вокруг, он обнаружил, как неподалеку от него остановилась патрульная машина полиции. Из нее никто не торопился выходить, но и уезжать тоже не собирались, скорее всего, решили постоять и понаблюдать за мальчишкой.
Мальчик понял, что надо уходить, иначе приемник-распределитель не миновать. Собрав все силы, он начал подниматься на ноги. Он уже встал на четвереньки, как вдруг перед собой на мокром асфальте увидел прибитую дождем «десятку». Десятирублевая купюра, насквозь промокшая лежала, распластавшись на тротуаре перед лицом мальчика. Он сначала не поверил своим глазам и от такой неожиданности поскользнулся и больно ударился коленом об асфальт.
Не дожидаясь пока в патрульной машине не приняли его за наркомана, мальчишка быстро соскреб «десятку» с тротуара и, поднявшись на ноги, слегка пошатнулся от внезапного головокружения. Краем глаза он увидел, как машина медленно тронулась с места и стала приближаться. В полицию попадать желания никакого не было и поэтому мальчик, ускоряя шаг, пошел от машины, а затем побежал и сразу же скрылся в сырой темноте дворов, сжимая в кулаке мокрую находку.
Курский вокзал был по ночному сонным, но не спящим. Люди передвигались очень медленно, практически никто никуда не торопился. Лишь изредка, когда по громкоговорителю бодрый женский голос, чётко отчеканивая каждое слово, объявляет прибывшем поезде и начале посадки. движение на вокзале начинается оживляться. Люди, как неугомонные муравьи начинают в ускоренном темпе двигаться в сторону названной платформы, то и дело, сталкиваясь друг с другом. Иногда к входу вокзала подъезжают и высаживают людей с багажом такси и частные автомобили. Полицейские, дежурившие на территории вокзала, сонно расхаживали среди людей и изредка, представившись, осматривают документы у отдельных лиц. Сигналы объявлений, шум голосов людей, редкие гудки электровозов наполняли атмосферу ночной жизни вокзала.
Обойдя эту самую жизнь стороной и, стараясь оставаться незамеченным, мальчик пробрался до забора, разделяющего улицу от железнодорожных тупиков пригородных электричек. Нашёл на ощупь лаз и пролез через него совершенно свободно на другую сторону. Платформа, на которой он очутился, слабо освещалась ночными фонарями и была такая же мокрая от непрекращающегося дождя, как и сам мальчишка. Мальчик огляделся, кругом ни души. Вдоль забора так, чтобы не привлекать к себе постороннего внимания он быстрым шагом направился к дальнему концу платформы. Девятый тупик поездов горьковского направления был с двумя платформами и одна крайняя, практически, не использовалась в нужных целях. Постройки, примыкавшие к ней, казались плотно закрытыми и давно никем не посещались. Мальчик тихо пробрался к одной из них.
Это был домик из кирпича оштукатуренный и побеленный известкой. Деревянный чердак был всегда открытый и совершенно пустой. Оба окна домика были забиты фанерой и укреплены металлической решеткой, лишь на одном окне в районе форточки был вырван кусок фанеры. Черная металлическая дверь с надписью мелом «Лена» угрюмо преграждала проход нежеланным гостям.
Мальчик бесшумно подкрался к окошку, она была на уровне платформы, и тихонько постучал условным стуком. Сжавшись от пронизывающего сырого холода, он притаился и стал ждать ответ. Ответа не было. Мальчишка снова повторил свой позывной стук. Ответа опять не последовало. Мальчик уже начал волноваться. Похоже, что внутри домика спали и не слышали его. Ночевать на улице под таким дождём ему не очень-то хотелось. Погода совсем не подходящая.
Мальчик просидел ещё минут десять, специально выждал такую паузу, благо вокзальные часы были хорошо видны издалека, и снова повторилось твой стук. Странно, ответа не было. Обида поступила к горлу болезненным комком, выступили слёзы. Вот досада-то, дежурный видимо уснул, не выдержал, а мальчишке теперь придётся на улице под дождём ночевать.
Дождь как назло начал ещё больше лить. Мальчик съёжился от холода и хотел уже уходить искать место для ночлежки, вытирая мокрым рукавом с лица то ли слёзы, то ли капли дождя, как вдруг он услышал ответ. Но так тихо тот прозвучал, что показалось, будто он просто ослышался. Не теряя надежды мальчишка, быстро скользнув к окошку, повторил позывной. И… О, Боже! Ответ повторился. Значит, всё-таки ему не показалось. Мальчишка моментом спустился по ступенькам к двери. Щелкнул засов, и дверь слегка отворилась, скрипнув несмазанными петлями. Мальчонка легкой тенью нырнул в щель и дверь, снова скрипнув, опять захлопнулась также быстро, как и отворилась.
Внутри у двери пришлось немного постоять, чтобы глаза привыкли к темноте, а потом он прошел в ближний правый угол и сел. Посреди комнаты стоял самодельный электрический теплонагреватель. Открытая спираль, раскаленная до ярко-желтого цвета, в одно время обогревала помещение и служила своеобразным светильником-ночником.
Немного согревшись после мерзкой погоды на улице, мальчик осмотрел комнату. Везде по всему полу на разнообразных самодельных лежанках спали люди. Свободного места не осталось нигде, только в углу, в котором сидел он сам для него всегда придерживал свободным его новый друг Пельмень.
Запах в комнате стоял тошнотворный. Немытые тела, грязная одежда, сохнущая после дождя, сумки и какие-то тряпки на полу. Неприятный запах и испарения от этих источников, соединившись в один смрад забивали воздух тяжелой вонью. И нужно было приложить немало сил, чтобы привыкнуть к этому смраду и при этом, чтобы не стошнило.
– Почему так поздно? – послышался голос Пельменя. – Мы же договорились, что не будешь задерживаться. Тут на твоё место столько желающих было, еле отбился.
– Спасибо тебе. – Ответил мальчик.
– Что спасибо? Думай головой. На тебя уже здешняя шпана жалуются.
– Что я им сделал?
– Покоя им не даёшь. Обзавидовались сволочи. Вон лежат годы.
– А что не завидовать-то? – С горечью в голосе удивился мальчик.
– Как что завидовать? Живешь, как хочешь, сам по себе. Промышляешь в этом районе, ночуешь здесь, приходишь и уходишь, когда захочешь, при этом за всё это ни копейки не башляешь.
– А почему я должен деньги платить? Ведь это же общая улица, по ней вон, сколько людей ходит, никто ведь из них не платит, значит, и я не буду.
– Дурачок, я ведь объяснял тебе уже.
– А сарай! Он вообще ничейный. Кто хочет, в нём спит. Вот смотри, почти весь местный брод собрался и все спят.
В дальнем углу послышалась возня, и чей-то хриплый голос недовольно возмутился:
– Кто это сброд?
– Э, заткнись и не рыпайся там, пока я тебе харю не растоптал! – Оборвал его властным голосом Пельмень.
– Сброд, сами вы сброд… – Не унимаясь, ворчал голос из темноты.
– Заткнись, сука! – Вспылив, зашипел Пельмень и с силой швырнул чей-то башмак, подвернувшийся под руку в угол на голос.
Голос взвизгнул от удара и замолчал.
Опомнившись, Пельмень посмотрел на мальчика и, ощупывая его ноги, спросил:
– Гаврош, я не твой башмак случайно кинул?
Мальчик улыбнулся:
– Да, нет мои на месте. – И тут же с любопытством спросил. – Скажи, Пельмень, а почему ты меня Гаврошем зовешь? Меня ведь Игорем зовут.
– Гаврошем? – Переспросил Пельмень и, по-братски положив руку на плечо мальчика, с улыбкой посмотрел ему в глаза. – Когда я тебя впервые увидел на вокзале, ты мне сразу напомнил Гавроша, такой же маленький, серьезный, боевой. Думаешь, я забыл твой укус?
Пельмень при этом потер запястье правой руки и тяжело крякнул при этом. Гаврош поежился от смущения.
– Да, ты не переживай, я не злюсь. – И, добродушно улыбнувшись, Пельмень потрепал вихры на голове мальчика. – Разве на тебя можно злиться? Кстати, а когда я спросил твое имя, ты как мне ответил?
– Ну… Игорь. – Насупившись, ответил Гаврош.
– Нет, не Игорь, а Игореша! – Пельмень захохотал.
Гаврош, еще более смущенный, втянул голову в плечи и засопел.
– Да, ладно, брат, ты не смущайся! – Успокоил его Пельмень. – Мне сразу тогда на ум рифма пришла: Игореша – брат Гавроша. Так что твоя внешность плюс имя сразу говорят за себя.
– Что?
– Что, что? – Не понял озадаченный Пельмень.
– Что говорят?
– Ну, то, что ты Гаврош.
– Ничего они не говорят, молчат и сохнут.
– Ну, ладно спи. Завтра Сморчок придет утром, он хочет с тобой поговорить.
– Я завтра утром очень рано ухожу.
– Не вздумай, Сморчок уже раз заходил, тебя не было.
– Ну, и завтра не будет.
– Ты это брось! Сморчок пацан не плохой, когда с ним не ссоришься. Кстати, как у тебя дела с батей? Нашел?
– Нет, не нашел. Мне деньги нужны. Сегодня весь день искал. – Со вздохом произнес Гаврош.
– Как же ты искал?
– Просил у прохожих.
– И что, давали?
– Не, а.… По рублю, по несколько рублей давали. Вот смотри. – Гаврош погрузил пятерню в звенящий карман и вынул горсть мелочи.
– О-о, стой, брат, спрячь свои барыши подальше, завтра светло будет, посчитаем. Сейчас только растеряем все.
Ночная улица. Дождь. Слабо горящий уличный фонарь. Игорешка один на улице. Он ищет отца! Вот впереди мелькнула тень, Игореша за ней. Сердце стучит. Он твердо уверен, что это его отец. Мальчик забегает за угол, тень мягко скользит и скрывается за другим углом. Мальчик, запыхавшись, бежит вслед за ней. Вот она уже совсем рядом. В мозгу у Игорешки стучит: «Папка, стой! Папка! Ты нужен нам, папка!» Сердце готово выскочить, его стук тяжелым пульсом отдается в висках. «Папка, не уходи, это я, Игореша!» Мальчик плачет навзрыд, пытается схватить ускользающую тень. Вот-вот он уже почти взял, но в это время сзади его кто-то пинает по ногам. Ему больно. Его пинают еще сильнее и приговаривают: «Так это что ли ваш Гаврош?» Сильная боль и горькая досада выводят из себя мальчика. Он с большим сожалением видит, как тень удаляется и исчезает совсем, но боль в ногах не дает ему идти за ней. Злость перерастает в бешенство. Так долго искал отца, а тут осталось только дотянуться к нему рукой и ему помешали. Мальчик выхватил складной нож из-за пояса, нажатием кнопки выкинул лезвие, резко развернулся лицом к врагу и, не произнося ни звука, стал махать ножом перед собой, пытаясь достать обидчика.
Громкий шум голосов и хохот заставили его опомниться. В тот же момент мальчик увидел, что стоит в том домишке, куда пришел ночевать, в своем углу, а перед ним на заднице сидит перепуганный парень и старается отползти назад. Сзади горемыки толпа грязных и неопрятно одетых ребят. Одни из них ругаются на Гавроша, а некоторые хохотали, нахваливая его. Тут он окончательно пришел в себя и увидел, что как во сне стоит, вытянув вперед руку с открытым ножом, в позе готовой к нападению и защите.
– Убери нож, придурок! – Вымолвил, наконец, парень, вставая на ноги и в то же время пятясь назад. И наконец, окончательно придя в себя, скомандовал: – Пельмень, забери у него перо, пока я этим пером в нем дыр не наковырял!
Гаврош тоже к тому времени пришел в себя и молчал, но нож убирать не торопился. Он не мог понять, что от него нужно этому типу.
Из толпы вышел, переваливаясь с ноги на ногу Пельмень. Он подошел к Гаврошу, аккуратно взял нож из рук мальчика, внимательно рассмотрел его, покачал головой и с видом знатока прицокнул языком.
– Не наша работа. Здесь, на наших «зонах» такие не делают. Видно, из Азии прибыл. – И тут он добавил. – Откуда он у тебя, Гаврош?
– У соседского пацана на машинки поменял.
– У него что, батя в Азии чалился?
От слова «машинки» все вокруг заухмылялись. Гаврош на них внимания практически не обращал, словно их и не было.
– Не знаю, что такое «чалился»? – Признался мальчик. – Прости они, как и мы с Казахстана приехали.
Из толпы кто-то спросил:
– Так ты казах что ли?
– Сам ты казах! – Огрызнулся обиженно мальчик. – Казахи с черными волосами и черными узкими глазами.
– Ты китайцев видел? – Поддержал Гавроша Пельмень. – Так казахи такие же.
И, уже обращаясь к Гаврошу, добавил:
– Так ты из Казахстана? То-то я слышу, говор не наш. Давно приехал?
– Давно. – Коротко отрезал Гаврош и отвернулся, чтобы не выдать своих слез, предательски навернувшихся на глаза. Все прошлое напоминает ему об отце.
Пельмень вернул мальчику нож:
– Не дури им, штука серьезная.
Гаврош деловито. не говоря ни слова, откинул рукой куртку назад и всунул нож за пояс штанов за спиной. Так же деловито, не говоря ни слова, курточку аккуратно поправил и застегнул на молнию.
Сморчок вышел в центр круга. Он действительно был похож на гриб сморчок, не высокого роста, худощавый, но мосластый, коротко стриженный. Всё бы ничего, только лицо у него было в каких-то морщинах и руки все сморщенные были, даже ботинки на ногах были сморщенные. В общем, тот, кто давал ему эту погонялу обладал не только хороший наблюдательностью, но и отменным чувством юмора.
– Э, Пельмень, гони этого придурочного щегла отсюда, пока он сюда ментов не привёл, их ещё здесь не хватало. Давай вали отсюда и забудь это место!
– Сморчок прикрикнул на Гавроша и хотел уже пнуть ногой ему по заднице, как мальчишка резко повернулся и, вытянув ладонь вперед, останавливая обнаглевшего парня, взволнованно выговорил: